Вот так номер
Чему учат классики
Есть у раннего Чехова вещь под названием «Двадцать шесть», с жанровым подзаголовком «Выписки из дневника». Герой, хотя он начальник канцелярии и у него в подчинении 26 человек, чем-то напоминает гоголевского Поприщина. Вещь маленькая, юмор в ней не самой высокой пробы. Словом, непритязательная.
Но вот одна деталь. Герой сообщает в дневнике: «Поймал в деле № 1302 мышь. Убил».
Мышь в папке… Поймал и убил… Немножко смешно, немножко противно, немножко непонятно, как к этому относиться.
Но что-то тут не так. Что-то тут есть более серьёзное, чем, может быть, хотел представить дело Чехов.
Номер! номер папки! Как мышь влезла в папку с номером, так число 13 влезло в номер папки – и начало перекличку с числом двадцать шесть. И уже ясно, что нелепая, противная и смешная ситуация, в которой пребывает незадачливый герой, обусловлена именно несчастливым числом 13 и его перекличкой с числом 26.
Но в номере дела есть ещё две цифры: «02». Они что-нибудь означают?
Видимо, «02» есть то же, что просто «2». В таком случае получается, что номер папки есть своеобразная форма записи разложения на множители числа 26, заявленного в заглавии.
Прошло 13 лет, и Чехов написал «Дядю Ваню», где вдруг (уже во второй половине пьесы) оказывается, что в доме 26 комнат. Хорошо это или плохо, что 26? Пожалуй, плохо: «Не люблю я этого дома. Какой-то лабиринт. Двадцать шесть громадных комнат, разбредутся все, и никого никогда не найдешь».
Серебряков (персонаж «Дяди Вани») вполне мог не сказать про 26 комнат; мы бы тогда так и не знали, что их 26. Но он сказал, и мы знаем. И вот теперь, «с высоты этого нашего знания», допустимо задать вопрос: а не потому ли в «Дяде Ване» все страдают и мучаются, что комнат в доме – 26?
Впрочем, в «Дяде Ване» присутствует и само число 13, в своём первозданном виде: «Мне сорок семь лет; если, положим, я проживу до шестидесяти, то мне остается еще тринадцать. Долго! Как я проживу эти тринадцать лет? Что буду делать, чем наполню их?»
А потом Горький написал «поэму» «Двадцать шесть и одна», совсем не смешную, но чем-то напоминающую чеховскую «Двадцать шесть». Чем же? А именно вот этой числовой аранжировкой жизненной ситуации: двадцать шесть мужчин и одна женщина. Но только у Горького число 13 отсутствует: ушло в подтекст, «передав свои функции числу 26». А функции эти – приносить несчастья, быть источником неприятностей.
У В.Н.Топорова есть очень интересная и глубокая статья «Число и текст» (её можно найти в Интернете). В ней целый раздел посвящён числу 26 в русской литературе (и отчасти во французской). В.Топоров указывает: «В русской художественной литературе, начиная с Пушкина и до начала XX в., наблюдается странное явление: литературному герою оказывается 26 лет (для большей надежности лучше говорить о 26-27-летнем возрасте с двумя расширениями, а именно: 26-й год /т. е. 25 лет/ и 28-й год /т. е. 27 лет/; однако сразу же следует заметить, что «26 лет» образуют не только ядро этого возрастного мотива, но и наиболее распространенную возрастную сигнатуру героя)».
Приведём два примера. В том же «Дяде Ване», в списке действующих лиц, только для одного «лица», для Елены Андреевны, указан возраст. И этот возраст: 27 лет. У А.Грина в «Дороге никуда» главному герою, Давенанту, в момент его судьбоносного столкновения с Ван-Конетом, 26 лет.
26 лет – это возраст зрелости, и одновременно возраст судьбоносных решений – и, тем самым, возраст неустойчивости и риска. Кроме того, 26 – это половина игральной колоды; ещё и отсюда идут неустойчивость и риск.
Итак, «26» может быть возрастом героя, а может – числом комнат в доме. Или – количеством действующих лиц, как в миниатюре Чехова и в «поэме» Горького. Или ещё – протяжённостью временнóго интервала (у того же А.Грина Гарвей, перед отплытием на «Бегущей по волнам», прожил, отдыхая после болезни, 26 дней на съёмной квартире в Лиссе, а корабль «Нырок» плыл 26 дней из Сан-Риоля в Гель-Гью).
