Мы сидели на скамейке во дворе нашего дома и тянули пиво.
– Поедешь со мной в Нижний? – как бы невзначай спросил Лëня.
– Зачем?
– Да понимаешь, мне к Олегу надо, он же у нас ювелир.
– И-и-и…?
– Короче, я тут дедушкины зубы решил на обручальные кольца переплавить, – доверительно и конспиративно сообщил мой друг. – Как тебе идея?
– Потрясающе, – усмехнулся я и глотнул из полторашки «Окского».
– Ну так чё?
– У меня голяк, – я пожал плечами, – ты же знаешь. Даже на проезд не наскребу.
– Не вопрос. Посиди пять сек, я сейчас.
Маленький, быстрый, как сперматозоид, он вскочил, нащупал в кармане связку ключей с жёлтой каплей домофона и залетел в подъезд.
Я прикончил пиво, с хрустом смял пластиковую торпеду и отправил в кривоногую урну. Вытряхнул из пачки сигарету. На улице пригревало солнце, пахло цветущей сиренью и весенней свежестью.
Мурлыкнул домофон и Лёня вышел из подъезда.
– Сорян, что так долго, – развел руками он, – пёсель, этот засрак ушастый, диван в зале заминировал, пришлось побыть сапёром.
В прошлом году Лёнька приобрёл щенка хаски. Ещё у него была старая флегматичная кошка с косыми глазами. Собаку звали Босния, а кошку Герцеговина. Или наоборот, я всё время путал.
Мы запрыгнули в полупустой трамвай. Лёнька махнул проездным и заплатил за меня. Я примостился у окна. Сдавленный голос из динамиков пробубнил следующую остановку.
Вагон дребезжал и покачивался на рельсах. Справа от нас, долговязо растянувшись на сидении, дремал подвыпивший мужик в серой спецовке.
Сосредоточенно пошарив в своём кармане, Лёня протянул мне горстку корявых, местами почерневших золотых коронок и спросил:
– Как думаешь, хватит на два кольца?
– Фу, блин, убери этот трэш.
– Если не хватит, я ещё цепочку свою накину, – куда-то мимо пробормотал он и спрятал артефакты во внутренний карман ветровки.
На конечной остановке мы вышли из трамвая. Кондуктор попыталась растолкать спящего дядьку. Тот что-то промычал, упираясь ногами в переднее сиденье.
– Отвали! – вскрикнул он, – дай сон досмотреть, гадина!
На помощь кондуктору пружинистым шагом поспешил коренастый водитель трамвая. В руке он держал здоровенный, рыжий от ржавчины, гаечный ключ.
Пройдя метров двести, мы оказались на автостанции. Лёня купил в киоске две бутылки пива и пару хот-догов. Минут через десять подъехала «Газель». Дождавшись, когда в микроавтобусе заняли все места, рэкетир-водила хмуро собрал с пассажиров мзду за проезд. Полтора часа тряски под блатной репертуар радио «Шансон», и мы были в городе.
«Нижний» встретил нас шумом и озабоченной суетливостью горожан. В растянувшейся от Московского вокзала пробке теснились и гудели автомобили.Олег арендовал площадь под мастерскую в Торговом центре «Звезда», в десяти минутах ходьбы от "Московского".
Мы спустились в подземку. Там было многолюдно. С бесчисленных лотков шла торговля, как на восточном базаре. Продавали всё: от нижнего белья и электроинструмента до бульварных романов, шнурков от ботинок и пиратских DVD дисков. Бренчал на расстроенной гитаре высокий доходяга с длинными сальными волосами. Неожиданно он прервался, выдержал многозначительную паузу и громко объявил:
– А сейчас, уважаемые граждане, я исполню для вас песню очень хорошей, но пока ещё малоизвестной группы. Песня называется «Семь кругов ЖКХ».
