Толпа
Марина Петровна бредет по дорогам Чечни. Босые ноги ее по щиколотку утопают в жидкой серой грязи. Вокруг – толпа чеченских женщин. На них темные одежды, головы повязаны серыми пуховыми платками. К их ногам жмутся и стараются быть незаметными дети. Марина Петровна знает, что где-то далеко скрываются мужчины, но их не видно, они прячутся за спинами женщин.
По обе стороны дороги – раскисшие от обилия влаги поля, а на горизонте – голые безлистные деревья, в вершинах которых запутались низкие черные тучи. Идет бесконечный, унылый дождь. Все вокруг серо и неприглядно. И только белая короткая рубашка Марины Петровны и длинные, ничем неприкрытые бледные ноги ее, разнообразят этот скучный пейзаж. Растрепанные мокрые волосы прядями прилипли к плечам и капли дождя стекают с них тонкими струями.
Толпа медленно движется в полной тишине. Вдруг все заволновались, шепот пронесся по рядам – впереди военный блокпост. Дорога перегорожена джипами, свободным оставлен только узкий проход. Рослый омоновец в полной амуниции преградил путь. Женщины расступились, и Марина Петровна первая приблизилась к великану. Накануне ей провели полный курс противораковой химиотерапии. Омоновец остановил ее и объявил, что она нарушает закон – цитостатики нельзя проносить через блокпост в любом виде, даже внутри организма. Нарушение карается расстрелом.
Толпа окружила Марину Петровну – женщины и дети впереди, мужчины – сзади. Все молча, с осуждением, смотрели на нее. Некоторые крутили пальцем у виска. Никто не вступился за нее. Ей было очень плохо. От лекарств тошнило, и кружилась голова, она еле стояла на ногах. Упав перед омоновцем на колени и сжав на груди кулаки, она в отчаянии воскликнула: «Убей меня! Я все равно не могу жить с такой огромной дозой цитостатиков! Мне плохо! Убей меня!»
Омоновец отступил, а затем повернулся спиной и ушел. Марина Петровна, заламывая руки, громко кричала ему вслед. Никто не обращал на нее внимания. Толпа молча двинулась дальше.
Мечта
Сын женился поздно, в сорок лет. Зато по большой любви. Радоваться бы, но у Марины Петровны с первых же дней не сложились отношения с невесткой. Впрочем, чему удивляться? Как Марина Петровна уже давно поняла, никто из ее приятельниц не смог подружиться и войти в доверие к молодой жене сына. Правда, принимая во внимание чужой опыт, она думала, что вот у нее-то все пойдет иначе. Она сразу полюбит невестку, будет ей помогать. Вместе они будут пить кофе, есть торт и разговаривать обо всем на свете. А еще лучше устраивать семейные обеды по воскресеньям и праздникам! Увы, для подобных затей нужно желание двоих.
В настоящее же время они, Марина Петровна с мужем и новая семья сына, поселились в одной квартире. Квартира состояла из двух спален, а между ним – гостиная. Комната Марины Петровны была небольшая, но очень светлая, с огромным арочным окном. Это нравилось ей и компенсировало все прочие неудобства. Дело в том, что дом их – сущая развалюшка, был сооружен из неструганых досок, выкрашенных поверх мелом. Сквозь тонкий слой побелки явственно проступала грубая фактура плохо обработанного дерева. При этом грубые черные волосы, выпавшие из кисти и в процессе побелки прилипшие к стенам здесь и там, весьма неприятно разнообразили интерьер их жилища. Утлое жилище их находилось позади Московского вокзала на задворках заброшенных огородов. Там постоянно дул сильный ветер, всегда лил дождь, никогда никто не ходил и вообще это – забытое Богом место. Как выглядит комната невестки и сына, Марина Петровна не знала, так как никогда в нее не заходила. Она не имела никакого представления о том, какого она размера и как меблирована. В комнате же Марины Петровны стояла только одна кровать. Для остального места не нашлось.
Гостиная же была большой. Там был телевизор, и стояло несколько кресел. Как-то Марина Петровна с мужем сидели в креслах и смотрели телевизор. Вдруг стены и крыша их дома куда-то отъехали и они поняли, что их гостиная, при желании, может превращаться в террасу. Это несколько улучшило их настроение, хотя частые дожди и отсутствие солнца превращали это удовольствие в весьма сомнительную радость.
