DE PROFUNDIS
Мой прадед по отцовской линии и его брат
Служили в одной из казанских церквей, так говорят.
Одного убили в восемнадцатом, второго в тридцать седьмом.
Это тогда было просто, смерть пряталась за углом.
Они ведь не отрекались от веры, служили за божий страх,
Провинциальные священники в малых чинах.
Ничего от них не осталось. Ни наград, ни имен в анналах.
Разве что две строчки в списках «Мемориала».
Теперь говорят, что не все страдали тогда без вины,
А были бы мы добрее, не выиграли бы войны.
Можно простить Иуде таких, как ты или я.
Ведь люди всего лишь люди. Кирпичики бытия.
Время знает правду, которой не знаем мы.
У истории сто дорог, все они не прямы.
Без двух случайных священников небеса не падут,
Не так уж плохо мы без них обходимся тут.
Не ропщем на судьбу. Не жуем траву-лебеду.
Да и в аду можно жить. Можно жить в аду.
СОЛОВЕЙ
Разломом мы разделены,
И только тьме своей
Поет не знающий вины
Смолистый соловей.
Он жмет дворовые баррэ,
Блатную лабуду.
Он вылетает в феврале
Из орудийных дул.
И песня подлая гремит,
Как над скотами хлыст.
Какие мы? Такие мы,
В какое ухо свист.
Разъяты спором о слезе,
Чья будет солоней,
Или портянкою в кирзе -
Кому натрет сильней.
Беги безумия, беги,
Покуда посвист стих.
А запоет - кругом враги.
И ты один из них.
ВОЛНА
Где-то уже созревает волна цунами
Выше гор и городов
Летит астероид и орбита
Неизбежно пересечется с земной
А в подземельях
Дрожащие руки электрокаров
Передвигают ядерные бомбы на погрузку
Куда ударит
Кого накроет
Когда это будет
Мне звонят через пол-земли
И рассказывают о снеге
Который внезапно укрыл
Мокрую уральскую глину
О скрипке
И итальянских словах
Которыми вдруг наполнился дом
О самолюбивой кошке
И собаке с грязной бородою
А я слушаю
Забывая спросить
Куда ударит
Кого накроет
Когда это будет
Мы очень подвижные цели
Разбросанные по земле
Нас невозможно утопить
Как миллион живучих котят
Не возьмешь атомным взрывом
Не захватишь в заложники
Потому что
Все равно кто-нибудь
Будет помнить о другом
Все равно
Кто-нибудь купит скрипку
Я чувствую запах
Мокрой собаки
Пришедшей со снежной прогулки
Почти на той стороне земли
И как она
Стряхиваю со шкуры
Капли этих бессмысленных слов
Куда ударит
Кого накроет
Когда это будет
NOREPLY
Каждый день мне пишет Нореплай.
Он живет на скалах Лорелай,
Говорит, что жизнь моя течет,
Надо оплатить какой-то счет.
Я живу в деревне под холмом.
Я немного тронулся умом.
Тут рыхлят крестьяне в поле прах,
И тоска, и кладбище в цветах.
Спуск от виноградника к воде,
Замка обветшавшая броня,
Языки, убежища людей,
Вавилонских башен толкотня.
В этом пестром мире все равно,
Где и с кем о будущем молчать.
Я пойду, налью себе вино,
На письмо не буду отвечать.
За июнь толкая месяц май,
Корабли идут у Лорелай,
У воды - ни завтра, ни вчера,
Только на причалах номера.
И оттуда вековечный бук
Машинально шлет наборы букв,
Неверморкой трется о гранит,
Истину какую-то хранит.
Вековечный бук, а может бог,
Вековечный бог, а может бот,
Глупый робот счастья и тревог,
Счетчик человеческих забот.
Бот не ждет письма, и я не жду.
Мы в одном аду, а может нет?
Безответно речь свою веду,
Безответно слушаю ответ.
Хорошо что есть еще вино,
И за рубежом вселенской лжи -
Воздух, приоткрытое окно,
Тело, тут оставленное жить.
Ты улыбкой губы разлепляй,
Зажигай слова как огоньки,
Лорелая нимфа, Нореплай
Безответной медленной реки.
ЛАДОГА, БЛОКАДА
1. Дезертир
Ну и черт с ней, с солдатскою славой,
Был бы хлеба кусок – и лады.
Нахлебаться успеем кровавой,
Застоявшей за лето воды.
Это Ладога. Сладкое слово.
Облаками берет на измор.
И орет до небес бестолково
Стокубовый рыбацкий мотор.
Но ответы с небес быстротечны:
Видишь, «юнкерс» в дали голубой?
Оставайся на Ладоге вечно,
И солдатская слава с тобой.
2. Вор
Он не пошел бы, но куда теперь ему?
Тюрьмы здесь нет, а фарт по-фраерскому жалок.
Держи дыхание в бензиновом дыму,
Ну, отольешь еще на пару зажигалок.
Но это после, а сначала в колее
Держать дистанцию со смертником передним
И загрузить чего-то на большой земле -
Не дай-то бог дадут снаряды, раз последний.
