Что есть вера?
(Транскрипт аудиозаписи, 26 сентября 2000 г. , London, UK)
Перевод Бориса Дынина
Говард Джексон: Дорогие друзья! Добро пожаловать на новый цикл лекций Главного раввина. Спасибо за участие. Мы очень благодарны ему за усилие найти время на подготовку этих лекций и на встречи с нами в ближайшие месяцы.
Цикл “Faith lectures” состоит из шести лекций, и хотя каждая из них не зависит от других, наибольший эффект будет достигнут от посещения их всех. Эта серия является ответом на огромный спрос среди молодых членов еврейской общины. Признавая важность утверждения веры через образование, они обратились к главному раввину с просьбой о встрече. Большое спасибо всем тем, кто задумал и организовал этот цикл.
После лекции Главный раввин ответит на два или три вопроса из зала. Пожалуйста, задавайте вопросы, связанные с темой этого вечера. Кроме того, пожалуйста, оставьте письменные отзывы и вопросы, на которые вы хотели бы услышать ответы в следующих лекциях.
Теперь, если вы отключили свои мобильные телефоны, мы начинаем лекцию на тему: «Что есть вера?» Слово Главному раввину, профессору Джонатану Саксу.[Аплодисменты]
Главный раввин, профессор Джонатан Сакс: Говард! Большое спасибо и искренняя благодарность Вам и организационному комитету за приглашение прочитать лекции и особенно большое спасибо всем, кто присоединился ко мне в начале путешествия, самого волнительного какое только может быть - путешествия идей.
Позвольте мне начать с любимой мною истории о профессоре английской философии, приглашенном в Пекин выступить с лекцией. Не зная китайского, он, конечно, воспользовался услугами переводчика. Он начал говорить и после нескольких предложений остановился, чтобы дать слово переводчику. Но тот помахал ему и сказал: "Продолжайте, я скажу, когда остановиться». Он говорил примерно 15 минут. Тут переводчик обратился к аудитории и сказал несколько слов. Вы должны извинить мой китайский. Он сказал нечто вроде: «Хой хи ва чихо». Четыре слова, а затем "Продолжайте. Продолжайте ".
То же самое произошло еще через 15 минут. Профессор говорит о сложных философских вещах, а переводчик произносит только несколько слов. То же самое повторяется после 45 минут, а в конце лекции переводчик произнес вообще только три слова. Как только аудитория покинула зал, профессор обратился к нему: "Невероятно! Я прочитал сложнейшую лекцию по метафизике, а вы смогли ее сжать в несколько слов. Что вы сказали?" И переводчик ответил: "Ну что ж, это было просто. Через 15 минут я сказал: "До сих пор он не сказал ничего нового». Через 30 минут я сказал: "До сих пор он не сказал ничего нового». Через 45 минут я сказал: "Я не думаю, он скажет что-нибудь новое», и через час я сказал: «Я был прав»». [Смех в зале]
Теперь, друзья, я решаюсь на очень рискованный шаг. Я никогда не делал ничего подобного, но теперь хочу рискнуть и увидеть, можно ли сказать что-то новое – последовательно и радикально - о религиозной традиции в два раза старше христианства, в три раза старше ислама, о традиции, история которой покрывает три четверти всей истории человеческой цивилизации.
Можно ли сказать что-то новое об иудаизме?
Я верю, можно, и думаю, мы должны пытаться. Я желаю каждому из вас shanah tovah, хорошего НовогоГода. Но подумайте о слове шона на иврите. Вы знаете, что оно производно от глагола лешанот, означающего, с одной стороны, «повторить», - мишне - сделать что-то во второй раз точно так, как вы делали это в первый. Но лешанот также означает «изменить», сделать что-то во второй раз по-другому, не так, как уже делали. Другими словами, два значения, которые являются противоположными, даже противоречивыми, и выражаются разными словами в большинстве языков - «повторение» и «изменение» - на иврите представлены одним словом.
Каждый раз, когда мы воспроизводим наш опыт веры, мы находим в ней нечто новое. Новое есть старое, старое есть новое. Увидим, сможем ли мы достигнуть этого в ходе моих лекций.
Для меня, несомненно, это огромное приключение. Приходя сюда, я сам буду узнавать, куда ведут мои размышления, ибо не имею понятия, где окончится наше путешествие. Но я попытаюсь сделать то, что никогда не делал раньше - выразить свою личную философию, объяснить иудаизм, как он открылся мне за эти годы. Я не буду заниматься апологетикой, сводить разговор к защите иудаизма и еврейской традиции от их критиков. Я думаю, это важно, но не собираюсь тратить на это время. И не собираюсь излагать отполированные мысли, выражающие то, что все мы, включая меня, уже знали.
Как я уже сказал, я решаюсь рискнуть. Моя работа не окончена, идеи продолжают формироваться. Но если я добьюсь успеха, я скажу: Барух ашем, благословен Г-осподь, а если я потерплю неудачу, повторю прекрасные слова великого учителя Мишны рава Шимона Амсони. После признания работы всей своей жизни ошибочной он сказал: Кешем шекибалти сахар аль hадриша ках экабель сахар аль hаприша («Как я получал Б-жью награду за разъяснения, так я получу ее за отказ от них»).
Так что, если даже ошибусь, я надеюсь, мои усилия не останутся без награды. Но мы собрались, и я начну с двух очень простых историй. Нас ждет трудное путешествие. Начнем его налегке.
Случается так, что во время визита в Иерусалим, обычно раз в два года, мне надо постричься. Я всегда иду к одному и тому же парикмахеру в маленькую аллею. Мастер, старомодный восточный сабра, которому должно быть хорошо за 70, вспоминает Британскую империю недобрым словом. Я не бываю у него часто, и он забывает меня. При встрече спрашивает: "Откуда ты?». Я говорю: "Из Англии». Лицо у него становится напряженным, и он отвечает: "Я воевал против англичан в 47". И углубляется в долгие воспоминания. А потом прерывает их, останавливается, улыбается и говорит: “Aval ha’Anglim hem gentlemanim”. («Но джентльмены остаются джентльменами».)
Теперь послушайте. Даже только для того, чтобы произнести это слово gentlemanim, выразить его смысл, он должен использовать английский язык. Некоторые слова просто непереводимы.
Позвольте мне привести вам еще один пример. В 1995 году мне выпала большая честь получить так называемую «Иерусалимскую премию» (премию Еврейского университета, не «Jerusalem Prize» по литературе – Б.Д.). Чрезвычайно приятно. Вы получаете ее в День Иерусалима в Кнессете. На следующий день я был приглашен на прием к очень важному в Израиле общественному лицу, имя которого я не назову по понятным причинам. Как бы там ни было, прием был в мою честь, и это лицо в своей речи сказал (к счастью на иврите, так что мои родители не могли его понять): "Я вижу, Главному раввину Саксу была присуждена премия за заслуги хинух торани багола (в еврейском образовании в диаспоре). Хинух торани зе йотер тов ми-клюм (еврейское изучение Торы – лучше, чем ничего), но…», - и он произнес речь, обличающую религиозное образование.
После возвращения в Лондон на завтраке с квод ha-шагрир (уважаемым послом Израиля) я сказал: «Теперь я понимаю, почему в еврейском языке за 4000 лет не появилось слово, означающее “tact”(«такт»)». [Смех в зале]
Это интересно. Почему? Потому что эти истории ясно демонстрируют важную вещь: не всё, что вы можете сказать на одном языке, можно перевести на другой. И я хочу подчеркнуть: это важная деталь, очень и очень существенная. Если вы, действительно, хотите знать разницу между одной и другой культурами, одной цивилизацией и другой, посмотрите именно на те слова, которые существуют в языке одной из них и непереводимы на язык другой.
Позвольте мне сказать «для примера». Я уже дал вам пример. Иврит не имеет слова со значением «такт». Кстати, были бы вы удивлены, узнав, что на иврите нет слова, означающего «underestimate» («недооценка», «преуменьшение»)?
Теперь послушайте. Позвольте мне предложить вам гипотезу. Вот она: чем дольше стране удается сохранять непрерывный суверенитет, тем больше слово "нет" приобретает смысл «да».
(Вы со мной?) Вы, я думаю, знакомы с особым видом английского языка. Вспомните телевизионную программу, популярную несколько лет назад: “Yes, Prime Minister” ("Да, Премьер-министр!")? Существует особый вид английского, так называемый ‘Sir Humphrey talk’ ("Сэр Хамфри разговор» - сэр Хамфри герой программы - Б.Д.). Вы знаете, что я имею в виду? Если он считает, что премьер-министр собирается предпринять нечто совершенно сумасшедшее, он говорит: "“Courageous, Prime Minister.” («Отважно, Премьер-министр). Если он думает, что тот совершенно ошибается, он говорит: "Up to a point, Prime Minister”. («До некоторой степени, Премьер-министр» – В переводе теряется иронический нюанс. – Б.Д.).
Иными словами, страны, сохранявшие долгое время суверенитет, научились применять смазку вежливости к трению человеческих конфликтов. Они не смогли бы выжить без этого. Без этого они бы раскололись на части. Поэтому, на самом деле, очень значителен тот факт, что иврит не имеет таких слов как «такт», или «преуменьшение» или «circumlocution» («иносказание»). И это потому, что еврейский народ не знал суверенитета большую часть своей истории.
(Вы со мной?) Раньше нам не нужно было держать народ вместе ради сохранения суверенного государства. Мелочь оборачивается большой вещью. Потому что, если вы всмотритесь в язык евреев, вы увидите, что фундаментальным вопросом еврейской истории и существования евреев стало современное государство Израиль. И сегодня евреи могут развить своего рода вежливость, тактичность, дипломатию - своего рода «Кроткий ответ [что] отвращает гнев", который позволит евреям в Израиле быть несогласными без раскола.