Она очень сожалела о том, что послушалась сына и позволила ему продать их с мужем квартиру. Сын также продал и свою квартиру и вот на эти-то деньги он и купил те хоромы, в которых они теперь жили. На что пошли остальные деньги, Марина Петровна не знала. Но жить так было невозможно, и Марина Петровна решила, что каждый день будет ходить к социальным работникам, плакать навзрыд, объяснять, что у нее совершенно невозможная жизнь, что с невесткой у них плохие отношения. Может быть, им выделят новую квартиру. В этот день она гуляла вдоль железнодорожного полотна с Мамой и делилась своими горестями. Рассказывала, жаловалась, плакала. Кругом – никого, только металлический шорох высохшего бурьяна да проступающая при каждом шаге сквозь мох, настоявшаяся на торфе темная болотная вода.
На обратном пути они набрели на маленький домик из трех стен – общественную уборную. Внутри никого не было, только на вешалке висело мужское пальто рисунком в елочку, а поверх – черная, мужская же, шляпа. Рядом стояла весьма элегантная сумка. Марина Петровна и Мама заглянули внутрь – там находилась прекрасная старинная люстра. У обеих сразу мелькнула мысль о том, что эта люстра была бы прекрасным украшением для их жалкого жилища. Вот, если на стены повесить ковры и ими закрыть корявые доски, а посередине будет сиять антикварная люстра, то может быть, все будет выглядеть не так уж плохо и уныло. Они подхватили сумочку и быстро, поминутно оглядываясь, поспешили к своему дому.
На другой день они с Мамой гуляли в районе площади Восстания, а потом зашли в здание вокзала. На скамейке сидела молоденькая девочка в обтягивающих ее формы розовых брючках, розовой курточке и розовым язычком лизала розовое мороженое. У стены стоял мусорный контейнер, а над ним висел почтовый ящик. К нему подошла средних лет женщина. Она сняла с плеч рюкзачок, достала из него пачку писем. Просматривая каждый конверт в отдельности, женщина начала поочередно бросать письма то в мусорный контейнер, то в почтовый ящик.
Мама окинула взглядом огромный зал и вдруг увидела, что в стороне стоит прислоненная к стене щетка. Вероятно, ее оставила уборщица. В ворсе щетки что-то блестело. Мама подошла ближе и увидела, что к ворсинкам прицепилась брошь. Это блеск ее камушков привлек Мамино внимание. Она хотела поднять брошь, но та запуталась в щетке, и оторвать ее не было никакой возможности. Мама начала возиться со щеткой, а Марина Петровна посоветовала ей взять щетку с собой и дома, в спокойной обстановке, с помощью ножниц высвободить безделушку. Они так и решили. Мама взяла щетку и, держа ее на расстоянии от себя, чтобы не запачкаться, направилась к выходу.
И тут она нос к носу столкнулась с уборщицей:
– Так вы решили украсть у меня щетку! Милиционер! Здесь воры! – закричала она.
Марина Петровна подошла к уборщице и стала объяснять ей, что Мама случайно уронили свою брошь на пол, та закатилась под скамейку. Мама пыталась достать ее с помощью щетки, но брошь запуталась в ворсе. Со всех концов сбежались уборщицы и плотным кольцом окружили обеих женщин. Ушлые бабы, они быстро догадались, как все было на самом деле. А первая уборщица с эрудицией амстердамского торговца алмазами начала объяснять всем ценность каждого камня. Оказывается, все эти блестящие камушки – настоящие бриллианты большой цены. А один из них – всемирно известный камень под названием «Око неба» оценивался в целое состояние. Сзади уже слышались возгласы: «Вот счастливчики. Повезло же им!» Уборщица начала помогать Маме высвобождать драгоценность из ворса щетки. И вдруг все уборщицы, как одна, исчезли. Марина Петровна и Мама оказались одни в громадном зале, а вокруг – никого.
Марина Петровна поняла, что их ловко обманули и что они не получат броши, которая им и не принадлежит. Она взяла Маму под руку, и они вместе тихонько побрели через слякоть огорода, мимо размытых грядок с остатками пожелтевшего лука, гнилых тыкв и прочей растительности в свой полуразвалившийся дом.
Острая боль вдруг пронзила Марину Петровну до самых костей. Она проснулась. Голова сползла с подушки и свешивалась за край постели. И тут она поняла, что впереди у нее целый день, который она потратит на борьбу с жестоким приступом мигрени.
18.09.09
Танец
День обещал быть хмурым и ветреным. Да и что в этом удивительного – ноябрь. Уже в середине дня темно. Но сейчас первые лучи низкого северного солнца весело золотили ветки тополя, росшего напротив окна. А под окном была рябина. В этом году урожай ягод был небывало богат. Но дрозды и свиристели уже склевали почти все ягоды. Нежный свист свиристелей несколько дней слышался под самым окном и создавал приятный фон для домашних событий. Дрозды же иногда с размаху влетали в стекло, принимая отсветы в окне за голубое небо, которое отражалось в нем. В такие дни Марина Петровна подбирала под окном маленький, холодный трупик.
