Глава 1: Мальчик с пуговицей
Удивительные истории случаются в мире, мой друг. Сказочные истории. Скажешь, что на самом деле никаких сказочных историй не бывает? А, может, ты просто не замечал их? А ведь столько всего происходит удивительного вокруг, на что мы просто не обращаем внимания. Взять хотя бы простой вопрос: куда деваются оторвавшиеся пуговицы? Казалось бы, вот треснула оборвавшаяся ниточка. Вот пуговка с негромким стуком упала на пол. Вот она покатилась. Мы можем даже увидеть тот момент, когда она спряталась под диваном или за ножкой стола. Наклоняемся, чтобы поднять, но её там нет. И будет большим чудом, если после долгих поисков она всё-таки найдётся. Но всегда совсем не там, где мы могли предположить.
Большинство людей, конечно, рассмеётся. Какая нелепость! Да кто-то и не станет наклоняться, поднимать, искать… Подумаешь пуговица! Такая мелочь. Люди не замечают и куда более важных вещей. Целые жизни остаются без их участия и внимания. Целые миры оказываются скрыты от невнимательных глаз. А человеческая жизнь — разве не тот же мир? Взять, к примеру, маленького Данилу, который лежал сейчас на своей неудобной жёсткой кровати, вглядывался в темноту и никак не мог уснуть. Впрочем, к пуговицам мы тоже скоро вернёмся. Но пока о мальчике…
Как ты уже понял, он лежал в кромешной темноте и не мог уснуть. Несмотря на то, что вместе с ним в длинной комнате с одной дверью, одним столом и одним вытянутым окном проживало ещё трое таких же мальчиков, примерно того же возраста, Данила, тем не менее, чувствовал себя совершенно одиноким. Вероятно, не в меньшей степени, чем и остальные. Ведь все они были сиротами. «Сиротками» — как жалостливо говорила старенькая уборщица баба Настя. А строгая заведующая Зинаида Аркадьевна предпочитала другое слово. Отчитывая кого-то за очередную провинность, и обозначая, словно всех сразу в третьем лице, она чётко произносила «воспитанники» и многозначительно поблёскивала круглыми очками. За обоими словами скрывался один общий и простой смысл. Ни у кого из здешних детей не было родителей. В самом деле. Ведь если родители есть, то именно они занимаются воспитанием воспитанников, а никакая не Зинаида Аркадьевна. Но Данила сам уже был достаточно взрослым и понимал — сами собой родители никуда не деваются. Ребята постарше часто говорили, что взрослые его просто бросили. Обычно это произносилось в его или чей-то ещё определённый адрес с каким-то насмешливым вызовом или горькой издёвкой, чтобы скрыть собственное разочарование. Так что мальчика это никак не задевало. Данила был уверен, что его папа и мама никогда бы так не поступили. Должно быть, произошло что-то серьёзное, и они вынуждены были это сделать. Но когда-нибудь за ним вернутся и непременно всё объяснят. Однако шли месяцы и годы, а за Данилой так никто и не возвращался. Когда же Данила сам пришёл за объяснениями к строгой заведующей, то её ответ ему совершенно не понравился.
«Видишь ли, Данила,— сказала Зинаида Аркадьевна, по обыкновению тщательно подбирая слова и блеснув очками.— Взрослые чаще всего умирают раньше детей. Это обычный порядок вещей. Но и иногда это случается слишком рано».
Потом она ещё рассказывала Даниле что-то про автомобильную аварию. О том, что родители Данилы были совсем не виноваты в произошедшем. Что такое, к сожалению, тоже случается довольно часто. Что он в то время был очень маленьким и совсем ничего не помнит. И что ему даже повезло, ведь он остался цел.
Но ошеломлённый Данила стоял и почти ничего из этого уже не слышал. А потом просто сорвался с места и в слезах выбежал прочь.
Нет. Всё это не могло быть правдой. Зинаида Аркадьевна что-то напутала или даже специально соврала. Данила помнил своих родителей. Доброе лицо мамы. Её заботливый взгляд. Чуть шершавые, но тёплые руки отца. Его улыбка. Данила видит их словно через какую-то пелену. Они теряются в дымке. День ото дня становятся всё более туманными. Но ведь они были! Не сочинил же он их. А если действительно выдумал? Лучше бы они, и правда, его бросили. В этом случае они хотя бы могли передумать и вернуться… Ну нет! Такого не может быть. Так размышлял Данила, лёжа в темноте, и от этого ему становилось ещё грустнее.
На какой-то момент Даниле вдруг показалось, что кроме него и других воспитанников в комнате был ещё кто-то. Словно два тихих еле слышных голоса шептались где-то в темноте между ножек металлических коек. Но когда мальчик осторожно повернул голову и начал вглядываться, чтобы рассмотреть, кто же это мог быть, всё стихло. Наверное, показалось — подумал Данила, по обыкновению проверил пальцами свой талисман — на месте ли — и, наконец, крепко закрыл глаза.
«Пошарить бы у него в карманах»,— тихонько прозвучал из темноты чей-то писклявый, но одновременно грубый голос.
«Нельзя. Забыл?»,— ответил второй такой же тонкий, но более мягкий шёпот.
«Дурацкие правила…»
Снова последовал тихий шорох и чья-то возня. Но больше ничего не было слышно. Тем более Даниле. Он уже крепко спал.
И пока мальчик спит, мы поговорим о его чудесном талисмане. Ты же помнишь, что я обещал вернуться к пуговицам. Спросишь, причём же тут пуговицы? Ну, как же… Ведь талисманами могут быть совершенно разные предметы. Так почему же обычная пуговица не может быть талисманом? Тем более, что пуговица Данилы была совсем не обычная.
Пуговицы, как тебе известно, бывают совершенно разными — всяческих цветов и размеров. Большие, огромные, маленькие и совсем крошечные — меньше ногтя на мизинце. Чёрные, белые, синие, красные, фиолетовые и всяких прочих оттенков, которым даже тяжело подобрать точное название. Не говоря уже о блестящих, перламутровых, многоцветных и пёстрых, как зебра или даже леопард. Это же касается и формы. Ведь пуговицы бывают не только круглые или, скажем, квадратные, но и треугольные, пятиугольные, шестиугольные и даже восьмиугольные. Тут нет, по сути, никаких ограничений.