Здесь, мне кажется, заключен главный вопрос, стоящий сегодня перед государством Израиль. Одно слово, отсутствующее в языке, может сказать нам нечто очень важное, о чем следует подумать в нашем нескончаемых спорах друг с другом. Понятно? (Вы со мной?)
Пока дела идут неплохо. Теперь я хочу сказать вам, что я намериваюсь достигнуть в этих лекциях.
Есть великая книга, написанная в начале шестидесятых годов американским философом Томасом Куном, «Структура научных революций». Она ввела в язык одну чрезвычайно важную фразу: "смена парадигмы". Вы знакомы с ней, да? Смена парадигмы.
Вот теория Куна. Каждый думал, что дело ученых наблюдать мир и на основе наблюдений строить теории. Это то, что называется индукцией: познание из наблюдения. Кун сказал: «Нет», так это не работает. Ученые начинают с теории. Они начинают с представления о том, как выглядит мир, как одна вещь связана с другой, и затем они смотрят, соответствуют ли факты теории. Если это хорошая теория, большинство фактов согласуются с ней. Но не все. Некоторые не соответствуют. И до тех пор, пока теория побеждает, детали, не укладывающиеся в нее, игнорируются или оставляются в стороне. Они – только странности.
В конце концов, кто-то замечает, что эти исключения, необъясненные теорией, на самом деле имеют принципиальное значение, и изобретает новую теорию, объясняющую не только те факты, что были поняты раньше, но и странности, остававшиеся в стороне непонятыми. Так произошло при переходе от физики Ньютона к физике Эйнштейна и при возникновении дарвинизма. Ученые начинают всматриваться в исключения, и когда они обращают на них серьезное внимание, они готовы к смене парадигмы. И сдвиг парадигмы выражается в радикально новой теории, в революционном изменении нашего понимания мира.
Это именно то, что я попытаюсь сделать в этой серии лекций: предложить радикально новую теорию, которая фактически является сменой парадигмы в нашем понимании иудаизма. Позвольте мне дать вам для пояснения два небольших примера, которые, я полагаю, не вписываются в любое из известных мне толкований иудаизма, но которые каждый из нас мог заметить в тот или иной момент. Хорошо? Я укажу на две странности иудаизма, знакомые всем нам, но не объясненные. Сможете ли вы справиться с ними?
Позвольте мне задать вам простой вопрос? Когда время для тшувы (возвращения и раскаяния)?
Когда? [Неразборчиво: ответы из аудитории] Ну, обычный ответ будет таким: у нас есть десять дней, начиная с Рош а-Шана с кульминацией в Йом-Кипур, дни известные какАсерет йемей тшува (Десять дней покаяния). Не так ли? Так что мы имеем исключение – десять дней в году, посвященные тшуве. Тем не менее, вы абсолютно правы. Каждый день, по крайней мере, по будням три раза в день мы говорим: Слах лону овину ки хотону, мхойл лону малкейну ки фошону («Прости нас, Отец наш, ибо грешны мы»). Мы молимся о тшуве.
Гемара говорит: «Мы судимы каждый день».
И вот очень простой вопрос: «Почему, если тшува должна быть каждый день года, мы выделяем для нее особые десять дней покаяния в году?» (Вы со мной?) Это очень простой вопрос. Пропустим его. Я еще вернусь к нему. Он окажется очень значительным в конце. Ни одна теория не объясняет, почему, если тшува необходима каждый день, мы должны специально выделять для нее десять дней.
Позвольте мне задать вам второй вопрос. Какое любимое занятие евреев? [Неразборчивые ответы из аудитории.]
Еда? О, боже! Дискуссии! Вот это да! Вы, должно быть, вращаетесь в приличном обществе. Спор! Много лет назад, помнится на ББС, прошла серия передач под названием The Long Search («Долгий поиск»), посвященная мировым религиям. Некто, не еврей, посмотрел передачу об иудаизме и был поражен. Он назвал его «Святой аргумент».
Такая реакция чрезвычайно интересна. Подуйте, что есть Гемара? Каждый еврейский текст, каждый раввинский текст представляет собой следующее: рабби Х говорит то, рабби Y говорит это. Не только в тексте самой Гемары, но, как вы знаете, если изучали страницу Талмуда, вокруг текста Гемары разворачиваются все новые и новые аргументы между Раши (Франция , 11 век), его детьми и внуками, известными как тосафисты или Баалей Тосафот. Так что в Талмуде аргумент вращается вокруг аргумента, а Талмуд есть аргумент вокруг аргументов Мишны, выделенных особыми шрифтом – аргументы об аргументах об аргументах.
Возьмите стандартный текст Хумаш (Пятикнижия) в классическом издании Микраот Гедалот, где отрывки из Торы кружены непрерывно разворачивающимися аргументами. Здесь ее прочтение Раши; здесь ее прочтение его внуком Рашбам. Здесь Ибн Эзра, Рамбан, Хизкуни, Радак, Сфорно и т.д. и т.д. Такая страница Торы представляет собой непрерывно расширяющийся аргумент. Если вы должны были бы кратко охарактеризовать религиозную литературу раввинского иудаизма, лучшее, что я мог бы вам посоветовать, это сказать о ней: «антология аргументов».
Но не только это. Мы говорим об аргументах, но как мы видим их в иудаизме? Махлокот лешем шамаим («Аргументы во имя Небес»). И я не знаю другой литературы любого жанра подобной Раши и Тосафот. Я не знаю ни одной другой книги, напечатанной с такой типографской разметкой. Даже Arden Shakespeare не таков! Вы знаете, что я имею в виду?(The Arden Shakespeare – продолжающееся академическое издание Шекспира с комментариями – Б.Д.). Там авторы уже разобрались с аргументами, прежде чем написать комментарии.
Нет другой книги подобной Микраот Гедалот, или Талмуду, или Шулхан Арух. Более того, перед нами не только аргументы во имя Небес. Что является абсолютно уникальным, это спор с самим Небом. Пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь, но я не встретил чего-либо подобного в другой литературе. Авраам спорит с Богом. Моисей спорит с Богом. Иеремия спорит с Богом. Также и Иов. И вопрос не только в том, почему евреи спорят? Я полагаю, все спорят. Вопрос в том: почему аргумент является центральным моментом еврейской жизни? Почему он является центральной структурой еврейской мысли? Почему аргумент является стандартной формой еврейского ответа на все?
Вы знаете почему? Есть ли ответ на мой вопрос?
Такова центральная особенность иудаизма, которую никто не объяснил. Это подобно странностям в ньютоновской физике: искривление света и его максимальная скорость, установленная экспериментом Майкельсона-Морли и ставшая истоком теории относительности Эйнштейна. Это подобно странностям в до-дарвиновской биологии: возникновение и разнообразие видов. Так и здесь, перед нами необъясненные странности в иудаизме: еврейский аргумент, наличие специальных дней для будничных вещей и др.
Я думаю, я знаком с литературой. Никто не объяснил, что нам делать с этими феноменами? Как понять феномен еврейского календаря и феномен еврейской дискуссии?
Тот факт, что стандартные теории иудаизма не объясняют их, говорит мне о необходимости сдвига парадигмы в нашем понимании иудаизма. Позвольте мне предварительно объяснить вам мою точку зрения.
Западная цивилизация является продуктом двух очень мощных цивилизаций. С одной стороны, Древняя Греция. С другой стороны, древний Израиль. Афины и Иерусалим.Соответственно, с одной стороны мир Сократа, Платона и Аристотеля, а с другой – праотца Авраама, рабби Моисея и пророков.
Это две очень разные культуры, но мы предполагаем, что они более или менее переводимы друг в друга, что древняя Греция и древний Израиль просто два способа говорить о принципиально одном и том же. Почему мы думаем так? Я скажу вам, почему. Потому что европейская культура основана на христианстве, которое после обращения Константина в 327 году н.э. стала доминирующей культурной силой в Европе. А христианство представляет собой синтез двух культур. Его родиной был Израиль, но сфера деятельности Греция и Рим, эллинистический мир. Таким образом, перед нами цивилизация, основанная на христианстве, которое соединило миры древнего Израиля и Древней Греции, и мы думаем, что они переводимы одна в другую.
Тем не менее, хотя первые христиане были евреями, что, конечно, очень важно, я не уверен, часто ли люди задаются вопросом о языке первых христианских текстов. Все они написаны на греческом! С самого начала христианство, хотя в нем есть нечто еврейское, было выражено на языке Греции. И это влияет на западную цивилизацию и по сей день. В самом сердце ее лежит непризнанное и нерешенное противоречие между греческими и еврейскими началами с доминированием греческих.
Но вопрос не сводится к тому, что в иудаизме есть много слов, непереводимых на греческий язык. Это просто. Но я хочу сказать нечто гораздо большее! А именно: глубинная структура еврейской мысли не может быть выражена доминирующими категориями западной мысли. Западная мысль основана на греческой модели, в корне отличающейся от еврейской. И потому что мы не осознаем этого, мы представляем себе иудаизм более простым, более прирученным и одомашненным, чем он есть на самом деле.
На самом же деле, иудаизм очень иной. Настолько иной, что каждый раз, когда мы используем слова «вера», «знание», «истина» и т.п. и думаем, что знаем их значения, мы не учитываем, что в иудаизме они означают нечто отличное от того смысла, каким они наполняются при переводе на английский язык, и какой кажется нам понятным. Они не означают то, что мы думаем они означают.
Чтобы войти в мир иудаизма, мы должны выучить иной язык, иную систему мышления, иной способ вхождения в мир. И это то, что я хочу предложить вам в моих лекциях. Я думаю, можно сказать нечто новое, радикально новое о традиции, о которой мы думали, что знали всё. Сможем ли мы научиться слушать особый голос иудаизма? Сможем ли мы услышать то, что непереводимо в его формах мышления? Сможем ли мы услышать в нем новое для нас?