Музыкант ударил по струнам и осипшим голосом запел. Лёня наклонился и бросил в раскрытый гитарный чехол жёваный червонец. Волосач благодарно закивал.
– Хорошая песня, актуальная, – оценил Лёнька.
У памятника Ильичу, указывающему большевистской дланью на буржуазный Торговый центр, гуляла молодежь. Мастерская Олега находилась на первом этаже ТЦ и являла собой каморку с массивной стальной дверью и зарешёченным окошком, как в ларьке из девяностых. Над дверью крепилась вывеска с вычурной надписью рыжего цвета: «Золотая антилопа». Рядом с окошком топтался делового вида крепыш. Он внимательно наблюдал за работой ювелира. В странных киберпанковских очках, похожих на окулярные трубки от микроскопа, Олег сосредоточенно что-то паял. Минут через пять он протянул клиенту золотую цепочку с кулоном-полумесяцем. Тот придирчиво осмотрел украшение.
– Ладно, – снисходительно одобрил деловой, – покатит.
Он достал портмоне, расплатился и ушёл.
– Парни, я сейчас, – сказал в окошко Олег.
Лязгнул замок, и он вышел с сигаретой в зубах. Высокий, жилистый с бритой до синевы головой. На ребре ладони бледнела наколка «За ВДВ!» Несмотря на брутальный образ, у Олега были большие голубые глаза с невинными пушистыми ресницами. Ювелир носил черную безрукавку, камуфляжные штаны и берцы.
– Так, сейчас курнём и твой вопрос, Лёнь, решим, – деловито произнес он. – Ты лом принёс?
– Угу, – кивнул Лёня, – всё при мне, – и похлопал себя по груди.
– Давай сюда, – Олег ловко высыпал коронки в пакетик и запер в сейфе. – Потом каталоги глянешь, выберешь себе гайки.
Покурив, мы вернулись в Торговый центр. Олег шагнул в мастерскую. Покопавшись в ящике стола, нашёл толстую папку и вручил Лёне.
– На, выбирай, – сказал ювелир. И, мгновение поразмыслив, спросил: – Парни, а у вас как со временем? Я сегодня закроюсь пораньше, может, по пиву врежем?
– Угощаешь? – Лёня листал каталог, подперев стену плечом.
– О чём речь! – обрадовался Олег и вопросительно посмотрел на меня. Я равнодушно пожал плечами. Наконец Лёнька сделал свой выбор.
– Вот эти под семнадцатым номером, – он вернул раскрытую папку.
– Довольно оригинально, – покачал головой Олег.
Я заглянул в каталог. Самые обыкновенные обручальные кольца.
– И во сколько мне всё это встанет? – недоверчиво прищурился будущий жених.
– Считай, что даром. Что мы, чужие что ли, – широко размахнувшись, ювелир забросил папку на стеллаж у окна. – Ну что, в путь?
Народу в баре было немного. Мы выбрали уютный столик в дальнем углу и заказали по бокалу пива. Смазливая официантка с пышной, ухватистой задницей принесла пиво и металлическую пепельницу.
– Ребят, может, к пиву что-нибудь?
– Нет, красавица, спасибо, – ловко расставил бокалы Олег.
Профессионально виляя задом, официантка ушла.
– С таким «тузом» ей постоянно надо быть начеку, – присвистнул ювелир.
– Ну, давайте за встречу, что ли? – предложил Лёня.
Мы чокнулись и сделали по глотку. В бар вошла экстравагантная компания. Готичного вида парни и девушки расположились на высоких табуретах у стойки. Среди них особенно выделялся высокий худощавый парень с длинными чёрными волосами и в гриме, как у Брэндона Ли из фильма «Ворон». На парне была чёрного цвета шляпа-котелок и кожаный плащ, полы которого он, как пианист, вскинул, прежде чем взгромоздиться на табурет.
– Оба-на! – воскликнул ювелир, – а у нас сегодня что, Хэллоуин? Причухан, конечно, у тебя матёрый, братиш. И шляпа ништяк. Где брал?