Левый марш
Ранний Чехов, ранний Горький… Быть может, это их «незрелость» виной тому, что они начинают игру с числами? Можно было бы ожидать, что писатели зрелые, считающие себя носителями передового мировоззрения, писатели левых убеждений, коммунисты и близкие к ним, будут если не обличать нумерологические предрассудки, то, по крайней мере, в своём творчестве обходиться без них, без игры с числами.
Но нет! левые писатели ведут себя не так. Анна Зегерс, коммунистка, назвав свой роман (по общему мнению, лучший) – «Седьмой крест», впустила в него «чуждую символику», даже две: числовую и христианскую. Впустила и сознательно эксплуатировала.
В романе семь глав. И вот его содержание: из концлагеря Вестгофен бежали семь заключённых. По приказу лагерного коменданта семь платанов, росших перед третьим бараком, спилены под человечий рост и превращены в кресты. Беглецов вылавливают одного за другим, возвращают в лагерь и распинают на этих крестах. Но одного беглеца поймать не удаётся; седьмой крест остаётся пустым.
Пер Валё – шведский писатель, не коммунист, но человек весьма левых убеждений. Его роман «Гибель 31-го отдела» (в оригинале «Убийство на 31-м этаже») – вероятно, его лучшая вещь – настолько богат числовыми мотивами, что заслуживает хотя бы беглого обзора.
Высотное здание издательского концерна видно из любой точки города. Первое угрожающее письмо доставляется на директорский этаж в тринадцать часов: «Тревога началась в тринадцать часов ноль две минуты» – ср. 1302: номер папки у Чехова. «А спустя одну минуту тридцать секунд в дежурке и других комнатах нижнего этажа раздались звонки». Выражение «одна минута тридцать секунд» содержит в «контрабандном», зашифрованном виде число 130, т.е. 13х10.
Второе угрожающее письмо также поступает в тринадцать часов, ровно через неделю (то есть через семь дней) после первого.
И неделя даётся комиссару Иенсену на раскрытие преступления.
В районе, где живёт Иенсен, его дом – седьмой в третьей линии (такое же, как в «Седьмом кресте», сочетание чисел три и семь).
Пытаясь сочинить текст пропуска для Иенсена, директор испортил семь бланков, прежде чем догадался прибегнуть к черновику (но и с черновиком не справился).
На одном из верхних этажей Дома Иенсен читает объявление: «Не позволяй себе пренебрежительных высказываний о самом издательстве или его журналах…». Оно содержит семь абзацев, четырнадцать фраз. На другом этаже в кабинете главного редактора он читает закрытый циркуляр, содержащий семь фраз.
Концерн издаёт для детей девяносто восемь журналов (« – Серийные выпуски, - уточнил директор»). Девяносто восемь делится на семь – причём, если можно так выразиться, дважды: 98 = 2 х 7 х 7.
Всего же концерн издаёт сто сорок четыре журнала. 144 = 12 х 12.
Двенадцать служащих концерна получили при увольнении диплом особого образца. Из них троих по разным причинам Иенсен исключает из числа подозреваемых. Из оставшихся девяти преступником оказывается седьмой.
Ситуация «Было двенадцать, три долой, осталось девять» в литературе не нова. Она встречается, например, в «Мастере и Маргарите»: двенадцать литераторов ожидают в Грибоедове прихода Берлиоза, из них девять названы поимённо, а трое не названы. Она же закодирована цифрами 9 и 3 в номере телефона: «Наобум позвонили в комиссию изящной словесности по добавочному № 930 и, конечно, никого там не нашли».
Ситуация эта восходит к евангельской истории об Иисусе в Гефсиманском саду, взявшем с собою трёх из двенадцати учеников: «Петра и обоих сыновей Зеведеевых». Понятно, что Булгаков, дающий свою версию евангельских событий, может её – ситуацию – воспроизводить, пародийно или не пародийно. Но почему её воспроизводит Валё, к религиозным вопросам равнодушный?
Потому что ситуация эта «стала архетипом», ссохлась, ужалась до арифметического соотношения, до формулы, утратив религиозный смысл. Смысл утрачен, но формула осталась.
Что же касается ситуаций «Семь платанов перед третьим бараком», «Седьмой дом в третьей линии», «Тройка и семёрка приносят выигрыш Германну» («Пиковая дама»), то их источник – Книга Иова. У Иова было семь сыновей и три дочери, «семь тысяч мелкого скота» и «три тысячи верблюдов», три друга Иова семь дней сидели с ним в молчании, Бог велел этим трём друзьям принести за себя в жертву «семь тельцов и семь овнов», и снова было у Иова семь сыновей и три дочери…
Стоит присмотреться к возрастам подозреваемых. Все возрасты – чётные числа. Двоим подозреваемым (№1 и №3) по 48 лет (48=12 х 4). Одному (№5) – 52 года (= 13 х 4). Разболтанному молодому человеку, за деньги взявшему на себя преступление, которого не совершал – 26 лет (косвенное – ибо относится к шведской литературе – подтверждение правоты В.Топорова).
