КОСАРИ
Когда приехали косари –
сбежалась глядеть вся округа:
Дачники, дворовые псы
и другие строгие судьи.
А лето выдалось в тот год
зловредней недуга:
Солнцем приманит –
и сразу дождём остудит.
И косари обманули –
ни песен, ни мускул,
Но потом к ним привыкли,
как ко всякому гостю.
Старший носил железные зубы,
смеялся тускло
И воду из родника
зачерпывал горстью.
Другой выпивал,
но трезвый – чинил ботинки,
А денег за это не брал,
ну, разве немножко
И только третий –
как будто сошёл с картинки,
А дома его дожидалась
жена-хромоножка.
Все откуда-то знали,
что живёт он с нею не венчан,
Что она одета в три кофты,
наподобье капусты.
А ещё среди косарей
было несколько женщин –
Вроде не старых,
но молчаливых и грустных.
Наутро взялись косари за дело.
А птицы пели,
И в ближнем ельнике падали шишки
с тяжёлым стуком.
Звенели косы, как струны.
И в продолженье недели
Дождя не случилось,
как косари и хотели.
И вот на прощанье, в субботу,
закончив дела до срока,
В тесовой сторожке
возле самой дорог
Косари собрали тех,
кому одиноко.
А одиноко было если не всем,
то многим.
Женщины хлопотали,
старший стоял у двери,
Встречал гостей
и шутил с ними о погоде.
Второй крепился, чтоб не напиться.
В какой-то мере
Это и удалось ему, вроде.
А младший сел, как нарочно,
под образами,
И красный угол казался
ещё краснее.
И красавица первая
спросила, блеснув глазами:
«На что тебе хромоножка?
Зачем ты с нею?
Пойдём со мною,
ты лучшей доли достоин,
Лицо моё – видишь – красиво,
и дом мой светел.
Я буду любить как никто!»
Но он остался спокоен.
Улыбнулся только
и не ответил.
И лишь под утро,
когда почти опустела сторожка,
Сказал негромко:
«Не мила никакая другая.
Я жив, покуда
со мной моя хромоножка.
Ни дождь, ни молния
тропы моей не достигает.
Враги мои чахнут,
причины не понимая,
И время летит – но не старит,
в злобе напрасной…
Знаете –
я даже рад, что она хромая,
Мне и так с нею боязно,
с безнадёжно прекрасной».
А когда уехали косари –
пришла гроза невиданной силы,
Даже старухи
такой не помнили страшной.
И тот, кого после полудня
в дороге она захватила,
Домой возвращался под утро,
как будто из рукопашной.
Буря умчалась внезапно –
как накатилась.
Сильно шмели заныли
в траве усталой.
И ни с кем – ни с людьми, ни с живностью –
ничего не случилось,
Только у дома красавицы вырос цветок –
диковинный, алый.
Дня четыре смотреть ходили
на это диво.
Рассуждали: за что ей такое?
Случайно, что ли?
И сказал дурачок деревенский:
«За то, что красива.
Правда, она всего лишь красива,
не боле.
А каждый живущий
достоин своей награды:
Любовь награждается верностью,
словом – слово,
Достойна восторгов
тоска соловья ночного,
А яркая внешность –
такой – цветочной – услады».
Но люди не слушали дурака –
ещё не хватало!
И расходились,
о чём-то своём печалясь.
И было средь них
заботливых, верных немало,
А вот счастливые
что-то редко встречались.
А дурачок
стянул в буфете колбаски,
Стал жевать и мечтать,
подпевая мечтам нестройно,
Что однажды приедут в село косари –
как из сказки,
И будет село
таких косарей достойно.
МЕСТЬ ТАМЕРЛАНА
Где нам древних понять!
Ведь, в конце концов,
Нам давно на святыни плевать.
Но послушай всё же…
…Стаи гонцов
Созывали тучную рать,
Чтобы выкрикнул баловень всех грехов:
«Если мой потревожат прах,
Не поздней, чем до утренних петухов,
Разольётся над миром страх!
Будет горе на множество лет и стран!
Небо вычернят облака!..»
Так сказал Тамерлан.
И усоп Тамерлан.
И без снов пролежал века.
Осторожное время, мудрей совы,
Тихо здесь совершало путь…
Но пришли археологи из Москвы
В неприступный склеп заглянуть.
Самый младший русым был, молодым,
Старший с виду вроде бурят.
Пили чай зелёный,
Пускали дым
И не ведали, что творят.
Но сходились узбеки со всех сторон.
Но закат был в тот вечер вял.
Но вселенский ужас,
Вселенский стон
В чёрно-бурых глазах стоял.
Всё окончилось за полночь.
Как пятак,
Прикатилась луна в зенит.
И сказал самый младший:
«Что-то не так –
Люди стонут, в ушах звенит…»
А приятель, зевая:
«Да ну их, плюнь!
В самом деле – чудной народ…»
Было двадцать второе.
Месяц – июнь.
На земле – сорок первый год…
МАСТЕР МОСТОВ
«Пожалуй, не люблю, – сказал, –
но не грусти:
Других я не люблю
значительно сильнее.
Возьми, что нажил я,
коль сможешь унести:
Закаты над рекой,
неполных лун камеи,
Заначенный экспромт –
тот, что на чёрный день,
Уверенность в себе
(в ней всё – одна бравада),
Бессонниц благодать,
а ежели не лень –
Возьми и жизнь саму,
мне ничего не надо».
И вспомнила рассказ
про мастера мостов:
Без отдыха и сна,
иной не зная страсти,
Он строил дивный мост.
Когда был мост готов,
Созвал всех горожан
счастливый дряхлый мастер.
Он им сказал: «Не зря
был я судьбой храним!
Я завершил свой труд!
Труд жизни! Неужели!..»
И он прошёл свой мост.
И рухнул мост за ним…
…И я, как мастер тот,
своей достигла цели…
***
Ангел-хранитель стареющего человека
Поднимается затемно,
Летит в поликлинику,
Впереди у него
Аптека,
Библиотека,
Продукты, почта…
Устаёт жутко.
А когда он уже на грани,
Наступает время
Невыполнимых желаний.
Ангел-хранитель
Всматривается в заветный список,
Всплескивает крыльями,
Роняет пакеты сосисок, ирисок,
Повторяет беззвучно:
«Сделай мне одолжение,
Яви посильную милость –
Чтоб наступающей осенью
Ничего ужасного не случилось:
Чтоб никто не отчаялся,
Не умер,
Не повредился рассудком,
Чтоб не пришлось выбирать
Между совестью и желудком».
Ангел нахохливается,
Прячет голову под крыло.
Как же ему с подопечным не повезло!
Был бы пьяница,
Развратник,
Сутяга –
Помог бы ему в тот же миг!
А тут –
Приличный, добрый старик…
А стареющий человек
На ангела не в обиде.
Он в своей жизни
Ничего плохого не видит –
Ни того,
Что почти завершилась его дорога,
Ни во что превратилась
Дочь его недотрога,
И нужно ему немного:
Он выглядывает в окно,
Улыбается солнышку
И благодарит Бога…