Нижегородский Ворон покосился на ювелира и отвернулся, приобняв подругу за талию.
– Парни, – повернулся к нам Олег, – а у вас, случайно, нет желания отмыть таких вот грязных обсосов, портящих эстетику этого заведения?
И повернув голову к Ворону, крикнул:
– Эй! Я к кому обращаюсь! Ты, хрен неумытый! Я щас тебе по шляпе дам так, что позвоночник в трусы осыплется!
– Да отстань ты от людей, ради бога, – среагировал Лёня.
– Я думаю, у них свой бог, и имя ему – Люцифер, – сумасшедше расхохотался ювелир.
Заиграла музыка – какой-то легкий, ненавязчивый инструментал. Ювелир заказал графинчик водки, и мы махом его приговорили. Дожидался очереди следующий. Пепельницу официантка успела уже поменять раза три.
– Вот скажи мне, Лёнь, – разлил по новой Олег, – зачем ты, дурила грешная, жениться собрался? Тебе чего спокойно-то не живётся? Острых ощущений захотелось? Я вообще считаю, что женятся только из-за своей тупости.
– Ну, значит, я тупой, что уж тут поделаешь, – отшутился Лёня и закусил кружком лимона.
– Да у нас в стране шестьдесят восемь процентов разводов, дурик, – не унимался всезнающий ювелир, – сечёшь?
Лёня вздохнул, но промолчал. Что-то доказывать бывшему десантнику, особенно по пьяни, – удовольствие сомнительное. Олег снова закурил и откашлялся:
– Судьба часто подкидывала мне сюрпризы, братва. Но я даже привык, заматерел, можно сказать. А потом понял – в жизни счастья нет, а семейного – подавно. Многие не по любви живут, а только терпят. По привычке или из-за страха поменять свою жизнь. Запомните, пацаны: верить бабам нельзя. Я вот со своей разошёлся… Зато сейчас один. И счастлив, как бог, ну или как полубог. – Ювелир с силой вкрутил в пепельницу окурок.
– Рад за тебя, – утомлённо вздохнул Лёня.
– Не искренне говоришь, а зря, – Олег встряхнул пустую пачку сигарет и полез в свою модную сумку за новой. – Ну а ты чего, хмырь, отмалчиваешься? – сально улыбаясь, спросил он меня. – Погоди, и до тебя доберёмся.
У Олега заиграл мобильный. Прищурившись, он посмотрел на экран и приложил трубку к уху:
– Ну чё названиваешь? Отдыхаю я, да. Давай по-быстрому, меньше слов – дешевле телеграмма…
Лёнька подмигнул мне, поднялся со стула и сказал Олегу:
– Бро, мы в туалет отскочим.
– Валите, попудрите носики, девочки, – отвлёкся от разговора ювелир.
Вытирая руки бумажным полотенцем, Лёня сказал:
– Я думаю, сваливать надо, друган. Наш клиент уже понемногу берега начал путать. А это не к добру.
– Поддерживаю, – сказал я. – А что с кольцами?
– А что с кольцами? Сделает. Ювелир-то он толковый, только собутыльник – так себе. – Лёня смял полотенце и, прицелившись, выбросил в урну. – Короче, сейчас до гардероба, берём куртки и рвём на улицу.
Но удрать не получилось. Выйдя из уборной, мы увидели, как Олег, выкрикивая что-то воинственное, лихо отбивал чечётку на барной стойке. При этом в руке у него плескался бокал с пивом. Испуганная официантка, прижав поднос к груди, отскочила к стене. Готы снимали диковинный перформанс на телефоны, а к нашему ювелиру уже спешила парочка дюжих вышибал в белых рубашках. Один из них, огромный, как Валуев, схватил танцора за ноги и потянул на себя. Если бы второй охранник не подстраховал Олега, он бы рухнул на пол и свернул шею.
