Дороги, знаете ли, у нас в Подмосковье чудо как хороши, особенно зимой. Асфальт гладкий, чищеный. По лесу едешь – красота, деревья в серебре: ажурное, тонкое кружево сверкает, искрится; праздник, ей-богу!
Ну и сумки тяжелые, не в мои годы таскать. А машину учиться водить поздно.
Так объяснял Виталий свою манеру кататься в загородный дом не иначе как на такси и привирал, потому как двигала им в выборе транспорта заурядная, самая обычная лень. Не пацан уже. На электричках не наездишься, да и далековато от станции… Пока маршрутка придет, пока от остановки дойдешь до поселка…
Лес имел место, и красота временами тоже, однако довольно редко – подмосковные леса изрядно все-таки загажены, никакой снег не спасает. Да и зимы в России бессолнечные, дни короткие и серые.
Сумки? На самом деле, не слишком тяжелы для здорового мужика сорока шести лет, но пыхтеть, тащить... Машины? Вит их с детства побаивался. Учиться водить! Ну уж нет.
Его возила жена, когда могла, но жена - педагог, преподаватель на кафедре истории, могла редко, а когда освобождалась, совсем не горела желанием таскаться на эту проклятую Витову фазенду, как она называла дачный дом. Летом, в отпуске, другое дело.
Летом и сын под настроение приезжает искупаться, по лесу окрестному побродить. Какой-никакой, но все-таки лес – белых, конечно, нет, но сыроежек можно набрать и даже подберезовик отхватить, если повезет... И малина кое-где растет. На участке точно где-то под забором растет… Хотя Егор на даче сыроежками не интересуется. Он интересуется гамаком, холодным пивом и шашлыком. Были бы бабы – еще бы бабами интересовался…
Еще он интересуется пределами функций, но тут Виталий точно ничем сыну помочь не может, потому что слова вроде бы по отдельности знакомые, а вместе – инопланетная тарабарщина. Интересно, откуда у сына гуманитариев возникла страсть к математике? И самостоятельности. Такой телок рос, к родителям льнул, ластился, шагу без папы с мамой ступить не мог. Как школу закончил и поступил в вуз, съехал, квартиру снял, зажил своей жизнью и своим умом. Попробуй дать совет - взвивается, как флаг на флагштоке! Вит и обижался, и гордился.
В общем, на сына, в смысле транспорта, полагаться тоже не стоило, хотя пижонистый Егор лихо водил роскошную спортивную игрушку, черт знает сколько денег сжиравшую. Когда началась война, он, кажется, больше всего за свое авто переживал – санкции, как за ней теперь ухаживать? Но вроде бы приспособился…
Ладно. Такси так такси. Часа полтора езды, ничего страшного, а то и быстрее, если без пробок.
Такси нынче – не проблема. Сервисы в Москве, конечно, стали удобные. Хваленый Запад, или хваленый Израиль, или бывшие республики Советского Союза, и что? Вон, эмигранты жалуются наперебой. Ха. А у нас на кнопочку нажал, и дуй хоть в Магадан… Впрочем, в Магадан, пожалуй, не надо.
К эмигрантам Виталий относился с искренним сочувствием и пониманием. Они и сами чуть было не уехали, даже дважды: когда началась война, и когда объявили мобилизацию. Страх взял лютый тогда, до черноты в глазах; а Егор так и улетал мобилизационной осенью на три месяца в Бишкек к киргизам - знакомым по вузу. Ребята хорошие - приняли, помогли. Схлынуло, вернулся, потом в своем НИИ бронь получил. В общем, полегчало. Выдохнули.