В разделах II и III царит крайне напряжённая атмосфера (во всяком случае – для комиссара Иенсена): приближается объявленный в угрожающем письме срок взрыва бомбы. Комиссар то и дело смотрит на часы: 13.19 … 13.23 … 13.29 … 13.31 … 13.36 …«Ровно в тринадцать часов сорок минут комиссар Иенсен вышел из лифта и пересек вестибюль» … «Иенсен посмотрел на секундомер. 13.51» … «В тринадцать часов пятьдесят семь минут поток поредел, спустя еще минуту из стеклянных дверей выходили лишь отдельные лица»… «Иенсен взглянул на секундомер. 13.59».
Минуты сменяются минутами, но часовая стрелка словно застыла: тринадцать часов. Это число может даваться в цифровой записи («13»), либо в словесной («тринадцать»), но оно повторяется снова и снова, его как будто вбивают в сознание читателя – так дизель-молот вбивает сваю в грунт.
Число 31, стоящее в заглавии романа, при обратном чтении даёт 13. Официально считается, что в Доме тридцать этажей. Это означает, что восемнадцатый этаж, директорский, является тринадцатым сверху. Ну, а «неофициально» в Доме 31 этаж. На 31-м, фактически – на чердаке, помещается так называемый «особый» (или «31-й») отдел, чья деятельность, а в значительной мере и самый факт его существования, засекречены. «Лифт туда не ходит…», часы работы отдела иные, чем у остальных сотрудников.
Отношения особого отдела с директорским этажом очень непростые. Фактически – враждебные. И номера этажей отличаются друг от друга на 13. Иными словами, формула
31 – 18 = 13
выражает враждебные отношения двух самых важных этажей, самых важных отделов издательского концерна.
Взрыв 31-го отдела происходит в 14 часов. 14=7 х 2. Дата взрыва: 30-е марта. То есть 30.03 – зеркально-симметричная запись числа этажей Дома.
Таким образом, запись «30.03» (в тексте, правда, отсутствующая, но легко конструируемая – и находящаяся, так сказать, в подтексте) говорит и о месте взрыва (тридцатиэтажное здание), и о его дате. Фактически перед нами очень краткая – мнемоническая – запись сюжета. Её можно расширить, добавив вышеприведённую формулу. Итак, пара записей
31 – 18 = 13
30.03
крайне сжато – и в то же время достаточно полно – описывает основной конфликт и сюжет романа.
Мы видим, таким образом, что писатели левых взглядов отнюдь не спешат бороться с нумерологией – и даже активно применяют её.
Давай закурим
Но что это мы прицепились к левым? Числовая символика может обнаруживаться в самых неожиданных текстах и у самых неожиданных авторов. Вот, например, «Один день Ивана Денисовича» – вещь, с которой её автор вошёл в литературу. В рукописи она называлась «Щ-854». «Щ» – седьмая с конца буква алфавита, и 854 делится на 7. А состоит Иван Денисович в 104-й бригаде, и 104 делится на 13.
Семь – число хорошее, позитивное, ну и Шухов – герой положительный, народный и т.д. Самосад он покупает у «длинного латыша» в седьмом бараке. А планировка барака такая: «коридор длинный, из него десять дверей, в каждой комнате бригада, натыкано по семь вагонок в комнату». Всего, стало быть, семьдесят вагонок.
Седьмой барак, семь вагонок в комнате и семьдесят – в бараке. Вот какие мощные силы обеспечивают курительные потребности зэка Щ-854.
В колхозе, из которого Шухов ушёл на войну, осталось два мужика, указан возраст одного из них: «плотник Тихон восьмидесяти четырёх лет, женился недавно, и дети уже есть». 84=7 х 12. Словом, всё хорошее связано с семёркой.
А бригада – она, с одной стороны, дом родной, особенно при таком бригадире, как Тюрин («Бригадир в лагере – это всё: хороший бригадир тебе жизнь вторую даст, плохой бригадир в деревянный бушлат загонит». И ещё: «Вот это оно и есть – бригада. Начальник и в рабочий-то час работягу не сдвинет, а бригадир и в перерыв сказал – работать, значит – работать. Потому что он кормит, бригадир. И зря не заставит тоже»), а с другой – придумана для эксплуатации («В лагере бригада – это такое устройство, чтоб не начальство зэков понукало, а зэки друг друга. Тут так: или всем дополнительное, или все подыхайте. Ты не работаешь, гад, а я из-за тебя голодным сидеть буду? Нет, вкалывай, падло!».
