Кто виноват?
Фильм ФБК, презентованный Марией Певчих, дает повод задуматься не только о 90-х и о судьбах России, но и о русской литературе. Ибо сводится к вечному ее вопросу...
Этот главный вопрос русской словесности встает с такой регулярностью, что кажется, будто Русь-тройка из века в век бешено мчится по замкнутому кругу, затаптывая ближних и до смерти пугая дальних. Отчего ее и сторонятся иные народы и государства. Но вся история сей самобытной страны приводит к прискорбному выводу: нет, не кажется.
Вот и название фильма – «Предатели», отвечая на первый вопрос сей литературы, содержит ответ на второй, не менее классический – «что делать?» Гм, как что? Раз ясно, кто виноват, то сорную траву с поля вон, неправильный мир – до основанья, а затем... А затем на новый круг.
Однако что же доктринального предлагает ФБК? Помимо обличений, ничего? Гм, но не сам ли основатель фонда Навальный ввел в оборот термин Прекрасная Россия будущего, каковой стал широко известной аббревиатурой ПРБ? Значит, знал, что и как делать? Не факт.
Все это хорошо, прервёте вы меня, но какое отношение к конструктивности героя нашего времени имеет литература? При чем тут она?
Ну как при чем?! Очень даже при чем! В России шагу нельзя ступить, не споткнувшись об нее. Сергей Соловьёв даже писал: «Вычесть из России литературу – то же, что вычесть из человека его лицо». Литературные реминисценции говорят о поразительной схожести прогнозов авторов, разделенных веками. Что само по себе свидетельствует о бесплодности этих прогнозов.
Прекрасная Россия будущего
Начнем с классика, которого проходили в школе, во всяком случае, в мое время. Он писал: «Мы призваны… обучить Европу бесконечному множеству вещей, которых ей не понять без этого. ... Придёт день, когда мы станем умственным средоточием Европы, как мы уже сейчас являемся её политическим средоточием, и наше грядущее могущество, основанное на разуме, превысит наше теперешнее могущество, опирающееся на материальную силу».
Второй автор наш современник, чье имя сейчас на слуху: «Россия должна быть лидирующей страной Европы и Азии. Страна должна расширять свое влияние через экономическую мощь и культурную экспансию, в том числе поддержку русского языка во всем мире».
Что характерно, строки обоих литераторов, исполненные патриотизма и оптимизма, писаны в глухие времена России, накануне еще более темных времен. Первый, хрестоматийный вольнодумец и бичеватель язв отечества, писал их в конце 30-х годов XIX века, в душную пору николаевского застоя, второй, еще более героичный, через 180 лет, в еще более затхлую эпоху...
Характерно и то, что оба относят апофеоз России в некое будущее, тем самым подтверждая, что страна не меняется – и за двести лет не изменилась. Отчего вспоминается меткая фраза о том, что в России за 10 лет меняется всё, а за 200 лет ничего. Ее приписывают то Салтыкову-Щедрину, то Столыпину, но главное, что она чеканна и верна.
Ее правоту подтверждает и мнение А.Х. Бенкендорфа, шефа жандармов во времена Николая I, начальника III отделения ЕИВ канцелярии, органа политического сыска. Александр Христофорович был не только боевым генералом, но и ценителем изящной словесности, а возглавляемое им отделение императорской канцелярии не в шутку называли «министерством литературы».
Он поощрял полезных государству авторов, помогал печатать их произведения, и даже Пушкин обращался к нему за помощью, правда, безрезультатно. Бенкендорф и сам неплохо владел пером, его мемуары легко читаются, их живой язык выгодно отличался от тяжеловесного языка той эпохи. Генерал умел формулировать! И сформулировал: «Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается до будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение». Н-дас...
Но не пора ли раскрыть имя первопроходца ПРБ? Или вы сами уже догадались? Это и впрямь нетрудно, ведь на него ссылались Пушкин и Герцен, Тютчев и Жуковский, его сравнивали с Паскалем и Ларошфуко! Он считался прототипом Чацкого, осмысливал историю родины, сокрушался о ее цивилизационном отставании, видя причину в инертности народа, недостатке творческого начала и раболепном отношении к власти. Считал своей задачей «изъяснение моральной личности отдельных народов и всего человечества».
