РАДОСТЬ
Солнечный‚ райский оттенок: ра-дость.
Я просто так‚ первобытно и беспричинно
с воистину волчьим аппетитом Сократа
мир поглощаю: мчащиеся машины‚
запаздывающую маршрутку даже‚
всех женщин старше набоковской героини‚
немое тысячеглазие многоэтажек‚
вытянувшихся мостов синие линии‚
графику неба‚ разрисованного ветками‚
воспитательницу‚ переходящую дорогу
с флажками и розовощёкими детками‚ —
радуюсь истово‚ слава Господу Богу!
Я — профессор‚ преуспевающий‚ бодрый‚
превративший цветочницу в прекрасную леди
с упрямым постоянством влюбляюсь в Одри,
загоняя себя добровольно в сети.
Чувство преодоления мировой стихии
распирает до апофеоза малеровских симфоний‚
хочется бежать под дождём‚ читать стихи и
не бояться ни смерти‚ ни грома‚ ни молний.
Хочется свершить геронтологический переворот:
любить до самой глубокой старости.
Стало быть‚ не оборачиваясь‚ только вперёд —
к радости!
МЕТРО
Стоите вы, длинноресничатая,
рядом, касаясь чуть.
Вагон метро весело ввинчивается
штопором в туманную муть.
Тугие джинсы плотно втиснуты
в кожу и замш сапог.
Не вы ли та единственная,
которую найти не мог?
В окно свой взгляд сосредоточили.
День свечой догорал.
Сказать что-то хотелось очень,
но… выходить пора.
Платформу шагом отмеривая
мимо осенних луж,
чувствую: из-за стеклянной двери
глаз ваших синий луч.
ДОЖДЬ
Дождь нагрянул внезапно и весело.
Зонтик, как обычно, остался дома.
Тучи слетелись откуда, Бог весть.
Молнии сверкнули в предвестии грома.
Я подставляю лицо, ловя
капель теплых поцелуи частые.
Этот миг неповторим и свят.
Взгляд затуманили слёзы счастья.
Радуги гибкой выгнулась арка.
Вспыхнули цветы и травы софитами.
Господи, благодарю за дар
всё это сердцем, как губкой, впитывать.
ДВЕ ДУШИ
Беззвёздная ночь на землю спустилась,
дыхание слышится в сонной тиши –
то спят не просто два уставших тела,
то спят две натруженные души…
И снится им море, багровое солнце,
две пары следов на остывшем песке -
всё то, что уже наяву не вернётся
и будет являться только во сне…
Две пары следов, шагающих рядом,
два сердца, что бьются всегда в унисон,
и солнце, как на картинах Сарьяна…
Беззвёздная ночь.
Тишина.
Сон.
ЛУННЫЕ ЦВЕТЫ
Я припаду к твоим стопам,
и ты простишь мне все обиды.
Все вазы склеим, что разбиты,
мы их расставим по углам.
Мы их расставим по углам,
украсим лунными цветами.
Проснется что-то между нами,
что доверять нельзя словам.
Что доверять нельзя словам,
морщинок выдаст паутина…
И будет за окном светить нам
луны серебряный овал.
ПАЗЛЫ
Рассыпана ты на сотни частиц:
булыжник хранит тепло твоих ног
и тень твою‚ припавшую ниц
к подножию храма‚ где живёт Бог.
Твой смех растворяется в каплях дождя,
лучится твой взгляд из далёких окон,
твой лик заряжает мои провода
теплом миротворной иконы.
Пытаюсь собрать - от ног до ресниц,
от смеха до слёз…
Похожа?
И снова вдребезги - на сотни частиц…
И строк этих плоть -
ты тоже.
ОБЛАКА
Старый ботанический. Конец апреля.
Воздух вторит колокольному звону.
Тайная калитка, приоткрытая еле,
нас приглашает в заповедную зону.
Робко шагаем, как герои Майн-Рида
в дебрях Африки или Борнео,
в мире папоротников и маргариток,
словно к морю, спускаясь в небо.
Крошечный мостик ведет нас к теплице -
замку стеклянному от Клода Моне.
Жаль, нет озера. Придется смириться:
некуда бросить, увы, горсть монет.
Старый ботанический. Конец апреля.
В глазах твоих, распахнутых донага,
легкие, как акварели,
тихо плывут облака.
АЛИСА
Посветлели лица
акушерок строгих -
родилась Алиса
в час ночной тревоги.
Утро. Подоконник.
Сонный воробей.
В уголке - иконка.
Стрелок мерный бег.
Смотрит мать на дочку
нежно, чуть дыша…
Здесь поставим точку,
чтобы не мешать.
ДУШ
Душ ледяной пронизывает насквозь
тело, распятое на плитах кафельных,
сразу становишься похожим на вос-
петых в «Замке» героев Кафкиных.
