***
Когда нас по свету носило,
Была страшна и велика
Центростремительная сила
И центробежная тоска.
Вскипали на шоссе гудроны,
Ломались мачты каравелл,
По швам трещали все законы
Перемещенья твёрдых тел.
Обескуражен и запутан,
В пространстве инобытия
Чесал потылицу сэр Ньютон,
Гнилое яблоко жуя.
***
Лёгкость рук и откровенность взглядов,
Рюмок запотевшее стекло,
Сладость губ и горечь шоколада
Да ликёра липкое тепло,
Облаков свинцовые белила,
Воробьиный щебет по утрам...
Господи! Когда всё это было?
Кажется, ещё позавчера.
***
Старинный город. Лето. Тень от клёнов.
А в нише дома, как шахтёр в клети,
Раскрашенная статуя Мадонны
Стоит, бессильно руки опустив.
Туристы. Гид. Старуха нянчит внука.
Душа бессмертной будет. А пока
Скулит тихонько в подворотне сука
О том, что дворник утопил щенка.
***
Вот и лето под горку катится,
И деревья многоузорны.
Если лиственные, то в платьицах,
Если хвойные – в униформе.
На припёке уже не согреться.
Слякоть. Ветра глухие аккорды.
Неизбежность лежит под сердцем,
Как у школьницы перед абортом.
***
Что б ни говорили, но на деле, -
Стоит бросить пристальнее взгляд, -
Экстраверт – сверло в патроне дрели.
Рад бы не крутиться, но зажат.
Интроверт - совсем другое дело.
Спрятал, как убийца в ножны ножик,
Эту дрель в своё живое тело.
И страдает, и сказать не может.
Осенний этюдик
На лугах стога спокойно дремлют,
Даль лежит прохладна и чиста,
И, алея, падает на землю
Звёздочка кленового листа.
Утреник прихватывает лужи,
Хрустка грязь просёлочных дорог,
И упорно в сером небе кружит
Очень одинокий соколок.
***
Замело наполовину
Город снежной пеной.
Озверевшие машины,
Словно тромбы в венах.
В лисий мех упрятав ушки,
И в сапожках замшевых
Чей- то ангел, поскользнувшись,
Превратился в падшего.
***
Вянут георгины в палисадах,
Реки, как литое серебро.
Ночи в сентябре полны прохлады
И нежны, как девичье бедро.
Ляжет вечер тишиной на плечи.
Перед тем как отойти ко сну
Покурю немного на крылечке,
Вслушиваясь в эту тишину.
Грустно прокричит ночная птица,
Хлопнет по воде хвостом сазан.
А под утро женщина приснится
И уйдёт через окно в туман.
Зимне-депрессивное
Ничего, мой друг уже не станется,
Ничего не сбудется, пока
Замерзают на платформах станций
Очень кучевые облака.
Дни идут не шатко и не валко.
Не поймёшь – вперёд или назад.
И рыдает за столом гадалка,
Посмотрев на карточный расклад.
***
Штиль. Волны аквамарин.
Кислый запах хлеба.
Ангелов нестройный клин
Потянулся в небо.
Для чего они летят,
Распахнувши руци,
В окровавленный закат,
В отсвет революций?
Волны гладят плоть песка:
Им нельзя иначе.
Перьевые облака.
Вечных чаек плачи.
***
Из далёкого далека -
В коммуналку, как в реку с разбегу.
Там трепещет гитара в руках
Оттянувшего срок политзэка.
Воздух спёрт. На столе натюрморт:
Самогон, чёрный хлеб, солонина.
Но загадочный Ванинский порт
Покидает в ночи бригантина.
Чтоб вращалась небесная твердь,
Чтобы скалился “Роджер” над нами,
Чтобы песню, как лёгкую смерть,
Прикусить золотыми зубами.
Гаснет ночь. Выпадает роса
И, гитарному стону не внемля,
Убирает звезда паруса,
Опускаясь на стылую землю.
***
Пили водку в теплушках солдаты
И Победу везли на восток.
Только мать всё боялась Блокады,
Недоеденный пряча кусок.
Этот страх и во мне шевелится.
Открывая окно в белый свет
Хлеб крошу я прожорливым птицам,
Чтобы выжил в Блокаду мой дед.
Предновогоднее
Облаков посеревших лохмотья.
Терпко пахнет машинная гарь.
Половодие предновогодья
Захлестнуло озябший декабрь.
Тротуары блестят сахаринно,
Гололёд зазевавшихся ждёт,
Крыши зыбкими пальцами дыма
Небосводу щекочут живот.
У термометров съёжилась ртуть и
С визгом катятся санки с горы.
Запасаются выпивкой люди,
Вызревают на ёлках шары.
Чтоб бокалы дрожали от страсти
И курантов державная медь
Звонко пела про новое счастье.
Будто счастье смогло постареть.
ВЕСЕННЕЕ
Чист небосвод, сочнее светотени,
Стройнее угловатых яблонь стать,
И на ветвях такое белопенье,
Что хочется скворцом защебетать.
Как хорошо болтать о всяком вздоре,
Смеяться, петь, смотреть девицам вслед.
И кажется, что нет ни бед, ни хворей,
И верится, что смерти больше нет.