Наконец он был другом Пушкина, посвятившего ему знаменитые строки:
Товарищ, верь: взойдёт она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
Конечно это Чаадаев! Но не тот, которого мы знали по школе.
Дихотомии Чаадаева
Мы помним его по «Философическим письмам», из-за коих он пострадал, но которые мало кто читал, и по иным высказываниям, гораздо менее лестным для России, нежели процитированные. По таким:
«Иногда кажется, что Россия предназначена только к тому, чтобы показать всему миру, как не надо жить и чего не надо делать». «Про нас можно сказать, что мы составляем как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в род человеческий, а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру», ― писал он в в «Философических письмах».
Эту критику сочли непозволительной, ведь Россия после одоления Наполеона высоко о себе мнила, вершила вельт-политик, жандармствовала направо и налево и была жестоко оскорблена инвективами автора. Не только царь разгневался и объявил его сумасшедшим, но и просвещенное общество кипело! «Все соединилось в одном общем вопле проклятия и презрения к человеку, дерзнувшему оскорбить Россию». «Это верх безумия… За это сажают в желтый дом», ― возмущался князь Петр Вяземский.
Тогда-то и появились строки о грядущем апофеозе: «Россия призвана к необъятному умственному делу: ее задача дать в свое время разрешение всем вопросам, возбуждающим споры в Европе».
Вы скажете, что Чаадаев писал их в «Апологии сумасшедшего», встретив всеобщее неприятие после публикации «Писем» и пытаясь загладить вину? Да, есть такая версия и встречалось даже мнение, что это был сарказм. Но она неубедительна. «Апологию» Чаадаев так и не опубликовал, зато в тех же «Письмах» патриотично восторгался выступлением Николая I в 1830 году в Варшаве перед сеймом, когда царь резко отверг попытки Запада смягчить политику России. Комментируя либерализацию Европы, начавшуюся июльской революцией во Франции, и всеобщее неприятие методов «русского жандарма», он не без подобострастия приветствовал разрыв:
«Могучий голос, на этих днях раздавшийся в мире, в особенности послужит и ускорению исполнения судеб наших. Пришедшая в остолбенение и ужас Европа с гневом оттолкнула нас; роковая страница нашей истории, написанная рукой Петра Великого, разорвана; мы, слава Богу, больше не принадлежим к Европе: итак, с этого дня наша вселенская миссия началась, в данном случае само Провидение говорило устами монарха».
Далее. Отмечая межеумочное положение своей страны, которая не принадлежит ни Западу, ни Востоку и не имеет традиций ни того, ни другого, Чаадаев сделал... мессианский вывод о ее превосходстве! Мол, «Россия, не довольствуясь тем, что она как государство входит в состав европейской системы, посягает еще в этой семье цивилизованных народов на звание народа с высшей, против других, цивилизацией… И эти претензии предъявляет уже не одно только правительство, а вся страна целиком».
Экие наглядные исторические параллели! Вполне созвучно нынешним временам, когда Мединские и Дугины сотоварищи разглагольствуют об отдельной российской цивилизации и норовят внести этот тезис в учебники истории.
Но где ж тут вольнодумство?! Какой-то противоречивый бичеватель при ближайшем рассмотрении оказывается совсем не тот безупречный воин света, каким его рисовали в школе. Кажется, разрушенье самовластья и начертание своих с Пушкиным имен на его обломках отнюдь не было заветной мечтой Чаадаева. Поэтому меланхолично заметим, что история повторяется, и Россия снова рвет со всем цивилизованным миром, напав на Украину. Между прочим, тогда ее «вселенская миссия» началась с подавления польского восстания 1830-31 годов, и это удушение воспевал Пушкин, мол, Польша не бутерброд...
