Историческая новелла
О поручике Павле Алексеевиче Ржевском (1784-1852), шальном и разудалом, знает у нас едва ли не каждый. О нем говорят не иначе как о “насквозь национальном герое”, истом бессребренике и патриоте, посвятившем жизнь неизменному служению Отчизне. Бравый гусар и неустрашимый рубака, он вместе с тем явил себя и как приколист, забияка, ходок, пользовавшийся ошеломляющим успехом у дам и представленный в самых неожиданных подвигах и ракурсах: литературном, кинематографическом, театральном и народно-юмористическом. Он являл собой такие сопутствующие “добродетели”, как грубость и озорство, женолюбие, неукротимая тяга к зеленому змию, иногда сдобренные всякого рода “бонмо” или каким иным острым словцом.
Важно то, что сей гусар не вполне походил на своего отца, человека даровитого и тароватого, чиновного и видного сановника, а именно Алексея Андреевича Ржевского (1747-1804), “человека острого и словесного”. Особо искусившись в версификаторстве, Ржевский-отец стяжал себе славу сатирика, а заодно - и баснописца, мастера кунштюк, множества разных “твердых форм” и (что немаловажно) – грациозной формы русского сонета. И в этом он фактически первенствовал в русском XVIII веке, сочинив не менее пары дюжин сонетов. Именно Ржевский-старший, человек по большей части гражданский и сугубо мирный, обладая при этом даром зоркого предвиденья, шутка сказать, но он предрек своим будущим сыновьям и военную карьеру, и отчаянный героизм. Так, старший его сын, Александр (1781-1807), был человеком беспримерной отваги и, вслед за литератором Михаилом Чулковым (1744-1792), любил повторять: “Либо полковник, либо покойник”! Он и почил, едва получив полковничий ранг, - героически пал в сражении под Фридландом (ныне - Правдинск, что в Калининградской области, примерно в 43 км к юго-востоку от Кенигсберга).
Речь пойдет здесь, однако, о Ржевском-среднем, Павле Алексеевиче (1784-1852), которого многие считают прототипом нашего героя. По словам критика Владимира Кузьмина, именнно этому персонажу удалось стать “той недостающей частью российской истории, которая может скрепить ее в единое целое”. Ведь сему баснословному Ржевскому удавалось овладевать не только дамскими сердцами, но даже странами и континентами. Подвластно ему стало даже... путешествие во времени. Он, между прочим, также отличился в баталии под Фридландом, где сражался, как лев, став почетным инвалидом, заслуженным орденоносцем и достигнув к концу жизни аж генеральских чинов. Примечательно то, что задолго до рождения своих сыновей Алексей Андреевич, от имени бойца-вояки, обратился к некой даме сердца в сугубо сонетной форме. Лирическое “я” обращено здесь к ее “любезному взору”, в преддверии неизбежного расставания:
Не плачь, любезный взор, сноси сердечну муку,
И горестью своей меня не возмущай.
Судьба готовит нам с тобой в сей день разлуку,
Оставшись здесь, без слез меня ты вспоминай.
Мой долг туда зовет, где слава ожидает,
Готовит Марс в своем мне поле лавр иль смерть,
Тебя ж любовник твой просить повелевает,
Престать вздыхать и слез поток свой отереть.
Как Сын Отечества, туда я поспешаю,
Но как любовник, я грущу и воздыхаю.
Здесь страсть мятет мой дух, туда мя долг зовет.
Как мне ни горестно, прости, я расстаюся,
Ты ж вспомяни, когда там жизни я лишуся,
Что верного тебе любовника уж нет.
Условный сочинитель текста (а за ним маячит говорящее лицо сонета), выстраивает, по определению филолога Григория Гуковского, целую “серию антитез-оксюморонов”, противопоставляя любовную “страсть” державному “долгу”, то и дело подкрепляя тезу и антитезу разного рода контекстуальными антонимами (“лавр” – “смерть”; “cын Отечества” – “любовник”; “поспешаю” – “воздыхаю” и т.д.) Он настойчиво призывает “любезную” не бередить сердце “мучениями”, тщится всячески ее утешить и утишить, даже перед лицом неминуемой кончины.
Надо признать, что Павел Ржевский, хотя и слыл “человеком острым и словесным”, в отличие от стихотворца-отца, сонетов не писал. Зато, по меткому поэтическому слову, мог в пух и в прах “перегусарить всех гусар”. Но обратимся к ранним годам нашего героя, ибо тот сызмальства был одержим иностранными наречиями, а домочадцы, помимо родного языка, блистательно говорили по-французски. Особенно это относится к Алексею Андреевичу, чьи мастеровитые переводы и переложения с галльского на русский почитались образцовыми. Павел мог часами зачитываться его произведениями в тогда уже ветхих печатных повременных изданиях 1760-1770-х годов. И хотя не застал пика литературной славы отца, однако же не мог пройти мимо подготовленной родителем поэмы Ипполита Богдановича (1743-1803) “Душинька. Древняя повесть в вольных стихах” (1783): то была переделка с французского прозаического произведения Жана де Лафонтена “Любовь Психеи и Купидона” (“Les amours de Psyché et de Cupidon”, 1662). Вот как отозвался о сем произведении сам Алексей Ржевский: “Непринужденная вольность стиля, чистота стихов, удачливый выбор приличных слов по роду сей поэмы, а паче изобилие поэтических воображений мне столько понравились, что я просил сочинителя отдать сию поэму в мою волю ... Я рассудил издать ее в печать, чтобы и другим принесть то ж удовольствие, которое от нее я имел. Я думаю, что многим она понравится, не только тем, что нет на нашем языке подобного рода стихотворений, но и счастливым успехом сочинителя”. (Достойно внимания и то, что Ржевский-отец, по-видимому, владел и немецким языком: известно, что по заданию Московского университета он переложил заказную книгу “Известие о заводах коровьих в герцогстве Шлезвиг-Голштинском”, 1763.) Не обошлось и без влияния матери, Глафиры Ржевской (1758-1826), любимицы и фрейлины самой императрицы, воспитанницы Смольного института, бойко штудировавшей в Воспитательном доме и итальянский язык. А впоследствии место мэтра семейства Ржевских занял натуральный француз Ипполит Маскле (1768-1853), ставший домашним учителем, а затем, после кончины отца семейства, и отчимом детей Ржевского. Ведь это он, Маскле, войдет в историю своими безукоризненными, художественно точными переводами на французский язык бессмертных басен Ивана Крылова и Ивана Хемницера, а также множеством журнальных и газетных статей, публикаций, а затем и книг. Словом, есть основания полагать, что юные Ржевские, и Павел в том числе, выросли в результате сего воспитания настоящими полиглотами.
И неудивительно, что на семейном совете было решено ходатайствовать перед начальством об определении Павла в Коллегию иностранных дел переводчиком, что и было конформировано 31 мая 1798 года, а уже 3 октября юноша стал титулярным юнкером. Наконец, 30 октября его перевели в переводчики 10-го класса (коллежским секретарем). Надо иметь в виду, что класс (ранг) толмача в Коллегии был определен в соответствии с опытом, квалификацией и знанием языков, причем надлежало знать не менее трех. Роль переводчика была важной для представления интересов государства и обеспечения успешного ведения внешней политики. Им поручалось быстро и точно переводить официальные документы, переговоры и прочие важные тексты. Требовалось и знание терминологии иностранных дел, умение работать с дипломатическим протоколом вплоть до переговоров внутри и за пределами России. В документах той поры отмечалось, что чиновники Коллегии должны “чисто и честно себя содержать, ... дабы от чужестранных министров и служителей в стыду не быть”. И далее “посол будет мало почитаем в народе”, если будет уделять “внимание пышности” в одежде. Чиновникам же сего ведомства предписывалось также носить “кафтан темно-зеленый; подбой того же цвета; воротник стоячий и обшлаг из черного бархата; пуговицы на одну сторону, камзол и штаны белые, пуговицы белые же с гербом российским императорским, на шляпе петлица серебряная и пуговица мундирная”. Иногда в роли “модельеров” форменной одежды выступали сами российские дипломаты и переводчики, и не исключено, что наш Павел был непосредственным заказчиком.