Здесь кончается мое предисловие. Теперь позвольте мне начать, и я начну с самого начала, от начала всех начал. Берешит бара Элоким - «В начале сотворил Бог". Прежде всего, я хочу указать на проблему, несомненно, известную некоторым из вас. Она заключена в начальных главах книги Берешит, которые дали контекст и импульс одному из великих произведений еврейской мысли 20-го века.
Кто-нибудь угадывает, что я имею в виду? Какая замечательная работа начинается с Берешит 1 и Берешит 2? Кто-нибудь знает? [Неразборчиво: ответы из аудитории.] Соловейчик! В самом деле! Известное эссе рава Соловейчика, благословенной памяти, опубликованное в 1965 году: The Lonely Man of Faith («Одинокий верующий человек»). РавСоловейчик начинает с проблемы, и я собираюсь начать с той же проблемы, хотя вы увидите, мой анализ будет отличаться от его.
Итак. Те, кто не читал эссе, просто сконцентрируйте свое внимание, потому что то, о чем идет речь, читалось нами много раз без внимания к тому, о чем я буду говорить. Тора содержит не один, но два рассказа о Творении: Берешит 1 и Берешит 2. И они отличаются друг от друга почти на уровне противоречия.
Что сказано в Берешит 1, безусловно, одном из самых влиятельных текстов во всей истории. Бог говорит, и Вселенная получает бытие. Бог говорит: «Да будет..." и совершается творение, и Он видит, что сотворенное хорошо. Тридцать одна строка этой главы изменила курс человеческого воображения. Впервые Бог был увиден не в природе, но радикально выше ее, за ее пределами, вне ее. Во всех древних литературах мира есть мифы творения. В них бог неба борется с богом моря, или боги идут на войну и пр. и пр. Мардук и Тиамат! Я уверен, вы знаете все эти вещи. Мы прочитали всех еретиков. Прав ли я? Я уверен, вы их прочитали!
Но ничего подобного нет в величественном и удивительном процессе без конфликта и напряжения библейского повествования о возникновении мира по творческому слову Бога.
Берешит 1 произвел революцию, технически известную как демифологизация, в видении мира людьми. Мир был избавлен от мифа. По словам величайшего социолога Макса Вебера, не большого любителя евреев, западная цивилизации, западная рациональность родились в Берешит 1, где люди впервые поняли мир без мифа.
И все-таки, глава Берешит 2 очень отличается от Берешит 1. Здесь чувствуется иное настроение. Вместо командной высоты на вершине мира, мы находим себя в Эдемскомсаду. Бог вдруг оказывается ближе к нам, более интимным, заинтересованным в человеческой ситуации. Он берет глину, создает первого человека - афар мин ха-адама - и дает ему жизнь – нишмат хайим.
И затем, как любой еврейский родитель, Всемогущий начинает волноваться. Его сын не женат. Вы знаете, о чем я говорю!
Помните межконфессиональные медицинские вопросы этики? Когда начинается жизнь? Католики говорят: жизнь начинается в момент зачатия. Протестанты говорят: при рождении. Евреи говорят: Когда дети получили образование, а мы внуков. Вы знаете, именно тогда жизнь только и начинается!
И вот Рав Соловейчик указывает на то, что вы увидите сразу, если сравните Берешит 1 и Берешит 2. Он указывает не просто на различия между ними, но на существенные различия вплоть до противоречия. Как человек описан в Берешит 1? Здесь он целем Элоким – «образ Божий». Нечто величественное.
Но как человек описан в Берешит 2? . Здесь он афар мин хадама – "прах земной". Радикально по иному. Там высота, здесь долина.
Второе. Что человечеству указано делать в Берешит 1? Умильу эт xаарец веxивешуа («Наполняйте землю, и обладайте ею») – подчините мир, учитесь управлять им.Овладевайте им. Что человечеству указано делать в Берешит 2? Почти полную противоположность. Бог помещает человека в Эдемский сад и поручает ему леовда улешомра(«возделывать и хранить»). Противоположные мандаты.
Третье. Как созданы мужчина и женщина в Берешит 1? Одновременно. Захар унекева бара отам Одновременно! Бог создал мужчину и женщину по образу своему. Между тем, во второй главе, совершенно другая история. Только после того, как человек был создан, Бог говорит: Ло тов лиhейот адам левадо ("Нехорошо быть человеку одному»), и привел всех животных к Адаму, чтобы видеть, как тот даст им имена, как он найдет себе пару. Но тот не нашел ее. И только после этого создана женщина. Как? Были ли они созданы вместе, или нет? По очереди? Как понять? Между главами нет согласия.
Четвертое. Очень важно то, что имя Бога отличается в этих двух главах. В главе Берешит 1, Бог называется Элоким. В Берешит 2 Он - Ашем Элоким. Четыре буквы имени Бога. Тетраграмматон.
Так что перед нами другая последовательность событий, другое настроение. Четыре противоречия в двух рассказах о Творении. Что нам делать с ними?
Очевидно, можно пойти по пути, взятом в 19 веке библейской критикой: «В чем проблема? Нет проблемы, потому что эти две главы были написаны разными людьми в разное время».
Однако я должен сказать, – и мы еще обсудим это в специальной лекции, – здесь происходит ошибочное смещение категорий. Это видение вещей в совершенно искаженном свете. Библейская критика не читает текст как текст. Она читает за текстом и говорит: «Давайте забудем о тексте, поговорим о людях, кто написал его». И это ошибка.
Представьте себе трех человек, читающих, например, роман Диккенса, скажем, «Тяжелые времена» или «Дэвид Копперфильд». Один из них психиатр, кто по прочтении «Дэвид Копперфильд» понял, что Чарльз Диккенс испытал в детстве тяжелый гнет родителей. Стандартная психоаналитическая интерпретация. (Не забывайте, не только евреи имеют родителей!) [Смех в зале] Другой читатель - социолог, кто читает Диккенса, чтобы узнать условия жизни рабочего класса в викторианской Англии. Третий – американский историк культуры. Он читает и говорит: «Типичная dwem book (dead white European males – «мертвые белые европейские мужчины – Б.Д.). Забудьте о книге. Она вне нашей программы!».
Таким образом, каждый прочитывает текст с целью открыть для себя нечто позади текста. В соответствии со своим образованием и опытом, социальным и политическими положением. Рибоно шел олам (Владыка мира!) Читайте текст! Забудьте о том, что позади теста! Это очень важно в случае ТАНАХ, В действительности более важно, чем в отношении к любому иному тексу других цивилизаций. Тора фактически говорит, и говорит в самом начале, что именно текст является первоначальной реальностью, что именно язык является реальностью. Как Бог создал мир? С помощью слов. "Барух шеамар («Благословен Тот, Кто сказал»). Вехайей олам («И мир возник»). Для евреев слова являются радикально творческой силой. И, следовательно, читая Тору, мы должны читать ее слова. Не разрывать ее на куски и говорить: "Этому место здесь, этому место там". Мы должны читать текст, а не повод или контекст.
Путь решения проблемы посредством разговора о разных авторах оказывается абсолютно беспомощным для понимания самой сути проблемы, а именно: как мы должны понять очевидную противоречивость глав Торы?
Давайте обратимся к Раши. Почему существуют два разных рассказа о Творении согласно ему? Смотрите! Раши, великий классический комментатор, и его слова, типично для него, замечательны. Они остаются стандартным раввинским толкованием Торы. Раши говорит, что работа Бога, чье имя Элоким, есть мидат адин – атрибут Божьего правосудия.Слово ашем означает атрибут Божьего милосердия. Почему существуют два рассказа о творении? Потому что первоначально Бог создал мир в свете атрибута правосудия, но потом увидел, что мир не может существовать только на основе правосудия, и создал его заново, соединив правосудие с милосердием. Отсюда две главы о творении.
Замечательный комментарий! И я думаю, Раши прав, но это не прямой смысл текста. Что же делает Рав Соловейчик, поставив свой вопрос? Он отвечает указанием на экзистенциальную драму человека. Какие мы есть, в нас, по сути, сидят два типа человеческой личности. Рав Соловейчик называет один из них "величественный человек" (‘majestic man’), другой – «человек Завета» (‘covenantal man’). Извините! Имеется ли в виду и женщина (woman), когда здесь говорится о мужчине (man)? Поймите правильно. Рав Словейчик писал еще до эпохи политкорректности. Так что речь идет и о "величественной женщине», и о «женщине Завета».
Во всяком случае, дело заключается в том, что «величественная личность» стремится управлять миром, а «личность Завета» стремится чувствовать, жить в мире.«Величественная личность», если хотите, это ученый, «Личность Завета» - поэт. И мы есть то и другое согласно великолепной интерпретации Рава Соловейчика. Берешит 1 описывает «величественное человечество» по образу Бога, контролирующего мир и господствующего над ним. Берешит 2 описывает «личность Завета», которая помнит, что мы лишь прах земной и сотворены служить миру и хранить его. Мы оба. Поэтому эти главы оказываются рядом. Они обе истинны, и каждая из них есть часть того, чем мы являемся. И я думаю, это глубокое, трогательное и истинное видение.
Тем не менее, мой вопрос еще не имеет ответа: «Что это за литература, которая начинается с противоречия?» Вы открываете роман, но что это за роман, в котором вторая глава противоречит первой. «Что это за литература, которая начинается с противоречия?» Таков мой вопрос.
Здесь я попрошу вас отвлечься на минуту и вспомнить некоторые критические моменты в истории цивилизации, когда человеческая активность вырывалась из существующих соглашений и творила нечто радикально новое. Когда такое случается, мы имеем дело с взрывной смесью потому, что результаты нового творчества вначале вызывают шокирующее непонимание, и люди чувствуют себя оскорбленными.
Можете ли вы назвать примеры - из мира искусства? Известные! Что случилось в Париже в 1874 году? Первая выставка импрессионистов. Выставленные там художники были отвергнуты всеми галереями. Все отзывы – резко отрицательные: «Что это такое? Что за живопись?»