Другое дело — количество дырочек. На первый взгляд, есть пуговицы совсем без них. Но тогда они потеряли бы всяческий смысл. Как пришить пуговицу, если в ней совсем нет никаких отверстий? На самом деле одна дырочка в таких пуговицах всё-таки есть. Она спряталась на специальной ножке, вроде петельки, на которой пришитая пуговица потом будет торчать, как грибок. Не очень-то надёжная, но зато очень эстетичная конструкция. Пуговицы с двумя дырочками знакомы всем с самого детства. Именно их пришивают на маленькие рубашонки и платьица. Обычно они небольшие и милые, как поросячьи пятачки. Впрочем, у них есть и взрослые серьёзные собратья — пуговицы от пальто. Мрачного цвета, пришитые грубой ниткой в цвет ткани, чтобы по возможности не выделяться на её фоне. При всей разности своего характера, и те и другие обладают, однако, общим недостатком — достаточно просто отваливаются, когда нитка перетрётся. Не так легко, как их однодырочные грибовидные собратья, но всё же…
Пуговиц с тремя дырочками почему-то нет… Связано ли это с трудностями изготовления или отсутствием удобства или каких-то иных явных выгод. Неизвестно. Просто прими этот факт, как очередную загадку.
Вершиной же пуговичной технологии по праву считаются пуговицы с четырьмя дырочками, расположенными в середине двумя равноудалёнными парами — в виде квадратика. Это непременное свойство несёт неоспоримое преимущество — возможность пришить пуговицу двумя симметричными пересекающимися стежками крест-накрест. Это, как ты понимаешь, не только надёжно, но и красиво. И, конечно, находятся странные фантазёры, которые пришивают такие пуговицы квадратиком или даже квадратиком с диагоналями, расходуя на каждую нитки вдвое больше положенного. Но это только дело вкуса. А о вкусах не спорят…
Главное, теперь ты, кажется, начал понимать, почему количество дырочек очень важно. Можно даже сказать, оно определяет судьбу каждой пуговицы. Итак... Их бывает одна, две или четыре. Волшебные числа. Каждое вдвое больше предыдущего. Древние говорили, что числа правят миром… Ты спросишь: и всё? А что дальше? Ничего. И так было, если бы речь шла об обычных пуговицах. Но пуговица Данилы, как ты уже знаешь, была совсем не обычная.
Средних размеров — не больше двухрублёвой монетки. С одной стороны чёрная, гладкая и блестящая, как уголёк. С другой — такая же чёрная, но матовая и чуть шершавая, словно бархат. Так, что разницу можно было почувствовать пальцами, не глядя. Чуть вогнутая внутрь и с выпуклой каёмкой по внешнему краю. На вид же совершенно неприметная и даже неприглядная. Если бы не одно но… В её серединке, обрамлённой ещё одной круглой бороздкой, находилось целых пять дырочек. И не как-нибудь, а строго по кругу на равных расстояниях. Пять совершенно одинаковых аккуратных ровных дырочек. Так что такое расположение никак нельзя было объяснить случайностью, производственным браком или чьей-то шалостью. Это была самая настоящая пуговица с пятью настоящими дырочками. Возможно, единственная в своём роде.
Но, конечно, для Данилы его пуговица была особенной совсем не по этим причинам. Вряд ли он даже задумывался обо всём этом. Хотел он того или нет, но его беспокоили вещи куда более простые и одновременно более сложные, чем вопросы количества дырочек на пуговицах и методы их прикрепления нитками.
Несмотря на то, что воспитанников в интернате, где жил Данила, было предостаточно... И это само по себе грустно, когда на свете столько детей, у которых нет родителей. Так вот, несмотря на это, Данила чувствовал себя очень одиноко. Малышня им не очень-то интересовалась, занимаясь какими-то своими глупыми играми. Старшие ребята в лучшем случае игнорировали. Некоторые даже недолюбливали. А были и такие, кто при случае норовил специально поддеть мальчишку. Спокойный и молчаливый, вечно погружённый в свои мысли Данила регулярно становился объектом насмешек, а то и похуже...
Каждый раз, когда его тычком отпихивали в столовой, или подставляли подножку, или обступали кружком, одаривая очередным издевательством, от которого у кого-то другого давно бы покатились слёзы, Данила лишь плотнее поджимал губы, молча смотрел на обидчиков исподлобья, да сжимал в руке заветную пуговицу. И всё вокруг сразу казалось не страшным и не важным…
Самое главное, он точно знал, что получил её от папы. Помнил его улыбку, как тот вкладывает маленький кружок в детскую ладошку, как говорит что-то важное и ободряющее... А это значит, что он жив. И Зинаида Аркадьевна не права, чтобы она там ни рассказывала... И потому-то Данила бережно носил свою драгоценность на толстой красной нитке, обвязанной вокруг левого запястья. И каждый раз, когда холодный пластик соприкасался с его кожей, мальчику становилось теплее. Он вспоминал, что на самом деле не одинок.
После обеда, в который раз сбежав от старших ребят, почему-то решивших непременно поколотить его, Данила укрылся за неприметной дверью под лестницей. Выцветшая табличка на двери вполне однозначно сообщала, что это «служебное помещение», а значит никому из «воспитанников» не было позволено туда заходить. Но Данила знал это и безо всякой таблички. Более того, он знал, что загадочное «служебное помещение» — не более, чем вытянутый узкий чуланчик, где уборщица баба Настя хранила свои швабры, тряпки и разные моющие средства. Отперев дверь ранним утром и забрав, что нужно, она уже не закрывала её, так как уборка коридоров в детском доме проводилась дважды в сутки. И лишь после ужина старушка наведывалась сюда второй раз и, закончив свои дела, уже запирала дверь на ключ перед самым отбоем. До этого момента Данила мог чувствовать себя здесь в полной безопасности.