Фазенда – разве мыслимо отказываться? Эмиграция – это ведь значит, что ее больше не будет. Даже продавать – и то без толку: как деньги за границу выводить? Ну уж нет. Второй волны мобилизации вроде бы не предвидится, остальное перетерпим. Фазенда – дом родной. Даже семье тяжело это понять: для них дача – это всего лишь место отдыха, да и то не самое любимое. Жена души не чает в доме родителей в Таганроге. Правда, теперь иногда туда прилетает, но все равно… А самый любимый отдых Егора в Марбелье, и молодого парня, лишенного возможности раскатывать по Европам, подмосковная скука только злит…
Вит же считает иначе: это городская квартира – лишь жилье. Тесное жилье среди шума улиц, суеты, грязного воздуха. А фазенда… Своими руками, много-много лет преобразовывал старую гнилую дачку бабушки и дедушки. Вит, несмотря на гуманитарность, строитель сноровистый. Каждую досточку узнавал наощупь, каждый винтик. Нагорбатился – и построил дом знатный, теплый, с удобствами внутри, с камином… Мечты сбываются. Он еще в детстве, колупаясь на истощенных грядках, мечтал о такой.
Вит даже башенку возвел с остроконечной крышей и смешным петушком на флюгере, где себе оборудовал кабинет. Там ему отлично работалось, и плевал Виталий на насмешки соседей и приятелей, что дом-де помпезен, аляповат. Посмотрите вокруг! Нелепо? Ну и что? Все ваши дворцы такие. Нынче дачи все выглядят, как замки из плохого мультика; зато жить уютно. Так что завидуйте молча.
Петушок, между прочим, старинный, кованый еще. Нашел, представляете, на чердаке. Привет от бабушки с дедушкой… Weather cock. Так что Вит на даче бывал часто, и такси для него стало привычным, особенно после эпидемии коронавируса.
Тем более они с женой стали частенько ссориться. Люди в военное время раздражительны, ворчливы, настроение у всех хреновое, будущее видится мрачно. Жена беспокоится за сына. Жена беспокоится за работу, где их одолевают кретинскими «патриотическими» требованиями… Историю они, видите ли, не так преподают. И эти новые учебники… И этот новый проректор, по слухам, от ФСБ… В общем, Вит использовал любимую фазенду с некоторых пор еще и как убежище. Супруга не в настроении – Вит вызывает такси…
Дорога складывалась по-разному. Трассы ближнего Подмосковья, конечно, в последние годы претерпели изменения: узкие места расшили, новые дороги проложили. Но от пробок все равно никуда не денешься – тут как попадешь.
Раз накрыл регион густой-густой снегопад; тот самый нечастый момент, когда местный лесок стал наряден и праздничен, напоминая Виту наряд Снегурочки, вернее то, как он воспринимал Новый год в детстве.
Деда Мороза ненавидел до крика: пришел раз домой скрюченный морщинистый человек с красным и грязным мешком за спиной и красным же носом. Стал морщинистый человек мальчика тискать, скрипуче выговаривать какие-то сусальные глупости, и воняло от него остро и противно, как от папы, когда тот пил несколько дней подряд водку. «Дед Мороз» потоптался в прихожей, отдавил хвост кошке, а потом у него отклеилась борода. С тех пор Вит Дедов Морозов презирал.
А Снегурочка осталась чистым символом прекрасной свежей зимы. Вот и лес после снежного бурана он так видел, наслаждаясь, пока такси катило по пустой второстепенной дороге. Затем пошли заборы военной части с колючкой поверху и скрыли заснеженные елки. Наслаждаться Вит перестал.
А потом… Потом они четыре часа тащились через Балашиху, и это было ужасно, и выхода из гигантской пробки не существовало, и жутко хотелось в туалет, и курить, и пить, и машины прямо на трассе превращались в сугроб, и казалось, что нет выхода из этой гигантской ловушки, и мир гас в молочном тумане; и оба они – и Вит, и шофер, выматерили все, что в них накопилось, и к МКАДу ближе обессиленно замолчали… И такое случается. С тех пор Вит старался учитывать внешние факторы: дорожную ситуацию, погоду, время поездки – час пик всегда лучше пропускать…
Еще стали часты проблемы с навигацией – с тех пор, как до Москвы стали долетать дроны и в городе стали глушить GPS. Из-за этого происходили разные нелепости - многие водители Москву знали плохо, Подмосковье еще хуже. Возили по навигатору и без оного норовили заехать в такие дебри, что Виту страшно становилось. Он, бывало, едет домой, а шофер заруливает в проулок меж двух завалившихся бетонных заборов, останавливается и гнусавит: «Плиехали». И глаза у него такие добрые-добрые… Но это все мелочи. В принципе, Вит находил такси очень комфортным.