– Петушары задутые! – орал блажью ювелир, – помойки краснопузые! А вы горите в аду, отродье сатанинское! – плюнул он в сторону неформалов.
«Ворон» показал средний палец, отвернулся и элегантно глотнул из бокала красного вина. Всем своим видом он демонстрировал презрение к нашему золотых дел мастеру. Бесцеремонно схватив под мышки, вышибалы поволокли дебошира на улицу.
– Представление начинается, – вздохнул Лёня, и крикнул охране: – Ребята, только не трогайте его, он малость контуженный.
Мы выпили по стопке, затем я прихватил сумку Олега, и мы поспешили к выходу. В холле наткнулись на охранников. Они, посмеиваясь, возвращались в зал. – С этим поехавшим больше не пустим, – сообщил один из них.
Мы вышли из бара.
– Олег, а ты чего? – опешил Лёня.
Шумно выдыхая и вытянув руки перед собой, Олег приседал, как на уроке физкультуры. Закончив упражнение, он отдышался и сказал:
– Нервы успокаивает. Чтобы бармаглотов этих не ушатать. Не хочу нам вечер портить. Кстати, а это кто это тут у нас контуженный, а?!
Мы с Лёней едва подавили приступ смеха. Я протянул Олегу сумку.
– Благодарочка, – сказал он и повесил её через плечо.
Удивительно, но после выпитого ювелира даже не покачивало. Только глаза были стеклянные, и с лица не сходила какая-то безумная, отчаянная улыбка.
– Давайте думать, где продолжим банкет, – он протёр ладонью влажную от пота лысину.
Лёня протестующе замахал руками:
– Не-не-не, я домой. Мне ещё к Вике надо заехать.
– Ну ты каблук. Да успеешь ты ещё под юбкой насидеться, у тебя вся жизнь впереди. Пойдём, а то кольца из алюминиевой проволоки вам сделаю.
– Говорю же – нет.
«Газель» ушла у нас из-под носа.
– Ну и к чёрту этот скотовоз. Поехали на «собаке», – предложил ювелир. Противиться мы не стали.
Пешком, благо было совсем рядом, добрались до железнодорожного вокзала и купили в кассе билеты. По залу ожидания разгуливал лохматый рыжий пёс. Олег попытался его приманить, но собака высокомерно его игнорировала.
– Смотрите, какие мы гордые. Интересно, что за порода?
– Дворянин, – хмыкнул Лёня.
– Да вижу, что дворняга. Мне окрас его нравится. У меня вообще фетиш на всё рыжее.
– Угу, особенно на золото, – пробурчал Лёня.
– Ты слышь, Петросян, – Олег достал телефон и зажёг экран. – Так, короче, время ещё есть. Я щас в лабаз сгоняю, куплю что-нибудь пожрать ему, а вы ждите меня здесь. Ясно?
– Водички ещё зацепи, – попросил Лёня.
К нам подошёл небритый, с отёкшим серым лицом мужик в спортивном костюме и драных остроносых туфлях на босу ногу. Вместо традиционной просьбы выручить его мелочью, он завёл странный разговор.
– А вы знаете, как в девяностые мы таксистов обували с сожительницей моей? – Мужик воровато оглянулся и понизил голос. – Ищем пустую коробку, кладём в неё кирпич, потом ловим мотор, коробку – в багажник. И по дороге задвигаем таксисту, что вот, мол, купили телевизор, везём домой. Приезжаем, говорим, что сейчас сбегаем домой, бабки принесём. Он соглашается. Фиг ли, у него же наш «телек» в багажнике. Мы выходим, и с концами. Вот так вот, сынки, так мы и жили. Как говорится, спали врозь, а дети были. Ну, бывайте. Не поминайте лихом, хлопцы.
Мужик козырнул, молодцевато крутанулся на каблучках и зашагал прочь, по-солдатски чеканя шаг и напевая:
«И встал трубач в дыму и пламени,
К губам трубу свою прижал.