И все бы ладно, если бы не казус, приключившийся на дворцовом маскараде и вызвавший гнев взбалмошного императора. В разгар торжества Ржевский был вдруг схвачен и препровожден в крепость. Оказывается, Павлу I то ли нашептали (то ли самому привиделось), что в польском танце сей шестнадцатилетний недоросль осмелился подойти к монарху непростительно близко. Сомнительно, однако, что гвоздь здесь в продуманной царевой опале, которой будто бы не так давно подвергся отец сего “штрафника”, сенатор Алексей Ржевский. По словам же матери нашего переводчика, Глафиры Ивановны, “император старался вполне загладить свой поступок, как бы извиняясь в чем перед моим мужем. Он не знал сына моего и весьма сожалел об огорчении, которое причинил нам”. Более того, Ржевский был вскоре прощен и в январе 1801 года пожалован в коллежские асессоры. При этом он нередко хаживал в казармы лейб-гвардии Семеновского полка, шефом которого был Павел I, с его культом шагистики и парадомании. Не исключено, что именно тогда наш герой и приобщился к военному ремеслу, однако на непосредственную военную службу Ржевский перешел уже при новом государе - Александре Благословенном. Высочайшим приказом от 12 января 1802 года он (как некогда его отец) поступил поручиком как раз в лейб-гвардии Семеновский полк. Не вполне, правда, понятно, чем руководствовалось при этом начальство: ведь в этот полк подбирались как на подбор голубоглазые блондины, причем высокого роста – не чета Ржевскому. Но, по счастью, никто не сожалел о содеянном. 15 августа 1803 г. Ржевский получил назначение адъютантом к генералу Леонтию Депрерадовичу (1766-1844) и сразу же приобрел репутацию сорвиголовы.
В первом боестолкновении с французами он принял участие в 1805 году. Выступив в начале августа из России, он 17 октября ворвался с войсками в Австрию, а 20 ноября уже участвовал в сражении при Аустерлице, за что был награжден орденом св. Анны 3-й степени. Произведенный 29 марта 1806 года в штабс-капитаны, Павел в 1807 года вновь в походе, и 2 июня в сражении при Фридланде был ранен пулей в руку и картечью в грудь. Отличившийся в этой баталии, он был награжден орденом св. Владимира 4-й степени с бантом (20 мая 1808 года); произведенный 17 августа 1808 года в капитаны, он 7 ноября того же года перешел в лейб-гвардии Гусарский полк, с переименованием в ротмистры. Сослуживец ностальгически заметил: “Вспомнил превосходные военные дарования его, отважность, предприимчивость, деятельность — все качества, составляющие необыкновенного воина”. Учитывая специфику боевых задач, одним из главных критериев при отборе в гусары стал невысокий рост, а неизменной отличительной чертой гусарских офицеров стали знаменитые усы, отсутствие которых безошибочно выдавало чужака. Уточним также, что средний возраст гусар колебался в районе 19–30 лет, но случались и исключения — так, самому старому гусару Александрийского полка в 1804 году, согласно полковым документам, было 52 года, самому молодому — 17 лет. В начале XIX века основу гусарских полков во многом составляло и казачество — в тех же документах есть описание внешности попавших в полк казаков-новобранцев. Из сего следует, что типичный служащий полка в то время был «лицом смугл, кругловат, нос умеренный, волосы черные, глаза карие». Мыслилось, что сии лихие воины в заломленных киверах, гусары, будут наводить ужас на наполеоновскую армию. Быть русским гусаром знаменовало собой тогда особый путь служения в элитарных войсках. Вообще лейб-гвардии гусарский полк, основу которого составили казаки, начал именоваться гусарским одним из первых среди русских полков. За всё время своего существования в России — вплоть до Гражданской войны — гусары успели принять участие в ключевых кампаниях, а среди тех, кто прошел службу в гусарском полку, были Михаил Лермонтов, Александр Грибоедов и будущий президент Финляндии Карл Густав Маннергейм.
Когда грянула Отечественная война 1812 года, Павел Алексеевич наново подает прошение о принятии на службу в действующую армию. 20 июля он уже дослужился до майора по кавалерии, а затем прикомандирован к заслуженному генералу Николаю Тучкову 1-му (1765-1812). Во время Бородинского сражения именно этот корпус занимал оборону на крайнем левом фланге русской армии, деревню Утица, прикрывая собой Старую Смоленскую дорогу. Ведя кровопролитный бой с неприятелем за ту ключевую высоту, была осуществлена беспрецедентная контратака русских. Генерал был тогда смертельно ранен в грудь и вскоре, в том же ноябре, испустил дух. Надо сказать, Тучков всегда благоволил к лихому майору, особенно же когда тот бросался в самое пекло битвы. Страстный и бравый обер-офицер, он ярко проявил себя в “тот день Бородина”, когда поступил в команду генерала от инфантерии Петра Коновницына (1764-1822), который позже геройствовал под Тарутиным, при реке Чернышке, а затем, в октябре, под Малым-Ярославцем, где был ранен пулей в правую руку. За отличие в делах против неприятеля Ржевский 15 октября был повышен тогда до чина подполковника. Памятен эпизод, о котором поведал легендарный поэт-баталист, предводитель партизанского движения Денис Давыдов (1784-1839) в своем “Дневнике партизанских действий” (1812), где упоминается о прибытии в городе Копыс казачьего полка Мариупольских гусар из 150 человек под командою Павла Ржевского. Примечательно, что тверской краевед Олег Кондратьев в своей книге “Поручик Ржевский и другие” (1999) усомнился в реальности сего персонажа, обратив внимание на то, что чины подполковника и поручика уж слишком сильно разнятся. Будто бы решили “взять у реального подполковника понравившуюся ему фамилию, изменив имя героя и «понизив» его в звании. Впрочем, это понятно, ведь Ржевский предстаёт молодым человеком и до высоких чинов еще не успел бы дослужиться”. На самом же деле, 28-летний Павел Ржевский был тогда уже вполне себе многоопытным гусаром, а вовсе не зеленым юнцом. Впрочем, Олег Кондратьев уверен, что в любом случае речь идет именно о Павле Ржевском. Рецензент Вячеслав Воробьев пояснил: “Оказывается, что легендарный поручик нужен автору не столько для снисходительного любования, сколько для разговора о вещах гораздо более серьезных и разнообразных. Ржевский — не сугубая фантазия, а квинтэссенция гусарства времен первой Отечественной войны, в которой храбро рубился с французами реальный подполковник Павел Ржевский, награжденный многими орденами и золотым оружием”.
Конкретной характеристики непосредственно Ржевскому поэт-баталист не дает, зато в своих стихах описывает гусарский дух, что царил в родном полку, и, конечно же, об очередной победе сего славного гусара над сердцем какой-нибудь зазнобушки. По мнению писателя , “весь Ржевский вышел из стихотворения Давыдова “Решительный вечер” (1818), где звучат такие слова:
Сегодня вечером увижусь я с тобою,
Сегодня вечером решится жребий мой,
Сегодня получу желаемое мною —
Иль абшид* на покой!
А завтра — черт возьми! — как зюзя натянуся,
На тройке ухарской стрелою полечу;
Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся,
И пьяный в Петербург на пьянство прискачу!
Но если счастие назначено судьбою
Тому, кто целый век со счастьем незнаком,
Тогда… о, и тогда напьюсь свинья свиньею
И с радости пропью прогоны** с кошельком!
* Абшид — увольнение со службы, отставка. ** Прогоны — прогонные деньги, выдававшиеся офицерам из казны на расходы на проезд по почтовым дорогам.