Двойственность бригады – откуда она? Очевидно, она оттого, что здесь начинает играть роль второй делитель 104-х, число 8, символизирующее всеобщность и устойчивость. От 13-и – эксплуатация, от 8-и – дом родной.
Арифметик-романтик
Учитывать своеобразную энергетику чисел и работать с ней (не всегда, быть может, осознанно) умел А.Грин. Так, «Блистающий мир» открывается фразой, содержащей два числительных: «Семь дней пестрая суматоха афиш возвещала городским жителям о необыкновенном выступлении в цирке «Солейль» «Человека Двойной Звезды».
Почему «Двойной»? Потому, конечно, что Друд умеет не только ходить, как все люди, но и летать. Но не только поэтому.
Человек Двойной Звезды» живёт в гостинице в № 137-м (склейка чисел 13 и 7). Несчастливое 13 и счастливое 7 – двойственность «Двойной Звезды». При всех необычайных способностях Друда (семёрка) его ожидает гибель (тринадцать).
Но числительное «двойной» в цирковом псевдониме Друда имеет и ещё один, уже третий, смысл: через жизнь Друда пройдут две женщины: Руна Бегуэм и Тави Тум. Числа и числительные, вроде бы случайные, определяют сюжет.
В рассказе «Клубный арап» скрытый сюжетный стержень – афоризм (отсутствующий в тексте) «Время – деньги». Тема времени возникает в первом же абзаце и даже в первой же фразе. «Некто Юнг» (то есть: молодой) записался в игорный клуб «Общество престарелых мучеников».
И время, и деньги исчисляются числами, и тут карточная игра, с её ставками, даёт широкие возможности. «К осени 1917 года в Петрограде образовалось свыше пятидесяти игорных притонов…». Не будем касаться напрашивающейся темы: «Отношение Грина к Октябрьскому перевороту». Но выскажем догадку: притонов потому больше пятидесяти, что карт в колоде – пятьдесят две.
Сначала Юнг играет на деньги, затем, проигравшись, приходит к арапничеству, и через него – к игре в «пустую», то есть: не на деньги. Стало быть – на время. Интересно, что и Бронштейн играет на время: «Закладываю в банк на первый случай, солнце и… хотя бы… луну…». Солнце и луну – то есть: лунно-солнечный (иудейский) календарь. Иными словами, Бронштейн «закладывает в банк» Время с большой буквы. Ставка же Юнга – пять лет и два месяца, то есть прозрачно зашифрованное число 52. (Отметим, что начальные буквы фамилий игроков – Б и Ю – равно отстоят от концов алфавита, а инициалы Якова Адольфовича охватывают весь алфавит. Вообще, создаётся впечатление, что Бронштейн потому побеждает, что его ставка выше – то есть, иными словами, что игра Юнга с Бронштейном есть на самом деле аукцион, «где играют не люди, а ставки»).
Проиграв, Юнг переносится в будущее и оказывается больным и… престарелым мучеником. Во второй игре в «пустую» Юнг удваивает ставку: десять лет и четыре месяца. То есть: 104.
Рассказ «Два обещания», пожалуй, ещё более интересен в числовом плане, и при этом совершенно лишён мистики. Число содержится уже в названии рассказа. В основном же тексте числа и, так сказать, получисла («в полумиле от Покета») начинают появляться со второго абзаца. Все они, за одним исключением, даются не в цифровой записи, а в словесной. Исключением же является арестантский номер Эдвея: 332. Во всех шести своих появлениях в тексте он представлен именно вот такой цифровой записью.
До сих пор мы говорили о числах, представленных явно (словом или цифровой записью). Но есть ещё числа, чьё присутствие в тексте – неявно. Это, например, длины имён собственных (длиной имени – и вообще слОва – мы называем количество букв в нём).
3……………………………..Эми
5……………………………...Покет, Томас, Эдвей
6……………………………...Джесси, Латрап
8……………………………...Гаррисон
(всего имён, между прочим, семь – тоже неявное число).
Ещё одно неявное число: Томас Эдвей приговорён к восьми годам тюрьмы («Я отбыл пять лет, осталось три года» – говорит Эдвей начальнику тюрьмы, Гаррисону, длина фамилии которого – тоже восемь).