Второй известный пример: знаменитое первое исполнение Le Sacre du printemps («Весна священная») Стравинского в 1913 году, вызвавшее возмущение и беспорядки в зале, крики и шипение зрителей. Подобно конвенции лейбористов. [Смех в зале] В любом случае, это так. Происходит бунт.
Когда Стравинский нарушает границы музыки, когда Моне прорывает границы живописи, первоначально люди находят их творчество шокирующим и бессмысленным. Но, конечно, теперь мы знаем им ценность, мы научились видеть и слышать мир по-новому. И сегодня картины Моне и музыка Стравинского привлекают к себе толпы.
Теперь я хочу вспомнить два других впечатливших меня события, чрезвычайно интересных для меня. Первое произошло в Париже между 1907 и 1914 годами. В те годы два художника Пикассо и Брак создали особый род живописи – кубизм. Это была революция в искусстве. Возможно не перманентная, но интересная, более глубокая, чем революция импрессионистов, и я хочу объяснить, почему это так.
Импрессионизм уже сдвинул живопись от попыток изобразить вещи «как они есть» или, как мы думаем «как они есть», к попытке изобразить вещи такими, как мы их видим.Иными словами, сдвинуть искусство от «что есть» к «что нам видится». Это импрессионизм. Но кубизм идет дальше, и я должен объяснить вам, почему мне нужно, чтобы вы поняли кубизм? Он сделал нечто очень важное, что обернется критически важным для нашего понимания иудаизма.
Кубизм порвал с конвенцией, которая была общей практически для всего изобразительного искусства. Она заключалась в следующем. Когда вы смотрите на картину, что вы видите? Вы видите мир с определенной позиции, с точки рения зрения художника, с точки зрения идеального наблюдателя. Вы наблюдаете картину из иного мира, не из мира картины на двумерном холсте. Вы находитесь в другой сфере реальности, в другом метафизическом пространстве, отличном от пространства самой картины. Вы отстраненный зритель. Гипотетически вы там, где был художник, когда он писал сцену. Вы идеальный наблюдатель. Не так ли?
Таково репрезентативное искусство – от греков через Средние века вплоть до импрессионистов. Это видение реальности с некоторой определенной позиции, с точки зрения наблюдателя, находящегося в другом мире, не в том, который он наблюдает. Картина там, мы здесь, смотрящие на нее, отстраненные, зафиксированные на своем месте. У нас единственная точка зрения.
Что же сделал кубизм? Он взорвал эту конвенцию. И на самом деле, как мы воспринимаем мир? В действительности мы не узнаем физические объекты, стоя в стороне и глядя на них в благоговейном молчании. Как мы узнаем вещи? Мы ходим вокруг них. Мы касаемся их. Мы пинаем их. Вы знаете! Мы смотрим на вещи то под одним углом, то под другим, а затем, в конце концов, – особенно в детстве, - у нас возникает представление, как вещь выглядит с этой точки зрения, с другой, со стороны, с фронта. Мы узнаем ее и ее структуру. И кубизм положил вместе все эти многообразные представления на двумерный холст и сказал: «Посмотрите, вот из этой мешанины впечатлений и конструируется наше чувство реальности».
Кубизм отказался от фикции идеального наблюдателя. Это и есть кубизм.
Теперь остановимся на другом событии, известном вам вероятно, лучше меня, потому что я редко хожу в кино. Однако я помню один фильм, который вы, наверное, знаете и сможете сказать, если я ошибаюсь со своим примером. Был один момент, очень важный в истории кино, увиденное мною в детстве (хотя фильм был снят до моего рождения, я не такой уж старый). Я уверен, вы видели «Гражданин Кейн» Орсона Уэллса (Orson Welles’ Citizen Kane). Помните ли вы сцены в начале фильма с репортером, пытающимся разузнать детали частной жизни Кейна и с этой целью направляющегося к его бывшей жене, ставшей певицей в захудалом дешевом баре. Помните? Камера идет по вещам, вверх через вход в бар, вверх через разбитую и полугорящую неоновую вывеску, вверх от нее, по крыше и вниз через световой люк в бар.
Что-то случилось с кино в этот момент. Возможно, это случилось раньше, но я помню «Гражданин Кейн». А случилось вот что. Кино освободило себя от условностей театра.До тех пор большинство фильмов, хотя и не все, были подобны театру на пленке. Но двигающаяся камера освободила кино от условностей театра.
Я просто хочу напомнить вам и себе, что происходит, когда вы смотрите театральную постановку на сцене. Когда вы сидите в театре, вы наблюдаете за игрой, за действием, которое происходит в мире на сцене. Вы же находитесь в другом мире. Даже если вы ощущаете реальность драмы, вы на самом деле не часть мира на сцене. Вы не можете внезапно прервать сцену и крикнуть Отелло: «Яго лжет! Ради бога!" и изменить сюжет к счастливому концу! Вы не можете этого сделать! Потому что игра идет в одном измерении реальности, а вы находитесь в другом. У вас фиксированная выгодная позиция – точка зрения богов. Вы наблюдаете игру со стороны. Отстраненный наблюдатель может видеть и слышать все, но не может влиять на события.
Другими словами, двигающаяся камера Орсона Уэллса нарушила конвенцию статического наблюдателя. Она вдруг позволила нам взглянуть на вещи с движущейся точки зрения.
Я могу дать вам несколько иной пример, столь же сильный. Вспомните, что Том Стоппард сделал в своей первой пьесе, которую, думаю, вы знаете: «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» (Tom Stoppard, Rosencrantz and Guildenstern are Dead ). Его Розенкранц и Гильденстерн являются метафизической причудой, в которой, как можно вообразить, разыгрывается «Гамлет» Шекспира, но вы смотрите его из глубины сцены. Вы смотрите пьесу с точки зрения двух персонажей, почти не присутствующих в «Гамлете» Шекспира. Реальность раскрывается с иной и противоположной перспективы.
Другими словами, кубизм, Орсон Уэллс, Том Стоппард, отвергают традиционный способ представления реальности с позиции идеального наблюдателя, кто отстранен, кто видит, что происходит, но извне реальности того, что происходит. Эта одна точка зрения есть «взгляд ниоткуда», по замечанию американского философа Томаса Нагеля. Результат полного отстранения, разрушенный кубизмом и движущейся камерой.
Теперь я хочу объяснить вам, что происходит в Берешит 1 и Берешит 2. Одно и то же событие рассматривается с двух точек зрения: одна с точки зрения Вселенной и одна с точки зрения человечества. Берешит 1 и 2 стоят в том же отношении к линейному повествованию, как кубизм к репрезентативной живописи.
Берешит 1 и 2 есть одно и то же событие, увиденное с двух особых точек зрения: с точки зрения Бога, и сточки зрения человека в Эдеме, так сказать, на уровне человеческих глаз. Или, выражаясь несколько иначе, в терминах великого философа 11 века Иегуды Галеви и популяризованными в 20 в. Мартином Бубером: в Берешит 1 нам открывается Элоким как "Оно" (It), Элоким – «высшая сила», «первопричина", "большой взрыв". Здесь разворачивается вселенная с точки зрения It, с точки зрения физических, научно познаваемых сил. Таков Элоким.
Ашем, говорит Иегуда Галеви, есть собственное имя Бога. Оно не существительное. Это имя собственное...
[Конец ленты 1, сторона А. Несколько слов пропущены, когда лента переводится на другую сторону]
... и вторая глава не имеет ничего общего с причинами возникновения вселенной. Она имеет дело с отношениями. Она имеет дело с экзистенциальным одиночеством человека и с открытием «другого». Только теперь в 21 веке, пройдя через то, что мы прошли, зная такие феномены как кубизм, мы можем начать, вернувшись назад, понимать, какая экстраординарная техника повествования воплощена в Торе!
Я не знаю, мог ли кто-либо в 19 веке понять Тору таким образом, потому что еще не было очевидной модели двойного прочтения одной и той же истории в разных перспективах. Я не знаю, слушает ли кто-либо из вас камерную музыку, но, возможно, вы знаете, как квартеты Бартока в 20 веке побудили людей вернуться назад и впервые понять поздние квартеты Бетховена, написанные столетием раньше. Уникальный опыт Бартока позволил нам понять творчество Бетховена.
Я пытался объяснить, как Тора, подобно кубизму, порывает с конвенцией единой точки зрения. Тем не менее, я не хочу остановиться на этом. Мы только начинаем ощущать что-то очень значительное. Что-то важное, что-то неожиданное. Вот оно. В начале Берешит 1 дана миру радикально новая концепция Бога, необъятного, выходящего за пределы Вселенной, бесконечного, отличающегося от всего в природе. Какие последствия можно ожидать от такой концепции творения?
Очевидно, мы могли бы ожидать обесценивание всего остального. По сравнению с Богом, по сравнению с библейским Богом мы бесконечно малые, незначительные пылинки на поверхности вечности. Это то, что можно ожидать.
На самом же деле, результат совершенно обратный. То, как Бог говорит с нами в главе Берешит 2, полностью противоположно ничтожному мнению о человеке. Берешит 2 концентрируется на человеке, который находится в центре сцены, и чьи действия полностью остаются в центре внимания. Его зовут Адам. Мы видим и оцениваем вещи его глазами, не глазами Бога. В Берешит 1 мы видим мир глазами Бога. Он говорит: «так было – так есть». В Берешит 2 мы видим глазами Адама. Мы видим его одиноким. Мы видим его ищущим.Мы видим его неудачу. Мы видим его проснувшимся и впервые узнавшим женщину. Помните ли вы, что он делает в этот момент. Он произносит первую известную нам поэму:
зот xапаам – Эта на сей раз!
эйцэм мэйацамай – Кость от костей моих
увасар мибесарий – И плоть от плоти моей!