И за трубой весь полк израненный
Запел интернационал.
И полк пошёл за трубачом.
За настоящим трубачом».
– Это что сейчас было? – глянул на меня Лёня.
Я пожал плечами: – А чёрт его знает, баня протекает у народа.
Вскоре информационное табло уведомило о прибытии электрички.
– Ну и где он шляется? – нервничал Лёня, высматривая ювелира.
Мы заметили, как «дворянина» проводил к выходу субтильный, точно подросток, постовой в мешковатой форме. Пёс покорно вышел, напоследок взглянув на нас, как мне показалось – с укором. До отправления электрички оставалось семь минут, а Олега всё не было.
– Пойдём, – не выдержал Лёня, – сам доедет, не маленький.
Мы вышли на освещённую фонарями платформу. Моросил дождь. Шарахались редкие, растерянные пассажиры. Из громкоговорителя слышался сдавленный речитатив. Грозно гудели локомотивы.
В вагоне, кроме трёх припозднившихся мужичков, никого не было. Они выпивали, разложив на сидении водку и скромную закуску. Впрочем, вели себя довольно тихо. Мы с Лёней опустились через два ряда от них. Затрещали динамики, машинист пробубнил, куда следует электропоезд и пожелал счастливого пути. Двери с шипением сомкнулись, состав дрогнул и стал медленно набирать скорость.
Олег появился внезапно. Оттолкнув ногой сдвижную дверь, он ввалился в вагон. В руке ювелир сжимал увесистый пакет из «Пятёрочки».
– А меня дождаться никак? Или хотя бы позвонить?
– Телефон сдох, – солгал Лёня.
– Да что же это за грёбаная вселенская несправедливость!
Он рухнул на скамью. Шелестя пакетом, стал деловито выгружать провизию: литр «Беленькой», настойку «Три старика», курицу гриль, стяжку пива, копчёную колбасу в нарезке, хлеб, полуторалитровую бутылку минеральной воды и гармошку пластиковых стаканчиков.
Лёня схватил минералку и жадно присосался к горлышку. Опустошив едва ли не половину, шумно выдохнул и откинулся на спинку.
– Кайф, – вытянул ноги он, – ещё бы голова прошла, совсем было бы гуд.
– Есть средство, – ювелир свинтил крышку с «Беленькой».
Лёня поначалу вздумал артачиться, но, в конце концов, сдался и безнадёжно махнул рукой – наливай. Олег разлил, и мы выпили. Обжигая пальцы, варварски расчленили несчастную курицу.
Несмотря на приличную закуску, меня стало размазывать уже после второго стаканчика. Может, водка легла на старые дрожжи, но скорее всего – оказалась палёной. Водка-косорыловка. Взгляд мой затуманился, звуки стали какими-то приглушёнными, словно я нахлобучил на голову тяжёлую перьевую подушку из советского детства. Отлично, мы нажрались отравы! После выкуренной в тамбуре сигареты стало только хуже.
– Шлюха, – голос Лёни сделался тягучим и вязким, как желе. – Гонору у неё чересчур. Надоело всё, Олег. Не будет никакой свадьбы. Звони проституткам! У тебя же есть номера? Я знаю, есть.
И Лёня протягивал свой мобильный. Очень мед-ле-нн-о. Вообще, все дальнейшие события превратились в замедленную съемку.
Ювелир пытался обуздать его мятежный дух:
– Ты пургу не гони, братишка. Браки, они же ведь это… на небесах. Жена человеку дается богом! Бросать её смертный грех. В тебе сейчас, Лёня, говорит дьявол. Дьявол-искуситель. Но ты не поддавайся, ты борись. Помнишь, как в песне: «а ты борись, Борис, тебя дорога ввысь ведёт ни в первый раз. Поторопись, Борис, давай, Борис, на бис исполни песню президентскую для нас…»
Я понял, что попал в рай для умалишенных...