Итак, арестантский номер Томаса Эдвея – 332. И вот оказывается, что почти все числа рассказа, явные и неявные, можно получить из цифр этого номера. Приведём примеры:
Эдвей=3+2. Гаррисон=3+3+2. В саду Гаррисона упали два дерева. Порода третьего дерева, не упавшего – дуб (три буквы). Джесси задумала прокричать с вершины фразу из пяти (=3+2) слов. Фактически же ей удаётся прокричать только три слова. Она забралась на высоту двух третей (2/3) ствола. Эдвей попал в тюрьму за подделку трёх векселей. Он просил Гаррисона выдать ему полтора (три вторых) фунта, а получил два. Он обещал своему другу-капитану, что будет на палубе его яхты в три часа ночи. И так далее.
Если считать допустимым умножение, то и возраст Джесси можно получить (11=3х3+2), и число имён (7=3х3-2).
Если в «Двух обещаниях» мистики нет, то в «Крысолове» её с избытком – больше, чем в «Клубном арапе». Она – в настойчивости, с какой читателю тычут под нос дату: 22 марта 1920 года (весеннее равноденствие?). Она – в числе комнат Центрального Банка: 260, любопытном порождении числа 13 (или, если угодно, числа 26).
Номер телефона девушки: 10801 – симметричен относительно восьмёрки и кратен семи: 10801=7 х 1543. Пытаясь его вспомнить, герой ошибается и называет номер 10721, который тоже не лыком шит: 10721=71 х 151. Здесь мы видим число 71, которое окажется делителем адреса девушки (5-я линия, 97, квартира 11), если из него слепить число: 59711=71 х 29 х 29.
Признаемся: при всей любопытности этих выкладок и соотношений – особого смысла в них нет.
И всё же они необходимы – хотя бы для создания атмосферы числового поля, числовой пронизанности. Недаром в рассказе упоминается книга «Атмосфера» и говорится о шаровой молнии.
Истина явится, как шаровая молния, но приход её надо готовить созданием поля числовой напряжённости, числовой соотнесённости и пронизанности. В ряде произведений Грина числовое поле построено, присутствует (хотя прямой обусловленности событий числами может и не быть). Так, в «Вокруг света» присутствует серия семёрок: «семизарядный револьвер», «…выполнил задачу неделей раньше условленного», «пока часы за стеной не прозвонили семь», «вышел на семиверстную лесную дорогу». Не потому ли в рассказе счастливый конец?
Видимо, потому; но не всё так просто: ведь в рассказе присутствуют и две «чёртовых дюжины»: 13-е апреля 1906 года и 13-е апреля 1908 года. Правда, их всего две – против четырёх семёрок. Семёрки «берут числом», если можно так выразиться.
Но опять-таки – не всё так просто. Дата заключения второго пари – 13 апреля 1906 года, оно должно действовать до 13 апреля 1908 года. А вот дата заключения первого пари в тексте отсутствует – но легко вычисляется: 13 апреля 1904 года. Эта дата содержит одну «чёртову дюжину» (явно) и одну семёрку (неявно): 1904 = 7 х 272. (Таким образом, всего в рассказе три «чёртовых дюжины» и пять семёрок).
Герой отправляется в кругосветное путешествие 13 апреля 1904 года. И, хотя он выполняет все условия пари, причитающихся ему денег он не получит (из-за числа 13 в дате). Но семёрки (одна неявная – делитель числа 1904 – и три явных) обеспечивают заключение второго пари, более выгодного для героя. А появление в тексте последней, пятой семёрки, приводит к тому, что второе пари герою даже не придётся выполнять: он (герой) объявляется победителем и получит деньги немедленно.
В «Сером автомобиле» характеристикой героя и, так сказать, мерой его необычности является номер его автомобиля: С.С. 77-7 (необычен и сам автомобиль: он – одушевлённое существо. Номерные семёрки как бы «оживляют» автомобиль и наделяют его волей. Правда, злой).
В «Бегущей по волнам», помимо уже упомянутого двойного появления 26-и, присутствуют серии чисел, кратных трём и пяти. Приведём примеры из первой серии: «Через три минуты, как я сел в его кабинете, он вошел, уже одетый к выходу», «Вывеска конторы «Арматор и Груз» была отсюда через три дома», «затем все трое скрылись в арке Трехмильного проезда», в Дагоне на борт «Бегущей по волнам» грузят триста ящиков железных изделий и принимают трёх дам, «Я определил на глаз количество томов тысячи в три», «Гез закупил ещё томов триста», «…провёл в чтении около трёх часов», «Не менее тридцати дней продлится мой рейс», «Нэд Тоббоган, на редкость неразговорчивый человек лет под тридцать», «быстрота его хода была тридцать миль в час» и т.д.