Сейчас ветки рябины совсем голые. Ни ягод, ни листьев. Остался только один красный зубчатый листик, который под ударами осеннего ветра мелко дрожал от стужи. Никому не нужный, неинтересный и бесполезный, он походил на одинокого старого человека, страдающего от болезней, холода и бесприютности.
Марина Петровна живет в Финляндии вместе со своей семьей уже пятнадцать лет. Трудный период адаптации прошел, и жизнь как бы вошла в свою размеренную колею. Она достигла пенсионного возраста и ей уже не надо искать работу, выслушивать отказы и выстаивать очереди в бюро по безработице. А в те, уже прошедшие, времена она постоянно ощущала себя неполноценной. Теперь же нет причин для волнения, она – пенсионерка. Можно предаться спокойным занятиям. Например, подумать о прожитых годах. Рассказать кому-нибудь, или самой себе о прошлом, о счастье и горе, о радостях и неудачах. О том, что она пережила и передумала за свою жизнь. Может, кто-нибудь и заинтересуется, может кто-нибудь и прочтет. А, если и никто не прочтет, то все равно, есть занятие. Есть интерес в жизни.
Марина Петровна стала писать рассказы. Ее приняли в местное литературное сообщество. Там она занялась общественной работой и почувствовала себя как-то на своем месте. В описываемый день в Русском центре были праздничные дни с концертами и интересными встречами. Марина Петровна собиралась пойти на концерт, в котором принимало участие и сообщество, членом которого она состояла.
Концерт длился долго, чуть ли целый день. Одни уходили, другие сменяли их, третьих вызывали на сцену. Марина Петровна также несколько раз выходила из зала. Пообедать, встретить друзей, поговорить, сделать дела. К концу она снова вернулась в зал. Было удивительно тихо. На сцене танцевала красивая бледная девочка-подросток. Танец был необыкновенно красив и волновал чем-то непонятным, неведомым. Было совершенно очевидно, что девушка не профессионалка, но в каждом движении ее чувствовался нечто затаенное, как будто танцовщица хочет подать зрителям какую-то неведомую весть. Зал замер и ни один звук, ни шорох, ни кашель не нарушали священной тишины. Не в силах оторвать взгляда от ее танца, Марина Петровна на ощупь пристроилась в самом последнем ряду рядом с молодым человеком-осветителем. Он напряженно и с болью смотрел на артистку. Когда девочка закончила, то подошла к ним, села рядом с осветителем. Тот представил Марину Петровну ей: «Это Марья Львовна, она пишет рок-н-ролл!» Марина Петровна не стала возражать, хотя она и не Марья Львовна, и не пишет рок-н-ролл. Просто на один ее текст была написана музыка, и певец накануне ее исполнил. Какая разница, как кого звать? Какая разница, что она пишет? Марина Петровна смотрела на девочку. Та стала еще бледней, потом откинулась на спинку дивана, закинула руки за голову и сказала: «А я больше никуда не поеду. Я останусь здесь навсегда. У меня рак. Жить мне осталось всего несколько дней!»
4.11.09
Выстрел
Они молча вошли в бесконечно длинный подвал. Было темно, пахло пылью. Слышался тихий шорох текущей по фановым трубам воды, да где-то с размеренностью метронома капало из крана. Конец помещения терялся далеко в полумраке и поглощался пыльным маревом.
Марине Петровне не было страшно. Она была уверена, ее спутник в любой ситуации не потеряет присутствия духа. Они знают друг друга более тридцати лет. Он был небольшого роста, худощав, одет со щегольством представителя среднего класса. Но весь он походил на сгусток энергии, крепко свернутую пружину, которая в любой момент может распрямиться с огромной силой.
Познакомились они в заграничной поездке. Для Марины Петровны это была первая поездка за рубеж. Она долго к ней готовилась, но все равно то, что она увидела, произвело большое впечатление. Да и вся обстановка путешествия была праздничная и, может быть, вот этот исключительный и необычный настрой создал фон для длительной дружбы уже семьями. Оказалось, что у него очень милая и симпатичная жена, с которой они очень скоро подружились. Да и что удивительного? Они принадлежали к одному классу, у них были сходные жизни, интересы, проблемы и мечты…
Вдруг какое-то едва различимое движение отвлекло ее от мыслей, тихо роящихся в ее голове. Что происходит? И тут они одновременно заметили, что впереди что-то блеснуло. Затем они явственно разглядели, на них наставлено дуло оружия. Кому предназначалось оно? Пахнуло холодом. Ствол медленно двигался вправо и влево от Марины Петровны к ее спутнику. Они не испугались, не закричали, не задохнулись от страха. Они замерли и стояли, не шелохнувшись, не дыша.