Устроившись в полумраке на прохладном полу, он погружался в молчаливую игру с тем, что успевал прихватить с собой из игровой комнаты. А если не успевал — это тоже не было проблемой. Ведь вокруг было столько разных вещей, которые при должной фантазии могли послужить игрушками. Пузатая пластиковая бутылка, стоило приладить к ней сверху распушившуюся щётку — превращалась в забавного человечка с модной шевелюрой. Скрученный и дважды перегнутый тюбик представлялся то чьим-то конём, то собакой, то каким-то другим неведомым зверем. А несколько толстых тёмно-зелёных хозяйственных тряпок, сложенные правильным образом — сразу же становились то великолепными холмами, то загадочными островами, то широкими и ровными долинами, то коварными морщинистыми болотами.
Всё это волшебство длилось всегда до тех пор, пока из столовой не начинали греметь баки и звенеть металлические тарелки — сигнал приближающегося ужина. И Данила, спешно приведя всё в порядок, как ни в чём не бывало, покидал своё тайное убежище в надежде, что уборщица баба Настя и в этот раз ничего не заметит, и снова не станет запирать спасительную дверь.
Пока же в столовой ничего не гремело, и Данила преспокойно путешествовал по миру своих фантазий. Растянувшись на тёмно-коричневых плитках, он уже вовсю покорял таинственные пещеры между старыми хозяйственными вёдрами. Как вдруг складки рабочего халата, висевшего неподалёку, подозрительным образом заколыхались. Мальчишка замер. Первым делом он подумал, что это, должно быть мышь или крыса. Но из-за ткани показалась чья-то тонкая трёхпалая рука. Отчасти она походила на птичью ногу, но никак не на лапу зверя. Рука словно обнюхала пространство вокруг себя, отодвинула полу халата, как занавес, и из-за него, наконец, показалось странное существо.
Это был маленький и худой человечек с крошечными светящимися глазками, не более десяти сантиметров ростом, но, тем не менее, в искусно сшитом костюме с цилиндром и тросточкой. Последняя была особенно занимательной, потому что в качестве набалдашника её венчал маленький деревянный кулачок. В остальном одеяние гостя было вполне обычным. Все прочие же непокрытые участки его миниатюрного тела, насколько позволял рассмотреть полумрак кладовки, тоже были выполнены словно из какой-то ткани, собраны воедино и соединены короткими стежками. Впрочем, уже не так аккуратно и изящно.
Следом за первым показался второй. Он был чуть ниже, но значительно толще и круглее, как шерстяной носок, который бабушка натягивает на электрическую лампочку для штопки. Наряд его казался куда менее элегантным, чем у приятеля — квадратная куртка и такие же квадратные штаны неопределённого цвета, а на голове — глубоко надвинутая плотная шерстяная шапочка, из-под которой поблёскивала такая же пара хитрых маленьких глазок.
Оба гостя двигались необычно плавно для кукол-марионеток, но и недостаточно естественно для живых существ. И это производило на Даню странное, даже пугающее впечатление. Так, что мальчик даже не решился вскрикнуть от удивления.
«Только не вздумай решить, что мы игрушечные,— сердито проговорил маленький толстяк писклявым, но одновременно грубым голосом,— иначе я подпрыгну и укушу тебя в глаз!»
Данила невольно заулыбался.
«Тебе смешно?!»— строго повторил человечек.
«Простите,— чуть смутился Данила,— но разве кто-то способен прыгнуть во столько раз выше самого себя?»
«Теперь ты потешаешься над моим ростом?! — маленький человечек побагровел от злости и напрягся так сильно, что кажется, нитяные шовчики на его лице вот-вот разойдутся,— может, хочешь проверить, допрыгну ли я до твоей коленной чашечки?»
«Извините, — на всякий случай ещё раз извинился Данила и поднялся на ноги, рассудив, что вести разговор, лёжа на полу, неприлично даже если дело касается таких маленьких собеседников.
«Ишь какая стеблина!— заметил круглый человечек,— только не думай мне, что запугал меня.. Всё равно допрыгну! Ясно?»
«Ну хватит... — мягко прервал приятеля человечек в цилиндре,— вечно ты лезешь в драку... Уверен, молодой человек и в мыслях не имел ничего дурного. Так ведь?»
«Конечно»,— кивнул мальчик.
«В таком случае, разрешите представиться. Меня зовут Виссон,— человечек приподнял свой цилиндр и слегка поклонился,— а моего не в меру агрессивного приятеля — Тик».
«Здорова!»— буркнул тот.
«Очень приятно,— ответил Данила,— а я...»
«Данила...— улыбнулся Виссон и, заметив лёгкое удивление на лице мальчика, добавил, — твоё имя нам известно. Ведь мы давно тебя знаем».
«Давно?»
«Примерно с тех самых пор, как ты нашёл этот чулан. Видишь ли... В каком-то смысле мы тоже тут живём».
«Живёте?»
«Не слишком ли ты много вопросов задаёшь? — вмешался мрачный Тик,— что это у тебя там болтается на руке? А ну, покажи!»
«Ничего... Просто пуговица...», — ответил Данила и выставил вперёд запястье, на котором на нитке был привязан его талисман.
«А ну потруси влево-вправо! Ага... А ну подпрыгни!»
Мальчик послушно произвёл эти действия, найдя просьбу забавной.
«Гляди-ка... Крепко привязал»,— с досадой проговорил Тик.
«Чтобы не потерялась»,— улыбнулся Данила.
«Каков ты хитрец... А может, подаришь?»
«Не-е...— замотал головой Данила и даже для пущей убедительности спрятал руку с пуговицей в карман,— не могу. Это память. О папе».
«Понимаю...— с неподдельной искренностью и даже заботой проговорил Виссон.— А что если бы мы помогли тебе найти твоего папу? Тогда бы ты подарил нам эту свою пуговицу?»