Кроме того, существует и серия неявных появлений чисел, кратных трём – например, в повторениях и перечислениях: «Я тороплюсь, я спешу; я увижу его с рассветом» (три пары: «я» плюс глагол), «Все ли еще собираете свой венок? Блестят ли его цветы? Не скучно ли на темной дороге?» (три вопроса), «…угрюмые фасады, акведуки, мосты, краны, цистерны и склады теснились среди рельсовых путей…» (шесть существительных во множественном числе).
Завершая разговор о Грине, сделаем одно важное, на наш взгляд замечание. Наличие – или отсутствие – в том или ином гриновском тексте числовых закономерностей совершенно не зависит от того, каким является этот текст: «реалистическим» («Два обещания») или «мистическим», «фантастическим». Числовые закономерности и «фантастичность» − явления принципиально разные, и ни одно из них не исключает другого (но и не предполагает его). Пусть города и герои носят гриновско-романтические имена, пусть романтический ветер надежды дует в алые паруса − на числовые закономерности, на их отсутствие/присутствие это никак не влияет.
Соседи
Теперь поговорим о некоторых числах/числительных в поэзии.
И всем векам – пример Юстиниана,
Когда похитить для чужих богов
Позволила эфесская Диана
Сто семь зеленых мраморных столбов.
(«Айя-София»)
Здесь Мандельштам неточен: в колоннаде Айи-Софии не все столбы привезены из разрушенного храма Артемиды-Дианы в Эфесе, не все зелёные и не все мраморные. Но столбов действительно сто семь, потому что в византийской церкви было столько патриархов – к началу строительства Айи-Софии. Каждый столб был посвящён одному патриарху – столпу церкви.
Несмотря на столь мощную религиозно-архитектурную поддержку, число 107 не закрепилось в русской литературе. А вот близкое к нему 104 – закрепилось и в прозе, и в поэзии. Приведём поэтические примеры, начиная с того же Мандельштама.
Кама
Упиралась вода в сто четыре весла,
Вверх и вниз на Казань и на Чердынь несла.
М.Цветаева Стихи сироте
Феодального замка боками,
Меховыми руками плюща –
Знаешь – плющ, обнимающий камень
В сто четыре руки и ручья?
Больше того, у Цветаевой мы находим неявное употребление числа сто четыре (когда его составляющие отодвинуты друг от друга):
«Так – только Елена глядит над кровлями»
Так – только Елена глядит над кровлями
Троянскими! В столбняке зрачков
Четыре провинции обескровлено
И обезнадежено сто веков
И ещё у неё же. Поэма конца
Сверхбессмысленнейшее слово:
Расстаемся. – Один из ста?
Просто слово в четыре слога,
За которыми пустота.
В.Маяковский.
Рассказ про то, как кума толковала О Врангеле без всякого ума
Вся собралась публика,
Стали щелкать счеты.
Сто четыре рублика
Выведено в счете
Н.Олейников. Таракан
Сто четыре инструмента
Рвут на части пациента.
От увечий и от ран
Помирает таракан.
Д.Хармс. Миллион
Раз, два, три, четыре,
и четырежды
четыре,
сто четыре
на четыре,
полтораста
на четыре,
двести тысяч на четыре!
И еще потом четыре!
Евг.Евтушенко. Сборник «Медленная любовь»
Чеснок, чеснок,
дай свой беленький бочок.
У тебя, голубчика,
Сто четыре зубчика
К.Чуковский. Одолеем Бармалея
Нам досталися трофеи:
Сто четыре батареи,
Триста ящиков гранат,
Полевой аэростат
И сто двадцать миллионов
Нерастрелянных патронов.
А.Галич.
О том, как Клим Петрович Коломийцев восстал против,
экономической помощи слаборазвитым странам
И не где-нибудь в Бразилии «маде»,
А написано ж внизу, на наклейке,
Что, мол, «маде» в ЭсЭсЭр
В маринаде,
В Ленинграде,
Рупь четыре копейки
В последнем случае мы опять имеем дело с неявным представлением числительного.
Из этих примеров следует, между прочим, что выражение «сто четыре» (взятое в стиховом – звуковом, ритмическом аспекте), обладает очень удачной ритмической структурой, позволяющей ему служить началом (зачином) по-разному ритмически организованных строк. Иначе говоря, при одном зачине – разные окончания. Наши примеры позволяют говорить о пяти типах окончаний. Вот они:
Сто четыре весла
руки и ручья
на четыре/ батареи/ инструмента
рублика/ зубчика
рупь четыре копейки
(в последнем случае вместо зачина Сто четыре присутствует его ритмический эквивалент В Ленинграде.
