***
Некогда, некогда, некогда!
Некогда ничего.
Только привыкнешь к миру,
Как уже нет его.
Только привыкнешь к зубу,
Как удалять пора.
Только привыкнешь к Зуму –
Снова оффлайн, жара.
Это не жалобы, просто
я привыкать привык
Только привык быть взрослым –
Хоба, уже старик.
Некогда перелогиниться,
Чертова суета.
Август расплывчат, как мыльце,
50 как вода.
***
Легко забыть о чужом кошмаре,
Легко обвинять того, кто забыл.
Трудно держаться детям на шаре,
Когда-то казавшимся голубым.
Вот и хватаются за что попало –
За голову, за чужое пальто…
Ещё за поэтов. Но этих мало,
И сами держатся ни за что,
И сами соскальзывают постепенно.
Вроде ещё видна голова
Там над волнами? Нет, это пена
И расходящиеся слова.
Такое лето, такое лето…
Легко, забывшись, брякнуть порой:
«Как было бы прекрасно всё это,
Когда бы не чертов 22-й».
Но тут же опомниться: Бога ради,
Пенять и клянчить – позор и стыд.
Нас время жрёт при любом раскладе,
И ни один не будет забыт.
Биба и Боба сидят на диване,
Им то холодно, то горячо.
То, что пока их не убивает,
Пока убивает кого-то ещё.
***
Как это было,
когда свет в комнате гас?
Тело уже забыло,
а слов и сейчас
нет, как тогда.
Скоро и тела не станет.
Всё бессмысленно, да?
Нет?
***
Бен Лившиц готовит ответ Маринетти…
Ах, так себе оба пророки.
Уже забродила чума на планете,
Но слово не связано «тройки»
Пока что с кровавым и грозным,
А только с искристым морозным.
И всё-таки были предчувствия, были,
Но кто когда верил Кассандре.
Теперь-то как пятна они проступили
И в этом с дурными слезами
Цыганском попсовом романсе,
Где саваном снег расстилался…
Вот нищие щеголи бродят попарно
И спорят о судьбах России,
И время пустое проводят бездарно.
Ни в Смольном ещё и ни в Зимнем
не ботает кодла по фене
И Осип хохочет в кофейне.
***
Как же страшен этот
Повседневный суд:
Умные уедут,
Лучших увезут.
Всё одномоментно,
Так оно и есть:
Смерть, безумье, лето,
Милость, жалость, жесть.
Нас осталось… впрочем,
Кто такие «нас»?
Каждый в одиночку
Входит в этот класс.
***
Тогда ещё не стыдно было
сентиментальничать и ныть.
И солнце правильно всходило,
А не с обратной стороны.
Теперь не то.
Летящий в космос,
Неясен больше мир ежу.
Я больше не люблю серьёзность
И только глупым дорожу.
В краю, откуда мы пока что
Сигналим лайками друзьям,
Ещё не допит воздух, кажется.
Вдохнешь поглубже, крикнешь: «Ямб
Твою, мол…» – отзовётся кто-то,
Мол и твою.
Но что ни час,
Темнее кажутся пустоты,
К себе притягивая нас.
***
Почему монументы всё так мускулисты?
Что ни памятник, то Аполлон.
Например, Достоевский — казалось бы, чистый
Тип дрыща. Но ведь даже и он!
Уж молчу про монахов, царей и чекистов –
Каждый выглядит, будто годами
Не указы ковал, не стрелял, не молился,
А сталлонил, брюслил да вандамил.
Ах вот если бы правда все эти герои
Забивали почаще на долг
Перед ближними, подданными и страною –
Мол, работа, ребята, не волк!
Убегали б со службы, ленились, косили –
А хотя б и буквально как граф.
Я, клянусь, веселей зажила бы Россия,
Вековые устои поправ.
А насколько бы меньше и крови, и пота
И, конечно, чернил пролилось!
Увлекательней хобби – и реже охота
Несогласных людишек того-с.
***
Почти элегия, почти на сельском кладбище из 2 частей
1
Собачка, подойди сюда,
ты помнишь, мы тут ссали?
А нынче вот – хурда-мурда
из пластика и стали.
Здесь было старое НИИ,
потом ему кирдык.
И новый дом построили,
и я к нему привык.
Куда девался старый дом,
могу себе представить.
Но то, что говорилось в нём,
осталось цело, да ведь?
2
Я глуп, но я люблю промзон
заброшенных унылость.
Нет, симпатичен и Флакон,
но там, где сохранилось
Немного памяти, зола,
убожество и мусор,
Там больше, кажется, тепла.
Конечно, дело вкуса,
И мой таков. Я знаю, да,
он откровенно плох.
Лежит бычок, течёт вода,
растёт чертополох.
Бычок лежит, а дыма нет,
курильщики в могиле
И всё-таки остался след
там, где они дымили.
***
Из окна автобуса посмотрел
Под поп-рок-побрякиванье в ушах
И увидел улицу, дальше сквер,
А по скверу кто-то кой-как бежал.
Идеально в ритм за стопой стопа
Он укладывал выдохи и прыжки,
И не зная, что в мой плейлист попал,
А тем паче в эти как бы стишки.
Полминуты, вряд ли дольше. Потом
Заиграло новое. Он пропал.
Я пошел к метро, сознавая, что
Идеально в чей-то плейлист попал.
Понимаете, это значит, что…
Я представил, что, вероятно, мы…
Продолжение – за чем-то вроде штор,
Мутных стекол, дыма, слепящей тьмы.
Это танец, танец – часы, года,
Спотыкаясь, каясь, летя в трубу.
Смысл есть, он там. А точней, та-дам,
Тарарам-пам-пам, ду-би-ду-би-ду.