Раздался выстрел. Низкие стены подвала гулко усилили звук его многократным эхом. Когда осела пыль, и уши привыкли к тишине, Марина Петровна увидела лежащий у ее ног труп ее спутника. Кто-то с шумом смыл воду в фановую систему, затем наступила тишина, в которой зачастила метрономом капель.
Компьютерная смерть
За последнее время жизнь наша сильно изменилась, стала интересной и волнующей. Все достижения современной технологии очень интересуют меня. И хотя я не могу их освоить полностью, но использование компьютера, сотового телефона, МР3-проигрывателя и прочих чудесь современной техники доставляют мне большое, почти физической наслаждение.
Как-то я работала за компьютером со сравнительно молодой женщиной. Вероятно, она в таком же восторге от достижений современной науки, как и я. Когда мы с ней закончили нашу работу, та воскликнула: «Как же мы все хорошо сделали! А ведь я помню время, когда и сотовых телефонов не было!» Я поддержала ее и разделила с ней радость бытия. Но про себя усмехнулась и подумала: «Что сотовые телефоны! Я помню время, когда и электричества не было. Во время войны мы с мамой сидели при коптилке!» Но вслух ничего не сказала – все равно она, такая молодая, ничего не поймет.
Достижения нашего высокотехнологичного общества дошли до того, что уже нет проблемы жизни и смерти. Когда человек почувствует, что ему пора уходить в «лучший мир», он уходит тихо и спокойно, без боли и страдания. Надо только в окне компьютера выбрать нужную строчку, нажать на нее мышью – и вот, тебя уже нет. Ты переселился в Небытие.
Мы с мужем сидим в кинотеатре. Я каким-то образом поняла и приняла решение, что пришло время моего переселения в другой мир. Компьютерное изображение проецируется на экран кинотеатра. Мышь у меня в руках. Я выбрала нужное окно и медленно передвигаю стрелку по длинному ряду служб. Не торопясь читаю каждый ряд и ищу тот, который решит мою судьбу. Почему-то я не очень уверена, что хочу уходить в небытие. Тем не менее, я достигла искомой строки и нажала на кнопку мыши. Еще в то время, когда я выбирала необходимую службу, муж мой, который на все происходящее смотрел вполне спокойно и считал это совершенно нормальным, сел мне на колени. Ему больше нравилось мое место. А ведь сейчас, через мгновение, меня не станет. Вот он и решил сразу перебраться на него – вдруг кто займет раньше?
Итак, я нажала эту самую нужную кнопку, меня уже нет. Обычному человеку невозможно понять и представить, что будет после его смерти. Никто еще не приходил из того мира небытия, из «лучшего мира» и не рассказывал, что там. Хорошо там, или плохо? Что будет, когда тебя совсем-совсем не станет? Да и может ли человек представить, что его нет, а жизнь продолжается, солнце все также восходит и заходит, и освещает, как ни в чем ни бывало, этот прекрасный, но оставшийся без тебя мир. Все также цветут цветы, люди любят, дети рождаются – нет, этого просто не может быть! А вдруг с моим уходом уже ничего не останется? Погаснет солнце, засохнут деревья, высохнут моря, остановится вся жизнь? Ну, это не оригинально. Об этом уже много говорили люди поумнее меня.
И вот, я знаю, что меня нет, что я невидима. Хожу по своей квартире, занимаюсь домашними делами. Перестирала все свое белье, все свои вещи. Они пестрой кучкой лежат в углу дивана. Остановилась в раздумье, что мне с ними делать, куда положить? Решила, что возьму сумку, сложу все и напишу, что это вещи, оставшиеся после моей смерти. Как-то одиноко мне было. Одна, никому не нужная, невидимая. Муж мой еще сидит в кинотеатре и смотрит фильм. Начала складывать вещички. Дошла до красненького японского халатика, украшенного рисунком, изображающим ветку цветущей сакуры. Оставила его себе. Я люблю этот халатик. Буду надевать его. Буду невидимым приведением в красном шелковом японском халате.
Что-то веду я себя не как привидение. Те ведь никого и ничего не любят. Я же говорила, что человеку невозможно представить, что будет после него!