Так и сейчас: так, нажал, «откуда едем», «куда едем», «есть свободные машины», «ждем ответа от водителя», «желтый KIA будет через шесть минут»… Ага, с набережной выруливает. Скоро будет…
Дороги светятся в основном зеленым, лишь у поворота на Щелково, как всегда, небольшой участок красного. Значит, час-полтора, и он задышит свежим воздухом. Скрипнет свежим, не политым гадостной химией снегом… Маленькое персональное счастье. Убежище.
Первым делом растопить камин, переодеться в дачное: любимую свободную кофту, джинсы. Налить рюмочку коньячку, чаю заварить, и с лимончиком, с лимончиком…
Жена с утра неважно себя чувствовала и пилила его особенно сильно. Муж он, оказывается, хреновый: о доме вообще не думает. И о семье не думает. И отец он, оказывается, хреновый, и вообще трус: запретил пойти попрощаться с Навальным. А жизнь невыносима, донос на доносе сидит и доносом погоняет, никого не жалеют, даже пенсионеров кидают за решетку; и давай чего-нибудь решать, потому что работать уже невозможно, народ в лютой депрессии, скоро все перевешаются, и я тоже.
Вит долго вытерпеть не смог. Вот после чего в петлю-то лезть хочется – после супружеских сцен!
В такси пахло кожей. Вит привычно устроился на заднем сидении, вежливо сказал «здравствуйте» и задумался. Водитель молча вырулил из двора на улицу – правильно вырулил, никуда не свернул.
Голос жены преследовал его до шоссе Энтузиастов, и очнулся он только где-то за Авиамоторной, где по левую руку утопал в снегу Измайловский парк, а по правую тянулись жилые кварталы. Очнулся он от вопящего радио.
«По данным подполковника ЛНР в отставке Андрея Марочко, Вооруженные силы Украины оказались в трудном положении на участке линии соприкосновения в районе Купянска. Перехваченные рапорты украинского командования свидетельствуют о продвижении российских вооруженных сил и серьезных проблемах украинских военных», - заходилось радио в экстазе.
Ведущий взвинтил себя до последней степени. Виту показалось, что он сейчас захлебнется собственной слюной.
«Марочко отметил в интервью РИА Новости, что среди основных проблем командиры ВСУ упоминают недостаточную мотивацию среди бойцов, приводящую к массовому дезертирству, а также дефицит личного состава и недостаток квалификации у некоторых военнослужащих. Отмечается нехватка ротационных мероприятий и некоторых типов вооружения. Согласно выпискам из журнала боевых действий, вооруженные формирования Украины теряют контроль над многими позициями»…
«Третий год я слышу это», - мрачно подумал Вит. Такси уже приближалось к МКАДу.
Вит посмотрел в коротко стриженный седой затылок таксиста. Таксист внимательно слушал новости. Вит ощутил, что у него начинает ныть в висках. В последние годы, когда он нервничал, у него болела голова. Поэтому он старался не нервничать, а вовсе не потому, что трус, в чем утром его обвинила дражайшая вторая половина…
Проехали МКАД. Новости сменились трескотней какого-то эксперта: «Британская и немецкая армии находятся в таком состоянии, что им с российскими войсками в случае прямого конфликта не справиться, даже если они объединятся. Мощная российская армия лишь наращивает свои военные силы, а солдаты прекрасно обучены и вооружены. При этом британские и немецкие власти практически оголили свои запасы оружия и боеприпасов, помогая Киеву…»
Впереди стали вспыхивать красные огоньки стоп-сигналов: приближалась пробка. Вит открыл рот, чтобы попросить водителя переключить канал: ему не улыбалась стоять в чадящей колонне и слушать потоки пропаганды. Открыл – и закрыл.
Затылок водителя вдруг показался ему ужасно непреклонным. Есть водители разговорчивые, есть молчаливые; этот вообще язык проглотил. Он внимательно слушал радио.
