Пьянство на научных конференциях как сублимация творческой потенции
Ой, куме, куме, добра горілка,
Будемо пити до понеділка.
Украинская народная песня
Введение, которое скорее запутывает, чем проясняет
Каждый автор старается представить своего будущего читателя, понять потребности его души и, поелику возможно, завлечь. Я человек скромный, а посему завлекать не стану, так как всё равно не получится. Иное дело – развлечь. Эта штука, на мой взгляд, хорошая, а для русской литературы редкая. Ужаснуть, напугать, лишить воли к жизни и её последних радостей, вызвать искреннее отвращение и лицемерное сочувствие: вот наши цели, успешно достигаемые многими поколениями отечественных литераторов[1]. Мы – не англосаксы, наши романы и рассказы или обходятся без положительного героя, или выводят на авансцену истории таких героев, что отрицательные персонажи кажутся предпочтительнее. Впрочем, пакостники всегда выходят более выпукло, чем святоши, не только в русской, но и, вообще, в мировой литературе.
Поэтому я в своих заметках и ограничиваюсь суровой, но богатой правдой жизни, чуждаясь праздного вымысла. То есть, какие герои попадаются в поле зрения, о тех и пою, не обращая внимания на упрёки моралистов. А попадаются в сети, в основном, мои коллеги со всеми их слабостями и достоинствами. В СССР было до миллиона научных сотрудников различных сортов, ценностных градаций, должностных категорий и специальностей: в диапазоне от истории родной Коммунистической партии и до ядерной физики[2]. Заранее оговорюсь, что пьяницами или сильно пьющими были только лучшие из них, хотя и среди трезвенников иногда встречались неплохие ребята. И не кидайте в них, то есть в нас, идеологические камни: «дескать, выели закрома Родины, бездельники-питухи». Во-первых, жидковаты оказались закрома, а, во-вторых, не вижу, почему немытый рокер, трудолюбивый брокер или, на худой конец, благочестивый служитель культа принесли и неустанно приносят больше пользы родимой планете и паразитирующему на ней человечеству, нежели упорные седые мужики, одолевшие четыре тома «Капитала» Маркса (я и двух абзацев до сих пор прочесть не смог!), или патлатые исследователи космических глубин, знающие великую нынче на просторах СНГ тайну – причину смены сезонов на Земле.
Прежде, чем погрузиться в приятные воспоминания, я должен искренне признать: на Западе и Дальнем Востоке учёные мужи тоже пьют. Пьют нечто очень вкусное, а заедают не менее вкусным (с завистью смотрите Фотографии номер 1 и 2, сделанные 30 июня 2010 года в Институте Общества Макса Планка в немецком Штутгарте). Но делают это как-то обыденно, без огонька и придумки, которыми славится вечно свободное Отечество, оплот мира и дружбы во всём мире, свидетельством чему служат десятки миллионов автоматов Калашникова и случайно услышанные мной вопли египетских пацанов в Гизе: «руска - Маруска, давай-давай, шуруй-шуруй». Не знаю, чем прославилась, вошедшая в арабский фольклор упомянутая Маруська, но, видимо, какие-то неопознанные современной наукой особые флюиды советские люди исправно распространяют вокруг себя. Иначе не понятно, почему истошные крики по поводу Маруськи адресовались исключительно нашей группе, а не чинным немцам или наглым англичанам.
Фотография 1
Успехи постсоветских ученых за рубежом.
Попытка предвзятого анализа некоторых незначительных деталей
Отметим с гордостью, что приключения наших людей, густо замешанные на весёлом пьянстве, известны нынче повсюду, особенно после рекламы Михаила Задорнова, превратившего молодецкую удаль соотечественников в источник собственного нетрудового дохода. В питейном смысле гастролирующие за рубежами почившей в бозе Советской Империи научные работники – отнюдь не исключение из наших правил. Один мой хороший знакомый профессор-физик Саша О. умудрился в нетрезвом виде сизым орлом просвистеть несколько лестничных пролётов в голландском доме. А ведь в Нидерландах, как известно, острый дефицит земли, так что лестницы крутизною частенько напоминают скальные маршруты. Так вот, Саша совсем не пострадал да ещё после падения поиздевался над аборигенами, утверждая, что русскому профессору под силу любые подвиги. Возражений он слушать не захотел. Так и заснул, плотно зажатый между массивной входной дверью и первой ступенькой, на которой упокоилась на ночь буйная седая головушка.
Но Саше, вопреки вышесказанному, ещё здорово повезло: ночлег был под рукой. А вот нам, украинским участникам Конференции Секции твердого тела Европейского физического общества, которая состоялась в марте 2000 года в курортном городе Монтро (Швейцария) на берегу Женевского озера, пришлось преодолевать значительные трудности, созданные коварными организаторами, да и самой размеренной швейцарской жизнью. Поселили нас далеко от отеля, расположенного в центре города, где проводилась конференция, а именно, на полпути к Шильонскому замку, в общежитии для юношества. В каждой комнате три комплекта двухэтажных нар. Удобства в коридоре, на всех не хватает, так что очереди с утра солидные. Да ещё экономия швейцарская донимала. Войдёшь в душ, включишь воду, а через минуту она автоматически иссякает. Нужно нажать кнопочку, а для этого из-под душа вылезай, шаг к задней стенке – и вода снова течёт, и снова одну минуту. После трёх циклов мыться уже не хочется, чего и добивались наши бережливые хозяева.
Так вот, бросили мы вещи на нары и помчались в центр регистрироваться и выпить по маленькой в счёт оргвзноса. Стояло на столах прекрасное вино, и пиво было. А вот закускою никто не озаботился. Голодные, мы быстро потеряли бдительность и изрядно потребили буржуазный продукт красивого бордового цвета. Но это ещё ничего. Оказалось, что на конференцию приехал наш бывший соотечественник, Аркадий К., проводящий заслуженный седьмой год (sabbatical year) в Англии. Он остановился с женой и сыном в огромном номере близлежащей фешенебельной гостиницы, куда нас и пригласил после официальной вечеринки. Там Аркаша достал огромную бутыль шотландского виски, которой можно было напоить всю конференцию. Но еды не было и у него. А купить нельзя: магазины в этой кальвинистской стране закрываются в пять часов пополудни.