Перед нами любовное признание, исполненное, правда, нарочитой грубостью, а панацеей от нее на все случаи жизни объявляется зеленый змий. Анафоры (стр.1-3) и словесные варьированные повторы лексемы: “пьянство”, “напьюся” и производные от них подчеркиваются здесь и диалектизмом “зюзя” (синоним “свинья cвиньею”) создают словесную вязь стихотворения. Забавно, что на самом деле лирический герой стихотворения добьется от этой своей пассии долгожданной взаимности. Ведь оно посвящено будущей жене Давыдова, генеральской дочери Софье Чирковой (1796-1880), с которой они сочетались счастливым браком в 1819 году и произвели на свет 5 сыновей и 4 дочерей. Впрочем, это не помешает влюбчивому гусару искать амуры и на стороне. Взять хотя бы его бурный роман с красавицей из Пензы Егенией Золотаревой (1810-1867), восхищавшейся и его стихами, и военными подвигами. Об этой своей гусарской планиде лучше всего сказал потом сам Давыдов: “Смешно сказать, но любовь и война так разделили наравне прошедшее мною поприще, что и поныне я ничем не поверяю хронологию моей жизни, как соображением эпох службы с эпохами любовных чувствований, стоящими, подобно геодезическим вехам, на пустынной моей молодости... Впоследствии я узнал, что, устав, подобно мне, менять предметы любви с каждой кампанией, он при заключении общего мира заключил законный союз с последней им любимою женщиною и променял кочующую жизнь гусарскую на философическое уединение, променял фантасмагорию на существенность”.
Под пером современников и Ржевский предстает настоящим гусаром, весёлым, энергичным, отважным, преисполненным чувства долга. Деятельное участие принял он при взятии Красного, где, командуя казачьим полком, “первый вскочил в город”. Мало того, при деревне Яковлевичи он, опять-таки с казачьим полком, был отряжен двумя эскадронами гусар и взял в плен кавалерийский отряд, состоявший из 250 человек, двух штаб-офицеров и трех обер-офицеров; за последнее отличие Ржевский, аккурат к Новому году, 31 декабря 1812 г. был пожалован орденом св. Анны 2-й степени. 12 августа 1813 г. он поступил в распоряжение генерала от кавалерии графа Виттенштейна (1769-1843), чей благородный девиз “Чести своей не отдам никому!” стал притягательным не только для офицеров, но и для русского солдатства. Под его руководством с 13-16 августа 1813 года отряд Ржевского принимал участие в Саксонской и Французской кампаниях и особенно отличился при атаке на Дрезден, за что был пожалован орденом св. Анны 2-й степени с бриллиантовыми украшениями и прусским орденом "Pour le Merite”. Последняя весьма престижная военная награда обладала еще и эстетическим изяществом. Ржевский носил ее на шее на черной ленте с двумя серебряными полосами по краям, с черной каймой.
Отметился он и в победоносных баталиях: в сентябре 1813 года под Голендорфом, что в Богемии; под Кульмом; при Вахау, Леберти и Волквице; при деревне Гульцгаузен; а также при взятии Лейпцига и. Буттенштета – все это снискало ему общеевропейскую славу. Замечательно его деятельное участие и в прочих Заграничных походах российской армии - и во Франции, прежде всего. Так, 31 января 1814 года был взят Ножан-сюр-Сен; затем - Бар-Сюр-Об, далее Лабрессень; наконец пали Аренс и Фер-Шампенуазе; Ганди и др. Словом, в середине марта казаки и гусары Ржевского уже маршировали по улицам Парижа. Кто знает, может быть, это они подучили галлов завести у себя сеть быстрого питания, сиречь “бистро”.
Подвиги Ржевского в делах против неприятеля были вознаграждены пожалованием ему 4-7 октября 1814 года вожделенного чина полковника; а за сражения в феврале 1814 года - золотой сабли с надписью "За храбрость". Заметим, что Наполеоновские войны произвели большое число награждённых этим Золотым оружием. В Отечественную войну им был удостоен 241 человек, в Заграничном походе русской армии 1813-14 годов — ещё 685. Впрочем, случай с Ржевским вполне оправдан и закономерен. Удостоен он был также военного ордена великого герцогства Баденского "Карла Фридриха", украшенного белым финифтяным крестом на красной ленте с желтыми полосами и белыми кантами. А в марте того же урожайного на военные победы года он вновь отличился, за что получил орден св. Владимира 3-й степени. Достойно внимания то, что этот крест малого объема с узкой ленте на шее, по краю которого шел узкий выпуклый рант, был пожалован Ржевскому, так сказать, не по чину, ибо предназначался обыкновенно вышестоящим, не ниже V класса. Престиж сего ордена в XIX веке воссоздал Николай Гоголь в неоконченной пьесе “Владимир III-й степени” (1832-1834). В изложении основоположника русской актерской школы Михаила Щепкина, «в конце пьесы герой сходил с ума и воображал, что он сам и есть Владимир 3-й степени. Сидя перед зеркалом, он мечтает, что этот крест уже на нем”.
Но логичнее всего начать с того, что у пресловутого поручика Ржевского наличествовал свой явный литературный пращур. Таковым по праву считают известного поэта и драматурга Александра Гладкова (1912-1976) с его знаменитой “героической комедией” в стихах “Давным-давно” (1940). В своих воспоминаниях Гладков как-то признался, что в числе прочих любимых исторических персонажей его особенно вдохновила персона шевалье Шарль д’Артаньяна (1613-1673) Александра Дюма-старшего (1802-1870), который обрел мировую славу и как литературный, и как киношный персонаж. Это ему будто бы принадлежали ставшие крылатыми фразы: «Любовь — это игра, в которой выигравшему достаётся смерть», «Я дерусь просто потому, что я дерусь» или же общепринятый мушкетерский лозунг: «Один за всех, все за одного!» Однако все это оказалось глубоко созвучным чаяниям русских бойцов, реалиям России вообще. Характерно, что в фокусе внимания автора оказалась овеянная славой эпоха Отечественной войны с Наполеоном, где воевали наши лихие бесстрашные гусары. В неменьшей степени на драматурга повлияли воспоминания Дениса Давыдова, перед которым он преклонялся.
Первоначально пьеса называлась несколько пафосно - “Питомцы славы”, и лишь потом, по песне, звучащей по ходу развития всего сюжета, она стала именоваться “Давным давно”. Здесь-то и запечатлен неустрашимый боец с громкой русской фамилией, выделявшийся даже на фоне самых отчаянных храбрецов. Своей комедии сочинитель предпослал лаконичную цитату из стихов Дениса Давыдова, а именно - из его “Гусарской исповеди” (1832): “Роскошествуй, веселая толпа, в живом и братском своеволье”. Вместе с тем автор глубоко изучил и переработал знаменитые “Записки кавалерист-девицы” (1836) Надежды Дуровой (1783-1866), одной из первых в России женщин-офицеров, чьи мемуары были потом неоднократно и весьма счастливо адаптированы. Эта та самая Дурова, что стала прототипом главной женской роли в пьесе “Давным-давно” - Шурочки Азаровой, которая наравне с соплеменниками устремилась защищать Отечество от басурманов. Согласно авторской версии, она и впрямь совершила множество подвигов, встретив заодно на поле брани и свою любовь, став невестой, а затем и нежной супругой этого самого сорвиголовы Ржевского. Но, пожалуй, еще в большей степени повлияли на Гладкова воспоминания Дениса Давыдова, где, в частности, говорится о его деловой встрече с подполковником Павлом Ржевским
Названная комедия была завершена к 1940-му году, органически соединив в себе накал высокого патриотизма, историческую достоверность, живость в изображении характеров (как вымышленных, так и реальных), острую сценичность и проникновенный лиризм. Текст полон легко прочитываемых реминисценций, изобилует разнообразными воплощениями русской удали, широты души и таланта, что в свое время сделало “Давным-давно” одним из самых репертуарных произведений советского театра. А в августе 1941 года в Ленинграде состоялась радиопостановка пьесы, и ее читали в прямом эфире актеры Мария Бабанова (1900-1983) и Сергей Мартинсон (1899-1984). Голоса их звучали из уличных репродукторов вместе с фронтовыми сводками от диктора Юрия Левитана (1914-1983). И символично, что премьера тоже имела место в блокадном городе, в Театре Комедии Николая Акимова (1901-1967), и именно во время главного советского праздника 7 ноября (1941 г.). “Ржевский” уже тогда стал известен, ибо его ставили и фронтовые бригады, и театры в глубоком тылу. Рецензенты отмечали, в частности, убедительное музыкальное решение заданной темы несравненным Тихоном Хренниковым (1913-2007). А постановка пьесы в 1943 году в Центральном театре Красной Армии была даже отмечена Государственной премией. В День Победы, 9 мая 1945 года, спектакль прошёл с полным аншлагом в Большом драматическом театре. Произведение было переведено на несколько языков народов СССР и послужило основой для популярной музыкальной комедии «Голубой гусар» (1946). По киносценарию самого Гладкова она шла с ошеломительным успехом в Театре советской армии (с Шурочкой - Любовью Добржанской (1905-1980) и генералиссимусом Кутузовым - Владимиром Зельдиным (1915-2016).
