Когда я впервые столкнулся со стихами Владимира Алейникова, одного из создателей легендарного СМОГа, то сразу же почувствовал, как меня поглотила бескрайняя волна музыки, возникающая словно бы из ниоткуда и не имеющая никаких границ. Безбрежный океан певческого дара был неоспорим и не сравним ни с чем, — он поневоле заслонил собой весь мой предыдущий читательский опыт. Судьба моя с тех пор разделилась на до и после. Оставалось только начать разгадывать представшую тайну и попытаться, насколько это возможно, вплотную подступиться к сокровищнице глубинного творчества поэта.
Если постараться найти корни поэзии Алейникова, или же ответить на несколько детский, но в то же время имеющий свой резонный смысл вопрос, о чём она, то можно по-настоящему встать в тупик. В самом деле, кто может быть предшественником колдовского наития? И уж тем более, как можно говорить о содержании шаманского камлания, присущего разве что одной только цветущей и вечно расползающейся природе?
Безусловно, однако, что корни есть, и они, на мой взгляд, черпают своё начало в древней мифологии, чьё магическое свойство застаёт врасплох неподготовленное восприятие. Языческие таинства, буддистские практики, откровения средневековых мистиков, парящая тяжесть христианской традиции, — вот, как мне кажется, истинные корни музы Алейникова. Словно сама песня, отрешённая от всего наносного, вплоть до самой личности автора, говорит с читателем напрямую, не тяготея к высоколобой герметичности и пустозвонной абстрактности. Это можно сравнить разве что с воздействием на человека священных текстов.
Поэт, целиком и полностью предавшийся медитативному, в высшем смысле трансовому языку, казалось бы, обречён на заведомое одиночество, даже если он и находит читательские отклики. Но Алейников, к счастью, являлся и является человеком стойкой души, «рвущейся вглубь и ввысь», потому, кажется, не грозило ему никогда малодушие и уныние. Писал он во все годы много, целыми книгами, расширяя русскую речь, продлевая её, если можно так выразиться, качественную основу.
Как предшественники поэта, так и современники, делали попытки изобразить из себя проводников потустороннего мира. Кто-то целиком отдавался полубезумной жизни, выцарапывая из неё осколки метафизики. Кому-то приходилось имитировать инфернальную тень загробного мира. Ничего подобного с Алейниковым не было. Мало того, что каждая страница его излучает свет, — ещё и благодатная свежесть напоминает нам о том, что всякое творчество есть и будет целебным источником, и не должно в нём быть ничего тёмного, криптографичного, замутняющего человеческое чувство.
Начинал поэт с откровенно авангардных стихов. Первые книги — «Путешествия памяти Рембо», «Возвращения», «Отзвуки праздников» — есть пример небывалого модерна, в котором нет и тени рисовки, попытки метафоры ради метафоры, — ничто не является в них самоцелью, не пытается нарочито ошеломить читателя искусственной изощрённостью приёма, как это часто бывает в случае с формальными «трюкачами», поставившими себе чисто практические цели. Новаторство здесь не выступает в роли навязывания самого себя. Ничем иным, кроме как самобытной гениальностью, это объяснить нельзя. Главная черта данной поэтики — непредсказуемость строфы, строки и самого слова, широкий ассоциативный разброс, не имеющий зримых границ. Как пример, приведу отрывок из одного стихотворения данного периода:
Ты горемыка проклинай гостей
бумажный аист под шумок забредший
латунный лист не полно ли - о ней
нет эпитафий - я такой же прежний
где арфы слог недолго шлифовать
где жив шельмец с шагреневою кожей
и только набекрень и танцевать
и вслух сказать: поверьте мне - похожи
на ясновидцев наши мастера -
но по душе эзоповские речи
не только завтра только не вчера
не принимай - неискренность не легче...
При чтении подобных текстов возникает ощущение прикосновения к кислородной подушке, есть шанс захлебнуться прущим со всех сторон воздухом. Однажды попав в эту вселенную, выбраться из неё трудно, да и не нужно. Разве что сознательное отгораживание себя от подлинного творчества заставит читателя закрыть глаза на явленную тайну. Хочется привести ещё один пример подобного рода стихотворного «потока»:
Чернокнижие? буесловие?
потаённый оркестр в саду?
или поводу баснословие
не условимся не пойду
что утешит примкнувший пригород
что растратчиц впридачу славь
что отобраны что наиграны
неудачницы старь и явь -
чин по чину - лови - колёсами
обручами на кадках звон
если степь - ничего износится
от киоска седьмой уклон
это яблоко это колокол
на свидание - это гул
пограничных столбов исколотых
ятаганом собачьих скул
Алейников с самого начала пути нашёл признание в литературных кругах. Поэт старшего поколения Арсений Тарковский признавался в том, что у Алейникова «каждая строчка гениальная» и хотел даже сделать под молодого вундеркинда целый семинар в литературной студии. Всему этому воспрепятствовала сама скандальная судьба СМОГа. Алейников пострадал не меньше своих собратьев — он был отчислен из университета, и, разумеется, стал для него невозможен выход к читателям путём официальной печати. Здесь и началась его скитальческая, полубогемная жизнь по разным квартирам и мастерским. Благо, самиздат в те годы практиковался с завидным успехом, машинописные сборники расходились с необыкновенной скоростью, влюбленный читатель всегда был, чему в нынешнее время можно только позавидовать. Стихотворение «Когда в провинции болеют тополя» стало самым известным у автора. Однако и без него остальные строки заучивались наизусть и были частью творческой атмосферы того самого безвременья. Что-то подворовывалось у него тогда современниками, что-то крадётся и теперь. В то же время, учеников как таковых у поэта, по-видимому, нет. Слишком самобытно и неповторимо звучание его музы.