После второго приёма пришлось, с трудом разбирая виденную один раз при дневном свете дорогу, тащиться в общагу. Когда добрались, силы были на исходе. Достали родные хлеб и сало и закусили, через пять часов после начала пьянки. Такой пытки никто из нас и не упомнил. Так что несладко иной раз бывает людям, забравшимся из известных центров мировой науки, Киева и Харькова, в дремучую глушь других посмотреть и себя показать.
Фотография 2
При всём притом необходимо признаться, что раскрепоститься в застолье нашим людям в Европе, а тем более в Азии (про мусульманские страны я вообще молчу), мешает свойственная советскому человеку трогательная стеснительность. Не раззуживается плечо, не размахивается рука, не вырываются наружу самые лучшие, самые сокровенные песни с использованием идиоматических выражений интимного, задушевного характера, полные искрящегося галантного юмора, воспевающего потаённую красоту женщин и могучую неуёмность мужчин. Поэтому, хотя немало выпивается, но не так ярко проявляется наше превосходство в уничтожении снеди и напитков по сравнению с чахлыми выходцами из мещанских мирков ухоженной Европы и бонсайного мелколесья Восточной Азии. Есть и еще одна причина, почему наши доблести не очень прижились в отрыве от родной сторонки: самые козырные, самые умелые возможные участники трапез и возлияний за границу не попадают. Увы, нам, увы. Ибо, хотя в деле застольном они мастера знатные, а вот в деле научном пока отстают. Надеюсь, что с неизбежным ростом их доли в научном сообществе, при его общем неуклонном уменьшении, больше славнейших витязей станет выезжать и прославлять нашу великолепную культуру общения в трудных зарубежных условиях (смотри опять, в назидание, Фотографии 1 и 2).
Примечательно, что в других аспектах околонаучного жанра наши люди за кордоном не столь робки, как в публичном истребительном поглощении калорий и градусов, и подчас добиваются ярких и славных побед. Дабы не быть голословным, расскажу байки[3] про двух скромных героев как бы невидимого фронта, свершения которых я наблюдал лично с восхищением, а может быть (своя душа – тоже потёмки) и глубокой черной завистью.
Профессор Савелий К., снискал широкую популярность в украинских научных кругах тем, что на предзащите своей докторской не мог ответить на самые элементарные вопросы, но держался гордо, с непоколебимым достоинством, отвергая наглые попытки считать невежество недостатком. Именно эта твердокаменность Савелия плюс (так скрежещут злые языки!) волосатая пятерня в ВАКе обеспечили успешное утверждение Opus Magnus в учреждении, славящемся своей неподкупностью. Не владеющий английским языком Савелий известен ещё и тем, что регулярно проводит научные конференции под эгидой агрессивного западного блока в Крыму, привлекая в качестве сопредседателей западных же ученых, причём каждый раз иного профессора. Результатом этих встреч на пленэре стал ряд очень неплохих томов с трудами научных работников со всех континентов кроме Антарктиды. Иностранные спонсоры деньги на благородное дело дают, но они же их и считают. Тем не менее, Савелий умудрился и доднесь умудряется получать регулярный неучтенный доход. Чаще всего валютной наличностью. Рассмотрим деятельность нашего героя поподробнее.
Один из его новых гениальных способов отъема денег я наблюдал воочию. Некий профессор из Эстонии (назовём его Ф.) был предварительно оповещён Савелием, что для перелёта Киев-Симферополь чартерным рейсом и поселения в гостинице «Виноградник Януковича» эстонский институт должен выделить 600 баксов. Эту сумму и привёз горячий эстонский парень, получивши взамен расписку сопредседателя, ответственного за финансовые вопросы, то есть самого Савелия. Всё чин чином и все довольны. Секрет заключался в том, что деньги на полное содержание участника и его транспортировку уже были оплачены из фонда конференции. Так что кэш навсегда провалился в широкий карман Савелия. Несколько профессоров, Ф., Ш. и ещё один Ф., – и можно не только банкет заказать, но и немалый банковский счёт открыть.
Заработав широкую и, как видим, вполне заслуженную научно-организационную репутацию, Савелий решил извлечь дополнительную изрядную сумму денег из карманов западных налогоплательщиков, но уже, не научно-организационным, а менее хлопотным путём – чисто научным. Понимая, что в конкурентных боях на ристалище в Брюсселе можно и проиграть, так как проектов от русских и украинских Савелиев на границу между ничего не подозревающими фламандцами и валлонами поступит немало, наш Савелий придумал ход ослом. А именно, пригласил в пул старенького учёного, который до этого за возможность понежить косточки на берегах Эвксинского Понта поддержал кандидатуру соискателя в ВАКе. Старец, которого мы для определённости назовём аббревиатурой – Павел Олегович Цеханский, написал заявку и своим авторитетом обеспечил лицо проекта. Трудолюбивый же Савелий взял на себя гораздо бóльшую ответственность – за денежную изнанку и организацию, так что простодушный Цеханский. был ему несказанно благодарен.
Проект был принят и, что для Запада традиционно, а для Украины удивительно, полностью профинансирован. Основной транш был выплачен в Лондоне, где работал знаменитый зарубежный участник проекта. Фунты с портретами Королевы и Фарадея чопорный кассир вручил Савелию, причём обе, причитающиеся моим соотечественникам, доли. Доверенности от Павла Олеговича у Савелия не потребовали, так как (мы уже это отметили выше) финансовое бремя по просьбе Цеханского было уже заранее возложено на мощные плечи младшего коллеги.