Потом, за каким-то лешим, мы решили подсесть к единственным попутчикам. Звали этих граждан странно: Святостас, Моисей и Фома. Все трое были худы, седовласы, рыжебороды и, к тому же, одинаково одеты – длинные, из грубой серой ткани балахоны, подпоясанные толстой плетёной верёвкой, а на ногах – белые «адидасы».
– Угощайтесь, братья, чем Бог послал, – сказал Святостас. Он отставил к окошку посох, обмотанный синей изолентой, разлил в три стаканчика и развернул пакет с какой-то зеленью – то ли с укропом, то ли с петрушкой.
– Ну мы тоже не с пустыми руками, – Олег достал настойку, распаковал уже порядком обглоданную курицу. Лёня вынул из пакета колбасу, хлеб и стаканчики. Ювелир свинтил крышку со «Стариков» и налил в стаканчики.
– Мясо, птицу, молоко – не потребляем, – категорично пробасил Святостас.
Нахмурив кустистые брови, старцы важно закивали.
– Ну, как знаете, – сказал Олег, – каждой избушке – свои погремушки. Давайте, господа, залпом, из всех орудий. – И незамедлительно влил в себя настойку. Мы выпили, закусили кто чем. Бородачи перекрестились двумя перстами, глотнули, фыркнули и захрустели редисом.
– Чтобы не киснуть, надо квасить, – потряс бородой Святостас.
– Отцы, подскажите, как мне быть? – жевал колбасу Лёнька.
– Слушаем тебя, сын, – молвил Святостас, – но для начала, заешь зеленухой, а то изо рта у тебя смердит, как от Лазаря.
Лёня послушно закусил укропом и начал: – Мы с моей Викой решили пожениться...
– Благое дело, – вставил Моисей.
– Ты не перебивай, брат, – подал голос Фома, – а ты, отрок, продолжай.
– Так вот. Когда мы начали встречаться, всё было хорошо, но как дело дошло до свадьбы, в неё словно бес вселился. Капризы какие-то… Мозг мне, короче, сверлит, как бормашина. То ей не то, это не это. То денег не хватает, то ростом я мал, то хреном не велик... Потом одумается, поймет, что палку перегнула, и снова мягкая и пушистая. А потом снова эти качели. То душка, то стерва...
– Самые лучшие жёны получаются из укрощённых стерв, – важно произнёс Моисей.
– А тебе почём известно? – усмехнулся Фома, – ты ведь и женщины ещё не познал. Брешешь ты всё.
– Не доводи до греха, Фома, не доводи, – сжал кулачки Моисей.
– Цыц, – шикнул Святостас. – Помните, что гнев – это горячие угли. Кидая в других, обжигаешься сам.
Электричка остановилась на каком-то тёмном, глухом полустанке, но двери не открывались.
– Вот что я хочу на этот счёт сказать, братья, – огладил бороду Святостас. – Мужья и жёны должны относится друг к другу с любовью и уважением. Как сказано в писании: «Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится, то есть глубоко уважает мужа». Им, братья мои, нужно удовлетворять потребности друг друга. Чутко и деликатно. Бог ждёт, что они будут верными друг другу. И как сказано в писании: «Муж оказывай жене должное благорасположение; подобно и жена мужу. Брак у всех да будет честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог».
Святостас замолчал, будто в конец обессилев, опустил голову и погрузился в тяжёлую дрёму.
В громкоговорителе что-то промямлили, и электричка тронулась. Олег осторожно разлил настойку и поставил пустую бутылку под скамью.
– За это и выпьем, – вполголоса произнёс он, боясь нарушить покой старца.
Они возникли неожиданно. Трое. Усатый толстяк-контролёр в синей форме, с бейджиком на шее и кассовым аппаратом на пузе, и два крепких охранника в камуфляже и с резиновыми дубинками на армейских ремнях. «Коломойцев Брунгильд Адольфович. Старший контролёр» – прищурившись, прочёл я на бейдже усатого.
