О книге Юрия Нечипоренко «Смеяться и свистеть!»
Книга Юрия Нечипоренко «Смеяться и свистеть» вызывает удивительные чувства. Открываешь, читаешь: повествование ведется от лица ребенка. Книга обращена к детям. Точный, яркий текст вызывает ассоциации с творениями Софьи Прокофьевой, Валентины Осеевой или Виктора Драгунского. Но тут начинает происходить что-то необыкновенное. Оторваться невозможо: «Из кухонь веет вкусными дымами – когда борщ варят, картошку жарят, яблоки пекут», «Соседи расплетают косы дереву, освобождают зеленые волосы, сбрасывают вниз кубла. А там живут жирные рогатые козявки с раздвоенными хвостами, зеленые блохи. Может оттуда и змейка выскользнуть и скорпион: твари скрываются там разные, ядовитые и опасные, готовые укусить», «В том, что соседи весной на дерево лезли, - никак не разберусь: правда ли? Может, я это в книжке видел? По дереву кот бродит, и русалка на ветвях сидит…», «Фамилия – это неспроста, дается она нам не случайно. Такое слово, под которым кто-то живет, старается…Такая сказка ходит с каждым человеком». Незамутненное сознание ребенка и безграничное обаяние подлинного опыта взрослого, точность взгляда и поэтичность восприятия свидетельствуют о том, что повествование ведется от лица взрослого и книга обращена ко взрослому. Две составляющие – взрослая и детская – преломляясь в повествовании, создают грани магического кристалла, сквозь который читателю дано различить суть.
Рассказы, вошедшие в книгу, прекрасно укладываются в ситуацию, когда хочется дать ребенку прочесть что-то не специально детское, а взрослое, но понятное, содержащее необходимую долю мудрости, но не пугающе мудреное. Читая эту книгу, ребенок смотрится в зеркальное озеро будущего, когда он, уже взрослый, сможет распутать клубки казалось бы неразрешимых противоречий, по-доброму оценить произошедшее с ним. Так, например, трогательно и просто отражено в рассказе «Шипка» универсальное свойство детского сознания изобретать нечто глобально новое, ранее невиданное. А взрослый обнаруживает в себе забытый чулан, и пыльную лесенку, по которой пробирается боком, сгибаясь, и неожиданно распрямляется – в чистом, светлом пространстве детства, ощущая даже некий терапевтический эффект, как, например, после прочтения рассказа «Лагерь».
Раньше в школах учили наизусть прозаические отрывки, отличающиеся внутренней целостностью и небывалой красотой. Рассказ «Пророки» не отрывок, но, когда хочешь что-то из него процитировать, понимаешь, что надо приводить полностью или учить наизусть, передавать из уст в уста. Повествование приближено к притчевому, каждое слово в нем, как элемент формулы, неизменяемо, проникновение в мир деталей сродни выстраиванию философской системы: «Двор наш закрыт со всех сторон, защищен, как кожей, высоким забором, и, чтобы проникнуть в него, надо отворить деревянную калитку из толстых, морщинистых досок». Детская интуиция выхватывает главное в мире из ярких, казалось бы, разрозненных впечатлений, и самым важным, нуждающимся в осмыслении, оказывается «Тот, Кто Кладет Печи», «Тот, Кто Точит Ножи», «Тот, Кто Дает Книги».
Когда аристократичны были не только аристократы, а культура повседневности укладывалась в канву философских категорий, в мире было разрешено чувствовать и прислушиваться к себе. Прислушиваться к себе и открывать закономерности, доверять интуиции, получая знания о мире, соответствовать тому, что есть, а не тому, что принято, учит книга «Смеяться и свистеть». Она дает ответы и душе и разуму, подобно популярным книгам Оскара Бренифье, апеллирующим, правда, исключительно к разуму. Читая «Смеяться и свистеть», убеждаешься, что след, оставленный в душе ситуацией, может преобразиться, прорасти и найти правильную дорогу, как находит верное решение мальчик в рассказе «Свинка и мышка»: «А свинка? Это моя судьба. Взял к себе – нельзя уже теперь отказываться. Ведь она – как дитя малое, беспомощное. И даже если она плохая, все равно моя. Подумал я так, почистил клетку – и пошел рвать одуванчики».
Простые решения иногда даются очень сложно. Но в принятии решения, осмыслении и преодолении сложности проявляется истина, руководящая нашими действиями. «Истина, по-русски – это жизнь» - приходит к выводу автор в главе «Приложение», потому что это именно отдельная глава, а не приложение. Глава, где происходит захватывающее путешествие в область смыслов как таковых, их происхождения. «Разные истины», «Дерево языка и звук мысли», «Игра «своего» с «общим»» - разделы, которые погружают ребенка в мир таких понятий, как знание, гностика, свой, свобода, общество, община. Сохраняя глубину и серьезность объяснения, автор пользуется нетривиальным подходом, облегчающим и освежающим восприятие ребенка: «Слова и их значения переплетаются подобно тому, как нейроны переплетаются в мозгу, как переплетаются в густом саду корни и ветви деревьев», «Язык похож на огромный яблоневый сад, в котором на деревьях растут вместо яблок слова. Мыслитель – человек, который зашел в сад, чтобы набрать яблок».
С прочтением книги возобновляешь в себе логику детства, натыкаешься на утерянные времена и пространства и смотришь на окружающее обновленным взглядом. И тогда начинает казаться, что вишневый сад не погиб, он превратился в яблоневый сад слов и мыслей, то есть, возможно, вернулся к своим истокам.