***
Но и в прозе, где ритмический рисунок не столь важен, наше число всё равно пребывает на первых ролях! В рассказе Ф.Достоевского «Столетняя» подлинный возраст старушки – 104 года.
А в «Романе оперы» Франца Верфеля ситуация почти обратная: маркиз Гритти, подобно старушке Достоевского, именуется столетним: глава называется «Столетний и его коллекция». Ему сто один год. Но: «свое рождение маркиз относил к 1778 году, так что сейчас ему должно было быть сто четыре года (то есть, окружающие считали его сточетырёхлетним – И.К.). Однако же… маркиз представлялся старше, чем был. На самом деле он родился в 1781 году, и, значит, сейчас ему шел сто второй год». Для наглядности можно свести сведения о «столетних» у Достоевского и у Верфеля в маленькую таблицу:
Считается
а на самом деле
у Достоевского
100
104
у Верфеля
100 или 104
101
У А.Солженицына Иван Денисович Шухов состоит в сто четвёртой бригаде. Э.Радзинский назвал свою пьесу «104 страницы про любовь». Мы видели, кроме того, «контрабандное», неявное появление 104-х у А.Грина (в «Клубном арапе»).
Стóит упомянуть ещё об одном любопытном – неявном – появлении 104-х, когда это число узнаётся в своём, так сказать, потомке. Речь идёт о первой странице романа Рекса Стаута «И быть подлецом». В комнате присутствуют Арчи Гудвин и Ниро Вулф.
«– На меня наводят уныние цифры. – Я наклонился, чтобы перебросить форму 1040 через полированную крышку его стола. – Это от тринадцатого марта. Четыре тысячи триста двенадцать долларов и шестьдесят восемь центов плюс четыре квартальных взноса. Таким образом, нам необходимо послать форму 1040-ЕС, приложив к ней чек на десять тысяч долларов».
Возможно, конечно, что налоговое управление штата Нью-Йорк действительно рассылало формы 1040 и 1040-ЕС – и, таким образом, это число «взято из жизни, и никакого скрытого смысла тут нет». Да, само по себе это возможно. Но чтобы ещё и от тринадцатого марта… Нет, такое сочетание случайно не возникает. Инспектор Кремер в такую случайность ни за что бы не поверил. Тем более что его люди могли бы обнаружить, что 4312 делится на 7, и даже на 49: 4312=7х7х88. Одна семёрка – ещё куда ни шло. Но две!..
Итак, «вечный спутник человечества», число 13, забравшись в число 104, как путешественник в экипаж, отправляется в дальний путь.
Счастливый характер
До сих пор мы говорили о литературе. Но «литература отражает жизнь», и имеет смысл поговорить о числе 104 «в жизни».
Чем объяснить, что знаменитые военные корабли (парусники), составлявшие гордость флотов своих стран, имели на борту 104 пушки?
Это, во-первых, испанский линкор первого класса «Сан-Фелипе», спущенный на воду в 1690 году. Он был исключительно богато украшен.
Это, во-вторых, «Le Soleil Royal» (Король-Солнце), построенный во французском Бресте в 1696-м году, при Людовике 14-м. Его высокие скорость и маневренность в полной мере проявили себя в военных действиях против Габсбургов.
Это, в-третьих, линкор первого класса H.M.S. «Victory», первоначально спущенный на воду в 1765-м, но достроенный в 1778-м. Им командовали знаменитые адмиралы, в том числе адмирал Нельсон в Трафальгарском бою 1805 года.
Можно ещё упомянуть английский же «Royal William», построенный в 1719-м.
В 1847 году, в Москве, в типографии И.Смирнова вышла книга (в двух частях, 45 гравюр, из них 43 двойных, то есть в развороте) «Сто четыре священные истории из Ветхого и Нового Завета». Это был перевод с немецкого. Автором первоначального немецкого сочинения был пастор Гюбнер, издавший его в 1714 году в Гамбурге, под названием «Сто четыре священные истории» (Свыше 130-ти лет раскачивались российские издатели!).
Можно предположить, что выход русского перевода в немалой степени поднял авторитет числа 104 в русском сознании (или, вернее, в подсознании).
Но можно предположить и другое. Можно предположить, что отбор немецким пастором именно такого количества священных историй – сам явился результатом существования особой ауры, окружавшей число сто четыре в немецком языке.
Случайно ли, что самым популярным советским самолётом был «Ту-104»? О нём даже сложили песенку. Неважно, что насмешливо-сатирическую; важно, что сложили и распевали – повсеместно и в разных вариантах.
«Ту-144» тоже был пассажирским самолётом, по комфортности и по лётным качествам он превосходил «Ту-104», но песен о нём не пели.