«Конечно!— не задумываясь, выпалил Данила, а потом добавил,— и даже свою коллекцию монет».
На что оба человечка пискляво рассмеялись, а Тик буркнул:
«Монеты можешь оставить себе».
«Видишь ли, Данила,— загадочным полушёпотом произнёс человечек в цилиндре,— монеты нас совсем не интересуют. Нас интересуют только пуговицы. Иногда они теряются и закатываются за изнанку реальности. А мы их находим. И поэтому зовём себя пуговичниками. Но случается, что точно так могут пропадать и люди. Очень вероятно, что с твоим папой могло произойти что-то подобное… Если так, то тебе останется только пойти вместе с нами и узнать его…»
«Куда пойти?»— насторожился Данила. Он уже был достаточно взрослым и прекрасно знал, что с незнакомцами никуда ходить нельзя. Особенно если тебе предлагают что-то загадочное и необычное. В прошлый раз, когда он согласился со старшими ребятами и зашёл в указанную ими дверь, у него на голове оказалось полное ведро жидких помоев. А ведь ребята были, можно сказать, знакомыми. Чего уж ожидать от каких-то неизвестных «пуговичников», которые даже не вполне похожи на людей?
Взвесив все эти аргументы, он хотел твёрдо ответить, что никуда не пойдёт, но тут произошло что-то совсем невероятное.
Маленький круглый пуговичник, подпрыгнув, как мячик, ухватился за какой-то тканевый край и вместе с собой потащил вниз. Данила на миг затаил дыхание, решив, что это рабочие халаты на вешалке и что сейчас всё с грохотом повалится, выдав его тайное укрытие. Но нет. Тик словно ухватил край какого-то невидимого занавеса. Вторую сторону ловко потянул в сторону Виссон. Вся обстановка маленькой кладовки вокруг исказилась, заколыхалась, пошла складками, как будто всё вокруг было не реальным, а спроецированным на экран. А в образовавшейся прорехе возник сияющий проход куда-то ещё. Казалось, что там виден незнакомый пейзаж, зелёные холмы, деревья, река, но всё размывалось и смазывалось качающейся дымкой.
«Чего застрял?! Думаешь, это легко?»— раздражённо вскричал Тик.
«Давай быстрее! Мы не можем долго удерживать ткань пространства слишком долго»,— поторопил Виссон.
И мальчик, забыв о своих прежних сомнениях, шагнул внутрь.
Глава 2: Город на изнанке
В следующую секунду всё вокруг засияло и закрутилось. Данила почувствовал, что какая-то неведомая сила потащила его вперёд. То ему казалось, что он падает в пропасть, то наоборот взлетает. Всё продолжалось секунд десять, после чего мальчик кубарем скатился на зелёную траву.
Когда Данила открыл глаза, то обнаружил, что всё вокруг как-то изменилось. То ли пуговичники Тик и Виссон сильно увеличились в размерах, то ли он сам уменьшился.
Первым делом мальчик проверил, не потерялась ли его заветная пуговица, и сначала испугался, не обнаружив её на руке. К счастью, она быстро нашлась. Странным образом она тоже стала больше, переместилась на шею всё на той же красной нитке, теперь скорее — на толстом шнурке, и сама теперь больше походила на большой медальон или самый настоящий амулет.
«Что произошло?» — спросил мальчик у своих спутников, поднимаясь на ноги и отряхиваясь.
«Мы прошли через прореху в ткани пространства. И оказались в Изнанке»,— пояснил Виссон, поправляя свою шляпу.
«Через прореху?»
«Да! Почти такую же, как у тебя под мышкой!»— усмехнулся Тик. А Данила стыдливо засунул руку в карман, прикрыв дыру на куртке, которая и правда была уже очень старой, а потом уточнил:
«А что такое изнанка?»
«Что такое изнанка? Да всё это! Глаза разуй! Всё вокруг!»
Данила с интересом огляделся по сторонам. Вместе со своими новыми знакомыми он находился на склоне зелёного холма. Точно таких же необычайно симметричных округлых зелёных холмов рядом находилось ещё множество. Внизу между ними текла извилистая голубая речка. А прямо за ней, на таком же зелёном покатом берегу располагался чудесный город.
Насколько было видно Даниле, поселение состояло в основном из чудесных ярких маленьких домиков. Но чем дальше, тем выше и величественнее становились здания. Где-то в середине города, кажется на самой вершине холма, громоздилось нечто вроде замка с многочисленными башенками и остроконечными крышами.
Даниле стало очень интересно, кто же живёт в таком большом и роскошном доме, но он постеснялся спросить. Тем более, что пуговичники, не дожидаясь его, уже устремились вниз по узенькой тропинке. Поэтому мальчик бережно спрятал свой талисман под рубашку, поспешил за ними, не переставая глазеть по сторонам...
Будучи от природы очень внимательным ребёнком, Данила подмечал каждую мелочь. Особенно, если та виделась ему интересной или необычной. А таких мелочей вокруг было превеликое множество.
Во-первых, мягкая зелёная трава, на которую он так неожиданно шлёпнулся, и которая покрывала собой все холмы, равнины и склоны, оказалась совсем не травой. Под его ногами из-под земли пробивались толстые пушистые ворсинки. Данила не удержался и несколько раз наклонился, чтобы снова и снова провести по ним рукой. И таким образом убедился, что они напоминают скорее не растительность, а именно мягкий ковёр.
Впрочем, и сама «земля», если раздвинуть рукой и поглубже зарыться в этот травяной ковёр, представлялась не почвой, а какой-то плотной тканевой основой, сотканной из грубых пересекающихся нитей.
Во-вторых — а со склона холма это было особенно хорошо видно — чудесный город весь словно озарялся снизу лампами. Каждый домик, изгородь или деревце будто были рассвечены огоньками невидимых гирлянд. Однако, чем дальше от города, тем темнее делалось всё вокруг. Дальние холмы, между которыми терялась убегающая река, становились похожи на мрачные горы. А небо и вовсе делалось непроглядно чёрным.
