(Николай Архангельский, Всё, до чего есть дело. Сборник стихотворений. – М., Стеклограф, 2024. – 68 с.)
Николай Архангельский начал писать достаточно поздно и прошёл как автор тернистый путь становления. Надо отдать должное Людмиле Вязмитиновой, светлая ей память. Она поверила в поэтический талант Николая и много с ним занималась на семинарах. И вот увидела свет уже четвёртая по счёту книга Архангельского. «Всё, до чего есть дело» – название очень точное. Как можно догадаться, лирика Николая не касается его личной жизни. В этом её специфика и своеобразие. Его стихи – это образные умозаключения. Не каждая жизнь настолько интересна, чтобы её транслировать от первого лица. Это обстоятельство не делает поэзию Архангельского менее насыщенной – ему «до всего есть дело». Николай нашёл поэтическую нишу, в которой ему достаточно комфортно. Даже отсутствие в мире, чаще воображаемое, может восприниматься поэтом со знаком плюс: «наверное / я бы лучше себя чувствовал / если бы меня никогда / не было / зато не видел бы голубя / пьющего из лужи у автостоянки / розового голубя». Мы можем только догадываться, почему это так, но, несомненно, по этой причине мир Николая Архангельского необычен и интересен.
Тема отсутствия героя – на мой взгляд, одна из ключевых в творчестве Николая Архангельского. Человек в этом мире, согласно Архангельскому – не главный и далеко не венец творенья:
звёзды на стене
ушедшей ночи
млечен путь высоких облаков
и память недалеко от сердца
в биении синей крови поворачивает
стрелку компаса на север ноль ноль
а я синее сияние и не верю в цвета
верю в синие цветы, не дающие тени
и мне не щёлкнуть пальцем
потому что меня нет, и только цветы
верят в меня
При отсутствии у поэта яркой биографии происходит «выворачивание» оптики – внешний мир становится внутренним. Автор переживает не за себя, а за других людей, транслирует в стихах то, что происходит во внешнем мире, в разных, иногда весьма отдалённых эпохах. Даже детские воспоминания об увиденном давным-давно по телевизору могут быть очень яркими. Александр Спарбер, например, написал стихотворение-симфонию о голландских конькобежцах, сражавшихся за победу на Олимпийский играх в Гренобле, и это одно из лучших стихов в его последней книге. Поразили меня и стихи о спорте у Николая Архангельского. Стихотворение посвящено памяти олимпийских чемпионов в танцах на льду Людмиле Пахомовой и Александру Горшкову и называется по имени их знаменитого танца – «Кумпарсита».
Я заливаю маленький каток,
и взглядом замораживаю воду,
я достаю из ящика комода
двух фигуристов с медный пятачок.
Он в тройке, и она в трико и в пачке
с наклеенной улыбкой навсегда.
И волшебства печальная заначка
сжигает воздух, под коньком – звезда,
кортэ назад, объятье и полёт.
Ahorita cumparsita, господа!
Приветствуйте запальчиво и громко,
как бывший век, не бывший никогда,
как старый цирк зверей на Божедомке…
Но
лампа
комната
иконка
и время как
не-время
антипод.
Это просто какая-то мистерия, портал из прошлого. Какое время следует считать настоящим? Что было в жизни, а чего не было? В поэзии – всё одновременно, всё сосуществует. Автор тяготеет к произведениям сложносочиненным, даже если по форме это миниатюры. Такова природа его таланта. Но этим и живёт современная поэзия. Пример Николая наглядно доказывает отсутствие связи между стилем поэта и его возрастом. Молодой человек вполне может сочинять скучную силлаботонику, подражая Пушкину, а немолодой – быть авангардистом. Всё зависит от ингредиентов бытия и таинственных соответствий. Именно поэтому каждый человек – чудо природы, а его творчество – уникально. Достоинство стихов Николая Архангельского – в том, что он не хочет повторять сказанное другими. Он ищет необычное, незатасканное, оригинальное:
Дерево – человек
мегаполиса-леса
крона – небо, и у обезглавленных
болит голова фантомными болями
и высочайшие владеют
светом неба
на поваленных стволах
побеги, изломанные пальцы Джанго
никто
кроме огня не видел
как дерево испускает дух
В жизни бывает много как плохого, так и хорошего. Подчас мы обращаем внимание на одно – и совершенно игнорируем другое, может быть, как раз то, что дало бы душе так необходимое ей равновесие. Но тогда… может быть, не было бы стихов, продиктованных горечью, когда минор доминирует над мажором. Существуют глобальные философские категории: недостаток – избыток, свет и тень. Их игра в жизни любого человека никогда не прекращается. Николай Архангельский пытается осмыслить эту игру противоположностей: «художник, друг света и тени / отменил тень, / и отменилось / искусство, бессмысленное / в совершенном свете / и свет не владел / тайной тени».
Крайности доставляют нам душевный дискомфорт. Но человек – мера вещей, и, возможно, счастье – это просто баланс между светом и тенью, между нехваткой и ненужным изобилием. Стихи Николая Архангельского становятся интересными, когда он строит космогонии, неожиданно связывает диаметрально противоположные области человеческой деятельности, находит неожиданные ракурсы зрения. Он достигает своих маленьких вершин при помощи других даров Всевышнего и других поэтических средств – не тех, которыми пользуется большинство поэтов.
Когда ничего не было
и никто не провинился
небо повесило
звезду-вину
чтобы когда-нибудь
серебряный век в тишине
настольной лампы стал
вечерним альбомом Марины
шлейфом её серебристого платья
в прохладе комнаты
и свет рождался
из его вечернего серебра.
На примере Николая Архангельского мы видим, что ничто не может помешать человеку быть поэтом и состояться в слове, даже технические огрехи. Он уже нашёл своё «синее сияние». Для меня показательно то, что в новой книге Николая много интересного – и одно, и другое, и третье хочется процитировать. Глаза разбегаются, и это очень хорошее изобилие. Речь поэта высоко афористична: «Бог не убивает / стреляет по колесам», «Отнять у красоты гордыню / как руки у венеры». Николай искренне признаётся, что вначале завидовал более мастеровитым собратьям по перу. Но всё это сошло на нет, как только он нашёл в поэзии свою стезю: «сошла прыщавость зависти / осторожности в компании сильных». «От малого до большого / столько шагов», – говорит поэт.
Однажды
закончится масло
в фонаре мудреца
который ищет
в толпе человека.
Он наденет сандалии
и покинет уют своей бочки
и от него отдалятся
легенды о нём.
Люди вспомнят сказанное им
не вспомнив о нём
и о народе скажут
мудрый