Однако суровая родина не оценила гибкой диалектики Чаадаева. Его пассажи о России в «Философических письмах», напечатанныe в журнале «Телескоп» в 1836 г., вызвали гнев императора. «Прочитав статью, нахожу, что содержание оной – смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного», ― начертал Николай I на обложке. Прибавив, что «не извинительны ни редактор журнала, ни цензор».
Журнал был закрыт, издатель сослан, цензор уволен. Автора вызвали к московскому полицмейстеру и объявили, что, по распоряжению правительства, он считается сумасшедшим. Каждый день к нему являлся доктор; он считался под домашним арестом и лишь раз в день мог выйти на прогулку. Ежемесячные медицинские освидетельствования отменили лишь через семь лет.
И выяснилось, что Чаадаев отнюдь не рыцарь без страха и упрека, каким его считали и каким он мнил себя. Гордо возглашавший, что «не отрекается от своих мыслей и готов их подписать кровью», он отрекся моментально: «Прочтя предписание (о своём сумасшествии), — доносил Бенкендорфу начальник московского корпуса жандармов, — он смутился, чрезвычайно побледнел, слёзы брызнули из глаз, и не мог выговорить ни слова. Наконец, собравшись с силами, трепещущим голосом сказал: «Справедливо, совершенно справедливо!» И тут же назвал свои письма «сумасбродными, скверными».
Пытаясь оправдаться, он и написал «Апологию сумасшедшего» (1837), где был то жалко искателен, то становился на котурны: «Я не умею любить свою страну с закрытыми глазами, склоненным лицом и сомкнутыми устами». Но опубликовать побоялся, и в «Современник» рукопись принес его племянник М.И. Жихарев после смерти автора.
Он лебезит и раболепствует: «Мы с изумительной быстротой достигли известного уровня цивилизации, которому справедливо удивляется Европа. Наше могущество держит в трепете мир, наша держава занимает пятую часть земного шара, но всем этим, надо сознаться, мы обязаны только энергичной воле наших государей, которой содействовали физические условия страны, обитаемой нами. Обделанные, отлитые, созданные нашими властителями и нашим климатом, только в силу покорности стали мы великим народом».
В силу покорности...
И последнее о басманном Периклесе: через год надзор сняли под условием «не сметь ничего писать». И он не смел. Прожил ещё двадцать лет в молчании, под насмешки общества: «плешивый лжепророк», «дамский философ», «старых барынь духовник, маленький аббатик». В молчании и страхе. Когда Герцен упомянул о нём в книге «О развитии революционных идей в России» (Париж, 1851), Чаадаев сильно испугался и написал по начальству унизительное оправдание, называя сочувственный отзыв Герцена «наглой клеветой».
Развенчав лжегероя, перейдем к нашему современнику, который тоже считал, что Россия должна быть лидирующей страной Европы и Азии, что она должна расширять свое влияние через экономическую мощь и культурную экспансию. Но писал это не в «Апологии сумасшедшего», а в программе к выборам 2018 года. Думаю, читатель узнал и его: это Навальный.
Программа Навального
Мы цитируем пункт из его программы, который удивительным образом перекликается с русским мессианством Чаадаева! Да, от этого пункта веет запашком русского мессианства, это уже запах тлена, смрад разлагающейся империи, но россияне принюхались и даже свежий воздух зарубежья не всем помогает.
Через несколько дней после гибели героя Акунин опубликовал текст «Что делать без Навального». В нем он пишет, что надо продолжать его дело: «Не нужно объединяться вокруг лидера. Нужно объединяться вокруг системы ценностей, вокруг идеи, и совсем хорошо, если существует план или программа. И такая программа есть – ее разработали Алексей и его команда. Программа эта осталась, и она актуальна».
Актуальна ли? Не думаю. Скорее опасна. Насмотрелись мы на это осточертевшее расширение влияния России, на культурную экспансию и на поддержку русского языка во всем мире. Или возьмем соседствующий с пунктом об экспансии пункт о мигрантах: «России нужен визовый режим со Средней Азией и странами Закавказья. Трудовые мигранты должны приезжать по рабочим визам, а не бесконтрольно, как сейчас».
