Стихи недавнего времени
Очевидец
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые…
Ф.И. Тютчев
И снова гудят небеса от огня
И хлещет железо по лицам…
Спасибо, Господь, что сподобил меня
Стать новых времен очевидцем!
Но что предлагаешь Ты мне созерцать
В жестоком Твоём мирозданье?
Что нового, Боже? Всё то же опять
Страданье… страданье… страданье…
Орфей. 2024
Жужжат беспилотники, ухает тяжкий фугас,
Сжимается сердце от женского вопля истошного.
Грохочет эпоха — и с визгом вонзаются в нас
Забытые звуки, осколки великого прошлого.
Бессонный Орфей, разрывая родной окоём,
Мелодию времени ищет вслепую: не эта ли?
Но тщетны попытки. И мины скулят о своём,
И те чудаки, что себя называют поэтами.
Разломы
Снова темная магма кипит,
Снова смерти, раненья, увечья…
Из разломов этнических плит
Плещет алая кровь человечья.
То ли хмель в той крови, то ли яд,
Не изведаешь, не изувечась.
Над разломами ведьмы висят
И лютует полночная нечисть.
Погружается мир в темноту
И гадают эксперты испуга:
Это трется плита о плиту,
Или плиты ползут друг на друга?
Что впустую гадать! Всё равно
В темной магме мы тонем и сами.
То, что глазу увидеть дано,
Каждый видит своими глазами:
На развалинах братской любви
Буйно пляшут алчба и свобода,
И отходит, купаясь в крови,
Однокровный народ от народа…
Огненный вал
Окруженная огненным валом,
Вдалеке от земных пустяков
Ты стоишь — и во взоре усталом
Бродят тени минувших веков.
То коричневый отблеск, то красный
Промелькнет — и уйдет в никуда.
А во лбу, словно призрак ужасный,
Полыхает, не гаснет звезда.
Но стоишь ты за огненным валом,
Своим собственным светом светя,
И в мечтанье своём небывалом
К небесам воздымаешь дитя.
На скрещении счастья и горя
Там, где прадед пахал и певал,
Ты стоишь — и от моря до моря
Простирается огненный вал.
Дверь
Слышны нам через щель
хвалы вину и хлебу,
но дышит смрадом пасть
того, кто всех лютей:
он рвется в мир земной —
и сполохи по небу
мелькают тут и там,
как проблески когтей.
Но не ворвется он
в наш бренный мир, о други!
Упёршись что есть сил
ногами в шар земной,
вздыхая и сопя,
краснея от натуги,
Россия держит дверь
могучею спиной.
С Отчизною своей
С Отчизною своей, права она иль нет,
Быть должен заодно любой большой поэт,
А маленькие — пусть кидают укоризны.
Кто прав, кто виноват, потомки разберут
И беспристрастный суд свершат… Но высший суд
Поэту не простит предательства Отчизны.
Мы больше не колония!
Мы больше не колония!.. Гуляйте
Без нашей нефти, газа и зерна.
Рятуйте, критикуйте, нападайте,
Но всё равно не выйдет ни хрена.
Мы больше не колония!.. Советы
Отбросим прочь — от слова насовсем,
А долларом оклеим туалеты…
Твоим путем шагаем, дядя Сэм!
Устрашившийся Иван
И пошли они, солнцем палимы…
Н.А. Некрасов
Что задумался ты над судьбою страны,
Свет-Иван, колесящий по свету?
Горизонты вперед века на три видны:
У империи выбора нету.
Вот такая страна, вот такая судьба,
А не хочешь — меняй без оглядки.
Все сомненья стирая со взмокшего лба,
Салом бегства намазывай пятки.
Этим салом намазали жирно тебе
Горизонты иные. Давай-ка,
Убегай, уезжай!.. По широкой судьбе
Колеси, устрашившийся Ванька!
Будешь жить на земле, как безродный бурьян,
Обжигающим солнцем палимый.
По душе ль тебе отчее имя, Иван?
Поменяй его срочно, родимый!
И лицо поменяй, и зашей себе рот,
Чтоб не вякнуть чего по секрету…
Горизонты видны века на три вперед,
У империи выбора нету.
Инопланетянин
Снег, освещённый солнцем, щуриться заставляет
Дремлет седая ива, в синь окуная тень.
Где-то рыдает горе, где-то война стреляет,
А на твоей планете — мартовский яркий день.
Люди твоей планеты молча бредут по парку,
Щурятся, поглощая тающий теплый свет.
Скоро придёшь домой ты, тихо пройдясь по марту,
И поглядишь с экрана вести с других планет.
Что там, на тех планетах? Крики, пожары, взрывы,
Кровь на бетонных плитах, битые кирпичи…
А на твоей планете дремлют седые ивы
И на сугробы марта солнышко льет лучи.
Кто-то убит при штурме, кто-то осколком ранен,
Кто-то опять вернулся в тающий батальон…
Что тебе эти вести? Ты — инопланетянин.
Кликнешь своей лентяйкой — и погрузишься в сон.
Может быть, в яму взрыва скатишься в этом сне ты
И побежишь по грязи, плача и матерясь,
Может быть, там слетишь ты с мирной своей планеты,
Может быть, там наладишь с нашей планетой связь.
Слизни
Поналезли кругом
Слизни лжи и подвоха…
Проходным сапогом
Растопчи их, эпоха!
А потом, покривясь,
Сбрось навеки с дороги
Эту склизкую грязь,
Чтоб не пачкала ноги.
Если ж ныне тебе
Жалко всякую душу,
Предоставь их судьбе —
Брось в обочную лужу.
Пусть уходят на дно —
Переждать суматоху…
Слизнякам не дано
Обездвижить эпоху.
Во время войны
Во время войны разделяется мир
На сущих — и стёртых судьбою,
На тех, кто сбежал через тысячи дыр,
И тех, кто заткнул их собою.
Во время войны голосит в темноте
Всё та же слезинка ребенка
И стынут в глухом онемении те,
К которым пришла похоронка.
Во время войны заполняется морг
Телами, что были любимы.
…А после войны начинается торг,
Кому там и сколько должны мы.
Кукушка
У нас военная страна:
Всё Ломоносовы да Пушкины.
Но наступает тишина
И вопрошаем у кукушки мы:
«Сколь жить осталося, скажи,
Нам в этом мире, злом и суетном?»
И с замиранием души
Ждём, что она там накукует нам.
Висит над миром тишина,
И сердце жжёт догадка тёмная.
И вдруг: «Ку-ку!» — и допоздна
Она кукует, неуёмная.
Как будто вымолвить она
Желает сквозь густые заросли:
«У вас военная страна,
Сражайтесь, чтоб дожить до старости!»
Солдатские императоры
Где друг, где враг? Что хорошо, что плохо?
О, Русь моя! Мой милый Третий Рим!
Солдатских императоров эпоха
Маячит за сомнением твоим.
В солдатских сапогах своих шагая
По головам, всходя на тёплый трон,
Они увидят, как торговцев стая
Империю грызёт со всех сторон,
Они поймут, где хорошо, где плохо,
Где друг, где враг… Всё ближе, всё видней
Солдатских императоров эпоха.
И я ещё пожить успею в ней.
