ЖАСМИН
Двуликий Янус этот куст –
Идёт направо – песнь заводит,
И жизнью полон. А налево – жизнью пуст,
Как будто ведьма-мачеха изводит.
Направо он кипит цветеньем, из кастрюли
На волю белой пеной рвётся, морем
Быть хочет, средоточием июля.
Налево – худосочен, источен горем.
Направо – Саския в костюме Флоры,
Где сам костюм – лишь бред
Пред правдою лица, что застит все уборы
Сияньем нежности, даря усталый свет.
Налево – блудный сын, где торжествуют тени,
Где будто вскрикнул свет и застыдился, стих.
И врыты в тьму те самые колени,
За то, что Саския уж не сидит на них.
ПИОН
Как я ждала тебя, пион!
Смотрела я на твой бутон,
Что пеленал тебя в атласном одеяле,
И думала: ты будешь идеален.
Но сразу ты подростком был рождён:
Лохмат и крив, самовлюблён,
И словно дразнишься своими лепестками,
Как бы собачьими какими языками.
Присматриваюсь к твоему лицу:
Ты вроде бы меня не уважаешь,
По нёбу ты шмеля катаешь,
С губы, широкой, словно решето,
Роняешь жёлтую пыльцу.
Твой яркий однородный цвет как звук пустой,
Как фантик, мимо урны брошенный в усадьбе.
И я пишу в дневник как Лев Толстой
На утро после свадьбы:
«Не то!»
Лишь дождь тебя смирил,
Сбил спесь.
Тебя он как перину взбил,
Немного на бок накренил
К дорожке. В каплях весь,
Лица сменил ты выраженье,
Многоочитым стал,
И множеством прозрачных луп
Сад отражал и умножал,
Будто любя, дивясь творенью,
И скорбно кромки губ
Ты опускал,
Познавший смертность каждого мгновенья
В дробленье дождевых зеркал.
ШИПОВНИК
1.
Шиповник Ленский
Шиповник – Ленский. Каждый год
Он воскресает у моих ворот
И долго-долго вновь не умирает.
Он дикий юноша. Кто ж воспитал поэта моего?
До плеч зелёные он кудри отпускает,
И романтизмом так благоухает,
Что не могу без слёз вдыхать я речь его.
Цветок его любой по мерке раны
Скроен – той, смертной, рваной.
Но крови цвет лишь розе подобает,
Которая пространство прободает
Своею наглой красотой.
Шиповник Ленский – не такой!
Не смерти цвет его, а жизни: колер платья,
В котором Ольга бросилась в объятья
Поэта, он цветам своим избрал,
Зелёных мятых шалей накидал
Вокруг, и жёлтых кружев там,
Куда он никогда не смотрит сам.
Обидчика мой Ленский не прощает,
Ведь Ольги честь задета. Он
Так потому вооружён,
Что кошек множество когтистых поощряет,
Сунь руку – оцарапают тотчас.
Меня ж он за Татьяну принимает,
И то, что человек я, он же куст,
Не разлучает нас,
И наших уст
Чудесный разговор не пресекает.
2.
Белый шиповник
К непунктуальности твоей
Давно привыкла я, злодей,
Шиповник белый. То зовёшь,
Через забор
Глядишь цветами, сонными от страсти,
В упор.
А подойдёшь
К тебе – и здрасьте!
Тех роз уж не найдёшь,
Как темечки истлевших черепов
Лишь лепестки в траве желтеют.
Бутоны новые меня не узнают, глазеют
В небо, и своих шипов
Не прячешь ты, как будто я чужая.
И незнакомцем ты оборотился,
На жимолости, кажется, женился,
Моей любви не замечая.
Ну, ухожу к себе. Но что же ты, подлец
Прекрасный, тянешь запах вслед как руки,
Ветвей склоняешь надо мной венец,
И шелестишь, болея от разлуки,
Эфиром мне ласкаешь плечи,
Жить обещаешь ожиданьем встречи…
И вот вернусь – а ты когтист, колюч,
И прячешь очи средь зелёных туч.
3.
Шиповник Гоголя
– Поднимите мне веки! – Шиповник сказал.
Да куда! Он уж их растерял.
Его алые веки ветер метёт
По усталой траве, и никто не берёт.
Они светят на солнце бессонницей слёз.
Кто не спал до рассвета – шиповником рос.
Ну а белый шиповник, конечно, она.
Это в саване панночка, Вия жена,
Так колюча, и тлеет так саван на ней,
Осыпаясь как пена и кружево дней.
Я стою между ними, понять не могу,
Кто страшней и прекрасней на мокром лугу.
И топорщатся листья, торчат из кустов,
Словно черти из окон среди куполов.
НАРЦИСС И МАК
Ну, разве ты нарцисс?
Цветок, родивший митру
Сераписа? Он – мальчик-эллинизм, эскиз
Его сам Апеллес чертил под цитру
Аполлона. Он портрет
Фаюмский, жёлт, как сера.
«В чертах у Ольги жизни нет».
И у нарцисса нет. Лишь красота и мера.
Ты – мак.
Румян, вальяжен и ленив,
Растрёпан так,
Будто с постели встав, сонлив
Остался. Ты – Обломов,
Моя любовь, любитель ускользать.
Среди цветов надёжных миллионов
Всегда тебя я буду выбирать –
О, ты умеешь облетать!
Схвачу тебя за волосатое запястье, –
Увижу тотчас же, вот лепестки
Срываются, как паруса в ненастье,
Плывут по воздуху, не так уж и легки –
Как мокрые, так медленно и величаво,
Как вязкая, но огненная лава.
Нет Гоголя, Коробочка одна
На стебле мака мне дана.