Да, русская ксенофобия хорошо известна, она резко обострилась после теракта в Крокус Сити Холле и сейчас проявляется в полной мере. Даже после гибели на фронте и инвалидности сотен тысяч молодых российских мужчин и эмиграции до миллиона наиболее активных и трудоспособных жителей, несмотря на то, что Россия в тяжелом демографическом кризисе, а экономика испытывает острый дефицит рабочей силы.
Между прочим, в разработке и редактировании программы принимали участие сам Акунин; экономист и бывший замминистра энергетики Владимир Милов; юрист и руководитель правозащитной группы «Агора» Павел Чиков; экономист и предприниматель Елена Масолова; экономист и первый зампред правления Центробанка в 1995-1998 гг. Сергей Алексашенко; экономист, профессор финансов Максим Миронов; доктор юридических наук, профессор Елена Лукьянова.
Имена известные, все они оппозиционеры режиму Путина, но неужели в 2018 году, когда уже было совершенно ясно, к чему ведет логика событий, эти умные люди всерьез мечтали о ПРБ и считали необходимым бороться с мигрантами? Вы скажете, что литератор Акунин, певец империи-лайт, в данном случае не показателен? Гм, а по-моему как раз его участие в подготовке программы и показательно! Ну хорошо, он ностальгирующий романтик, однако как быть с согласием с экспансионистской и одновременно дискриминационной программой трезвых профессионалов Алексашенко,Чикова и Милова?
Не подтверждение ли это имперской исключительности, глубоко укоренившейся в сознании подавляющего большинства россиян? А также того давно известного факта, что Россия, читай – ее население, веками не меняется. У экономистов имеется выражение «социальная наследственность», а провидец Лем в «Эдеме» придумал для таких клинических случаев убийственный термин социозамыкание. Так или иначе, а бешеная Русь-тройка веками мчится по замкнутому кругу. И этот путь не ведёт к ПРБ.
Поэтому программа Навального скоро будет актуальной лишь для литературоведов и политологов, как пример заблуждений и беспочвенных мечтаний, да и то вряд ли. Чаадаеву с его бичеваниями, какими бы хлесткими они ни были, просто повезло, он жил в эпоху титанов, в связи с ними и запомнился. Но сейчас эра пигмеев.
Да, литературе в России уделяют повышенное до чрезмерности внимание, и мы уже приводили высказывание Сергея Соловьева о том, что без нее Россия безлика. Но звучали и более трезвые голоса. Так, Фаддей Булгарин, самый популярный, самый тиражный, самый переводимый автор пушкинской эпохи, весьма метко писал управляющему упомянутым III отделением, с каковым тесно сотрудничал: «Литература есть балованное дитя нации. Нет такого глупого и необразованного народа в мире, который бы не утешался и не гордился своими писателями и произведениями литературы. В этом равны и персиянин и англичанин».
Понятно, кого он имел в виду.
(По многим пунктам Редакция не разделяет взглядов автора, но, не располагая бюджетом на Цензурный комитет, оставляет пространство для полемики.)
Кирпичев Юрий Владимирович, 1952 г.р., Донецкий государственный университет - радиофизика и электроника, с 2006 года живет в США. Автор публикаций в американских, канадских, российских и украинских изданиях: в журналах "Наука и жизнь", "Знание-Сила", "Химия и жизнь", The Artilleryman Magazine, "Звезда", Слово\Word, "Культура i життя", "Культурологический журнал" etc; в газетах "Литературная Россия, "Зеркало недели", "Вечерний Нью-Йорк", "Место встречи Монреаль" и т.д. В том числе в газете ученых "Троицкий вариант - наука".
Известен военно-морскими штудиями: публикации на сайтах ВМФ РФ и Украины, в сборнике "Гангут", в газете Civil War news и пр. Сейчас журнал "7 искусств" продолжает публикацию книги "Синоп - пиррова победа".