Сто четыре и сто сорок четыре: которое сильнее? – Первое! Над головой певца пролетал «Ту-144», но певец пел не про него, а про «Ту-104».
Случайно ли, что на клавиатуре персонального компьютера – сто четыре клавиши? Быть может, число 104 повлияло на конструкторов клавиатуры: «заставило» их выбрать себя? (Как, скорее всего, оно повлияло на тех, кто устанавливал цену банки салаки в Ленинграде).
Число 104 вообще популярно в технике. Конечно, пушки на парусниках – дела давно минувших дней. Но вот пара современных объявлений из Интернета:
1. «Высококачественный сверхширокоформатный 104-дюймовый принтер HP Designjet 10000s»;
2) «Термотрансферные ленты (WAX), 104 мм ширина, 450 м длина».
Как видим, у числа 104 счастливый характер: оно уживается и с дюймами, и с миллиметрами.
***
Сто семь и сто четыре: их можно назвать соседями. Но сколь же различны их «характеры» и «судьбы»!
107-ми однажды исключительно повезло: его воплотили в архитектуре Айи-Софии. Везение не было заслуженным: это была чистая случайность. Но, раз уж его воплотили в величественной колоннаде, его упомянул Мандельштам. И всё.
Причём упомянул именно в связи со столбами Айи-Софии. Иными словами, мандельштамовское 107 не обрело самостоятельного бытия, о нём можно было говорить только в связи с его «родителями» – колоннами Айи-Софии.
А вот у 104-х не просматривается никакого «земного» источника, оно безродно. У него есть, правда, отдалённые родители, первопредки: числа 8 и 13, но это родители «духовные», нумерологические. Своими успехами – что «в жизни», что в литературе – оно (число 104) обязано только себе, своим свойствам.
Эти заметки в какой-то мере – дань уважения незнатному, но исключительно даровитому числу.
Обнажение приёма
До сих пор мы говорили об «обычной» литературе, подобной «окну в мир». Стекло этого окна может быть сколь угодно сложной системой линз; требуется лишь, чтобы окно «смотрело наружу»: на человека, на общество, на природу, на Космос…
Но литература может смотреть и внутрь себя, интересоваться своим собственным устройством, правилами своего функционирования. Тогда она может называться металитературой. Тогда она занимается, в основном, обнажением приёмов, коими создаётся обычная литература. Разница между литературой и металитературой примерно такая же, как между комнатой в привычном жилом состоянии – и комнатой, где со стен сбита штукатурка и обнажены: электропроводка, вентиляционная труба и т.д.
В интересующем нас «числовом плане» очень интересным мог бы стать анализ повести В.Пелевина «Числа», но, по недостатку места, мы предпочитаем ему краткий разбор текста Аркадия Бартова (он – текст – есть в Интернете) с характерным названием: «Пять описаний одного текста».
Произведение Бартова – это уже не художественная литература, а нечто, маскирующееся под какой-то служебный документ. Под, скажем, отчёт эксперта – для суда, разбирающего дело об авторстве и плагиате.
Приведём несколько характерных цитат: «На пятидесяти двух листах бумаги большинство букв написано довольно отчетливо. В первых сто двадцати восьми строках нижние части букв видны яснее верхних»;
«Если вчитаться в рукопись, то можно, разбирая сюжет, минут через пятнадцать обнаружить несколько героев повествования: четырех мужчин, 18, 23, 37 и 49 лет, трех женщин, 21, 35 и 51 года и двух детей 11 и 14 лет»;
«На 45-й странице повествования дорожная авария описана побудительными предложениями в форме распоряжений. На 104-й, последней странице повествования взаимоотношения между двадцатитрехлетним слесарем-водопроводчиком и пятидесятиоднолетней медсестрой описаны побудительными предложениями в форме просьбы и мольбы. Из 95 побудительных предложений 23 имеют форму команд, 10 - приказов, 35 - распоряжений, 21 – просьбы и 6 - имеют форму мольбы».
Всё это, конечно, игра и пародия и как бы не вполне всерьёз. Пусть так. Но факт остаётся фактом: в «Пяти описаниях одного текста» число 52 (мы не делаем различия между числовым и словесным написанием) встречается семь раз, а число 104 – тринадцать. Кроме того, мы находим у Бартова и такую фразу: «Здания в городе в основном 3-х и 7-ми этажные» - эхо Книги Иова.
Бартов признаёт наличие числовых закономерностей в (мета)литературе и затевает с ними игру – как человек, в игровых целях переносящий на бумажный лист морозные узоры на стекле.