«Разве сейчас ночь?»— удивился Данила, наконец, догнав маленьких человечков, и силясь разглядеть над головой хотя бы одну звезду.
«Вовсе нет. Сейчас день. И при этом очень хороший»,— ответил Виссон, вышагивающий вниз по тропинке на своих длинных ногах и легкомысленно размахивающий тросточкой.
«Тогда почему небо такое тёмное?»
«Ты что совсем?— снова раздражённо переспросил круглый Тик, — где ты видишь небо? Это твердь! Неуч…»
«Будь терпеливее... Наш юный друг не знаком с тонкостями устройства нашего мира,— утихомирил его Виссон и мягко пояснил мальчику.— Видишь ли... Изнанка, как и полагается, окружена тканью пространства-времени, будто коконом. Вы, люди, живёте на внешней, образно говоря, лицевой поверхности, а мы здесь... Поэтому и свет у вас там,— он неопределённо махнул куда-то рукой,— идёт сверху и снаружи. А у нас снизу и изнутри. Понимаешь?»
«Кажется… Да». — кивнул Данила, хотя мало что понял.
Тем временем, все трое уже спустились с холма, и подошли к мосту через ту самую извилистую голубую речку, которая на деле оказалась куда шире, чем смотрелась с высоты.
Пройдя по изрядно состарившимся и скрипучим доскам почти до середины, мальчик слегка перегнулся через перила, чтобы полюбоваться на воду. Но к своему удивлению вдруг обнаружил, что никакой воды в реке нет. А то, что он сначала принял за волны и пену, было не что иное, как бесконечный поток тонких нитей. Кажется, их были тысячи, а, может, и сотни тысяч. Всех оттенков голубого и синего — разной фактуры, толщины и яркости — от белоснежно белого до почти чёрного. Они вытягивались из-за поворота, перекручивались между собой, образовывали петли, волнами набегали на берега, натыкались на опоры мостика, а потом вновь расправлялись и уносились дальше. Изредка среди прочих нитей появлялось несколько серебристых, и тогда казалось, что поверхность поблёскивает на солнце, как самая настоящая река.
«Впервые видишь нитяную реку?»— снисходительно спросил Виссон, заметив интерес Данилы. Тот утвердительно покачал головой.
«Только не вздумай туда лезть,— строго добавил Тик.— Одно неверное движение, и какая-нибудь шальная петелька утянет тебя. Пикнуть не успеешь, как запутаешься. Унесёт и не вернёшься».
«А куда она течёт?»— поинтересовался Данила, завороженный дивным зрелищем.
«Из прошлого в будущее, разумеется…— рассеянно ответил Виссон, а потом решительно добавил.— Пойдём, у нас не так много времени».
Преодолев по мосту нитяную реку, все трое приблизились ко входу в город. Над дорогой нависло громадное сооружение, будто бы собранное из множества катушек. На самом верху этой кучи виднелись две маленькие фигурки пуговичников, вооружённых пиками. Дозорные, сразу мысленно предположил мальчик, но почувствовав на себе чей-то колкий взгляд, стал рассматривать саму диковинную постройку.
Казалось, что неизвестные архитекторы планировали соорудить нечто вроде величественной триумфальной арки, но в процессе она, то ли обвалилась, то ли часть деталей не подошла по размеру, то ли всем строителям просто не хватило аккуратности. В итоге результат напоминал больше дикую скалу или изрядно потрёпанные временем развалины.
«Какие древние руины!»— задрав голову, восхитился Данила, и поспешил поскорее проскочить под ненадёжной конструкцией.
«Древние руины надеты на тебе! А это — ворота нашего города,— хмыкнул Тик.— И да будет тебе известно, ремонтировали их всего месяц назад!»
Желая или подтвердить, или опровергнуть это замечание, а, скорее всего, просто случайно один из стражников задел оружием стоящую наверху катушку. И та с глухим деревянным стуком тут же соскочила вниз, шлёпнулась о землю, скатилась к реке и в тот же миг была подхвачена её бурными потоками.
«А зачем ворота, если нет стен?»— поинтересовался мальчик, всё ещё опасливо поглядывая назад.
«Постройка стены, вокруг такого большого города? Потребуются тысячи тысяч пуговиц. А столько ни у кого нет»,— объяснил Виссон.
«Ну, раз это ворота, то тогда на них хотя бы должны быть створки или двери…»
«Наивный ребёнок…— всё так же снисходительно ответил пуговичник.— Если у ворот нет стен, то тогда зачем же воротам двери?»
Данила очень хотел спросить ещё что-то. Например, зачем же тогда вообще нужны такие ворота, но передумал, чтобы не показаться совсем уж глупым. Тем более, что все трое уже вошли в город, и вокруг было на что посмотреть.
Слева и справа от дорожки, как грибы поле дождя, натыканы небольшие округлые домики с покатыми крышами. Рядом с некоторыми располагались небольшие огороды, садики буквально из нескольких деревьев, кусты с неизвестными цветами. Там же можно было увидеть хозяев — таких же пуговичников, как и спутники Данилы. Кто-то заинтересованно выглядывал из окна, завидев новое лицо. Мальчик чувствовал, что сейчас всё внимание приковано к нему, и из скромности старался не встречаться взглядом с маленькими чёрными глазками.
Тут нам стоит снова прерваться и поговорить про необычную любовь пуговичников к пуговицам. Хотя сказать, что пуговичники любили пуговицы — значит, ничего не сказать об их чувствах. Эта крепкая привязанность, даже страсть, словно иголка с ниткой пронизывала всё их пуговичное естество. Пуговицы приносили им радость и печаль, окрыляли, воодушевляли, становились поводом для самой сильной обиды или глубокой благодарности. Пуговичники носили пуговицы не просто, как банальную застёжку. Напротив, зачастую им находилось другое более оригинальное применение. Их надевали, как украшение, ценный орден и военные эполеты. Девочки-пуговичницы делали из них бусы и серьги. А некоторые, чтобы подчеркнуть удачливость и успешность, даже нашивали пуговицы на стены и крыши свои домиков. Максимально тщательно и крепко, разумеется, чтобы случайно не потерять. Но для этого, конечно, нужно было владеть не меньше, чем сотней пуговиц. Большинство же пуговичников предпочитало прятать свои богатства или носить их непосредственно на себе — ближе к тельцу, ведь пуговиц у них обычно было не больше пары десятков. Но мы снова отвлеклись... Главное, как вы уже, наверное, поняли — пуговичники любили пуговицы больше всего на свете. А иначе они не были бы пуговичниками. И всё это не мог не заметить внимательный Данила.