Дальнейшая жизнь героев первой Отечественной войны была продлена и приурочена к славному юбилею - 150-летию Бородинской битвы. На основе пьесы “Давным-давно” режиссер Эльдар Рязанов (1927-2015) разработал обновленный вариант сценария, а вскоре и снял яркий, цветной, динамичный приключенческий фильм “Гусарская баллада” (1962). Было создано принципиально новое кинодраматургическое произведение, где сохранилась, однако, поэтическая интонация первоисточника. Но дело осложнялось тем, что сам Гладков, по не вполне выясненным резонам (его корили чуть ли не за плагиаторство), демонстративно отстранился от работы со сценарием, так что главной “кинокоррекцией” занимался лично Рязанов: он сократил ряд сцен, диалогов, ввёл в действие восемь новых стихотворных эпизодов. В то же время, вослед Гладкову, Рязанов определил жанр ленты как "героическая комедия", а также провозгласил свое творческое кредо: “О самых серьезных, трагических эпохах нашей истории можно рассказывать задорно и с улыбкой. ...Я пытался доказать, что пьеса вызывает в зрителе гордость за наших предков, восхищение их подвигом, будит любовь к Отчизне... – и добавил: - За такую прекрасную землю надо драться и умирать!”
Действие картины происходит в 1812 году, а ее главный герой — гусар, ловелас и повеса Ржевский в исполнении блистательного Юрия Яковлева (1928-2013). Тот бойко сражается с оккупантами и как бы ненароком завоевывает сердце кавалерист-девицы, точнее, переодетую в корнета Шурочку Азарову (ее играла тогда совсем еще юная студентка ГИТИСа Лариса Голубкина). Герои сей картины любят, воюют, безрассудно стреляются на дуэлях, раз за разом попадая в ситуации, выход из которых оказывается лишь началом забавного приключения. И всех их объединяет неукротимая и беззаветная любовь к Отчизне, ну и, конечно же, к друг другу. Эти двое чувствуют в себе недюжинную силу: - “Очи зорки, руки верны в прицеле, не слабы стремена,” - вот слова, приписываемые Шурочке, и еще: “Коль Родина в беде, нет силы дома быть!” Ей вторит независимый Ржевский, повторяя на все лады: “За Родину готовы умереть... Счастливей доли нет, чем смерть за Родину!” Увлекая за собой однополчан, поручик отдает зычные приказы: “Со мной, друзья, их [французов –Л.Б.] угостим по-русски!” И вовсе не случайно, что генерал-фельдмаршал Михаил Голенищев Кутузов-Смоленский (1745-1813) в исполнении народного артиста СССР Игоря Ильинского (1901-1987) восхищается бравым гусаром: “Ржевский, вид геройский у тебя... Отчаянный, герой, герой!” Из-за этой злосчастной роли полководца фильм чуть было не положили на полку. А все потому, что министр культуры СССР Екатерина Фурцева (1910-1974), посмотрев материал, приказала найти на роль главнокомандующего другого актера, а того переснять со всех сцен. А все дело в том, что шестью годами ранее Ильинский сыграл незатейливого болвана-чиновника Огурцова в рязановской же картине «Карнавальная ночь» (1956). А идея использовать комедийного актера для совсем иного, патриотического образа показалась руководству кощунственной: “Огурцова в фельдмаршалы? Да зрители сразу смеяться начнут над таким Кутузовым! Память великого полководца будет оскорблена”. По счастью, положение спас зять Никиты Хрущева Алексей Аджубей (1924-1993), который возглавлял тогда редакцию газеты "Известия" и устроил закрытый просмотр картины. А затем, как бы по горячим следам, газета тиснула комплиментарную рецензию на киноленту, особо отметив при этом игру Ильинского. Так что дорога в прокат была вскоре открыта. Важную роль в продвижении картины сыграл влиятельнейший Иван Пырьев (1901-1968), который-то и присоветовал взять на главную роль Юрия Яковлева, несомненного фаворита среди прочих претендентов. “Хорош, красив, с прекрасным чувством юмора, с красивым голосом, замечательной фигурой! Всё в нем было!” - отзывались нем киношники. И всю свою триумфальную фольклорную жизнь (которой могли бы позавидовать и Штирлиц, и Петька с Василь Иванычем, да и Анка-пулеметчица) сей поручик начал именно после выхода "Гусарской баллады".
Кинозрители сходились здесь на том, что Ржевский вполне отвечал расхожим представлениям о гусарской лихости: если пьёт гусар, то исключительно громадными фужерами, если воюет гусар, то с целым вражеским эскадроном, если обижен гусар, то стреляется на дуэли в любой, пусть самый неподходящий момент. Поручик смотрелся в кадре на редкость органично, являя собой натуральный сплав веселья, эмоций, мотивов, чувств. Он, между прочим, похвалялся тем, что “бутылок многих, очень многих, видел дно”. Именно в связи со вкусами гусаров он упоминает такие хмельные напитки, как водка или жженка (горячее пойло из алкоголя, фруктов и жженого сахара), а также ром, пунш, несколько сортов вина, арак (кавказская разновидность крепкого спиртного). Наш вояка гордился тем, что всегда привык “выражаться напрямик”: “Гусар гусару брат!” Вспомним кредо мушкетеров: “Один за всех, все за одного!” и доморощенное, гусарское: “Равенство везде, где звон гусарских шпор!” Он здесь по преимуществу чужд политеса, даже при прекрасных дамах: “Тысяча чертей!.. На Руси век не видать того компоту, чтоб я просил прощенья” и т.д. В то же самое время Ржевский-Яковлев, при всей своей развязности и выставляемой напоказ вульгарности, умеет быть и серьёзным, и пылким, и искромётным, и обаятельным. Но, как это подобает гусару, он заносчив, отважен, уверен в себе – и в любви, и в военных баталиях. К этому, собственно, вслед за Гладковым, призывает ставшая чрезвычайно популярной в фильме озорная песенка:
В сраженьях нам, не на постели, -
Расстаться с жизнью суждено.
Попы, должно быть, нас отпели
Давным-давно, давным-давно, давным-давно.
Переодетой корнетом Шурочке Ржевский бросает: «Вы зелены, корнет. Гусары не разини, / В любви им неизвестно слово „нет“». И не без бахвальства добавляет: “Cердца без практики ржавеют”. Называя любую мало-мальски привлекательную даму “жеманницей” и “егозой”, сей гусар, по его же словам, тем не менее “очень даже бережет свою свободу”. Натура увлекающаяся, Ржевский приударяет за плененной красавицей-певицей Луизой Жермон (народная артистка СССР Татьяна Шмыга, 1928-2011), которую комплиментарно называет ”богиней грез”. Он ревнив до последней степени каления, так что готов стреляться на дуэли все хоть с тем же безусым фаворитом-корнетом. Ржевский не чужд самохвальства, смакуя свои (в том числе и мнимые) любовные победы. “Нескромным быть боюсь, но целовал”, – бахвалится он. Или начинает рассказывать байку о том, как уродливая племянница штаб-майора Азарова, на которой его будто бы хотят насильно женить, втюрилась в него по уши, так что буквально висла у него на на шее. Забавно, что, добиваясь потом взаимности этой самой Шурочки, Ржевский изъясняется нарочито грубо: “Тысяча чертей... Три тысячи чертей!” И все же в конце концов гусарское сердце оттаивает, и опять-таки благодаря Шурочке. Это к ней обращено меланхоличное признание гусара: “Я никогда так не любил!” Интересно, что в одном из шуточных зрительских отзывов по сему поводу говорится: “После расставания с Шурочкой поручик Ржевский целыми днями в тоске лежал на диване, почесывая разбитое сердце”.