Вмиг шелестящий напор уносит
спектр настроений — от тоски до азарта,
кажется лежащей на полу вовсе
планка, гордо поставленная на завтра.
Ты, обнаженный, беззащитный и слабый,
отданный на закланье ощетинившемуся потоку,
вспыхиваешь осознанием бренности славы,
подвластный разве что одному Богу.
Взгляд пробивается сквозь водяные вихри,
вижу неожиданный фрагмент из детства:
бабушка моя, смахивающая на Марлен Дитрих,
рядом, улыбаясь, стоит с полотенцем.
ЗОНТИК
Птицы с криком носились,
в воздухе - круговорот...
Зонтик раскрылся синий.
Алый раскрылся рот.
Молний рваные линии
вспыхнули ярко вдруг -
словно горящие лилии
в сером небесном пруду.
И безо всяких усилий
взмыл, как Шагалов герой:
зонтик в руке синий,
сердце твоё – в другой.
МАРК ШАГАЛ В ВИТЕБСКЕ
Шагал по Витебску Шагал,
и город он не узнавал:
на первый взгляд, всё вроде то же,
но это то же - лишь похоже…
Над Витьбой кто-то пролетал,
себя он в юноше узнал,
присел на лавку у реки
и вдруг заплакал от тоски…
Шагал по Витебску Шагал
спешил скорее на вокзал…
ЛЮТИКИ-ЦВЕТОЧКИ
Когда сердце скорбь точит,
рыдает душа от отчаяния,
про лютики писать и цветочки
как-то не получается.
Можно, конечно, попробовать,
чтобы никого не травмировать,
а лучше молчать до гроба -
при жизни покоиться с миром.
Не видеть, не слышать, не замечать,
чтоб кара ничья не настигла,
повесить на рот печать -
тихо!
МАРСЕЛЬ МАРСО
Зал долго бурлил.
Зал стих.
Зал нем.
И вот он, миг, который неповторим, —
на сцене — не знаю,
наяву ли, во сне? —
Его Величество Мим.
Софиты выхватывают ладоней мел,
хрестоматийный, до комка в горле, лик…
И мир сотворяется —
и чeрен, и бел,
и мелок, и смешон,
и — велик.
Уши болят.
Тишины звон
дробит перепонок хрусталь…
И вот выходит уже на поклон,
чуть сгорбился, иссяк, устал.
Взахлeб рукоплещет сторукий зал,
с далeкой галeрки —
стеной цветопад.
А он одиноко, как свечка, стоял,
в раёк устремляя взгляд.
КИЕВЛЯНЕ
Мои одноклассники, вы давно в Израиле…
Помните, как неистово в футбол играли?
Я был Пеле, а Игорь — Эйсебио…
Почему над нами красное небо?
Мои девчонки из музыкалки вечерней,
помните, как мы разгоняли Черни,
как плакали, когда получали неуд?..
Почему над нами красное небо?
Шолом-Алейхем, уважаемый Соломон,
закончится ли страшный, как погром, сон?
Вы смеялись, когда уже и слёз нету…
Почему над нами красное небо?
Прекрасная Голда — сумка с тетрадками, —
вы помните дом свой на Бессарабке,
как возвращались по первому снегу?..
Почему над нами красное небо?
Красными могут быть глаза от горя…
Красная кровь мальчишки-героя,
застывшего насмерть в позе нелепой…
Но никогда не быть красным — небу!
ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
На вид старец: седая щетина,
на лбу вздулась тугая вена…
Разве знает конвойный детина,
что пред ним — гений?
Разве знает конвойный подонок,
который умеет лишь бить,
что перед ним просто ребёнок,
состарившийся от обид?
Остановись! Не проходи мимо!
Это он — посланник неба,
униженный и гонимый —
стихи читает за корку хлеба…
ЗНОЙ
Господи, дай глоток!
Я, задыхаясь без влаги,
в зной погружаюсь,
как Жак-Ив Кусто,
без никаких аквалангов.
Губы без влаги сухи,
словно пергамент потресканный:
им не прочесть стихи,
не замереть над фресками.
Не ощутить вкус
в обмороке феллиниевом
сока твоих уст,
таинств твоих линий.
Небо рыдает навзрыд,
сея града кристаллики,
молния ало горит
готикой литер «Металлика».
Я подставляю ладонь
под коромысло радуги…
Господи, дай глоток,
я задыхаюсь от засухи!
Юрий Гундарев, Киев. Родился в 1955 году в грузинском городе Поти. Окончил факультет журналистики Киевского университета им. Т. Шевченко. Заслуженный журналист Украины. Стихи и проза публиковались в Украине и за рубежом.