А дорожка между домиками, тем временем, незаметно превратилась в улицу. Сами домики принялись толпиться, буквально громоздиться друг на друге, пока не сменились окончательно двух— и трёхэтажными строениями. Народу тоже сделалось заметно больше. Чем глубже в город заходил со своими спутниками Данила, тем шумнее и суетнее становилось вокруг. Все сновали, куда-то торопились, бегали туда-сюда. От мельтешения разноцветных одёжек и разнообразных пуговиц на них у мальчика даже закружилась голова. Стараясь зацепиться взглядом хоть за что-то в этой круговерти красок, Данила вдруг увидал небольшую лавку с чем-то безумно знакомым и поспешил подойти ближе.
Это был киоск мороженщика. Уже пожилой пуговичник с пушистыми усами, напоминающими паклю, сосредоточенно занимался приготовлением очередной порции. Для начала он отрывал от огромного рулона, похожего на полотенце, кусок вафли, сворачивал рожок, а после подставлял его под занимательный блестящий автомат с множеством хитрых трубочек. По одному незаметному нажатию кнопки оттуда выдавливались тонкие цветные нити, которые мороженщик ловко сматывал в клубки прямо на весу. И вот уже в его руках оказывалось чудесное лакомство, переливающееся всеми цветами радуги.
Данила вопросительно посмотрел на Виссона, который замер в терпеливом ожидании, и, получив утвердительный кивок, торопливо полез в карманы. Внутри оставалась кучка мелких монет, которые мальчику удалось где-то случайно найти, но использовались они исключительно для игры, ведь потратить их в детском доме не было никакой возможности, да не было и необходимости.
Мальчишка выгреб из карманов медные и серебристые монетки, принялся пересчитывать их прямо на ладони, стараясь сообразить, сколько могла бы стоить порция мороженого. Но тут кто-то из торопливых горожан толкнул его в спину. Данила пошатнулся. Металлические кругляшки со звоном посыпались на мостовую, покатились в стороны. Несколько оказавшихся неподалёку пуговичников мгновенно застыли на месте, их глаза загорелись заинтересованным блеском. Но присмотревшись, они тут же потеряли к монетам всяческий интерес и продолжили свой путь. Данила же бросился было поднимать деньги, но это вызвало лишь смех Тика.
«Здесь твои дурацкие монеты никому не нужны! Бесполезные кружочки. В них даже нет ни одной дырочки! Брось, пока не получил тумаков».
«А как же тогда?»— мальчик растерянно оглянулся на пуговичников.
Виссон тяжело вздохнул, а после отогнул край обшлага на своём рукаве. С внутренней стороны он оказался полностью покрыт хороводом мелких пуговиц. Выбрав одну, он подцепил и отпорол её длинными когтистыми пальцами. Так ловко и незаметно, будто нитки разошлись сами собой. Виссон медленно поднял пуговицу повыше, долго разглядывал на свету, оценивая, а, быть может, мучительно прощаясь, и, наконец, протянул её мальчику.
«Ладно… Держи. Этого должно хватить».
Данила благодарно кивнул, с лёгкостью передал плату мороженщику и уже через мгновение стоял и улыбался с невиданным лакомством в руках.
«А это… вообще можно есть?»— вдруг засомневался Данила, ведь только что видел, как порция мороженого возникла из мотка цветной пряжи и куска вафельного полотенца.
«Ты издеваешься?!— чуть не захлебнулся Тик от возмущения.— Мы уже потратили на тебя целую пуговицу! Ты съешь это в любом случае!»
Данила виновато взглянул на Виссона, а потом всё-таки попробовал лизнуть цветной шарик. Мороженое, впрочем, оказалось самым настоящим и очень вкусным. Возможно, не самым вкусным, какое могло быть в мире, но для Данилы оно было именно таким, ведь он давным-давно не ел вообще никакого мороженого.
Ощущая, как во рту растекается сладковато-фруктовый вкус, Данила, кажется, начал привыкать к этому странному миру. Светящиеся тёплыми огнями домики на фоне тёмного неба без звёзд напоминали ему новогоднюю ёлку. И теперь он думал, что в интернате, где он жил, конечно, тоже отмечали Новый год, организовывали праздник и ставили ёлку. Но она всё равно не была такой яркой и нарядной, как весь этот маленький волшебный мир. В какой-то момент мальчику даже показалась, что вся его прошлая жизнь — с однообразными серыми днями, насмешками старших и невыносимым одиночеством — навсегда осталась где-то там позади. А сам он теперь может навсегда остаться здесь… Эта внезапная мысль, возникшая в голове Данилы, показалась ему одновременно и пугающей, и очень заманчивой. Но обдумать её, как следует, он не успел, потому что всё вокруг снова пришло в странное движение. Суетливая толпа пуговичников смолкла и расступилась в стороны, почтительно уступая кому-то путь. Растерянный Данила со своим мороженым в руках на секунду остался совсем один, но в следующий миг кто-то крепко схватил его за одежду и утащил на обочину ко всем остальным.
«Не зевай по сторонам! Тут тебе не Лицевой мир. Места меньше. Плотность выше. Задеваешься в кучу, провалишься в какую-нибудь прореху и совсем пропадёшь. Так что держись рядом!»— сердито прошипел Тик прямо в ухо мальчику, но теперь в его словах даже слышалась какая-то забота. Мальчик понятливо кивнул.