Исследователи и в наши дни отмечают все новые и новые грани характера сего героя, соотнося его, как правило, с экранным Ржевским. Тем более, что “Гусарскую балладу” посмотрели тогда в СССР свыше 48,6 миллионов человек. Как отметила искусствовед Нина Спутницкая, Яковлев в работе над этим образом сумел показать, насколько маска поручика отличается от истинной сущности персонажа, и за его внешней фривольностью сокрыт «трогательно неловкий», сомневающийся в себе человек. В этом же ключе высказался и киновед Андрей Степанов, отметивший, что «преувеличенное гусарское ухарство — всего лишь маска деликатного и тонко чувствующего Ржевского». Другие авторы обращали внимание на намеренное привнесение в образ гусара юмористических красок, хотя тот подчас «доверчив, весел и простодушен, как дитя».
Нелишне отметить и другие колоритные персонажи, что восходили к годовщине войны 1812 года. Следом за “Гусарской балладой” на экраны страны вышла ставшая оскароносной историческая драма Сергея Бондарчука (1920-1994) “Война и мир” (1965-1967) - причем в четырех сериях. Успех был феноменальным и составил 38,5 милионов кинозрителей (и это только за одну серию). И «Гусарская баллада» Гладкого-Рязанова, и эпопея Толстого-Бондарчука стали яркими культурными событиями, причем на одном только отрезке времени - оттепели и прочих шестидесятых годов. Это означало, что протагонисты этих, казалось бы, разноплановых картин воспринимались как современники, как часть одной исторической вселенной. Это привело к тому, что все эти экранные персонажи перенеслись потом в пространство анекдота, органично переплетаясь в фольклоре. Другими устойчивыми персонажами в анекдотах про поручика неожиданно стали прочие персонажи романа «Война и мир»: прежде всего, Наташа Ростова (которая становится объектом сексуальных притязаний распутного поручика), а также Пьер Безухов, князь Андрей Болконский, а иногда и сам Лев Толстой; они обычно появляются в эпизодических ролях, и каждый обретает качества, которых недоставало их кинематографическим прототипам.
Ведь Ржевский, каким он предстает в диалогах с киноперсонажами. Это герой-любовник, армейский пошляк и похабник, однако же не лишенный живости, элегантности, ума. Фатальность его амплуа бьет в глаза. Так, он как бы невзначай величается перед окружающими своей физиологической откровенностью, и часто общий смысловой знаменатель сформулирован в заключительной коде текста: «Ну вот, пришёл поручик и всё опошлил». Примером пассажей такого рода является рассказ о том, как во время светского раута поручик извиняется перед Наташей и выходит во двор. «Возвращается весь мокрый. Наташа участливо его спрашивает: — Что, дождь? — Нет, - мрачно отвечает он, - ветер!» Рассматривая образ Ржевского как русский вариант “комедии масок”, фольклорист Вадим Лурье отводит ему роль Арлекина (тогда как Наташа выступает в качестве Коломбины). И они сродни архетипам, прочно закрепившимся в европейской культуре. «Вот Ржевский сватается к Наташе Ростовой. – Да что Вы, поручик, Вы же не пропускаете ни одной юбки. – Ради Вас, мадам, я готов каждый день пропускать по две». Или же такая сцена на озере. «Ржевский плывет в лодке с Ростовой. Повисло неловкое молчание. И вдруг Ржевский спрашивает: — Hаташа, а Вас когда-нибудь веслом по заднице били? - Поручик, да как Вы смеете? – Да это я так, чтобы разговор поддержать» (так и слышится закадровый смех).
Еще один пассаж. Наташа Ростова, гуляя утром с собачкой, повстречалась с Ржевским. Завязалась светская беседа. – Поручик, будьте любезны, скажите, какая сегодня будет погода? - Ржевский, не раздумывая, дал пенделя собаке Наташи и задумчиво посмотрел, как она полетела. – “Низом пошла, - сказал, наконец, он. – Видать, к дождю!” А вот, к примеру, такой диалог. Наташа Ростова поручику Ржевскому: - Скажите, поручик, была ли у вас большая и светлая любовь? - “Конечно – была одна купчиха с меня ростом, блондинка шести пудов”. Поручик Ржевский: Я вчера женщину спас от изнасилования! - Пьер Безухов (восторженно): Вы истинный герой, сударь! - Поручик Ржевский: Все гораздо проще, я ее уговорил. В разговор вступает князь Андрей Болконский: - Поручик, говорят, что Вы намедни стрелялись с Безуховым из-за Наташи Ростовой? — Всё верно. Я из-за Наташи, а Безухов из-за дерева! Или же еще: - Вы когда нибудь меняете носки? – Только на водку. - Поручик, - говорит та же рязановская Шурочка, - у Вас есть друзья, близкие по духу? - “Есть, - и после многозначительного молчания, - Перегар”. В другой раз в разгар пьянки Ржевский предлагает гусарам: - Господа, а давайте искупаем коней в шампанском. – Да Вы что, поручик, у нас и денег таких нет. Погрустневший Ржевский задумчиво: - “Ну тогда хоть кота пивом обольем”. Правда, иногда наш герой делал вид, что на диво застенчив и робок. “Собрались как-то девушки на девичник. Всю ночь рассказывали анекдоты, забавные истории, делились друг с дружкой своими сокровенными мечтами… А к утру из шкафа выпал поручик Ржевский,.. умерший от стыда”. Рассказывали, к слову, и о его откровенно скабрезном поведении, и не только по отношению к дамам: “Как-то Ржевский отправился на исповедь к отцу Никодиму. После исповеди батюшка два дня сквернословил и хихикал в кулак”.
В такого рода забавных интернет-легенд могли присутствовать как реальные, так и вымышленные приятели поручика — например, сам Александр Сергеевич (между прочим, приходившийся ему по матери дальним родственником): тот либо выступает советчиком Ржевского, либо “декламурит” за него стихи, каламбуры, которые поручик нещадно перевирает. Чаще всего, кроме самого Ржевского, здесь действуют его столь же знаменитые сослуживцы-гусары и даже участники нашей Гражданской войны. Среди последних знаменитые поручик Голицын и корнет Оболенский из популярного “белогвардейского” шансона Михаила Звездинского. Ржевский не чужд театральных подмосток: то в роли Чацкого из «Горя от ума», то в облике ревнивца-мавра Отелло… но по ходу представления, не слушая суфлера, всякий раз забывает текст и выдает что-нибудь непечатное. Он натурален в своих желаниях и обладает «животной притягательностью», словно осаждая сердца прекрасных дам штурмом, как будто ведет круговую оборону на военных редутах. Бесцеремонно-настойчивый, он, однако, часто балансирует на грани беспардонной наглости, хотя все же старается не пересекать черту. Отметим в этой связи достаточно нейтральные байки о Ржевском, пример чему дает литератор Павел Басинский: “Прекрасное солнечное утро. Ржевский вышел на крыльцо — румяный, молодцеватый,— и аж крякнул от удовольствия. Прыгнул в седло, проскакал версту, только пыль столбом. Вдруг остановился, посмотрел вниз и хлопнул себя по лбу: «Ё-моё! А лошадь-то где?» И поскакал обратно”.