Долго ли, коротко ли, а возвратился посланец из Лондона в Киев. А Павлу Олеговичу не звонит. И это абсолютно правильно, так как свою функцию старик выполнил, то есть заявку, научные работы и отчёт написал. Но неймётся знатоку функций Грина, накручивает он телефонный диск, Савелия ищет. Не прошло и двух недель, как голос Савелия прозвучал в трубке. На вопрос старого профессора: «А где мои деньги?» – тут же был дан ответ исчерпывающий и справедливый: «Ваших денег тут нет и быть не может». Не буду описывать гневные, а потому неправильные[4] реплики обиженного Цеханского. Тут важно, что и юридическая, и нравственная, и социальная справедливости восторжествовали: «старый профессор пишет отчёт, новому – должности, деньги, почёт».
Читатель уже проникся симпатией к профессору современной формации – Савелию К. Но как же с основной темой, с которой я почему-то всё время съезжаю на интеллектуальные обочины, то есть со способностью напиться, не теряя достоинства и равновесия? Успокою читателя: Савелий и тут был и есть на высоте. Его огромное брюхо вбирало в себя нужное количество алкоголя безо всякого труда, а морда после приёма внутрь живительной влаги сохраняла тот же кирпичный цвет, который имела перед этим. Более того, Савелий использовал водку в качестве секретного оружия.
Дело в том, что некоторые западные профессора, которых угощают или иным образом обхаживают наши претенденты на исследовательские гранты, приглашения или возможность публикации в редактируемой обхаживаемым профессором книге, податливы на ласку. Особенно успешными бывает соответствующее искательство просителей женского пола, но и мужчины часто добиваются полезного результата. И это правильно, поскольку гениальных учёных пруд пруди (научные журналы заполнены под завязку!), а способных организаторов досуга и, вообще, нужных человечков никогда не хватает. В этот летний вечер на болгарском курорте Савелий интенсивно обаял немецкого козырного туза. Предыдущая ночь прошла неудачно, так как выбранная для обольщения отечественная дама, вопреки ожиданиям, не пошла распалённому Савелию навстречу. В сердцах бросив в её номере недопитую (им же) бутылку водки, Савелий отправился спать, и вскоре его недовольный храп разнёсся по неказистому корпусу дома отдыха социалистической постройки. Однако для охмурения немца тоже требовалось горючее, а купить ещё одну бутылку расчётливый Савелий не хотел. Поэтому он постучался к несостоявшейся даме сердца, забрал полупустой сосуд и уговорил немца. Подозреваю, что оный немец был столь же бережливым, что и Савелий.
Иной, но не менее привлекательный способ изъятия денег, придумал другой мой выдающийся знакомец, профессор Георгий П. Простые и, на беспристрастный взгляд, справедливые и рыночные операции по введению дополнительной оплаты прямо экзаменатору (то бишь без излишней бюрократической волокиты) зачетов и экзаменов студентами давали некоторый регулярный скромный доход. Но молодая неработающая жена и только что родившийся младенец нуждались в большем. И тогда Георгий, как некогда его небесный патрон, решился на подвиг.
Он стал подавать заявки на различные зарубежные конференции с предложениями докладов весьма обещающего и интересного содержания, но без какого бы то ни было конкретного наполнения (об этом западные олухи и не догадывались), и при этом просить полную финансовую поддержку. Так делают многие, но герой наш пошёл дальше. Вот, например, как поступил он на Европейской конференции в одном южно-английском городе, где я, к счастью, тоже был и воочию наблюдал волнующее развитие событий. Итак, Георгий тотчас зарегистрировался по прибытии, дабы его место в расписании докладов (а доклады произносились одновременно на нескольких параллельных сессиях) не было никем занято. Ведь бывает так, что докладчик заболевает или транспорт его подводит. Вот поэтому регистрация и необходима. Далее украинский профессор получил немалую сумму на оплату гостиницы за неделю и компенсацию за билет. Но…– наше ноу-хау! – он остался на одну ночь, и по-английски, не оповещая Оргкомитет, отбыл в Париж. На следующий день его искал уже председатель секции, были развешены объявления «Wanted! George P.», но беглого докладчика так и не нашли. В результате, благодаря мудрому поступку моего соотечественника, участники секции получили 20 минут дополнительного благотворного отдыха, так как свёрстанное в первый день расписание менять нельзя, а Георгий сэкономил детишкам на молочишко. Но и это ещё не всё. В Париже Георгий провернул такой же фортель и вернулся на любимую им Родину, где его ждали студенты, алчущие зачёта.
Я считаю, что ученый допустил единственную ошибку: пропустил два банкета, оплаченные англичанами и французами, где мог всласть выпить и закусить, не тратя ни копейки. Но у Георгия и тут имеется оправдание: он пьёт только дармовую водку (виски, вино, пиво, абсент, вермут, мадеру). А за банкетный стол надо было раскошелиться, оплатив несколько суток пребывания в далёких краях. Овчинка не стоила выделки, и мужественный профессор отказался от выпивки.
Стариковские реминисценции: «как хорошо в стране советской жить!»
Вы, дорогие читатели, видите, как непросто приходится самым достойным соотечественникам за краем русскоязычной Ойкумены (это слово – не матюг!). Раньше было не в пример легче и проще, не говоря уже о том, что мы были моложе, девчонки были более красивые, небо – синее, а трава-мурава – зеленее. Вот и хочется привести несколько фрагментов из той жизни, которая кажется потусторонней и ушедшей в небытие, пока ненароком не взглянешь на ушастые геоиды в президиумах. Вот она инварианта, которую Михаил Восленский во время оно нарёк классом номенклатуры, а я назову ласковей: наша вечная красно-коричневая мародёрская элита.
Я к элите не принадлежал ни по рождению, ни по особенностям жизненного пути, а потому считал, что хорошая выпивка в дружеском кругу лучше, чем общение с синклитами, конклавами, советами, комитетами, конгрегациями, партиями, бюро и уже упомянутыми пресловутыми президиумами. Опыт показал, что тогдашний неопытный я был прав и уберёг нынешнего более опытного меня от некоторых роковых ошибок, хотя и не от всех.