лезот икарэй иша – Она будет называться женою,
ки мэйиш лукаxа зот – Ибо взята от мужа.
Мы видим, мы чувствуем его радость открытия. И, действительно, мы осознаем огромное значение человека. Другими словами, в Берешит 2 Бог дал нам не только свою точку зрения, но и взгляд человека на Творение. Здесь открывается чрезвычайной важности момент: Бог, кто обратился к нам словами Торы, есть Бог, дающий пространство человечеству, серьезно относящийся к человеку, признающий его право на достоинство, на его собственную точку зрения, именно ту, с которой идет повествование Берешит 2.
Это невероятно! Но не менее важно и то, что Бог, как мы видим в Берешит 2, не является отстраненным наблюдателем. Он не где-то в центре Вселенной, в Большом взрыве, управляющий движением материи во Вселенной. Он все что угодно, но не отстраненный зритель. Он здесь, Он заботится о человеке, формируют его, вдыхает в него жизнь, вводит в сад, волнуется о его одиночестве. Он становится сватом. Вы знаете: «У меня есть прекрасная девушка для вас!" Все об этом!
Есть замечательная книга. Мой французский ужасен, поэтому я не читал ее. Но она у меня на полке. Это беседа с предыдущим Главным раввином Франции Рене-Самюэль Сират. У нее чудное название: La Tendresse de Dieu – «Нежность Бога». Читайте Берешит 2, и вы увидите нежность Бога.
Я надеюсь, вы следуете за мной. Перед нами чрезвычайно важный, преобразующий мир феномен в технике нарратива. Да, книга Бытие 1 представляет точку зрения Бога, и можно было бы подумать, что вам больше ничего не надо знать. Но Берешит 2 говорит: «Нет, это не все, что вам нужно! Вам нужна и человеческая точка зрения!». И Бог входит в наш мир. И в этом мире Он дарует человеку достоинство и целостность именно в человеческой перспективе, пусть частичной, фрагментарной и конечной. Бог сотворил пространство для человека.
Но тени видны в самом начале. В первых же главах Берешит заключена теперь известная идея, не звучавшая в иудаизме в течении 3000 лет – кабалистическая идея цимцум, сжатия бесконечного Бога, освобождающего место для человека, а также (пожалуйста, обратите внимание на это) психоаналитическая теория, полярно противоположная теории Фрейда.
Вспомните откуда извлек Фрейд свой психоанализ. Что было его вдохновением? [Неразборчиво, ответы из аудитории.] Еврейские женщины среднего возраста? Нет, нет и нет, нет. Он получил его, как вы знаете, из классического текста греческой литературы, пьесы Софокла «Эдип». Очень важно понять, что психоанализ Фрейда греческий, не еврейский.Хотя у него еврейские родители, это греческий психоанализ.
Вы знаете историю Эдипа. Фрейд положил ее в основу не только своей теории человеческой психологии, но также в основу своей теории религии (в книге «Тотем и табу»).Здесь его теория. Здесь греческая трагедия. Здесь Софокл. Здесь Эдип. В этом суть. Перед нами мир, в котором отец и сын соревнуются в одном пространстве, не могущем вместить двоих. Поэтому Лай пытается совершить детоубийство, отказавшись от своего ребенка и сына. И тот становится Эдипом – отцеубийцей, не зная, что Лай его отец.
Это особый взгляд на Вселенную, в которой отношение между отцом и сыном есть антагонизм, где они не могут жить вместе. И Фрейд увидел здесь основу религии, человеческой цивилизации, ее динамику. Но сущность еврейского взгляда полностью противоположна! Мы знаем Отца, названного Богом, Кто создает пространство для своих детей, то есть для нас. И мы, Его дети, освобождаем в своем пространстве место для Бога, слушая Его слово, названное Тора, ведя разговор с Ним, названный молитвой, и исполняя Его заповеди, названные мицвот. Мир Древней Греции, который Фрейд обратил в психоаналитическую теорию, диаметрально противоположен основной посылке Берешит 1 и 2, где Отец и сын, родители и дети создают пространство друг для друга.
Пойдем теперь дальше. Я сказал, что Тора разрушает конвенции репрезентативного искусства, повествования и театра. Но в какой цивилизации искусство и театр достигли великих форм? (Помимо лондонского Вест-Энд!) В Античной Греции с ее изобразительным искусством: скульптурой, живописью, архитектурой и драмой.
Теперь я хочу сказать следующее. Здесь мы попадаем в центр вопроса. В основе греческой культуры лежит не искусство. Ее основа лежит в дисциплине, называющейся философией. Джосайя Ройс (Josiah Royce) сказал, думаю, точно, что вся западная философия представляет собой серию примечаний к Платону. (Эта мысль высказана Альфредом Уайтхедом в «Процесс и реальность», ч.2, гл.1, но, возможно, он был не первым – Б.Д.) Так оно и есть. И вот философия – дисциплина, определяющая греческую цивилизацию, – сама имеет основу, а именно логику с ее фундаментальным принципом, известным как закон противоречия: «суждение и его отрицание не могут быть истинными одновременно». Они несовместимы. Этот стол весь коричневый и весь красный. Сейчас вечер вторника и сейчас утро пятницы. Невозможно. Хотя к концу моих лекций, возможно, это станет возможным!
Знаете известный анекдот? Встретились три священнослужителя и начали рассуждать о силе молитвы и чудесах, которые с ними произошли. Католик говорит: "Я был в деревне, когда вдруг случилось наводнение, и я должен был быть сметен. Я помолился и, чудо! – справа и слева от меня вода, но в середине, где я находился, суша». Протестант говорит: "Это что! Я был в одном здании, и оно загорелось, и пламя было вокруг меня. Я помолился Богу. Пожар бушевал справа и слева, но я был в безопасности». И раввин говорит: «Фу! Это ничего! Я шел по улице в Шаббат, и вижу передо мной на тротуаре тысяча фунтов. Я молюсь. Чудо! Суббота справа от меня, Суббота слева от меня, но где я – среда!» [Смех]
Я отказываюсь от анекдота. Это антисемитские шутки. Во всяком случае, такие вещи могут произойти только в анекдоте.
И на самом деле, говорит логика, вы не можете иметь субботу и среду сразу. По закону противоречия. Теперь я хочу, чтобы вы поняли, что закон противоречия, мир логики подобен миру репрезентативной живописи. Это двумерная вселенная. Вы можете себе представить, например, огромную шахматную доску, большую как мир, со всеми возможными вопросами и ответами на ней. С увеличением нашего знания мы можем выставлять белую фигуру как знак истины или черную как знак ложи. В итоге вы сможете получить всю совокупность истин на двумерной плоскости. Это мир греческой логики. Двумерная реальность. Хорошо? Почему так? Минуту!
Я веду вас трудной дорогой. Речь идет о глубоких вещах. Но, во всяком случае, для греков такими были боги, такой была истина. Боги были существами, наблюдавшими за миром на расстоянии, как публика наблюдает пьесу из зала, как визитер в картинной галерее рассматривает картину. Отстраненность. Мы видим плоскую реальность. И это греческое представление о знании и истине. Хорошо?
Иудаизм отвергает это. Иудаизм отрицает это. Потому что истина для нас не лежит на плоскости. Не двумерна, и очень часто не сводится к «истинно или ложно». Я пытаюсь объяснить ключевые посылки моего хода мыслей. В иудаизме закон противоречия не действует! Два конфликтующие высказывания могут быть оба истинными. Так случается, и это зависит от того, где мы стоим, и какова наша перспектива. Как вещи выглядят с места, где мы стоим?
Я могу объяснить сказанное очень просто: афористически, словами или диаграммой, которую Николь сейчас покажет вам. Прежде всего, словами. Прислушайтесь внимательно к очень мудрым словам лауреата Нобелевской премии Нильса Бора. Он сказал следующее: «Противоположность правильного высказывания ложное высказывание. Но противоположностью глубокой истины может быть другая глубокая истина». А эту изумительную диаграмму я заимствовал у психиатра Виктора Франкла (Viktor Frankl), очень интересного человека, прошедшего через Освенцим. Он основал новую школу психотерапии. Не знаю, знакомы ли вы с ним.
Смотрите. Всем видно? Здесь конус, цилиндр и сфера. Хорошо? Три различных трехмерных объекта. Вы освещаете все три и проецируете их на двумерную поверхность. Что вы видите? Три идентичные фигуры. Другими словами, то, что выглядит одинаково в двумерной реальности, на самом деле различно в трехмерной. (Вы со мной?)
Посмотрите теперь. Перед вами цилиндр, и если его осветить сверху, можно увидеть круг. Осветите его сбоку, и вы увидите прямоугольник. Может ли быть нечто кругом и прямоугольником в одно и то же время. Ответ: Нет, это противоречие. Тем не менее, ответ на это противоречие очень прост. Оно возникает, когда мы пытаемся увидеть цилиндр в двух измерениях. Если вы видите его в трех измерениях, противоречие исчезает.
Таков и иудаизм. Он включает в себя обе стороны того, что выглядит как противоречие. Они кажутся противоречием, потому что мы представляем себе мир двумерным, но иудаизм озабочен многомерной реальностью.
Теперь я могу объяснить то, к чему я вел вас все это время. Иудаизм отрицает закон противоречия. Тем самым, он отвергает систему греческой логики, и, тем самым, он отвергает основу западной мысли. Потому что западная мысль стремится увидеть все в терминах двух измерений: либо истина, либо ложь. И все мы должны иметь единую перспективу. Это то, что иудаизм отвергает. Всегда есть иная перспектива. И иудаизм признает фундаментальное значение этого факта для понимания реальности. Если я стою здесь, все выглядит иным, чем для вас, сидящего здесь же. Мы видим мир с разных точек зрения, и иудаизм хочет придать ценность обеим точкам зрения. В мире множество непереводимых друг в друга перспектив.