Дон-Жуаном в буквальном смысле он вроде бы не был, однако именно «сексуальная» тема стала чуть ли не основной составляющей в посвященных ему анекдотах, скетчах и фильмах. Можно без преувеличения сказать, что в русском фольклоре Ржевский стал брутальным альфа-самцом, этаким русским мачо, от напора коего дамы теряются. Потому-то анекдоты о нем часто отличают исключительная нецензурность и пошлость. Он буквально одержим темой секса и не только разглагольствует о своих амурах, публично нарушая приличия, но и пытается грубо перейти от слов к делу. – Поручик, Вы пошляк? – кокетливо вопрошают его иные записные красотки. – Нет, - уточняет он, используя подходящий эвфемизм, - я “эротический шутник”. Один молодой юнкер спрашивает Ржевского: - Поручик, почему дамы отвечают вам взаимностью? Ведь вы такой пошляк и хам... Ржевский (невозмутимо): - “Дружище, но я ведь, заметьте, всегда исполняю то, о чем говорю!” ― Мадам, а разрешите осведомиться, а чем Вы увлекаетесь? - Рисованием и верховой ездой. - А Вы, поручик? – Вы не поверите, но художницами и наездницами... - Поручик, кого вы больше любите — женщин или лошадей? — вопрошали однополчане. - Видите ли, господа, если бы не лошади, я бы не успевал ко всем дамам, у которых имею успех, а если бы не было дам — так и ехать мне вроде как и некуда. Поручик Ржевский уходит утром от одной путаны: - А деньги!? - верещит та, высовываясь в окно. - Гусары денег не берут, - гордо отвечает поручик. – Поручик, расстегай – это мясо или рыба? - Мадам, это команда! – последовал ответ. Ржевский шёл по улице. В левой руке он держал книгу "Правила хорошего тона", а правой тащил за волосы девушку. Девушка визжала и пыталась вырваться, а поручик всё бубнил, повторяя: “...а потом ненавязчиво пригласите даму на чашку чая... ” Поручик однажды рассказывал: — Вчера я был у графини N. И тут неожиданно вернулся ее муж. -— Ну и что же? Что вы сделали? - “Защитил честь офицерского мундира.— Как? - Перебил всю моль в шкафу”.
Надо сказать, что Ржевский то действует в реалиях сегодняшнего дня, а то переносится во времена былые и как будто является повсеместно, сквозь время и пространство. Известно, что древнеиндийский трактат “Камасутра” был переведен на европейские языки лишь в конце позапрошлого века, но поручик как будто его уже читал. Рассказывали, как однажды ему подкинули эту самую "Камасутру". Он ознакомился с этим шедевром и произнёс: - Вы бы мне ещё букварь для первого класса предложили. Мало того, сотоварищи его подначивали: - Поручик Ржевский! Почему вы не напишете свой вариант “Камасутры”? - Тот (со знанием дела): - Всё время уходит на сбор материала. А вот это предания наших дней: - Скажите, поручик, а что Вы подарите Вашей подруге на праздник 8 марта? - Ничего, ведь этот праздник ещё не придумали. Или же такой диалог: - Что такое "двойные стандарты"? – Это когда Фрейд, который всё сводит к сексу, - гений, а Ржевский, который всё сводит к сексу, - пошляк и распутник. Он, между прочим, не был чужд философских умствований. Поручик Ржевский: - Что Вы изучаете сейчас на курсе философии? Корнет: - Соответствие формы содержанию. Очень сложно здесь всё. - Чего сложного? Прямая зависимость. Чем больше у неё формы, тем больше даёшь ей на содержание. – Поручик, а Вы читали новый рассказ Пелевина? – Пелевать я хотел на Вашего Пелевина.
Забавна склоняемая на все лады “народная” этимология его громкой фамилии: "В 1917 году поручик Ржевский стал комиссаром. Отсюда и пошла пролетарская фамилия Комиссаржевский". И вовсе не удивительно, что совсем недавно он принял участие в анти-ковидной кампании: - Поручик, это правда, что вчера при Вашем появлении на балу два десятка дам упали в обморок? – Да, было-с. – Отчего же это они? - Как Вам сказать. Я был слишком легко одет-с. – Это как? – В маске и перчатках.
- Поручик! Чего это у нас лошади во дворе ржут? – обратился к Ржевскому один улан. - Да это им осел анекдоты про нас рассказывает! Он много о себе понимает: - Хотите свежий анекдот про поручика Ржевского? – Ржевский, с видом знатока парирует: - Спасибо, у меня уже есть. Или же подслушанный разговор трех гусаров о ратных подвигах: — Я зарубил трех французов, — заявил один. — А я пять, —хвастается второй. – А вот я отрубил французу ногу, - откровенничает Ржевский. - А почему не голову? – спрашивают остальные. - Головы, в общем-то, у него уже не было, - вынужден признаться наш вояка. Впрочем, выше всего на свете он ставил вино, военные песни и женщин: “Сейчас допью, спою гусарскую балладу и по бабам!” - Поручик, ну хотя бы в разведке перестаньте думать о бабах! – как-то одернул его в бою старший по званию. Наверное, самый невинный анекдот про поручика - это рассказ о том, как он сдавал экзамен по военной истории. Преподаватель задает вопрос: «Какое самое древнее оружие Вы знаете, поручик?» - «Каменный топор, господин полковник». - «И почему же тогда люди воевали каменными топорами?» - «Дикари-с». Или же сидит наш поручик и что-то пишет... Входит тот же полковник: - Поручик, что вы пишете? – Да вот, сочиняю гимн нашего полка. – Неужели? Дайте-ка почитать. Да тут же сплошной мат! – Ну почему же... Вот, во второй строчке есть слово “знамя”.
Так или иначе, но байки об амурах нашего героя передавались из уст в уста. О них только и судачили окрест: “Поручик Ржевский недолюбливал женщин... Не успевал!” Или же вещал, будто бы получил двухгодичный оплаченный “отпуск по уходу за женщинами”. “Поручик Ржевский был большой однолюб: он любил женщин, водку и карты”. “Поручик Ржевский мог месяцами обходиться без женщин и вина! Мог... но не обходился ни дня”. Поручика Ржевского, убежденного холостяка, будто бы решили показать психиатру. — Чего ради? — Он собирается жениться. — Ну и что с того? — Так он совершенно трезвый!”
Здесь, однако, надо иметь в виду, что женитьба гусар, равно как и у большей части российских военнослужащих, не приветствовалась на официальном уровне — так что, поступая на службу, многие из них подписывались под ролью вечного холостяка (однако, если судить по образу гусар, запечатленному в исторической памяти потомков, не похоже, чтобы им приходилось об этом сильно сожалеть). Еще одна причина, по которой начальство косо смотрело на желание гусаров обзавестись семейными узами была проста и прагматична: выплаты пенсий женам погибших в постоянных войнах офицеров были слишком накладны для бюджета.
Любопытен исторический экскурс русского сатирика Николая Страхова (“Сатирический вестник”, 1790-1791), взявшего за труд объяснить причины, “отчего ныне мало видно браков”: ...Ведь целые сотни людей разных свойств и званий не женятся. Среди таковых некто из отродья славных г. Пустомозгловых говорит: “Будь хоть свинка, да только лишь золотая щетинка”... У г. Вертопрахова к языку прилипло словечко: “сколько” и “на сколько”, а поелико на сие никто еще не учинил удовлетворительного ответа, то от сего он не женат... К сему можно присовокупить соискателей с говорящими фамилиями, неких Г. Сипягу, Г. Вертушкина, Г. Вспыльчива, Г. Богатона, Г. Столета, Г. Лжемысла, Г. Знатного, Г. Игролюба и т.д. Им вторит Г. Волокитов, который “заклялся жениться для того, дабы не быть так же обмануту, как сам он обманул 20 супругов. Целомудренная женщина, по мнению его, есть феникс, и он уподобляет брак лотерее, в которой бывает 1000 пустых билетов, а настоящий - только один”. А Г. Корыстолюбов столь уважает приданое, что готов учиниться не только мужем богатой невесты, но, если бы было возможно, то охотно бы согласился выйти за таковую замуж и быть ее женою”. Стало общим местом: не нашел жену до призыва на службу или же произошло это событие во время нахождения в армии – возвращайся домой бобылем. Таких холостяков, вернувшихся со службы и сватавшихся к старым девам, звали обидными прозвищами “ратники” и “подовники”, то есть холостяками исключительно по возрасту. “Подовник” в первоначальном значении суть коряга, сухая и длинная, которую используют для отапливания овинов. Логика такова: полено не слишком хорошо подходит для того, чтобы растопить печь, поскольку быстро сгорает, а тепла практически не дает. Также и возрастной холостяк вряд ли согреет молодую и требовательную в интимной жизни жену, а вот для старой девы вполне подойдёт.