В начале 70-х социализм заметно загнивал, но запах ещё не зашкаливал. Особенно радовали междусобойчики на рабочем месте, так как умственная работа и тогда была трудна, а зарплата в 98 рублей (инженер в НИИ Академии наук УССР) угнетающе действовала на подсознание. Как учил нас Роберт Бернс, для пьянства есть много поводов. Не знаю, использовали ли мы, молодёжь Отдела физики кристаллов, все поводы или какие-то пропускали, но, по меньшей мере, раз в неделю встречались за сдвинутыми лабораторными столами. Они были уставлены не так шикарно, как показано на Фотографиях 1 и 2, но и не так убого, как когда-то во время моей офицерской службы в Ханты-мансийском национальном округе или во время моих командировок в Российскую Федерацию[5]. Но мы знали в пьянстве меру, так как были связаны социальными нитями с родителями, жёнами и мужьями (у кого таковые имелись).
Командировки рвали, иногда навсегда, любые связи, превращая благородное вино-питие в безудержный разгул. Помню, как однажды занесла меня нелёгкая на Всесоюзное совещание биофизического профиля[6] в славный город Харьков. Каюсь, я сделал одну непоправимую глупость: взял туда свою первую жену-биолога. Это вызвало такую отрицательную реакцию среди женщин медико-биологических специальностей, составлявших подавляющее большинство среди участников, что я не на шутку испугался. Одна из них объяснила мне так: «Ты что думаешь, мы сюда наукой заниматься приехали? Я еле сумела сюда пробиться, оставила мужа с маленьким ребёнком, а такие негодяи, как ты, приезжают в биофизическую Тулу со своим самоваром?» Я, конечно, понимал, что в её горьких словах была изрядная доля правды, но ошалел от неистовости напора. Всё-таки среди физиков такой откровенный зов плоти мне не встречался ни до, ни после описываемых событий. Может быть, дело было именно в женском превалировании? Не знаю, об этом лучше спросить социологов, а то эти жулики все промелькнувшие десятилетия заняты, в основном, дурацкими исследованиями уровня любви народа к очередному воровскому правительству.
Откровенные гетеросексуальные оргии (хорошо, что не гомосексуальные!) сопровождались на конференции невиданным мною дотоле в среде научных работников пьянством. Я люблю и уважаю потребление алкоголя, в чём признавался выше, но тогда в Харькове сама конференция как-то поблекла и скукожилась на фоне первичных выпивок, докладов в пьяном виде и утренних опохмелок. Помню один мордатый культуртрегер из отраслевого Московского НИИ с характерной фамилией Пьянов рассказывал еле держащейся на стульях аудитории о синергетике потери качества. Оказывается, если фрукты портятся в месте хранения, то они не просто гниют, а испускают поток качества из камеры наружу, что описывается соотношениями великого американо-норвежского ученого Ларса Онзагера[7]. При этом докладчик был пьян и балансировал на грани падения со сцены в стиле какого-нибудь гнилого фрукта, о котором вещал.
Как мне примерно в это же время рассказывала одна знакомая женщина-врач, подобные вакханалии и сатурналии являлись нормой и для курсов переквалификации советских врачей. Она столкнулась с этим на курсах в Киеве, куда прибыла из провинции. Солидный мужчина-врач из другого города, незнакомый ей до тех пор, как только увидел её, тут же предложил ей совместный секс на всё время пребывания. Так ковались кадры советской медицины и создавались традиции, ныне считающиеся народными. Более того, я считаю, что такие вот сексуально озабоченные, больные зеркальной болезнью, номенклатурные особи опорочили самоё светлое занятие пьянством, сведя его к обслуживающему ритуалу перед незаконным совокуплением! Кстати, дорогой читатель, я, отнюдь, не против секса с приятными представителями противоположного пола, но встреченные на приснопамятной конференции мегеры и их манеры явились весьма эффективной наглядной агитацией за монашеский и даже отшельнический образ дальнейшей жизни.
Вернёмся, однако, к питейным историям нашей комсомольской молодости. Иногда водка оказывалась единственной защитой от неизбежного воспаления лёгких или краха нервной системы. Так случилось, например, в доме отдыха «Солнечный» под Свердловском, где проходила очередная Коуровка (для меня – первая в жизни). Коуровками[8] по традиции называли зимние (подразумевай, лыжные) школы по физике твердого тела, проводившиеся светлой памяти Сергеем Васильевичем Вонсовским в Уральском регионе России. Теперь они тоже продолжаются, но денег для участия требуется больше, чем для поездок в Прагу или Берлин, так что ниже речь пойдёт только о старых добрых Коуровках. В них боролись инь и янь, то есть желание народа всласть напиваться и стремление Сергея Васильевича загнать участников в такие условия, когда водку невозможно достать. Война шла с переменным успехом, и победителя даже сейчас трудно назвать. Скорее всего, выиграли и наука, и спиртово-водочная промышленность.
В «Солнечном» случился страшный катаклизм: температура упала ниже – 50 градусов по Цельсию. На лыжах ходили только испытанные герои типа профессора Кирилла Петровича Гурова. У нас же, обычных людей, основной проблемой было не замёрзнуть в биологическом смысле этого слова. И снова, как это уже не раз бывало в истории человечества, а, особенно, в истории России, водка пришла на помощь. Вечером в нашей огромной комнате, где стояло 6 кроватей, а остановилось три постояльца (Володя Б., Петя К. и автор этих строк) мы распивали бутылку «Московской», совершенно не чувствуя опьянения. Потом мы ложились спать (вернее, дрожать от холода) на кровати с железной сеткой, в пальто и ушанках, накрываясь не только одеялами, но и матрацами, стянутыми со свободных лежачих мест. Самым трудным было встать утром и умыться, взломав ледяную корку в рукомойнике, расположенном в ещё более холодном коридоре. Поверьте моему слову, без выпивки мы бы не дожили до утра. Более того, соответствующий эксперимент был поставлен самой жизнью.