Есть точка зрения Гилеля. Но есть и точка зрения Шаммая. Есть точка зрения Иакова. Но есть и точка зрения Исава. Есть точка зрения Адама. Но есть и точка зрения Евы. И, наконец, есть точка зрения человека внизу, и есть точка зрения Бога наверху.
Иудаизм является попыткой отдать должное факту, что существует не только одна точка зрения, не только одна истина. И это то, что вы не можете перевести в структуры западной мысли. Это так же непонятно в ее категориях, как кубизм был для людей, которые никогда не видели прежде Пикассо.
Теперь предположим, вы и я видим одни и те же вещи по-разному. У нас различные взгляды на реальность. Так что? Finito? Что мы можем сделать в этих условиях? Ну, мы можем говорить. Не так ли? Мы можем общаться. Вы можете сказать мне, как выглядит мир для вас. Я могу сказать вам, как выглядит мир для меня. Мы можем вести разговор. Мы можем, через этот разговор, узнать, что значит воспринимать мир по иному. Мужчина может узнать, каково быть женщиной. Взрослые могут узнавать, снова и снова, каково быть ребенком. Человек может вступить в диалог с Богом.
Мы можем преодолевать расстояние между двумя перспективами путем разговора и диалога. Есть другой простой способ. Вы можете посмотреть на мир с двух разных точек зрения в разные моменты времени. На этой неделе я могу получать удовольствие от выступления с трибуны. В следующий раз я могу попросить вас выступить с лекцией, и я буду сидеть в зрительном зале. Так что я смогу понять вашу точку зрения, слушая вас в другое время. А теперь я подхожу к моему тезису. Он заключается в следующем,
Греческая мысль логична. Еврейская мысль более чем логична: она диалогична и хронологична. Потому что иудаизм придает достоинство различным точкам зрения на реальность, и, самое главное, я утверждаю, что истина не является только тем, что видится Богу, смотрящему вниз с небес. Истина есть и то, что видится нам здесь на земле. И единственный способ справиться с этим заключается в диалоге и разговоре, принимая различные точки зрения в разное время. Это и есть смена парадигмы.
Иудаизм является языком фундаментально отличным от греческого, на котором построена западная цивилизация. Таков мой аргумент. И теперь вы должны понять мой исходный пункт. Как мы можем объяснить иудаизм как религию аргумента, и то, что аргумент является для нас чем-то святым? Ответ очевиден! Потому что в аргументе мы переживаем реальность, включающую в себя истинность более чем одной точки зрения, более чем одной перспективы. Отсюда все аргументы в Хумаш. Мы видим их глазами Раши, жившего во Франции 11-го века. Мы видим их глазами Рашбама, глазами Ибн Эзры в Испании в 11 веке. И Рамбана в 12 веке. Мы видим мир, этот текст со всех этих различных точек зрения. Мы читаем Гемару с точки зрения Равва, и с точки зрения Шмуэля; Абая и Равва в Мишне. Мы узнаем точку зрения рабби Шимон и рабби Иегуда. В самой Библии, мы узнаем точку зрения Бога, вступившего в диалог с теми, кто представляет точку зрения человечества – с Авраамом, Моисеем, Иеремией, Иовом.
Только мировоззрение, признающее ценность разных точек зрения, может признать аргумент фундаментальным средством выражения истины. Поэтому в иудаизме диалог играет роль, не известную в философии. Во-вторых. Я все еще помню, как в первый раз прочитал «Одинокий верующий человек» Рава Соловейчика. Там он разъяснил, что, с одной стороны, мы творящие существа, но, с другой, мы сами сотворены. Мы стремимся управлять Вселенной, и вместе с тем стремимся восхищаться ею, беречь и слушать ее. Мы величественные существа, и вместе с тем люди Завета. И Рав Соловейчик говорит, что это две стороны нашей личности, и они находятся в непрерывном конфликте, в напряжении.Мы вынуждены жить в экзистенциальном беспокойстве. И я подумал: «Подождите»! Все, что он сказал, это так, но он опустил принципиально важный момент: не всем нам нужны психотерапевты. Не все мы находимся в состоянии постоянной экзистенциальной напряженности. Как иудаизм разрешает противоречие между «быть творческим» и «быть сотворенным»?
Очень просто. По словам: шешет ямим таавод ве-асита коль млахтеха, ве-йом ѓа-швии – Шабат ла-Адонай, Элоѓеха (Шесть дней работай и делай всякое дело твое, а день седьмой — Суббота – Г-споду, Б-гу твоему). Шесть дней ты будешь работать, будешь «человеком величественным». На седьмой день ты будешь отдыхать, будешь «человеком Завета». Другими словами, эти два принципиально разных отношения к миру иудаизм не видит в постоянном напряжении. Он говорит: разреши напряжение не в душе, но во времени! Отдайшесть дней одному из путей видения мира. В этом заключена глубокая истина. Мы здесь, чтобы улучшить мир, а не принимать его как есть. Но в один день из семи мы живем в ином времени, мы живем иной истиной – той, согласно которой, мы здесь, не только чтобы изменить мир, но также и беречь его, восхищаться им и восхвалять Бога за создание мира.
Напряжение разрешается хронологически, в терминах времени, по еврейскому календарю. И теперь вы поймете, почему, хотя мы грешим каждый день, должны быть полны раскаяния и должны бы делать тшуву каждый день, но не проводим всю свою жизнь в таком роде. Для этого выделены десять дней календаря, от Рош а-Шана до Йом-Кипур. И тогда мы живем именно этой истиной, хотя это истинно во все дни года. Потому что истины имеют другие истины, которыми мы должны жить в иные моменты времени.
Я попытался развить аргумент, думаю, столь же революционный, как в иных сдвигах парадигм. Я пытался объяснить, что иудаизм является совершенно иным способом переживания реальности, чем то, что было присуще грекам и сегодня присуще западной культуре. Это делает весь язык иудаизма радикально новым, радикально отличным. Евреи, действительно, видели мир по-иному. У них были иные понятия истины, знания, веры, объяснению чего посвящены мои шесть лекций. А это значит, что иудаизм систематически непереводим на язык западной культуры. Он радикально отличается и предлагает радикальную альтернативу – то, что я называю "достоинством различия». (См «Достоинство Различия», «Заметки по еврейской истории», №№ 139-142 – Б.Д.). Уважать точку зрения человека, в корне отличающуюся от нашей, как мы уважаем точку зрения Бога, и как Он уважает нашу. Как Гилель уважал Шаммая, и Шаммай уважал Гилеля. Для этого, на самом деле, нужно мышление, совершенно отличное от того, что доминировало в греческом мире.
Другими словами, иудаизм имеет сверх-логическое воображение, что мы недооцениваем. Логическое воображение открывает нам часть реальности, не человеческую часть, но реальную. Наука. Философия. Они логичны. Прекрасно. Но если вы хотите иметь дело с человеческой реальностью, с миром, как он видится нам – людям, сотворенным по образу Бога, тогда вам нужна не только логика. Вам нужно не логическое воображение, но диалогическое воображение и хронологическое воображение.
Если я прав, то все предприятие, которое называется еврейская философия, опирается на ошибку. Иудаизм не может быть переведен на язык философии, потому что иудаизм не однороден, слишком сложен, слишком многомерен, чтобы его можно было перевести на язык великой греческой дисциплины – философии. И причина этого заключается в том, что иудаизм является самым героическим дерзанием, известным мне, описать мир, в котором Бог реален и мы реальны, в котором необъятность Бога не лишает нас достоинства, а наше достоинство не отрицает реальности Бога. Мир, в котором Бог создает пространство для нас и для нашей точки зрения, а мы создаем пространство для Бога, Кто радикально отличен от нас, и пространство для других людей, кто также радикально отличны от нас.
Иудаизм является попыткой описать вселенную, в которой свободный Бог Творец создает возможность для человеческой свободы, оставляет место для человеческого творчества. Иудаизм является личной встречей между этими перспективами, между «собой» и «другим», Богом и человеком. Это самый радикальный, когда-либо высказанный взгляд на достоинство человеческой свободы и на творчество под суверенитетом Бога. Это драма не может быть выражена в философской системе, как бы философы ни пытались это сделать вслед за Платоном или вслед за Декартом. Это не может быть сделано. Философия есть попытка схватить в двумерной форме многомерную реальность.
Другими словами, иудаизм шире философии. Он не может быть представлен системой. Он может только быть прожит в двух формах: в диалоге и во времени. В диалоге, который мы называем "изучение Торы» и во времени, которое мы называем «еврейская история».
Короче говоря, для меня иудаизм является величайшей историей, когда-либо рассказанной о любви и одновременно серьезном отношении Бога к людям. И о нашей любви к Богу и серьезном отношении к Нему. Можем ли мы построить мир, достаточно большой для нашей свободы и творчества, а также для Бога быть Богом в нем? Для того, чтобы достичь этого, иудаизм воплотил в себе одно из самых революционных представлений о реальности во всей истории человеческой мысли Я не знаю ни одного эквивалента ему. Надеюсь, я немного разъяснил вам, как в очень древней традиции мы все еще можем увидеть новые вещи. Большое спасибо. [Аплодисменты]
Говард Джексон: Большое спасибо! Главный раввин согласился ответить на несколько вопросов, так что не стесняйтесь. Поднимайте руку, если у вас есть вопрос.
Вопрос первый [Danny Berkowitz] : ... [неразборчиво - первые слова не в микрофон] ... трудно понять сейчас ... Вероятно, невозможно воссоздать опыт посредством диалога и разговора. Они так не работают для меня. Диалог и разговор не воссоздают опыт, а без опыта, я думаю, очень трудно поставить все на место. Я имею в виду воссоздание иудаизма, или чего либо иного, что произошло в течение времени до настоящего момента без возможности воссоздать опыт. Я имею в виду, то о чем мы говорим на седере. Мы говорим о том, что мы все пережили, выйдя из Египта. Но мы не можем воссоздать этот опыт и понять в силу нашей ограниченности, что есть иудаизм.
