ФАНТОМ
Презирая московскую скуку,
я остался стоять на краю,
я тебя потерял, словно руку
в беспощадном ненужном бою.
Это станет уроком потом нам,
а сегодня потеря легка.
Дорогая, ты стала фантомом,
и в могиле истлела рука.
И неважно теперь, что там было,
как подумаешь, все ерунда.
На горе зеленеет могила,
но бывают минуты когда,
непогода ли в том виновата,
непонятно, короче, в чем соль,
настигает меня как расплата
за ошибку фантомная боль.
И хожу я весь день инвалидом,
и тоскливо, хоть плачь, на душе,
и неясно чего же болит там –
вроде все отболело уже.
«КУРСК»
Не вернётся никто из пучины,
и уже никого не спасут.
Плачут женщины, плачут мужчины,
до последнего верят и ждут.
И владыка приехал с охраной
матерей и отцов утешать,
постоял на краю океана,
поплевал и уехал опять.
Утонули проклятья и крики,
как топор, в ледовитом краю,
но придётся ответить владыке
за неправду и трусость свою.
* * *
Последняя радость осталась – дорога,
она начинается прямо с порога,
идет мимо школы, петляет дворами,
ее я измерил своими шагами,
за школой ее перерезал трамвай,
и сам я себе говорю – не зевай!
А дальше она поднимается в гору,
с которой катаются в зимнюю пору,
потом она между деревьями вьется,
и кто-то навстречу тебе улыбнется.
Дорога похожа на школьную пропись…
Как жаль, что она упирается в офис.
* * *
В Москве все пышно расцветает,
а в вологодской стороне
листочек первый распускает
природа, словно в полусне.
Душа исполнена покоя,
в столице брошены дела,
и ощущение такое,
как будто жизнь назад пошла.
И ты лежишь на верхней полке
и спишь как много лет назад,
а вдоль дороги елки, елки,
как дни прожитые летят.
И мы еще не знали горя
ни с той, ни с этой стороны,
еще не ездили на море,
друг в друга крепко влюблены.
Нас жизнь еще не обломала,
не обманула, не сожгла,
и от вокзала до вокзала,
как будто вечность пролегла,
где мы заложники с тобою.
Но солнца лучик бьет в окно,
и ничего еще судьбою
наверняка не решено.
СОРНЯК
Не альбатрос, не покоритель
крутых вершин,
я – просто бедный сочинитель
и блудный сын.
Я славы не ищу невнятной,
я, скажем так,
на ниве жизни необъятной
простой сорняк.
Другим, что я произрастаю, –
до фонаря.
Я семена свои бросаю
на ветер зря.
Услышу я зубовный скрежет
за эту речь,
меня серпом садовник срежет
и бросит в печь.
* * *
Всё кончено, значит, осталось проститься
и в новую жизнь окончательно влиться.
Там новые встречи и новые связи,
и новые, новые сдвиги по фазе.
И новые тени выходят из мрака,
одна только память скулит, как собака.
Стою, как вратарь, проворонивший шайбу,
а ты уже с кем-то болтаешь по скайпу.
* * *
Взирая на трубы завода
и церкви разбитый хребет,
выходит поэт из народа,
как тени выходят на свет.
Течет, утекает водица,
как этот денёк голубой.
Хотел бы я снова родиться
и встретиться снова с тобой.
Хотел бы я жить и работать,
любить и стихи сочинять,
по фене поганой не ботать,
измен и предательств не знать,
забыть эти дрязги и кипеж,
спокойно дожить до седин,
увидеть, как сказочный Китеж
всплывает из тёмных глубин.
Смотри, словно белые птицы,
уходят на юг облака.
Хотел бы я снова родиться,
хотел бы да жизнь коротка.
ДЕТСКАЯ ПЛОЩАДКА
Вот детская площадка: две горки и грибок –
для детворы окрестной отличный уголок.
С утра играют дети, им дождик – ерунда,
им все равно, что скоро настанут холода.
Их смех пересекает площадку, как волна,
их жизнь ещё прекрасна и радости полна.
Да это всё прекрасно, но грустно оттого,
что здесь стоит качелька для сына моего.
Она других качает уже десяток лет,
она теперь пустует, поскольку сына нет.
О, где ты, поколенье, не знавшее стыда,
на все твои вопросы я отвечаю – да!
И нечем оправдаться, и некого винить,
и ничего на свете уже не изменить.
Но я ещё надеюсь, что выиграю спор,
и сын мне скажет: «Папа, пойдём гулять во двор».
* * *
Как надоело мне
в поэзию играть.
Вот я лежу на дне
и не хочу всплывать.
Вся жизнь моя прошла
за этою игрой,
в итоге ни кола,
ни дома за спиной,
вернее, ни двора,
хотя причём тут двор.
Поэзия – игра,
и я – дурной актёр.
Поэзия – хомут,
надет – известно кем.
Стихи меня ведут,
увы, не в Вифлеем,
не в Иерусалим,
они сулят распад
и скверный Третий Рим
преображают в ад.
Они ведут на дно,
они грозят бедой,
в них лучшее вино
становится водой.
* * *
Послесловие к жизни моей напиши
в день, когда с ней жестоко поссорюсь.
Только холодом, ядом моим не дыши,
прочитав мою горькую совесть.
Не хочу убиваться за злобу в горсти,
за уныние, пошлость и скуку.
Разбуди меня завтра, сейчас разбуди,
дай свою милосердную руку.