– Вставай, похмеляйся, рабочий народ, – контролёр потряс за плечо Святостаса. Но он не реагировал. – Ваши билеты, – тогда обратился к нам Брунгильд. Мы с Лёней и Олегом протянули билеты.
– Так, здесь понятно. Эй, на шхуне, у вас что?
Святостас всё так же не реагировал, Моисей и Фома беспомощно вертели головами и хлопали невинными глазами.
– Ребята, выкидывайте этих забулдыг, – приказал охранникам Брунгильд.
Один из костоломов схватил Фому за шкирку и поднял над скамьёй. Старец смешно засучил ногами. Недопитая бутылка упала и пролилась на пол, из пакета высыпалась зелень.
– Не рыпайся, рвань, – прошипел охранник и вытащил из-за ремня дубинку.
Святостас вдруг поднял голову, встал, в момент оценил ситуацию и, взявшись за посох, прокричал: – Моисей, работаем!!!
Посох обрушился на голову охранника, и тот, уволакивая за собой Фому, повалился на соседнюю скамью. Моисей задрал балахон, подпрыгнул и врезал «адидасом» по морде другому охраннику.
– Мама, – проскулил он и отлетел в проход.
Всё это произошло стремительно, в считанные секунды.
– Получай, вражина! – победоносно выкрикнул Моисей.
Контролёр достался Фоме. Он настиг убегающего Брунгильда у раздвижных дверей вагона, крутанул его за плечо и вырубил молниеносным апперкотом. Контролёр взвизгнул, сполз вниз по дверям, двери разъехались, и контролёр растянулся в тамбуре.
– Уходить надо, братья, – сказал Святостас.
Мы двинули через несколько вагонов и пришли в холодный, с выбитым окошком тамбур. Вскоре электричка остановилась. Двери разомкнулись и мы вышли на платформу. Была глубокая, звёздная ночь.
– Ну, отроки, давайте прощаться, – протянул ладонь Святостас, маленькую и нежную, как у ребёнка. Пожали руки и Фоме с Моисеем.
– А это вам на память, – выставил перед нами посох Святостас.
Они вскочили на высокое ограждение платформы, сорвали с себя балахоны, расправили огромные лебединые крылья и взмыли ввысь.
– Ух ты, святые, – задрав голову, проговорил Лёня.
Олег вздохнул и смахнул с лица слёзы.
Мы разошлись по разным сторонам.
Я брёл во тьме, в руке сжимая посох Святостаса.
Я вышел на площадь Маяковского. Великий русский поэт повернулся ко мне гранитной задницей. Я глянул в небо. Сквозь тьму мне салютовали три ангела.
Катков Иван Олегович (1986) — родился в Казахстане в семье офицера. Учился в Нижегородском гос.университете им. Лобачевского (филфак). С 2013 года Катков публикуется в журналах "Нева" (С.-Петербург), "Урал" (Екатеринбург), "Слово\Word" (Нью-Йорк ), «День литературы» (Москва), «Вокзал», "Гостиная" (Филадельфия), "Идель" (Казань), «Клаузура»,"Наше поколение" (Кишинев), «Пролог», "Русский переплет", "Великороссъ", «Сетевая словесность" (Екатеринбург), "Современная литература мира", "Ликбез» (Барнаул), "Петровский мост"(Липецк), «Нижний Новгород», «Земляки» (Н.Новгород) и др. Автор трёх книг прозы: "Ещё один день", "Маньяк", "Альтер Эго". Финалист международного конкурса "Рассказище" (2020 г.), лауреат ежегодной литературной премии сайта "Российский писатель" в номинации "Новое имя". Финалист литературного конкурса "Северная звезда". Живет в городе Дзержинске Нижегородской области.