Очередным вечером, усевшись за стол, на котором кроме водки был только местный серый хлеб, мы по небрежности не закрыли дверь. Руководимый звериным чутьём к спиртному, в холодную нашу берлогу ворвался известный теоретик, а впоследствии и российский политик-демократ, Саша С., на ту пору знатный пользователь чужой водки. Саша быстро схватил бутылку и стакан, налил его до краёв, выпил залпом и исчез, не закусив и не сказав ни слова. Последовала немая сцена. Потом мы заперли двери, допили остатки и отчаянно промучились всю ночь, понося Сашу нехорошими выражениями. Теперь, я вспоминаю это событие с благодушной старческой усмешкой и надеюсь, что на том Свете (если он есть) этот похищенный стакан не будет квалифицирован тамошним начальством как недоброе деяние.
Лыжные прогулки и выпивка являлись на Коуровках не столько альтернативой, сколько дополнением. Связано это было с тем, что из далёких деревянных домов отдыха, выбираемых Сергеем Васильевичем в качестве научной базы школы, добраться зимой до человеческого жилья можно было только на лыжах. И мы добирались туда, а на вопрос: «А что у вас, ребята в рюкзаках?» – могли после посещения очередной уральской деревни гордо ответить: «Водка!» Живо вспоминается посещение с означенной целью деревни вблизи городка Камышлова. Там, стоя в очереди, я оторопел, ибо в то время в Украине такого ещё не было (теперь это встречается повсеместно). Местные жительницы (очередь состояла только из женщин и девочек) разговаривали матом. То есть не употребляли матерные выражения, как острые вкрапления в обыденную речь, а не употребляли иных слов, кроме матерных. Я даже напугался, не вызвана ли такая лингвистическая практика особо вредными качествами местной водки и не испортит ли эта жидкость мой русский язык, настоянный на неистребимом, хотя и слабо уловимом, украинском акценте. Ничего, обошлось, слава Б-гу.
Поглощение алкоголя в Коуровках, да и на других школах далеко не всегда носило, конечно, утилитарный характер типа борьбы с холодом или комарами. По большей части, оно было благородно бескорыстным и вызывало веселье, а также необходимую для научных работников разрядку. Например, в Уфе головою одного очень крупного физика, который после приёма соответствующей дозы на банкете впал в бессознательное состояние, его собутыльники нарочно разбили витрину ресторана. Удивительно (или не удивительно?), что профессор-таран ещё многие годы продолжал делать великолепные теоретические работы. Но подобные святочные случаи не исчерпывали приключенческую палитру. Некоторых участников застолий тянуло на подвиги, что осложняло и без того непростую работу локальных оргкомитетов.
Симптоматический случай произошёл в Кунгуре, где локальными организаторами были сотрудники физического факультета Пермского госуниверситета, с которыми я был задолго до этого знаком. Они спросили меня: «Чего и кого следует опасаться на банкете?». Умудрённый опытом пребывания на различных мероприятиях такого рода, я ответил: «Ребята, некоторые напьются до чёртиков, как бы вы за ними не следили. Они незлобивы. Их нужно только вовремя увести или унести в номер. Есть, однако, человек, за которым следует присматривать особо, хотя и негласно. Что он учудит, неизвестно, но он несколько раз вызывал скандалы в различных местах. Это Женя М.[9]».
За Женей установили дежурство. Тем временем в гости с ночёвкой к физикам приехали артисты знаменитого Пермского балета, отпочковавшегося от Ленинградского родоначальника, попавшего в Пермь во время эвакуации из осажденного города. После концерта они разделили с нами банкет. Среди танцовщиков была одна симпатичная семейная пара лет 18. Молодая жена на свою беду привлекла внимание любвеобильного профессора-выпивохи. Приняв на грудь, он стал объяснять мужу, почему тот должен сегодня уступить супругу известному и уважаемому человеку. Это длилось не больше минуты. Женя был схвачен дюжими пермяками, отнесён в соседнее помещение и прикручен к роялю. Там он постанывал в пьяном одиночестве, пока остальные веселились. После банкета профессора выпустили, обязавши не выходить из собственного номера, если только в туалет не приспичит. В очередной раз была в полной мере продемонстрирована теорема, что вредна не выпивка сама по себе, а те анти - социальные личностные черты характера, которые проявляются после потребления горячительных напитков. Среди сотни «школьников» нарушителем правил оказался только один, за что и пострадал.
Остальные физики вели себя примерно, за исключением традиционного желания спеть, возникающего после нескольких рюмок. Один наш товарищ, теперь крупнейший американский учёный, научил нас очень интересной песне, где все слова были как будто пристойными, но звучали неприлично. Мы пели её, бродя возле дома отдыха, искрился снег, над печными трубами вился дымок, а из десятков глоток нестройно рвались к небу провокационные слова, которые я запомнил на всю оставшуюся жизнь: «Я муда, яму дали комнатушку…». Благословенны будьте молодость и искусство. Ведь искусство – это, когда чуть-чуть, а молодость – это, когда ого-ого.
Злопыхатели и ханжи, которые подчас встречаются даже среди читателей такой аналитической литературы, как мои заметки, могут зашипеть уже после первых строк и забиться в истерике после вышеприведенных: «Да ведь они только и делали, что пили горькую, на этих конференциях, симпозиумах, семинарах, совещаниях и иных сборищах, а мы, народ, их кормили!» Чего греха таить, слышал я неоднократно подобные умозаключения, особенно от своих ровесниц, бабушек-старушек, активных общественниц. Со всей ответственностью абсолютно безответственного человека отвечу: «Неправда ваша, господа хорошие и дамы, приятные не во всех отношениях». Во-первых, кормили нас не вы, а геологические процессы далёкого прошлого, разместившие под Ханты-Мансийским национальным округом несметные богатства в виде углеводородов. А во-вторых, вы-то что в эту славную советскую эпоху делали? Автомобили «Москвич», ракеты «Сатана» и стада танков, для которых не хватало водителей и наводчиков. На весь этот стальной и цветной лом извели горы дефицитных материалов и квадрильоны киловатт-часов. И всё это под пиратским знаменем, сшитым белыми нитками из наших траурных трусов по колено.