Анекдоты об этом русском мачо озвучивали многие видные российские актеры и юмористы. Один только Зиновий Высоковский в свое время опубликовал о нем 519 анекдотов; Геннадий Хазанов – 261, а Роман Трахтенберг в своей уморительной брошюре “Твой карманный Трахтенберг” собрал об этом поручике аж 333 (импозантная цифра!) забавных и смешных историй. Ведь «откуда-то» же взялся он в армейском обиходе, где и без того всегда хватало специфического юмора («Эй, вы трое, оба ко мне!», «Копать от забора до отбоя», «Не хотите жить как люди, будете жить по уставу!» и прочее). Ржевский активизировался в армейской среде, индивидуализировался в ней, потеснил в чём-то прочих героев и нисколько не собрался сдавать позиции.
Литература о нем получила название гаргантюёвско-барковской Ржевскианы (по имени бессмертных героев Франсуа Рабле и Ивана Баркова). Она множится и в наши дни. Приметны такие киносценарии, как “Воздержание поручика Ржевского” (2007) Евгения Красницкого, киноповесть «Честь имею, поручик Ржевский!» (2009), сочиненная Юрием Войтовым. Образ поручика часто служил объектом пародий, в том числе на телеэкране. Назовем хотя бы «Какие наши годы!» (2011) Гарика Бульдога-Харламова или же “Городок” (1993-2012) Ильи Олейникова (1947-2012) и Юрия Стоянова и т.д. Что до беллетристики и мемуаров, то как не вспомнить здесь роман Сергея Ульева: “Поручик Ржевский, или Любовь по-русски” (1997); “Подлинные мемуары поручика Ржевского” (2001) Валерия Шамбарова, а заодно и авантюрная юмористическая повесть “Подлинная история поручика Ржевского” (2005) Олега Солода и Андрея Максимкова и многие, многие другие. Мало того, в крупных российских издательствах “Лана” и “Эксмо–пресс” вышло в свет множество историй о поручике. Отметим хотя бы пользующуюся особой популярностью книжку Стаса Атасова “Молчите, поручик Ржевский, молчите! Анекдоты”. (2001, 2006, 2013, 2018 и т.д.), где собрана коллекция чуть ли не самых веселых шуток, с такой вот завлекательной аннотацией: “Искренний смех не только заразителен, но даже способен продлить жизнь. Задумайтесь, ведь даже в самой сложной ситуации можно найти нечто, что позволит вам улыбнуться миру, и он обязательно улыбнется вам в ответ!” А вот какое обращение к читателю содержат “Анекдоты про поручика Ржевского. Сборник” (2015) Аурики Луговкиной: “Тонкий юмор, блестящее остроумие, забавные парадоксы, комические ситуации, курьезные случаи из жизни – все это здесь, в книге, которая способна доставить немало веселых минут каждому, кто возьмет ее в руки. Читайте, смейтесь и будьте уверены, что все это не про Вас!” Добавим к этому, что во многих сборниках анекдотов существуют специальные разделы, посвящённые нашему поручику.
Образ стал настолько манким и зрелищным персонажем, что долгое время не сходил с театральной сцены. Ленинградский Театр им. С.М. Кирова в 1979 году поставил зажигательный балет “Гусарская баллада”, который затем триумфально шел в Красноярске, а затем и в именитом Большом (худрук Олег Виноградов, хореограф Дмитрий Брянцев). Обновленную постановку представил в 2005 году Театр Российской армии (режиссер-постановщик Борис Морозов), не говоря уже про водевиль-оперетту «Подлинная история поручика Ржевского» композитора Владимира Баскина (по либретто Олега Солода и Андрея Максимкова, со стихами Игоря Бедных) в Магаданском музыкальном театре (2010). В этом же ряду находится пьеса «Вперёд, гусары!» (Ростовский молодежный театр, режиссер Игорь Черкашин, 2010). И это лишь малая толика пьес о славном гусаре, поставленных в театрах Минска, Хабаровска, Волгограда, Нижнего Новгорода, Иркутска, Иваново, Саранска и др.
Он прямо-таки прописался в забавные и авантюрные композиции самых разных видов, среди которых, например, «Подлинная история поручика Ржевского» (комедийный сериал из 8 (!) частей, 2005); кинокомедия “Ржевский против Наполеона» (2012), поставленная режиссером Марюсом Вайсбергом, с актером Павлом Деревянко в главной роли. Правда, по мнению киноведов, анекдоты про фольклорного поручика и смешнее, и непристойнее, чем прочие жанры. Ведь даже сама идея Вайсберга - внедрить к Наполеону Бонапарту неотразимую красавицу, так сказать, la femme fatal, дабы отвлечь его от захватов и грабежей. Это переодевание поручика в “настоящую женщину” с целью соблазнить сего “неистового корсиканца” выглядит достаточно сомнительной. В этом же ключе находится и книга Пипла Шабалина “Похождение поручика Ржевского по городам и весям. Один за всех мушкетеров” (2005). Действие переносится здесь во Францию XVII века. Перед нами предстают Людовик XIII и кардинал Ришелье, любвеобильная Анна Австрийская и глуповатые подслеповатая сводня Констанция Бонасье, бухие мушкетеры и деградировавшие на их почве гвардейцы. По словам одного исследователя, здесь представлен “фейерверк языка, карнавал сюжетов, это "книжный мир" вверх ногами, мир - яркий, образный, динамичный, контрастный в параллельных руслах высокого стиля и уличной брани”.
А писатель Евгений Новиков в сочинении “Ах, гусар, я влюблена!” (2017) переносит Ржевского уже в наш провинциальный Конотоп, откуда его бричка мчит прямо в первопрестольную. Перед ним открывается Русь, с дураками, дорогами, постоялыми дворами, бойкими трактирщицами, сладострастными помещицами, кутежами и драками купцов. Как и всякий путешественник, Ржевский ведет дневник, из которого становится понятно, что не такой уж поручик каналья, беспринципный бабник и пропойца! Возможно, конечно, он отчасти такой и есть – но ещё поручик - философ, вояжер, естествоиспытатель, искатель вечной любви. Книга “Парадоксы полковника Ржевского” (2017) Владимира Свержина изображает нашего гусара уже на склоне лет, не утратившего, однако, ни цепкого наблюдательного ума, ни живости мысли. Некий странник задает ему тьму каверзных, веселых и поучительных вопросов из мировой и российской истории. А вот триллер Ивана Гамаюнова “Поручик Ржевский и дама-вампир” (2023) относится к числу так называемых “ужастиков”. На главное место выдвигается бледнолицый господин a la упырь, который разгоняет скуку обитающего в деревне Ржевского. Этот вурдалак хочет прикупить у поручика его дворовую девку Полушу и весьма обижается, услышав отказ. Вскоре, c легкой руки вампира, Полуша исчезает, так что Ржевский предпринимает поиски самостоятельно. В этом ему помогает крестьянская девка Тасенька, которая в оборотней ни в жисть не верит. Мало того, Тасенька готова разоблачать подобные мифы, даже после знакомства с упырицей, супругой бледного господина. Как и у мужа, клыки (используется ласкательное “зубки”) сей дамы весьма остры. Чаруя кавалеров своей неземной красой, эта колдунья и ворожея пленяет сердце Ржевского, и в таких обстоятельствах вести расследование ему затруднительно.