Вот это и люблю: уклончивость, свободу,
Медлительность, и ничего в угоду
Расчисленной презренной суете.
Кто знает меру, счёт – те для меня не те!
ПИОНА, ЛИЛИЯ, СИРЕНЬ
Я – лилия долин? Нет, я – пиона,
Как папа Чехова цветок именовал.
Роняю лепестки, но не несу урона,
Их у меня – охапка, сеновал.
Растрёпана, полна, капуста страсти нежной,
Которую воспел Назон.
Собачьей мордой влажной, неизбежной
Пион целует всех, кто заступил газон,
Клонясь главою сонной и лохматой,
Пьянясь от собственного аромата.
А лилия на клумбе одинока,
Изысканной Ахматовой стоит,
Иезавель библейская. Набоков
Шмелём оборотясь, над ней гудит.
Нарцисс и лилия. Мак и пиона.
Какая пара на зелёном троне?
А вот кому подглядывать не лень –
Там груди на забор кладёт сирень
И смотрит в сад тяжёлым ароматом,
Безумием и ревностью богатым.
Её любила я. Но не прощу измены,
Как Антигона не простит Исмены.
Я больше не гляжу в её глаза,
В которых спеют туча и гроза,
Но вызреть не дано им всё равно.
Роятся в гроздьях, и великим страхом
Вотще пугают. И на клумбы дно
Ссыпаются курчавым прахом.
И всё ж мне жаль тебя, сирень.
Одна из рода ты сирен
И так поёшь ты запахом своим!
Да вот привязанные к стеблям мы стоим
Как Одиссей у мачты, стонем, словно в родах,
На осенённых злой сиренью огородах.
КОЛОКОЛЬЧИКИ
Цветы тонов небесных в средней полосе
Такая мелочь все! Барашки ли сирени,
Лохмотья васильков во ржи или в овсе,
Люпинов долговязые колени,
А незабудки, а фиалка, а герань,
А гиацинт, а лён трудолюбивый,
Гвоздика (платьице её – такая рвань!)
Шалфея и кипрея переливы,
Дельфиниум, цикорий, позже – флокс,
Всё дробное, и впрямь – осколки рая!
Эль Греко ли картину ортодокс
Порвал в клочки и раскидал? Не знаю.
Как и не знаю множества имён
Сиреневых, лиловых, синих просто,
Лазоревых, лазурных. Легион
Очей наивных на стеблях любого роста
Мне в душу смотрит, словно бы корит
За то, что мимо прохожу без умиленья,
И что-то мне такое говорит,
Что и меня выводит из терпенья.
Лишь колокольчик так в глаза мне не глядит…
Смиренно взоры потупляет
Среди вниманья требующих трав,
Как тот монах, что, исповедь приняв,
Сам слезы льёт, а уст не отверзает.
МАКИ
Ещё недавно маков кулачки
Шершавые, в ворсинах и росе
«Но пасаран!» – грозили, дурачки,
А после разом полыхнули все,
Сад полоснув революцьонной раной.
Знамёна развернули на ветру,
И алые подъяли паруса.
Шмелей валяли в саже поутру.
А к вечеру – замялись гаруса.
Жрёт революция детей своих.
Шелка истлели, огненный атлас
В стеблях запутался, и не поёт – затих,
Погас.
Коробочки! О, как же вы скучны!
Диалектический матерьялизм
Читать бы вам растениям иным.
Торчите вы как микрофоны прямо,
Не признаёете левизны,
И по сравненью с вами
Цветы другие кажутся пьяны
И клонятся куда-то головами.
ГЕОРГИНЫ
Георгины и астры! – О смерти
Говорили вы Фету всегда.
Одалисками звал вас – не верьте,
Поэтичности дань, ерунда.
Обожгло вас дыхание ночи –
Это правда, ведь выпало вам
Как у кукол недвижные очи
Раскрывать, когда осени срам
Обнажается. Голые грядки
Как могильные холмы черны,
И ложится листва в беспорядке
Как покойника хлам. Не нужны
Так и вы. И лишь года кладбище
Украшать вам недолго дано.
Вы нарядны, а всё-таки нищи,
Словно в рюшах на гроб полотно.
Вот и Фет написал: «одалиски».
Недослышал немного поэт.
А стоите вы как обелиски.
И о смерти задумался Фет.
Как покойники – овощ на грядках,
Как священники – в грядках грачи.
И седеет мороз в ваших прядках
Хоть стихами пиши, хоть кричи,
Хоть молчи. Что угодно на «чи».
Горлова Надежда Алексеевна. Родилась в 1975 году в Москве, где и живет. Писатель, автор книг, преподаватель литературного мастерства, литературный редактор. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького. Лауреат премии «Нового мира» за лучший дебют (рассказ «Поездка в Липецк», 1995 г.), премии сетевого журнала «Русский переплёт» (повесть «Паралипоменон», 2000 г.), премии «Эврика» (повесть «Покрывало Ребекки», 2005 г.) В 2006 вошла в длинный список премии «Ясная Поляна» (повесть «Покрывало Ребекки»).
Лауреат III степени IX Международного литературного фестиваля-конкурса «Русский Гофман» в номинации «Сказочная проза»-2024. Как прозаик печаталась в «Новом мире», «Знамени» и др. Как поэт – в журналах «Арион», «Кварта», в сборнике московских поэтов «Звуки неба», альманахах «День поэзии». Автор книг прозы «Покрывало Ребекки» («Молодая гвардия», 2008) и «Луна на ощупь холодная» («АСТ: Астрель», 2011). Готовится к выходу книга прозы в издательстве «КомпасГид»