Ведь на этих конференциях чтили не только Диониса, но и Аполлона. Врезалась в память одна сценка. Иду я коридором, а возле исчёрканной мелом шатающейся школьной доски стоит выдающийся физик Аркадий Аронов и выговаривает какому-то юному аспиранту: «Как Вам не стыдно такие уравнения писать!» А мальчик головёнку понурил, и извиняющимся тоном умоляет Аркадия Гиршевича простить его, горемычного. Даже жалко пацана стало. Сам же Аркадий с больным сердцем денно и нощно правильные уравнения сочинял, выписывал и решал. А потому памятником ему эти уравнения ещё долгонько служить будут. Вдохновлённый яркими работами Аронова и его ученика Бориса Альтшулера, написал я хвалебные стихи на одной из конференций. Заканчивались они справедливыми, хотя для кого-то и обидными словами: «Альтшулер-Аронов Россию спасли!» (смотри Приложение).
Нарочно для тех, кто будет мою летопись ругмя ругать, отмечу, что советские физики были разного этнического происхождения, а не только того, о котором ругатели всё время думают, да и то в отрицательном ключе. Хотя шутка о том, что теоретическая физика – это не специальность, а национальность, имеет под собой веские основания. Когда мы вокруг жилых корпусов гуляли или на лыжах гоняли, зоркий уральский народ это углядел и жаловался: «Дескать, мы думали, что учёные приехали, а прикатили к нам жиды (сохраняю лексику неискушённого в политкорректности простонародья, ибо даже из чужой песни не следует выкидывать слова, тем более ключевые)!» Да и сами участники нескончаемой битвы за знания давали такое шуточное определение среднего «коуровца»: низенький, кругленький, чернявый и в очёчках. Таким был, например, мой приятель, Гриша М. Деревенские тётки его не жаловали, иудеем считали. А был Гриша почти русским, только одна бабка-гречанка затесалась. От неё и Гришкина стать ближневосточная, истинно православным хоругвеносцам противная.
Вот и опять я от темы отклонился, красную нить упустил. Пора возвращаться на шлях проторенный, огненной водой окроплённый. Довелось мне два раза (в 1982 и 1984 годах) принять участие во Всесоюзных совещаниях по органическим полупроводникам, где советские физики и химики работали в тесном сотрудничестве, в результате чего американцы и японцы получили Нобелевские премии. Первое совещание состоялось в горном селении Пасанаури, вблизи Душети (Грузия). Там участники пили прекрасное вино и наблюдали броуновское движение грузовиков по Военно-Грузинской дороге. А вот о втором совещании в Агверане (Армения) я расскажу более подробно, ибо (1) там я был трезв, как стёклышко по причине, о которой сейчас поведаю, и (2) трезвыми глазами узрел поведение пьяных научных работников. Последнее ввергло меня в уныние, так как понял я, что в иные моменты и сам, небось, выглядел не лучше других приверженцев Бахуса. Кроме того, любопытные картинки с выставки человеческих пороков были мной восприняты и сохранены в памяти, в то время как даже лёгкое опьянение смазало бы эти выпуклые сцены.
А не пил я потому, что меня совратил мой институтский приятель Витя М., который вообще не употребляет спиртное, да ещё и бегает марафон в свои 70 с гаком! Мы жили в одном номере и практиковали зарядку, совмещенную с завтраком. Дело в том, что участники совещания разместились в трёх пансионатах вместе с простыми армянскими трудящимися. Заседания же проводились только в одном пансионате (не в нашем), куда нас возил автобус. Еда была очень бедная и некачественная, но лучшие куски всё-таки можно было найти и ухватить в любой из столовых. В каждой из них была своя изюминка. А мы имели право питаться в течение 45 минут в любом пансионате. Дорога между ними вилась серпантином, так что поклевать в трёх местах не успел бы никто. Кроме нас. Мы быстро завтракали у себя, съедая лишь самое вкусное из предложенного. Затем, не насытившись, карабкались из нашего нижнего дома отдыха по склону вверх. Там мы проглатывали еще какие-нибудь вкусности, а затем спешили в верхний корпус, где окончательно наедались и шли в конференц-зал. Таким образом, мы выдерживали физическую форму, сносно питались и посещали все заседания. Сейчас я бы, наверное, умер бы во время первой попытки штурмовать гору.
Самым интересным событием в Агверане, как и на любом удавшемся научном собрании, стал банкет, проходивший (это очень важно для дальнейшего!) в нашем пансионате. Армянские друзья в условиях щемящей бедности того каменистого пустынного края сумели достать вдоволь еды и много вина и водки. Пир шёл горой, а мы с Витей с лицемерным осуждением наблюдали за тем, как люди постепенно превращались в хрюкающих друзей человеческой расы. Особенно усердствовали отраслевики, то есть работники закрытых отраслевых институтов прикладного характера. Было их тогда немеряно. Что они сделали для фундаментальной науки, которая была предметом совещания, я не знаю. Думаю, что ничего. С прикладным аспектом, по-видимому, тоже было негусто, так как ни одного придуманного этими парнями прибора в продаже не было. Ну, а чисто военные достижения и усилия к концу десятилетия и вовсе угробили Советский Союз. Выдающийся украинский учёный, Борис Георгиевич Лазарев, подводя итоги одной из конференций, с горечью отметил, что итоги и перспективы обсуждаются сидящей в зале горсткой сотрудников Академий наук, а навязанные Оргкомитету свыше отраслевики и преподаватели вузов, которые «просачковали» всю конференцию, не явились и на её финальную часть. Борис Георгиевич недобрым словом помянул «Орионы», «Сатурны», «Марсы» и другие «почтовые ящики», но видно было, что старик сдерживался: ему хотелось сменить лексику, а позволить себе это он не мог.