Символично, что рассказы о нашем поручике были также положены на музыку. Так, в конце 1990-х годов возникла вокально-инстументальная группа “Поручикъ Ржевский”, дебютный альбом которой назвали «Голубые гусары» (1999). Мало того, через несколько лет был основан еще один ВИА с тем же самым названием, получивший скандальную известность, а все из-за двусмысленных текстов. Их дебютный альбом был назван весьма каламбурным омонимом «Ночь-и-бал» (2006). И всё это в сопровождении музыкальных инструментов во вполне фольклорном духе: баяна, гуслей, балалайки, трещотки, а также гитары, духовых и ударных. Помимо голосовой партии самого Ржевского (щеголявшего в гусарской форме) задействованы некоторые персонажи анекдотов, в том числе появившаяся вдруг Анка Пулеметчица. Нельзя не упомянуть рэпера под ником Гарри Топор (в “девичестве” - Игорь Александров), чьи треки отличаются необычной читкой с яркой эмоциональностью вкупе с чеканной дикцией. Песни и композиции Топора необычны и своеобразны: от них исходит неимоверной силы агрессия, недюжинная психическая энергия. Недаром он - лауреат пяти релизов и четырех баттлов. Музыкальные критики называют этот рэп злым, да и сам Топор именует себя «злым рэпером с неплохим чувством юмора». Тем понятнее, что его обращение к нашему герою приправлено упорно повторяющимся разящим рефреном: “Как пуля резкий, как пуля резкий – // Весь в черном поручик Ржевский...” (2017).
Курьезно то, что и в нашем XXI веке от лица давно почившего в Бозе Павла Ржевского сочиняют и стихотворные произведения, в том числе и сонеты, правда, в отличие от помянутого сонета его отца, Алексея Андреевича - совсем иного, откровенно приземленного свойства. Так, некий интернетовский блогер, выступивший под ником Павел Козырев, сложил по форме вполне себе канонический сонет, где вновь угрожает сотоварищам “вдрызг напиться”. Приведем его фрагмент, обращенный к некой сударыне:
Мадам! За Вас проклятья и молитвы.
Готов я вдрызг напиться. И тогда
Мне все - не только море - по колена!
Любая б…. - Прекрасная Елена.
Но Вы неотразимы - видит Бог!
Рогач во фраке - то не муж Ваш, кстати?
Ещё бокал - и я у Ваших ног!
…Пардон, мадам! Я облевал Вам платье…
Поражает откровенно фамильярный, далеко не пристойный тон сего монолога. Говорящее лицо провоцирует на адюльтер, насмехается (если не сказать, “шельмует”) всякого рода семейные союзы и по ходу разговора непосредственно бросает даме: “Рогач во фраке – то не муж Ваш, кстати?” Обращает на себя внимание его комплиментарное обращение к “прекрасной”: “Еще бокал – и я у Ваших ног”. Здесь деятельно используются крылатые слова и речения, с подчеркнуто афористическим оттенком (“Бал без дуэли, что гусар без битвы”, “Мне всё – не только море - по колено”). Сонет будто бы скроен из обсценной лексики, вульгаризмов и т.п. Видно и то, что приписываемое Ржевскому поведение и откровенно, и вызывающе. Достаточно сказать, что этот наш “душка-гусар” мог сознательно смешивать (а по существу, отждествлять) “любую блядь” с самой “прекрасной Еленой”, называя обеих не иначе как мадамами и неизменно восхваляя перед ними собственную брутальность. Говоря об “острой мысли”, традиционно венчавшей замок сонета, этот низводит ситуацию до вульгарной, “низкой”. Здесь же находились самые меткие и дерзкие автохарактеристики, писанные будто бы от первого лица, но вновь датированные рубежом XX или даже XXI веков. Обращает на себя также внимание и “Первомартовский сонет о Ржевском”, сложенный неким Олегом Рахманиным. Речь идет о еженедельном, точнее – ежедневном “бизнес-плане” молодого повесы:
Дуэль назначена на вторник....
Бал в понедельник... В среду вист...
А в пятницу за долгом дворник
Придет, буян и скандалист..-
Отдам затрещиной... В субботу
С утра на псовую охоту...
Так... в воскресенье буду пьян...
И значит, для сердечных ран
Четверг свободен. Очень славно! -
Ведь март, веселый и шальной,
Гремит капелью непрестанно.
Я поздравляю, моя панна,
Тебя с любовью и весной!
Целую. Жду. Скучаю. Твой...
Еще один новоявленный образец также выдержан в традиционно-строфической форме. Это подписанный неким Владимиром Репниным так называемый сонет “английского типа”, с конечной “острой” мыслью сонетного ключа – двустишием (“А яблоки в саду свой начали полёт, Когда-нибудь найду и я запретный плод”). Специфика в том, что внимание приковано к беседе между двумя дамами и их неотвязном дерзком воздыхателе. Обращают на себя внимание не только использованные англицизмы, но и обильные галлицизмы в тексте (“ля фам”, “флиртовать”), что делает тему полифонической, многогранной. Мало того, сонет предваряет “общепримеряющий» жанровый подзаголовок: он наречен “Романс Ржевского”. В этом лирическом стихотворении описывались исторические события, подвиги легендарных героев, бедствия, войны (в частности, сражения с маврами) и т.п. Обнаруживаются аналогии между жанром испанского романса и популярных в других странах Европы — баллада, рондо и, конечно же, сонета. Такие лирические стихи иногда принято рассматривать как “песенники”.
Ах, сударь, Ваш приход мои нарушил планы,
Из Ваших слов в душе не вьётся фимиам.
Мне с Вами флиртовать ещё, поверьте, рано,
Ведь я же не совсем, не полностью ля фам...
А что в моей душе – узнать Вам будет странно:
Представьте, мне милей тревоги барабаны,
Сраженья сладкий дым – душе моей бальзам.
Роскошные балы – всего лишь балаганы,
Увы, не верю я расшитым болтунам.
Нелишне отметить, что возжигание фимиама так или иначе связано с оккультными науками и используется в разного рода спиритических обрядах, которые далеко не всегда подчинены чисто религиозной цели. При этом молитва, исходящая от сердца, подобно фимиаму, возносится ввысь к Господу и становится жертвой, благоугодной Создателю. Решался при этом вопрос, должно ли или нет возжигать (возжигать, воскурять, кадить). Надлежало прислушиваться к голосу совести, сопрягать его с “чувствами добрыми” окружающих. Как-то Апостол Павел провозгласил: «Будем же стремиться к тому, что содействует и миру, и взаимному созиданию”.
Знаменательны в этой связи еще одни сложенные в наши дни стихи некоего самодеятельного стихотворца Александра О’Карповa “Марш поручика Ржевского” (2017). Он мог бы стать девизом всего эскадрона гусар летучих - бравурный, живой, лихой, отчаянный:
Гремите барабаны, гряньте громче грома!
Подхватит три пера весёлый ветер в плюмаже.
И, вспоминая свет родимых окон дома,
Ступая нога в ногу, маршируем мы уже!
Начистим сапоги, начистим пряжки тоже!
За дело наше правое не стыдно помирать!
Пускай бегут враги, мы им начистим рожи,
Ведь нас шагает рать, нас - рать, нас - рать, нас - рать!
Таких как мы, героев не найти храбрее,
И под ногами у врагов сыра земля горит!
А в небесах, на крыльях урагана рея,
Родное наше знамя над ристалищем парит!
Окончен бой, луна сияет, как тарелка!
Забыли мы, когда у нас последний был привал.
Ближайший кабачок возьми ты на прицел-ка,
И с корабля, и с корабля, и скоро, бля, на бал!
Очевидно, что, несмотря на не вполне уместные инверсии, просторечия, текст изобилует аллитeрациями, ономатопеями, а также неожиданно дерзкими и двусмысленными омонимами. В то же время мы не находим здесь и намека на художественность, зато педалируется явная грубость: “мы им начистим рожи”, “нас шагает рать, нас – рать”, и прочее.
(окончание следует)
Лев Бердников. Родился в ноябре 1956 года в Москве. Историк культуры, писатель и эссеист. Кандидат филологических наук. Член Русского Пен-центра, Союза писателей Москвы, Союза писателей XXI века. Автор 18 книг и более 700 публикаций в мировой печати на русском, английском, украинском и датском языках. Живет в Лос-Анджелесе