Как это бывает, когда не очень уверенный в себе человек обращается к незнакомцу? Он сначала выстраивает фразу в голове. «Переключите, пожалуйста, на какой-нибудь музыкальный канал», - сконструировал предложение Вит. Вышло как-то длинно.
«Найдите, пожалуйста, музыку». Вышло как-то коротко.
«Выключите, пожалуйста, радио, у меня болит голова». Вышло как-то жалобно.
«Выруби радио, шеф, голова трещит». Вышло как-то вульгарно…
Вит закрыл рот. Как-то не выходило сказать. В висках заныло сильнее. За окном мелькали уже многоэтажки Балашихи.
«Да что такое!» - разозлился Вит. – «Таксиста попросить радио переключить!»
Но эту мысль подсекла сразу другая: уж больно внимательно слушает. Наверное, из сторонников войны. Из этих, патриотов.
«Ну и что? Какое тебе дело? Ты – пассажир и имеешь полное право попросить переключить радио».
А если водиле не понравится? Такой – он ведь донести может. «Ах вот чего ты боишься».
Ну а как иначе? Приходится проявлять осмотрительность. Сейчас без осмотрительности никуда… Вон, Егор недавно рассказывал: остановили приятеля на улице, по камерам опознали, а тот всего один раз в жизни на митинге побывал, несколько лет назад, еще до войны, и то – случайно, девушку сопровождая… Протокол, штраф. Сиди ровно теперь…
Или вот еще писали: женщину задержали. Ей дочь много лет назад вышила на сумку украшение – цветочек в желто-синих тонах, так бдительные граждане в метро увидели и донесли мгновенно, остановки проехать не успела, говорят. Она твердит: никакой политики, никаких символов - дочь незабудку вышила. Нет! Украинские цвета, дискредитация, протокол, штраф. Сиди ровно теперь…
Да это ладно. Штрафы пережить можно, в конце концов… Сидеть ровно. А вот за частный разговор кому-то чуть ли не измену родине впаяли. Теперь тоже сидит, в колонии.
Время молчаливых. Чем больше молчишь, тем лучше.
Но можно же водителя попросить музыку поставить? Это же не значит, что я – враг народа?
Вит покосился на затылок. Водитель внимательно слушал радио. Вит вздохнул.
Нельзя. Донесет. Посадят. У меня сын. Жена. Жизнь сломают... Жизнь – такая хрупкая штука, ее сломать ничего не стоит, особенно во время войны… Если что случится, прощай фазенда. Такой вариант возможен? Да! Закон ведь приняли – у иноагентов конфисковывать имущество…
Он застонал сквозь зубы. Проклятье. Жена права. Он трус. Склизкий, потный комок страха. В кого они нас превратили! Господь всемогущий, что они с нами сделали!
Нет, сказал он себе. Я не трус. Я осторожный, но не трус. Это перебор. Ничего не случится. Я сейчас ему скажу.
Донесет.
Я потребую переключить радио.
А ведь вычислить тебя легко. Данные о поездке, треки – все передается в ФСБ. Найдут, еще как найдут.
Я всего лишь хочу вместо новостей музыку! Я устал слушать третий год про войну!
Ты что, не патриот? Ты не поддерживаешь СВО? Ты враг?
Донесет!
- ООООО!
Теперь Вит застонал вслух.
Водитель с тревогой поглядел в зеркало.
- С вами все в порядке? – спросил он. – Может, сделать потише? Мы почти на месте.
Вит увидел морщинистое лицо с красным носом. Ему показалось, что у водителя отклеилась борода.
- Нет, нет, - поспешно произнес он. – Все в порядке. Оставьте так.
21-22 марта 2024 года
Карл Рамаль. 48 лет. В прошлом — журналист, редактор, путешественник, участник различных геологических и археологических экспедиций. В 2024 г. ушел из журналистики. В настоящем — литератор, один из создателей сетевого литературного проекта “РАЖ”. Публиковался в различных печатных журналах и интернет-ресурсах.
