Сцепленье дней – как зубья в шестерёнке –
наматывает нудные года:
не отойдёшь, не постоишь в сторонке…
И проникают в кровь кристаллы льда.
И пульс трепещет, ёкая от дрожи,
и радужки мутнеют по ночам,
и – злой скорняк не выдубит так кожи,
как время отрихтует лица нам.
Уходят дни, вплетаясь в шлейф эпохи,
вплавляясь в вековечный нимб зари…
Так на ветру и выдохи и вдохи
в секунду гаснут… что ни говори.
СИРЕНЬ
Нахохлившийся куст сирени
продрог под проливным дождём,
почти невидимые тени
шептались в нём.
Но дождь прошёл. Завечерело…
Закат был нестерпимо ал…
И куст – совсем другое дело! –
заполыхал.
ПОЛЫНЬ-ТРАВА
Полынь-трава, как хинная настойка,
врачует лихорадку за момент.
А если намечается попойка,
она нам преподносит свой абсент.
Полынь-трава – древнейшее из зелий,
настоянных на таинствах веков:
где пустота пещерных подземелий
напитана нектаром облаков;
где дикий мёд, стекая вниз – от кроны, –
мешался с проступившею смолой,
а мошки, источая феромоны,
в нём застывали синею икрой;
где звёзды, испугавшись снегопада,
покорно слепли и летели прочь;
где от любви оглохшая цикада
с ума сводила стрёкотом всю ночь;
где чуткий сон притихшего подлеска
покачивала утренняя мгла…
и таяла от солнечного блеска… –
Полынь-трава там густо проросла.
ЛЮСТРА
Льётся струящимся вниз водопадом,
ярко искрится хрустальной слезой
и оплывает под пристальным взглядом –
камнем, который созрел в мезозой.
Вечность печать выжигает в кристалле
властью полей и энергоструктур
для воплощенья в священном Граале,
а не для цели – попасть в абажур.
Вырежут чашу из скромного древа.
Роскошь, как прежде, послужит греху.
…А ведь древней, чем Адам или Ева,
каждый хрусталик, что в люстре, вверху!
***
Твой сон всегда как будто зазеркален:
огни потушены, молчит свирель.
Но из лиловых, лунно-душных спален
в тот час открыт единственный туннель.
И ты уходишь, лёгкая как гелий,
и к солнцу воспаряешь впопыхах…
а я из зябких, пыльных подземелий
пытаюсь удержать тебя в руках…
ОБИДНЫЕ СЛОВА
Обидные слова –
напильника насечка:
потрёшь едва-едва,
и – нету человечка.
И ни к чему ножи,
слова пожёстче стали:
обидное скажи,
и – поминай как звали…
АЛХИМИК
Мерцают в полусумраке реторты:
разрежен газ, разжижен компонент;
и поиск – до разорванной аорты –
ну где ж искомый тот ингредиент?!
А философский камень где-то рядом,
и панацеи блазнится состав.
По колбам и пробиркам шаря взглядом,
он замышлял безумный самый сплав.
И пусть хихикнут скептики по-кумьи:
догматикам усвоить не дано,
что новое рождается в безумьи,
а от застоя киснет и вино!
Что сотни академиков замшелых,
в регалиях погрязших в век невежд,
по сути стоят ровно ноль-ноль целых
и ноль десятых призрачных надежд!
Алхимик и поэт одной породы:
пропорций суть искать им суждено,
чтоб из частей разрозненных Природы
соткать смогли единое Панно.
***
Что бездны муть, что небеса –
я уравню без колебаний:
слышны повсюду голоса
их населяющих созданий.
Наполнив жизнью полость сфер,
разнообразилась Природа,
воссоздавая, например,
то совершенство, то урода…
И смысла в этом не ищи.
На смыслах суть ломала зубы!
Пусть эти шутки слишком грубы,
смеяться – смейся.
Не ропщи!
***
Бесследно, в никуда
уносятся гурьбою
недолгие года,
что нам даны судьбою.
Их не остановить,
не выпросить отсрочку…
и рвётся жизни нить,
преображаясь в точку…