Шли тяжёлые годы, подспудные токи общественного настроения менялись, творцов порой кидало из стороны в сторону, кто-то предавал своё ремесло откровенной халтурой, кто-то попросту оставлял своё дело, кого-то задушили репрессивные методы. Для выживания необходим был особый внутренний стержень, способный преодолеть на пути все преграды. Всё было чересчур наглядно, но, тем не менее, непредсказуемо. Алейников же остался верен своему дару. Можно только удивляться тому, как он сохранил себя в годы мерзейшей атмосферы отсутствия всяких перспектив.
Постепенно менялся и формальный строй его стихов, сохраняя в корне своём всё те же достоинства и преимущества. Начиная где-то с семидесятых годов, поэзия Алейникова приобретает всё более чёткую и структурированную форму. Композиция становится более классичной. Но годы ранних опытов не прошли даром — всё та же певческая, едва уловимая тональность по-прежнему составляла основу внешне крепко сшитых между собой строк и строф. Внутри них как бы бурлила разлитая гармония блуждающих подсознаний, магическая калейдоскопичность никуда не делась, а кажется, стала ещё более отчётливой за счёт уже приобретённого мастерства. Вот пример стихотворения из поэзии зрелого автора:
Блаженнее долю другой воспоёт –
И ты объяснить захотела:
Бессонные ночи – от Божьих щедрот,
А нежность – от певчего тела.
Ступенчатым стрёкотом бейся в груди,
Крои искромётное диво,
Разматывай пряжу – и в небо иди
По нити, протянутой криво.
Нельзя оглянуться, упасть в темноту –
Не то прозеваешь мгновенье,
Когда по наитью поймёшь высоту –
А там поведёт вдохновенье.
Но что это? – рядом, где сад распахнул,
Как шторы, шуршащие кроны,
Почудилось: кто-то, отчаясь, вздохнул –
И горло разбухло от стона.
Не ты ль загрустила, пичуга моя,
Нахохленно клюв запрокинув,
Билет несчастливый – залог забытья –
Из торбы гадальщика вынув?
И что же расскажет зрачок твой живой,
Когда этот смысл постигаешь –
И, ветру кивая шальной головой,
Крыла для рывка напрягаешь?
Пусть рвётся непрочная связь меж людьми –
И нет от трагедий пощады,
И я за сближение лёг бы костьми,
Но петь в одиночестве – надо.
И мечется птица, разлад ощутив
Душой голубиной своею,
И плачет, желанья к звездам устремив,
Хмельная цикада Алкея.
Судьба изданий книг Алейникова, к сожалению, оказалась слишком затяжной. Лишь с падением советского строя сборники начали выходить один за другим. На читателя хлынул поток могучей поэзии, но готов ли он был к тому? действительно ли по достоинству был оценён титанический талант автора? В нынешние годы Алейников издал уже своё собрание сочинений, далеко не полное. Одновременно со стихами были изданы многочисленные книги ритмической прозы, о которой стоит сказать много всего, т.к. аналогов ей тоже, по-существу, нет. Но об этом в другой раз.
Впереди у русского читателя множество поистине ошеломляющих открытий. Но для того, чтобы усвоить основу подобной поэзии, нужно прилагать немало усилий. Поручни в виде риторических выкриков и заигрываний с поверхностностной сутью «простого» человека в случае с Алейниковым отсутствуют. В нынешнее время как никогда актуальны слова Якоба Бёме о том, что человеческий разум «ищет Золота, но оставляет Бога, берет землю вместо Золота и вместо Жизни смерть». Кризис современной культуры ставит перед всеми нами неразрешимые вопросы, не оставляя шансов отговориться и отмахнуться от надвигающейся катастрофы. Необходим вызов самому себе от всех и каждого, иначе судьбе России грозит нечто непоправимое, даже в самые ближайшие годы. За неимением остального, нужно оставить место в своих сердцах хотя бы надежде на грядущий Ренессанс Духа.
Виктор Волков. Год рождения 1997-й. Родился и проживает в г. Муром. Учился в Санкт-Петербурге, служил в армии, после чего на протяжении нескольких лет менял местожительство в поисках своего (Нижний Новгород, Москва). Член союза писателей 21-го века. Печатался в журналах «Юность», «Крещатик», «45-я параллель», «Веб-камертон», «Сетевая словесность», «Поэтоград». В 2023 году издал дебютный сборник стихотворений «Архангел».