Главный раввин: Хорошо. Позвольте мне попытаться объяснить, если смогу. Я попытался в этой первой лекции дать вам интеллектуальный фундамент, на котором мы сможем понять вещи немного иначе, чем понимали их раньше. Тем не менее, вдумайтесь в пример, приведенный Вами. Исход из Египта, время нашей свободы.
Мы знаем, работы Сократа, Платона, Аристотеля по политической философии. Самые известные «Республика» Платона и «Политика» Аристотеля. От них идет путь западной мысли вплоть до «Левиафан» Гоббса, «Два трактата о правлении» Локка, работ Джона Стюарта Милля «О свободе» и «Размышления о представительном правлении» и так далее. И все они, поскольку являются философскими, предлагали теорию идеального общества как вневременную истину. Вневременная истина! Она не является чем-то, что функционирует во времени. Иудаизм ставит вопрос совершенно по иному. Он имеет совершенно иное представление о времени.
Какое? Свобода начинается в определенный момент времени. И этот момент времени есть Песах, исход из Египта. Однако, как вы знаете, евреи не сразу вошли в свободное общество, выйдя из Египта. Прежде всего, они должны пройти через опыт Шавуот, дарования Торы, через семь недель. Почему? Потому что свободное общество без закона, общество, в котором каждый волен делать то, что ему нравится, будет свободным для сильного и всем чем угодно, но только не свободным для слабого.
Мы пережили опыт Песах, Шавуот, Суккот - длительный период странствий, то, что Нельсон Мандела назвал «Долгий путь к свободе». Потому что мы видим свободу как историю во времени. Я приведу вам пример. Суть истории исхода из Египта в том, что Бог действует и вмешивается в историю ради освобождения рабов. Когда в Соединенных Штатах было отменено рабство?
В 19-й веке. Американцы прошли через гражданскую войну. Так? На реализацию идеала, провозглашенного в начале человеческого пути, ушло 3000 лет. Почему? Потому что, как знает иудаизм, свободное общество начинается в определенный момент времени, но это история, это путешествие, путь, по которому мы идем вперед медленно. В начале Торы говорится: na'aseh адам betsalmenu kidemutenu ("Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему"). Здесь основа всеобщих прав человека. Когда были приняты всеобщие права человека? Кто знает? В 1948 г., в Декларации Организации Объединенных Наций по правам человека. Понадобилось 4000 лет, чтобы это вошло в сознание мира. Иудаизм видит время – хронологическое воображение – существенным элементом политики. Мы начинаем с идеала, но мы приближаемся к нему посредством постоянного напоминания о нем нашим детям и внукам, двигаясь к нему маленькими шажками во времени. Таков иудаизм. Политическая философия как история, а не как философская система.
Теперь позвольте мне проверить эту гипотезу. Мы помним три революции, которые в совокупности определили Новое время. Американская революция. Великая французская революция. Русская революция.
Они отличаются друг от друга. Американская революция была основана на TАНАХ, еврейской Библии. Она была у пилигримов на Мейфлауэре. Они могли читать ее на иврите. Они даже собрались вместе и установили брит, завет, как они сами говорили. Они построили город на холме. Где? Был ли это Бостон? [?] Новый Иерусалим. Джордж Вашингтон назвал Америку "почти избранная земля". Так развивались события. Знаете ли вы, какой рисовали Томас Джефферсон и Бенджамин Франклин большую печать США в 1776 году? Франклин изобразил Моше Рабейну, ведущего израильтян через Красное море и тонущих египтян. (Египтом в этом случае, как вы понимаете, была Британия). Томас Джефферсон был более мягким и нарисовал израильтян, ведомых по пустыне Огненным Столпом.
Американская революция вдохновлялась еврейскими источниками, и вы можете услышать их в Декларации независимости 1776 года с ее знаменитыми словами:
«Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью».
Эта истина исходит из Берешит 1. Она не является самоочевидной, друзья! Большинство обществ в большинстве случаев не верили ей и не подписывались под ней. Они самоочевидна только для тех, кто признал Берешит истиной. Такова американская революция, основанная на библейской идее политической философии.
На какой же основе совершилась французская? На философской системе, на философии Жан-Жака Руссо. Что было основой русской революции? Философская система Карла Маркса, кто должен был писать комедии! Я, действительно, так думаю. [Смех]
Таким образом, перед нами две революции, французская и русская, исходящие из философии, и американская, исходящая из библейского взгляда на человечество.
Теперь, пожалуйста, посмотрите на их истории. Американская революция началась в условиях свободы и поддерживается свободой. Французская и русская революции начались с утопий и закончились кошмаром подавления прав человека. Я не знаю лучшего доказательства того, что философские системы являются худшим руководством для изменения мира. У них нет представления о временном измерении. Еврейский способ познания мира базируется на памяти. Память о выходе из Египта. Мы передаем ее от поколения к поколению. И я ребенком, и ваши дети, и ваши внуки пробуют хлеб скорби, горькие травы рабства и узнают, что нет свободы, само собой разумеющейся. И с течением времени, мы все ближе и ближе к нашей цели, которую мы называем мессианским временем, которое мы ожидаем ежедневно, хотя и знаем, что оно не наступит раньше Рош а-Шана!
Итак, я попытался объяснить еврейский взгляд на свободное общество в ответ на Ваш вопрос о Песах как историю, как путешествие во времени. Что же качается философского взгляда, будь то Руссо, или Карла Маркса, или, в худшем случае, «Республики» Платона, то прочитайте знаменитую книгу Карла Поппера «Открытое общество и его враги» о тоталитарном государстве. Философские системы просто не отдают должное человеческой реальности, не в пример Библии.
Я надеюсь, что я ответил Вам. Да? Хорошо.
Вопрос второй [Mark Persoff]: Если я могу только... Философия -
Главный раввин: Да, да. Это хорошо. Я философ. Это то, чем я зарабатываю на жизнь.
Вопрос второй [Mark Persoff]: Философия Гегеля говорит о тезисе и антитезисе, ведущих к новому синтезу. Это требует не только диалога, который, как вы отметили, суть Талмуда, но также и времени. Подобно тому, как иудаизм в его галахическом контексте и в контексте хашкафа («перспективы» с позиции человека, выражающего ее – Б.Д.), если хотите, объединялся вокруг новых истин. Вы знаете, как Гилель и Шаммай ведут к новой истине в Гемаре. Точно так же Ришоним (раввины 11-15 вв. – Б.Д.) , Ахароним (раввины,жившие после появления Шулхан Аруха, 16 в. – Б.Д.) и т.д. и т.п. до сегодняшнего дня. Не утверждает ли также Гегель, что истины есть в обоих мирах: в мире идей и в мире вещей.Есть люди, выступающие против этих истин. В конце концов, это ведет к новой реальности, вокруг которой мир становится единым. Действительно ли это сильно отличается от тезиса, который Вы выдвинули сегодня вечером?
Главный раввин: Это очень хороший вопрос, очень хороший. Только я устал, и вы устали, и это займет час, чтобы объяснить разницу [смех] между диалектическим мышлением и диалогическим мышлением. Но в один прекрасный день я прочту лекцию об этом.
Мышление Гегеля диалектическое, но еврейское мышление диалогическое, и они отличаются друг от друга. Я не гегельянец. Маркс был гегельянцем, и я думаю, в нем Гегель опровергнут. Гегель видит тезис, сменяющийся антитезисом, вытесняющим прошлое. Но мы никогда не вытесняем прошлое. Мы всегда имеем его в виду и держим его в памяти. Мы живем с нашим прошлым. Мы помним наших предков. Мы все еще находимся вместе с ними. Мы вместе с нашими еще не родившимися внуками. (Знаете ли вы, что я имею в виду?) Потому что мы передаем им наши традиции. Это совсем иной взгляд на историю, в котором мы сохраняем прошлое и будущее. Такова диалогическая точка зрения. Мы постоянно обращаемся к нашему прошлому и к нашему будущему. Но в диалектической точке зрения Гегеля каждая новая форма цивилизация построена на руинах прошлого. (Вы со мной?) Так что я думаю, они разные.
Вопрос третий [Annabel Reis-Nadav]: .... [неразборчиво - не в микрофон]. Но вот вопрос: Как мы так ошиблись? Почему существует так много разделений? Кажется, есть некоторые вещи, которые по представлению тех или иных людей принципиально исключают друг друга. Но насколько либеральным надо быть, чтобы попытаться понять перспективу другого? Пытаться поддерживать достоинство различия? Есть ли какие-либо границы тому, сколь либеральными мы можем быть, и если есть, то каковы они?
Главный раввин: Я обсуждал с вами сегодня некоторые из самых сложных идей, над которыми я думал в моей жизни. Я делал это не как член академии. Я не думаю, что нам позволено в иудаизме быть академиками. Гемара говорит, как вы знаете, в Киддушин, Гадоль талмуд ше-мэви лидэй а-маасэ («велика та учёба, которая приводит к действию»). Зачем мы учимся? Потому что обучение ведет к делам.
Если я формулирую сегодня начала радикально нового понимания иудаизма, то я делаю это для того, чтобы создать возможность радикально нового отношения к нашим соплеменникам в еврейском сообществе, а также ко всем членам человеческого сообщества. И я делаю это, надеюсь, с серьезной философской позиции, укорененной в археологической глубине, если угодно, еврейского ума. Мы вели раскопки в самых основах Торы.
Я верю, ситуация в еврейском мире очень плоха. Я на самом деле так думаю. Мы находимся в такой ситуации, когда на сефардисткого Главного раввина Израиля был наложен херем две недели назад. Информация не появилась в британской прессе потому, что они достигли компромисса раньше. Но в Израиле возникло чрезвычайное дело Рава Бакши-Дорона, на которого наложили херем некоторые из виднейших мудрецов Торы среди ашкенази. Куда мы пришли? Куда же мы пришли?