В Агверане на банкете отраслевики выпили, сколько смогли, но водку следовало запасти на опохмелку, так как магазинов в посёлке не было, а привезенное с собой горючее окончилось задолго до банкета. Поэтому они начали тянуть со стола непочатые бутылки в уютные заблёванные гнёздышки своих номеров. Один из них притулился возле опустевшего стола со сдвинутой скатертью, старенький уже бедолага, которого я впервые увидел только после завершения основного застолья, когда вовсю гремела танцевальная музыка, а по залу шелестела сакраментальная фраза: «Ты меня уважаешь?», естественно, в более интеллигентном оформлении. Отуманенную винными парами голову отраслевик опустил на тощую грудь, а рукою судорожно вцепился в авоську, полную полных бутылок водки. Никаких изысков – только она, родимая.
Нас с Витей это возмутило. Товарищам водки не хватило, а этот антиобщественный элемент сгрёб всё, что увидели его заплывшие глазки. Как это ведётся у истинно советских людей, мы решили экспроприировать экспроприаторов, то есть отобрать награбленное. Поэтому мы (как вы помните, абсолютно трезвые!) собрали пустые бутылки из-под водки, налили в них воду и закупорили, а потом поменяли сокровища отраслевика на приготовленные бутылки с водой. Водку же отнесли в наш номер. До конца конференции все друзья и знакомые благословляли наши щедроты, от которых набирались сил и вдохновения. Но история на этом не закончилась.
Когда мы вернулись в банкетный зал, человек с авоськой сидел в той же позе, но рядом уже вился чёрный ворон в лице молодого научного сотрудника. Немного в стороне стояла симпатичная аспирантка, которую намеревался соблазнить этот парень. Но для этого нужна была водка. И смелый юноша решился и вытащил из авоськи одну из бутылок. Почувствовав уменьшение той ноши, которая не тянет, отраслевик очнулся, мутным взором обозрел окрестности, прижал к пиджачной груди авоську и медленно пополз из зала. Больше я его не видел.
А удачливый похититель налил из бутылки два полных фужера девушке и себе. Свой он коварно едва пригубил, дабы не снижать мужскую силу, а аспирантку заставил выпить до дна. Наивный парень! Он явно нравился партнёрше, она совершенно не собиралась его упускать, и, почувствовав во рту воду, с удовольствием опорожнила фужер. Затем она умело притворилась пьяной, что вызвало у нас с Витей, единственных благодарных зрителей, заслуженное восхищение. Сам Станиславский несомненно сказал бы ей: «Верю!» Потом парочка удалилась в своё то ли логово, то ли гнёздышко, а мы пошли гулять, наслаждаясь горным воздухом.
Последним банкетом советского типа в моей жизни был банкет на Втором международном симпозиуме по высокотемпературной сверхпроводимости и туннельным явлениям (1994 год). Проводился симпозиум в Славяногорске (ранее и позднее, Святогорске) под руководством профессора Владимира С. Японцы дали деньги на проведение симпозиума, а за окном было чудесное начало сентября. Поэтому на столах всегда (то есть целый божий день) лежали горы фруктов, арбузы и ещё что-то съестное. И стояли водка и коньяк. То есть можно было пьянствовать целый день, пить вечерами, а потом – надраться на банкете, что и произошло.
Я удивляюсь, как на фоне всего великолепия, утешавшего участников в течение каждого дня, удалось организовать блестящий, чудесно организованный и вкусный банкет, но Володя это сделал, что обеспечило ему почётное место в этих заметках. Однако, всё блестящее имеет свою изнанку, как перевязь Портоса. Ночью молодые голландцы падали с балкона второго этажа на гостеприимную украинскую землю. Падали несколько раз, но никто не получил ни одной царапины, ибо Бахус бережёт своих горячих поклонников. Шум стоял до утра. Спать было невозможно, хотя очень хотелось. Зато весьма не хотелось подниматься на завтрак.
Многие участники пропустили не только завтрак, но и утреннее заседание. А я не мог, так как вредный Володя попросил меня председательствовать именно на этом заседании, а я не заметил подвоха. Выпив послебанкетным утром несколько чашек отличного кофе, я поплёлся в душный тёплый зал, где основной контингент слушателей составляли несчастные докладчики. Первым на сцену вышел молодой японец. Если читатель никогда не слышал японские доклады на английском языке, то по-настоящему он или она меня не поймут. Дело в том, что на научных конференциях встречаются немецкий английский, французский английский, русский английский и т. д. Японский английский отличается от них полной хаотичностью, наглым игнорированием грамматики и невнятностью произношения. Но «мой» японец переплюнул своих соотечественников. Он вставлял в доклад японские слова, превративши английскую речь в оригинальный суржик. И, самое главное, прозрачные листы с текстом, рисунками и формулами (в то древнее время Power Point еще не вошел в обиход научных работников) тоже были на японском языке.
Докладчик облегчил нашу участь тем, что, как у них водится, фамилии, термины и формулы выписываются всё-таки на английском. Тем не менее, поняли мы мало, хотя старались. Я же под журчание чужеземной речи, разомлевши от тепла, сладко заснул, сохраняя ради приличий вертикальную форму. Привёл меня в чувство чей-то пинок в бок. Я огляделся и увидел, что японец с надеждой смотрит на меня, требуя ритуальных действий председателя. Оказывается, он уже пару минут, как окончил говорить, а разбудивший меня пинок был не первым. Я поблагодарил докладчика за интересный доклад и, обратившись к крохотной аудитории, спросил, есть ли вопросы. Один из «летучих голландцев» ответил за всех, что изложение было столь совершенным, что вопросов не только нет, но и быть не может. Все присутствующие, включая осрамившегося председателя, согласились с высказанным мнением, и заседание было продолжено, хотя в уже более привычном режиме.
В конце 90-х прошлого века конференции сугубо внутреннего характера, а вместе с ними и возможности без стеснения повеселиться на банкете и неформальным образом, стали постепенно, но неуклонно угасать. Главная перемена, однако, заключалась в том, что уходили в небытие персонажи моих заметок: выдающиеся учёные, весёлые сообразительные аспирантки, молодые умники, обсуждающие науку и последний роман Айтматова одновременно, горькие пьяницы-отраслевики, московские менторы провинциального своеволия, малограмотные провинциальные ненавистники московского свободолюбия. Исчезала и материальная база, а именно, нелепые здания царского, довоенного и послевоенного времён, частично приспособленные для функционирования научных собраний. Вместо этого строились шикарные подобия заграничного великолепия, страдающие неисправимым недостатком – отсутствием души. Кроме того, в них всегда что-нибудь да не работает, потому что специалистов «золотые руки» уже нет.