Лохундра-Ладога, добудешь корма мне?
Мешок муки, на нем царапки ножевые.
Мать говорит, что я давно уже на дне.
Да врешь ты, мама. Я на льду еще, с живыми.
RHETORIC
Опять идут бессмысленные тесты
На право впредь не покидать тюрьму.
Смотри, ты только ставишь точку в тексте,
А текст уже не нужен никому:
Они живут на видео и звуке,
И что машинки по бумаге стук в
Глаза и уши, раз забыли руки
Дурные кракозябры этих букв?
Да, это все до одури знакомо,
Как вечной стройки пот, и потому
Ты камень замыкаешь в кладке дома,
А дом уже не нужен никому:
На небесах живут они и выше,
На дальних звёздах жнут своё жнивье,
Живые купола над ними дышат,
И дом для них - музейное жилье.
Ушли герои, рыцари, батыры,
И ты давай, пакуй свою суму.
Мечтаешь о преображенье мира -
А мир уже не нужен никому:
Давным-давно окрестные народы
На аватарках чтут своих святых,
И счастливы среди двоичных кодов,
На триггерах качаясь золотых.
Все где-то там, среди машинных логов,
Описывавших соль и куркуму.
Ты докричаться так хотел до Бога,
А Бог уже не нужен никому:
На крике, что на облаке упругом,
Он смотрит, как собаки смотрят вслед…
Не знаю, так ли мы нужны друг другу.
Здесь просто никого другого нет.
МИР КАК ТРЕЩИНА
Трещины по штукатурка бегут во все времена
По фрескам, потолкам дворцов, больничных палат,
Изображая карты несуществующих стран,
Очертания драконов, морских чудовищ,
Профили любимых, если присмотреться.
Узнавание = уничтожение.
Трещины на штукатурке
Больше не будут чем-то другим, возможным.
Глаз лишает их вариантов жизни.
Профили любимых, если присмотреться!
Где мы уничтожаем друг друга, на каких войнах?
Какой удар наносим, решив, что знаем, чувствуем, видим?
Легко и весело ты входишь в дом,
Где потолок покрыт вязью знакомых трещин
(Профили любимых, если присмотреться).
Трещины по штукатурка бегут во все времена.
Их создает что-то большое, бесчеловечное.
Напряжение камня, подземная дрожь,
Взрывы снарядов, наше воображенье:
Профили любимых, если присмотреться.
Они струятся как вены по рукам,
Как виноградная лоза, спешащая скрыть разруху
(Разлуку), тенями оплести, разломить на части.
Беличьей кистью смерти проводят по глазам
Профили любимых, если присмотреться.
Тени как хищники преследуют свет и пробегают через наши глаза.
Каждый из нас на этой охоте – трава и ветер.
Замеченные и приговоренные к смерти
Случайные линии в чужих зрачках.
Профили любимых, если присмотреться.
НАРИСУЙ МНЕ ДИНОЗАВРА
Жизни на земле столько-то лет,
Но мы не знаем толком,
Какой она была.
Фоссилии,
Отпечатки в камнях…
А ведь это совсем рядом,
Миллионы лет.
Ей, возможно, миллиарды.
Но там ничего не осталось.
Вообще ничего.
Только химические следы,
Доступные для фантазий
Хитроумных ученых.
Да, собственно,
Ничего не осталось
И от твоего вчерашнего дня,
Когда ты пил коньяк,
Тушил в пепельнице сигарету.
По этому пеплу вряд ли
Кто-то сможет
Восстановить твои мысли,
Твое лицо.
Нарисуй мне динозавра.
Дети любят динозавров.
Неуклюжие,
Обреченные на вымирание чудовища
Должны где-то спасаться,
Продолжать быть.
Дело совсем не в одиночестве, бро.
Это такая штука, смерть.
Она выключает свет на всех континентах,
Во всей вселенной.
И я не понимаю,
Почему говорят, будто Бог
Сохраняет все.
Ничего он не сохраняет.
Рукописи горят,
Рушатся пирамиды.
Все забывается, и забываются те кто забыл.
Забвение
Предается забвению.
Ничего больше не будет.
Открытый космос, воронка вечности.
Бессмысленность всех языков.
Совершенно случайно
Невинное существо
Слабей и нелепей тебя
Найдет жалкий след,
Придаст ему форму,
Наполнит чувствами,
И ты оживешь по его образу и подобью.
Нарисуй мне динозавра.
Сергей Ташевский родился в 1965 году в Москве. В 80-е и 90-е годы вместе с друзьями выпускал литературный альманах «Твердый знакъ», изучал поэтику немого кино, участвовал в «самиздатовских» проектах. Стихи публиковались в таких журналах как «Новая юность» и «Воздух», переводились на английский, и составили около десяти поэтических книжек. Лауреат премии «Живая вода». Автор нескольких переводов Дилана Томаса (в том числе «Баллады о длинноногой наживке»), сотен биографических и мировоззренческих статей, двух книжек прозы. С 2019 года постоянный автор сайтов «Радио Свобода». Живет в Германии.
