8 сентября 1941 года Ленинград оказался в блокаде. К ноябрю все жители города испытывали постоянное чувство голода, которое переросло в опасную болезнь – алиментарную дистрофию.
На улицах уже не пахло, как до войны: свежевыпеченными булочками, выхлопными газами автомобилей, кофе и табаком.
С улиц исчезли собаки. Не стало птиц, а кошки стали большой редкостью.
Улицы теперь таили в себе опасность: помимо обстрелов немецкой артиллерии, появились банды грабителей, которые охотились за теми, кто стоял в очередях, выхватывая у них карточки или продукты, не оставляя беззащитным людям даже шанса и обрекая людей на мучительную смерть от голода.
Привычный шум городской суеты поменялся на скрип детских санок, на которых везли тела умерших родственников или соседей в последний скорбный путь.
В одном доме на Выборгской стороне жила семья, в которой было два человека: дедушка Миша и его внучка Маша.
Сын дедушки Миши воевал. От него приходили военные письма – «треугольники». Давно уже закончились отложенные на чёрный день припасы и ценные вещи. Последний костюм был обменян на Дерябкинском рынке на стакан семечек, которые достались попугайчику Петюне. У попугая от голода выпали все перья, но он был членом семьи, потому любовью и заботой, в меру детских и старческих сил, он был обеспечен. Холодная осень перешла в ещё более холодную зиму. Ледяной ветер забирал остатки тепла у домов, квартир и едва живых людей. Единственный источник огня и жизни – деревяшки любого происхождения. А настоящие дрова стали большой ценностью.
Из игрушек у Маши был пупсик и небольшая кукла, а ей так хотелось саночки, на которых бы её катал папа после того, как вернётся с фронта. Но денег на санки уже не было.
Когда пришли холода, дедушка Миша обменял два золотых кольца на печку «буржуйку». Дымоход оказался забит, потому ему пришлось пробить дыру в стене квартиры и соорудить печную трубу. На ней, потихоньку сжигая свою деревянную мебель, грелись, кипятили воду, варили нехитрую еду. Дедушка Миша до войны столярничал, потому дома были небольшие запасы столярного клея, из которого, как оказалось, можно было приготовить вполне съедобный студень. Также до войны он постелил в квартире паркетный пол, который начал разбирать и жечь после того, как сожгли последние книги. И вот Маша заболела. Она больше не хотела кушать. Пила только заваренный на веточках вишни чай. В тот день, как обычно, дедушка Миша принёс их хлебный паёк, но Алсу не обратила на него никакого внимания. Она лежала на кровати, едва дышала, на вопросы не отвечала, просто медленно моргала и смотрела в потолок.
Дистрофия уже убила весь их подъезд. Дедушка понимал, что его приёмная внучка будет следующей. Как-то они увидели незнакомую бабушку, которая умирала в парадной. Алсу предложила покормить бабушку семечками их попугая, которые они берегли, давали ему по несколько зернышек в день. Пока ходили за семечками, бабушка умерла. Позже выяснилось, что бабушкой оказалась их семнадцатилетняя соседка с верхнего этажа.
Он смотрел на девочку и понимал, что у людей при сильном истощении, когда уже нет сил играть, кушать и дышать, нет и желания жить. Как разбудить в ней это желание? Дедушка усадил Алсу на стульчик, поближе к буржуйке, чтобы она погрелась и тут его взгляд упал на сложенный в углу паркет. За окном скрипели санки – это везли очередного несчастного в последний путь.
И тут его осенило. Он поднялся, взял несколько паркетин, свой столярный инструмент и начал работу. Через какое-то время он услышал такой долгожданный голос Алсу: «Дедуля, что это ты там делаешь, неужели саночки?».
Он попытался что-то ответить, но почему-то у него от волнения пропал голос. Тогда он просто кивнул головой, улыбнулся и продолжил работу.
Алсу зашевелилась возле «буржуйки» и опять спросила: «Дедулечка, может тебе помочь?».
Дедушка опять кивнул головой и севшим от волнения голосом попросил спеть ему её любимую песенку.
И тут Алсу запела что-то на татарском. Голос был тихий, еле слышный, но в её глазах появилась искорка жизни.
Когда работа была закончена, дедушка усадил любимую куклу внучки в только что изготовленные саночки и сказал: «Алсу, с этого момента ты мама. Эта кукла твоя дочь и она очень хочет, чтобы ты покатала её на саночках!».
Алсу посмотрела на дедушку и попросила у него кусочек хлебушка с чаем, чтобы подкрепиться, потому что у неё сил нет сейчас покатать доченьку. Дедушка поставил чайник на печку, отрезал хлебушка и с умилением смотрел, как малышка отщипывает кусочки, кладёт их в рот и запивает горячим чаем.
Через час Алсу начала катать саночки по постели, а чуть позже вставать и ходить по квартире. Ходила и катала свою дочку, о чём-то с ней разговаривала и иногда пела ей песни, позже попросилась на улицу, потому что её дочке нужен был свежий воздух, да и по снегу санки катаются гораздо лучше…
Алсу выздоровела. Так они вдвоём прокатали куклу до самой весны.
Дедушка Миша умер за несколько часов до того момента, как их нашла специальная бригада. Девочки – студентки политехнического – работали в бригаде по поиску детей, у которых умерли родители или опекуны, для того, чтобы отправлять детей в детские дома.
Эту семью они знали. В этом доме в живых осталось двое: совсем старенький дедушка и его трёхлетняя внучка.
Дедушке Мише девушек, которые заходили к ним домой день через день, было жалко, и он как-то попросил их подняться к ним на этаж только в случае, если не будет видно дыма из трубы их «буржуйки». В тот день девушки шли по своему обычному маршруту, обсуждали последние новости с фронта. Подойдя к парадной, они подняли голову и, увидев трубу без привычного им дыма, побежали наверх.
Зайдя в квартиру, девочки увидели дедушку, который скрючившись лежал возле печки, в его руках было зажато несколько деревяшек, рядом с ним стояли деревянные саночки, а возле них замёрзшую, но ещё живую маленькую девочку.
Она сидела и гладила дедушку по голове, что-то пела на незнакомом им языке, а у неё из-за пазухи выглядывал облезший попугайчик.
P.S. За 872 дня блокады в Ленинграде погибли 630 тысяч человек. Большая часть умерла в первую блокадную зиму 1941/1942 годов – самую суровую, когда столбик термометра опускался до минус 32 градусов.
P.P.S. Саночки сейчас хранятся в Музее-библиотеке «Книги блокадного города», который находится по адресу: Санкт-Петербург, проспект Юрия Гагарина, дом 17.