Последнего динозавра отраслевой науки - залётного московского гостя я встретил на уже тоже давней конференции по физике сверхпроводимости, которую проводили под Киевом, в курортной Пуще-Водице. Этого пожилого солидного упитанного мужика поселили со мной и ещё одним киевлянином в комнату сомнительного качества на первом этаже в одном из корпусов санатория брежневской постройки.
На банкете отраслевик поразил меня тем, с какой скоростью он напился. Три тоста, которые последовали один за другим, он воспринял всерьёз и «хлопнул» три стакана водки подряд. После этого его единственной целью был родной для него (и для нас с коллегой тоже) номер. Его исчезновение нас не очень огорчило, и мы продолжали веселиться в излюбленной советской манере и, что немаловажно для душевного равновесия, используя исключительно родные русский и украинский языки. Это позволяло шутить и воспринимать шутки, не упуская нюансы. Итак, всё было отлично до тех пор, пока мы не пошли спать. Не тут-то было! Сосед не только закрыл дверь изнутри на ключ, но и выход на балкон закупорил с помощью щеколды. Сам же он в отличном чёрном костюме былых богатых времён улёгся на пол и, не дойдя до туалета, сделал то, что собирался сделать в этом помещении.
Бродили мы по корпусу, как сомнамбулы, до трёх часов утра, ожидая выхода нашего героя. Действительно, в это время он приоткрыл дверь и поспешил в желанное заведение. Мы только успели отобрать у сопротивляющегося мужика ключ, чтобы он опять не заперся.
На следующий день страдалец посещал общественные места исключительно в шерстяном спортивном костюме с белой каёмкой, а к вечеру исчез. Наверное, отправился в родную Москву сетовать на обиды, которым подвергся в отделившейся строптивой Украине.
Так закончилась счастливая хмельная эпопея советской науки. Ухудшение благосостояния нанесло пьянству смертельный удар. Если оно возродится в будущем, то уже на иной основе, и его участниками станут люди иной ментальности, племя молодое и незнакомое. Но как бы то ни было, существование спонсированного государством научного пьянства является следствием здорового состояния державных финансов и свидетельством наличия извилин в мозгах властителей. Проведение научных банкетов – это индикатор счастливой жизни страны и залог её зажиточного будущего. Пьянство же является символом свободы самовыражения каждого человека перед лицом неизбежного и небезболезненного окончания индивидуальной жизни.
Приложение
СЕКРЕТНОЕ ОРУЖИЕ РУССКИХ - АЛЬТШУЛЕР И АРОНОВ
В стране не хватает воды и угля,
И нефтью совсем оскудела земля,
Большой недобор чугуна и пшена,
И лето короче, и позже весна.
С наукою тоже не гладко, отнюдь,
Нет опытов главных, хватающих суть,
Япония, Франция, Англия, США,
Приборов нам в долг не дают ни шиша.
Что делать при этом, как быть и как жить,
Как нашу науку по мерке ушить?
Догнать, обогнать и оставить в заду
Империалистов проклятых орду?
И выход был найден из терниев тех,
В ЛИЯФ[10] передал его старый Физтех[11].
«Оружье секретное»,– шепчет молва:
«Снаряд А-один и ракета А-два».
Летят на страницы журналов они,
Мозги очищая от разной фигни.
И вот уж Союз далеко впереди,
Дыханье победы клокочет в груди.
Его не объять хитроумием рифм:
Аркадий и Боря нашли логарифм,
Торжественный всех ожидает момент,
Сольётся с теорией эксперимент.
Помрёт Фукуяма от страшной тоски,
И Андерсон стрельнет из кольтов в виски.
На кладбище ЖЭТФа[12] успехи взросли,
Альтшулер-Аронов Россию спасли.
Начало 90-х
Примечания
[1] Под русской литературой здесь и ниже понимается литература русскоязычная, а под отечественными авторами – авторы, взращенные под знаком «совка». Даже великолепный знаток русского языка, родившийся и творящий, скажем, на берегах Тибра или Рейна, не поймёт странного аромата уходящей нелепой эпохи. Она исчезает под неосознанным давлением еще худших потомков, как исламские мавзолеи Тимбукту или высеченные в скалах буддийские храмы Афганистана, впоследствии намеренно разрушенные радетелями истинной веры.
[2] Диплом физика-ядерщика был выдан мне в 1969 году. Ни одного дня я не работал по этой специальности – ирония судьбы.
[3] По-украински, человек, сочиняющий байки (басни), называется «байкар». Но так как мои байки являются истинными историями, лишь слегка отретушированными для прохождения нравственной цензуры, то в качестве автора я бы скорее принял самоназвание «байкер».
[4] Юпитер, ты сердишься – значит, ты неправ!
[5] Я всегда удивлялся, почему старший брат живёт беднее многих младших (не всех: таджики жили ещё хуже), но ответа не знаю до сих пор. Лучше всех жили два народа – москвичи и ленинградцы – и поэтому я приезжал из поездок в столицы, нагруженный, как среднеазиатский ишак, едой, продукцией лёгкой промышленности братских стран социализма и книгами.
[6] Первую серьёзную работу по биофизике я сделал через 30 лет после описываемых событий.
[7] Л.Д. Ландау и Е.М. Лифшиц, Статистическая физика, Часть Первая, 1976 (Наука, Москва).
[8] Первая школа была проведена в селении «Коуровка».
[9] Крупный учёный в области сверхпроводимости, к сожалению, уже покойный.
[10] Ленинградский институт ядерной физики
[11] Физико-технический институт имени Иоффе в Ленинграде.
[12] Журнал экспериментальной и теоретической физики – один из ведущих научных журналов в мире до конца 80-х годов ХХ века.