Мы пришли к ситуации, при которой государственный контролер Израиля Мириам Бен-Порат спорит как комедиант Джеки Мейсон. «Давайте избавимся от Ха-Тиква».[Имитирует Мейсона!] "Слишком еврейская".
Рибоно шель Олам (Владыка Мира!). Я никогда еще не читал в The Times призыва the British Secular Society (Британского Секулярного Общества): «Давайте перепишем государственный гимн, потому что «Бог, храни королеву» исключает нас атеистов". (Вы со мной?)
Я имею в виду - мы живем, и давайте жить в Великобритании. God Save the Queen. Прекрасно. Я не чувствую себя исключенным, если ваш Бог не мой Бог. (Вы со мной?) Но сейчас в Израиле есть люди на очень высоких государственных должностях, которые говорят: "Давайте избавляться от еврейского характера государства". И это становится политической программой, и я не знаю, к чему это приведет. Наша история знает троекратное изгнание. Помните? Почему?
Изгнание номер один. В Египт. Потому что vayisne'u ото eihav вело yochlu ledabro leshalom. Потому что братья Иосифа ненавидели его и не хотели мирно говорить с ним. Конечный результат? Они продают его в рабство в Египет. Конечный результат? Они сами оказываются в египетском рабстве. Это первое изгнание длится сотни лет.
Второе изгнание. После всего лишь трех царствований - Саула, Давида, Соломона - еврейский народ разделяется на две части: северное царство – Израиль и южное царство –Иудея. Израиль всегда был и сейчас остается маленьким государством, неспособным выжить при расколе. И, следовательно, если он находится в опасности, когда един, то сколь в большей опасности он находится, когда расколот? На стене была надпись с самого начала, и потому наступил момент в 722 г. до н.э., когда северное царство было завоевано ассирийцами. Конечный результат? Потерянные десять колен. Как вы знаете, они бродили по земле и приземлились здесь в Великобритании. Вы ведь, я уверен, знаете, что "человек завета» это Brit'ish. [Смех] «London» означает «the lodge of Dan», - и все остальное.
Так оно и случилось. Северное царство побеждено. Южное царство, Иудея, уходит в вавилонское изгнание на несколько десятилетий. Хурбан байит ишон (Разрушение Первого храма). Второе великое изгнание, потому что евреи не смогли жить вместе.
Можно было подумать, после двух изгнаний они должны были усвоить урок. Но они не только не усвоили его, но во время Второго Храма фракционность внутри еврейского народа усилилась. Были фарисеи, саддукеи, ессеи. Политические реалисты, мессианисты, фанатики, зелоты. Были политические прагматики. Их подавляли. Гемара в трактате Гитин говорит, что в осажденном Иерусалиме рабби Йоханан предлагал заключить мир с Римом и спасти что-то от разрушения, а ему угрожали убийством. Его должны были тайно вынестииз Иерусалима под видом покойника в гробу. Иосиф Флавий, очевидец разрушения Второго Храма, рассказывает как евреи в осажденном Иерусалиме воевали друг с другом яростнее, чем боролись с римлянами. Это было третье изгнание, и оно длится почти 2000 лет.
Можно думать, что люди способны извлечь уроки из истории. Но не у нас. Мы не извлекаем, и это пугает меня. Это пугает меня. В Израиле сегодня происходит взаимная демонизация между религиозными, не религиозными, ортодоксами, не ортодоксами, ашкенази, сефардами, сабрами, новыми иммигрантами. Это ужасно. И именно поэтому я начал свой долгий и одинокий поиск внутри наших текстов ответа на вопрос: «Записано ли это в нашей судьбе, или Тора с самого слова пытается сказать нам нечто другое?».
Если я смогу развить философию, которая признает «достоинство другого», я хотел бы сделать ее привлекательной для вас. Я хочу, чтобы вы изменили мир.
Как-то была созвана конференцию по моей просьбе. Я работал по ее подготовке много лет, и в конце концов она была созвана в конце мая этого года в Иерусалиме, в Еврейском университете, благодаря замечательному израильтянину Clive Marks (Клайв Маркс) и ректору Еврейского университета Менахем Magidor (Менахем Магидор)…
[Конец ленты 1, сторона B. Некоторые слова потеряны до начала ленты 2.]
... Из Израиля и из 16 стран диаспоры. Это было замечательно. Все говорили. Единственная проблема была: не так много людей слушали. [Смех]
Я был очень разочарован. Тем не менее, я скажу вам следующее, ведь мы в кругу друзей. Я скажу вам кое-что. Я сбежал с конференции на нескольких часов и поехал в Арад. Я раньше не посещал этот маленький городок. В Араде живет довольно известный еврейский писатель Амос Оз, который, вероятно, может быть назван rebbe of the hilonim (реббе секуляристов). Вы понимаете, что я имею в виду? Для всех светских израильтян он мудрый человек и гуру.
Я прочитал большинство книг Амоса Оза, художественных и других, и мне было ясно, что это человек с внушительными и впечатляющими талантами не только литературными, но и моральными. И вот он - светский человек. Я никогда не встречался с ним раньше. Я решил: пусть главный раввин, ортодоксальный раввин проникнет в пустыню, чтобы посетить Амоса Оза, не ожидая увидеть его у себя в гостях. Мы проговорили полдня. И это был очень интересный разговор. Очень интересный. Я подарил ему мою книгу Politics of Hope («Политика надежды»). Он подарил мне свою и надписал ее: Лерав Йонатан Сакс, иш кельвави («Раввину Йонатану Саксу, мужу по сердцу моему» – аллюзия к"...искал Г-сподь Себе мужа по Сердцу Своему..." - Шмуэль I 13:14).
Нечто произошло в течение часа или двух после полудня летом в Араде. Религиозный деятель и светский активист встретились, говорили и обнаружили, что могут понять друг друга, вызвать уважение друг у друга. И тогда я подумал: «Как много ортодоксальных раввинов в Израиле взяли на себя труд пойти и поговорить с Амосом Озом, не пытаясь обратить его?» Но, на самом деле, единственно, что имеет смысл, это слушать его. Тогда возникает проблеск надежды. Маленький проблеск ха-тиква. Вот и вы слушаете, что я говорю, хотя я говорю в очень технической философской манере, при том что моя конечная цель совсем не техническая и совсем не теоретическая. Я вижу проблески понимания.
И извините меня, но я не верю, что слово пророка по своей природе сверхъестественно. Что такое пророк? Я вам скажу. Есть ли у вас… извините, но я сам этим не занимаюсь: Элен (жена рабби Сакса– Б.Д.) занимается этим, а не я. Знаете, если дом приходит в упадок, не обращайтесь к Главному раввину. Вы видите, что происходит, и зовете инспектора. Он находит почти незаметную трещинку и говорит: «Через 20 лет дом разрушится». Не нужно быть пророком и обращаться к сверхъестественному! Инспектор скажет вам, или автомеханик скажет вам, что если вы не поменяете масло после 3000 миль, ваш автомобиль будет заедать. Вот они и есть пророки. Пророк это человек, который видит трещинку в стене сегодня и обрушившийся дом через 20 лет. Потому что пророк видит реальность.
Так что, если я скажу, что чувствую зов к пророчеству - все мы чувствуем его, во имя всего святого! Это не я. Это мы. Я вижу, начали появляться трещины в израильском обществе. И если кто-то не встанет и не будет кричать, могут произойти неприятные вещи. Но они могут не случиться, если мы исполним свои обязанности как евреи. И вот я попытался изложить основы философии, построенной на достоинстве различия, которое укоренено в достоинстве, дарованном бесконечным Богом малым существам, подобным нам.
Говард Джексон: Большое спасибо, Главный раввин. [Аплодисменты]
Извините, но мы должны остановиться, и я хочу напомнить вам, что в углу зала стоит ящик, куда вы можете опустить ваши вопросы. По возможности Главный раввин ответит на них в следующих лекциях.
Кроме того письменные стенограммы лекций будут помещаться на веб-сайте Главного раввина www.chiefrabbi.org
Если вы хотите приобрести одну из книг главного раввина, они продаются в фойе.
Позвольте закончить краткими благодарностями. Во-первых, Главный раввин, большое спасибо Вам за ваши вдохновляющие слова мудрости! Они были всем нам очень и очень интересны. Спасибо!
Особая благодарность Николь и Саре, сотрудницам офиса Главного раввина, за их огромную помощь. Спасибо CST (Communal Security Advice – Б.Д.) за обеспечение нашей безопасности сегодня, как и всегда. И еще спасибо всем вам за поддержку этого начинания. Мы надеемся, что вам было интересно сегодня, и вы присоединитесь вместе с друзьями к нам на следующей лекции Главного раввина, которая состоится в понедельник 6 ноября на тему: "Иудаизм, правосудие и трагедия. – Противостояние злу»
Мы настоятельно рекомендуем вам заранее купить билет всего за £5 или по сниженной цене £20 за оставшиеся пять лекций серии.
И в конце. Лешана това тикатеву ветехатему! («Да будете вы записаны в счастливый год»). Спасибо. [Аплодисменты]
[Конец записи]
P.S. Борис Дынин
Я не комментирую содержание лекции Главного раввина, профессора Джонатана Сакса, хотя она побуждает подумать о многом, о чем мы привыкли говорить в традиционных категориях западной мысли. Но я позволю себе дать ссылку для тех, кого интересует тема и ход мысли этой лекции, на свою статью (написанную до прочтения лекции рабби) «Диалогическая онтологичность мира. Признание трансцендентного» , опубликованную в «Вопросах философии», 2110, № 5 и доступную онлайн:
http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=141&Itemid=52 Эта статья, мне кажется, подкрепляет мысли рабби Сакса анализом содержания и результатов научного познания. Надеюсь на отклики уважаемых читателей. Тогда, возможно, и комментарии будут.