Тем временем на самой середине мощёной дорожки появилась пара пуговичников в блестящих латах и забавных шлемах, напоминавших напёрстки, которыми швеи проталкивают иглы по время шитья. По внешнему виду, особенно в этом своём обмундировании, они были похожи друг на друга, как две капли воды. Оба вооружены угрожающего вида копьями с наконечниками, зловеще загнутыми на манер вязального крючка. И внимательно поглядывали на окружающих своими внимательными чёрными глазками.
«Кто это?»— тихонько спросил мальчик.
«Какой из двоих?»— невозмутимо уточнил Виссон.
«Оба…»
«Городские стражники. Сатин и Ватин. Ты же видел их на городских воротах, а теперь не узнаёшь… Не запомнил?»
«Нет…»
«А они тебя — да,— строго заметил Тик,— так что будь осторожен. И не вздумай путать их имена».
«Они, хоть и похожи, но совсем разные. Мягкий только один…— продолжил Виссон свои пояснения,— а лучше вообще никогда не приставай с разговорами. У них всё по графику. До обеда дежурство на городских воротах. А после — поддержание порядка на выступлении губернатора Габардина и почётный караул у городской ратуши…»
«А сейчас?»
«А сейчас у них обед и они сопровождают господина Ревендука. Это самый уважаемый и богатый горожанин. Может даже позволить себе пользоваться услугами городской стражи».
«Как много работы всего для двух охранников…»
«А зачем нам больше?»— пожал плечами Виссон.
Из-за спин стражников показался господин Ревендук. Вид у этого пуговичника и правда был значительный. Ростом он был несколько выше большинства пуговичников. Поэтому, а может и по какой другой причине, смотрел на всех свысока. Кроме того, он был ещё и раза в два шире всех прочих, и выглядел как надутый шар. Наверное, так, как и полагается выглядеть самым важным людям. Что же касается богатства, то и с ним всё было очевидно. Камзол господина Ревендука весь был покрыт пуговицами, нашитыми в таком количестве и так плотно, что образовывали сплошную пёструю чешую, из-под которой не было видно даже маленького кусочка ткани. Богатый господин степенно вышагивал следом за стражниками, глядя куда-то вдаль поверх голов. А окружающие, напротив, при его приближении сразу же стихали, опускали глаза и даже чуть кланялись. Сделали так и Тик с Виссоном. Данила подумал было, что это выражение почтительности, но через секунду понял, в чём была истинная причина.
От одежды Ревендука вдруг отвалилась одна из многочисленных пуговиц, стукнулась с негромким звоном и покатилась по мостовой. Толпа сразу же оживилась. К пуговице устремился десяток рук. Двое пуговичников так спешили, что столкнулись лбами. Кто-то попытался ухватить добычу, но, подпираемый сзади другими желающими, повалился на землю. За него запнулись, насыпались сверху. Образовалась настоящая куча-мала.
Тик тоже полез в толпу, пытаясь растолкать конкурентов здоровенными ручищами. Тем временем Виссон прищурился и выбросил вперёд свою длинную и тонкую руку с зажатой в ней тростью. Удивительным образом деревянный набалдашник в форме сжатого кулака сам собой разжался и крепко ухватил край упавшей пуговицы. И буквально тут же всеобщее волнение улеглось. Пуговичники поднимались с земли, отряхивались и, бормоча, что-то под нос расходились дальше по своим делам. Уже через минуту от былой суматохи не осталось и следа. Все снова заспешили по своим делам, но вновь обыденно и спокойно. Точно так же, как и сам господин Ревендук, степенно удаляющийся по дороге.
«Что там все шептали?»— спросил Данила.
«Повторяли основное правило...— ответил Виссон, разглядывая новое приобретение.— Так… Успокаивали себя».
«И какое оно?»
«Что упало, то пропало»,— буркнул Тик, явно недовольный своей неудачей и везением приятеля.
«Видишь ли… В этом и заключается фундаментальное отличие и преимущество наших пуговиц от твоих монеток,— со знанием дела продолжил Виссон.— Их невозможно украсть или забрать силой. Только потерять, поднять, продать или подарить».
«Понятно...»— проговорил мальчик, хотя ему в очередной раз совсем не было ничего понятно. Но он уже с интересом наблюдал в отдалении выступающий над толпой круглый затылок господина Ревендука, вокруг которого вновь возникло необычное движение. Кажется, он опять потерял пуговицу.
«А куда он идёт?»— поинтересовался Данила.
«Господин Ревендук?— Виссон, наконец-то налюбовавшись, спрятал пуговицу во внутренний карман своего костюм.— Туда же, куда и мы — на центральную площадь перед ратушей. Сегодня пятница, а значит, губернатор Габардин будет проводить своё традиционное еженедельное выступление...»
«Это интересно».
«Совсем нет,— возразил Тик.— Каждый раз он говорит примерно одно и то же. Это важное скучное официальное мероприятие, поэтому там должно быть много народу… Поэтому там должны быть и мы».
«Потому что… Что упало, то пропало? Потерял — поднял?»— догадался Данила.
«Я с первого взгляда понял, что ты очень умный мальчик,— усмехнулся Виссон и чуть подтолкнул его вперёд.— Поторопимся!»
«Так… Зачем туда идём мы — это ясно. А остальные?»
«Не такой уж ты и умный, как по мне...— хмыкнул Тик.— За тем же самым, разумеется».
Ускорив шаг, все трое влились в толпу таких же идущих на площадь пуговичников, и вскоре оказались в центре города.
Дома здесь были совсем высокими. В многочисленных округлых окошках горели тёплые огоньки, а нижние этажи зданий расцвечивались диковинными фонариками и красочными вывесками. Но среди всех этих огоньков сами здания будто нависали над головой, заслоняя собой небо, отчего улицы казались совсем узенькими, а идущие по ним горожане совсем маленькими. Они забегали и выбегали из маленьких лавок и магазинчиков, располагавшихся на первых этажах. Весело разговаривали, сидя на лавочках под светящимися ровно подстриженными деревьями. Просто прогуливались взад-вперёд. Словом, занимались всем тем, чем и самые обычные горожане в пятницу вечером. Где-то неподалёку заиграла негромкая мелодия. Взгляд Данилы сразу обнаружил уличного музыканта, приладившего гриф к здоровенной пуговице и натянувшего нитки так, что получилось некое подобие гитары или банджо. Он отрешённо перебирал нитяные струны пальцами и смотрел куда-то сквозь прохожих. Впрочем, большинство из них точно так же смотрели мимо, поэтому в коробке, стоящей у его ног, лежало всего несколько пуговиц. Мальчику стало очень обидно за неудачливого пуговичника, ведь музыка была по-настоящему красивой. Сейчас он оторвал бы любую из пуговиц, или даже все пуговицы со своей интернатовской рубашки или даже с пижамы и отдал бы музыканту. Но единственная пуговица, которая была у Данилы — это та самая заветная памятная пуговица. И, он, конечно же, не мог отдать её. От этого бессилия мальчику стало ещё обиднее. Уже на самого себя. Он поспешил вперёд, пытаясь уйти и от своих грустных размышлений.
К счастью, их, как и мелодию уличного музыканта, заглушил пронзительный скрежет трещёток и барабанный бой. Из-за поворота на перекрёсток высыпала яркая процессия. Эти пуговичники не походили на остальных. На их длинных оранжевых одеждах, подпоясанных толстыми белыми нитями, не было видно ни одной пуговицы. А шли они весёлой, но организованной толпой, приплясывая и подпрыгивая, задавая единый ритм своими нехитрыми инструментами. Изредка, в одно им известное время, все они одновременно вскидывали руки вверх и кричали «Славься, Бурда! Славься, Бурда!», после чего продолжали шумное движение, а потом всё повторялось. Всю процессию возглавлял пуговичник в красном одеянии с длинным посохом, заканчивающимся на верху напоминавшим солнце золотым бубном с пятью расположенными по кругу отверстиями. Это сразу же показалось Даниле очень знакомым. Ведь именно так располагались дырочки на его необычной пуговице. Он даже хотел тут же достать из-под куртки, чтобы сравнить, но Виссон крепко схватил его за руку:
«Осторожно! Не делай глупостей!»
В ту же секунду предводитель процессии вдруг вскричал почти над самым ухом мальчика: «Народ! Люди Изнанки! Отриньте свою слабость! Вы рабы пуговиц. Вы служите им! Освободитесь! Узрите истину. Когда вы расстёгнуты, вы свободны! Есть лишь одна пуговица!». Как бы в подтверждение своих слов, он ударил посохом о землю, отчего бубен на его верхушке громко зазвенел. Процессия дружно подхватила «Одна пуговица! Лишь одна пуговица! Славься, Бурда!» с удвоенной силой затрещала трещётками и вновь принялась танцевать и подпрыгивать, расходясь в стороны и вновь сходясь, образуя на улице симметричные узоры и вовлекая окружающих в этот странный общий танец.
Данила сам не заметил, как оказался в середине этой оранжевой стрекочущей карусели. Она заскакала, зашумела, понеслась, увлекла его куда-то вперёд. А Тик и Виссон растворились где-то позади, слева, справа, неизвестно где… Вспомнив об их предупреждении, мальчик постарался освободиться из пляшущего окружения, но смог это сделать только через пару кварталов.
Яркая толпа осталась за его спиной, а сам Данила оказался перед какой-то тёмной подворотней между двумя высокими домами. Сюда не доходил свет вывесок, витрин и цветных фонариков. Глухие отвесные стены, образовывали нечто вроде мрачного колодца, освещаемого единственным желтоватым фонарём. А по неосвещённым углам притаилась та самая тревожная темнота, из которой в любой момент может неожиданно выскочить нечто совсем страшное. Но испугало мальчика совсем не это, а нечто такое, что в тусклом свете фонаря он увидел как раз-таки очень ясно и чётко.
На небольшом прямоугольном возвышении вроде помоста, а вернее сказать — эшафота, была вертикально установлена круглая, изящно оформленная металлической оправкой и белым кружевом, мягкая подушечка. Нечто вроде гигантской игольницы. Вот только к её середине длинными блестящими булавками была пришпилена самая настоящая пуговичная девочка. Точно такая же, каких Данила видел весело прогуливающимися по улице некоторое время назад. Разве что это была несколько потрёпанной, грязной и, кажется, мёртвой… По крайней мере, мальчик сначала так решил, потому что булавки протыкали насквозь буквально всё её тряпичное тельце. И вдруг, девочка чуть пошевелилась, слегка повернула голову, блеснув парой чёрных глазок, словно захотела что-то ему сказать, но сразу же замерла. За спиной Данилы раздался голос Виссона:
«Я же предупреждал! Нельзя оставаться одному! Иначе окажешься в таких местах, где маленькому мальчику лучше не оказываться…»
Подошедший вместе с ним Тик, только молча нахмурился. Решительно взяв мальчика под руки, оба пуговичника вывели его на улицу, и повели в сторону площади — прочь и от танцующей процессии, и от пугающей подворотни.
«Кто это был?…»— испуганным шёпотом начал вопрос Данила, но Виссон не дал ему договорить.
«Приверженцы культа единственной пуговицы. Убеждённые, скажем так, в странных вещах…»
«Бурдославы!— презрительно бросил Тик.— Хорошо, что ты ещё быстро от них отделался».
«Нет… Там… В темноте».
«Ах, эта… Понятия не имею! Какая-то преступница. Очевидно, сделала что-то плохое,— поспешно, но не очень уверенно ответил Виссон, поэтому и Данила ему не очень поверил,— а вообще забудь! Тебе не стоит задумываться о таких вещах, слишком много глазеть по сторонам и шариться по закоулкам…»
«Да! Лучше задумайся, что скоро начнётся выступление губернатора Габардина. И вот там-то надо будет смотреть в оба! И главное — под ноги. Нам не помешает лишняя пара глаз!»— пробасил Тик и впервые улыбнулся.
(продолжение следует)
