Чудеса – составная часть моей жизни. Всякий раз, когда мне необходим ответ на серьёзный вопрос, появляется нужная книжка или человек, который даёт ответ или подсказывает, где его искать. Или легко находит выход там, где я видела глухую стену. Так, случайно, мимоходом.
Какой-то период моей жизни эту роль Волшебного Помощника регулярно выполняла Наталья Марковна Ботвинник, приятельница моих родителей, занимавшая по возрасту промежуточное звено между нашими двумя поколениями. Она преподавала классическую литературу и языки в ленинградском университете, где я училась на вечернем отделении факультета русской филологии.
Раз, искала я приработков, чтобы летом поехать в Среднюю Азию. И всё не находилось ничего. Случайно на Невском мне встретилась Н.М. и сказала: «Кстати, не хотите подзаработать? Мои знакомые ищут репетитора по русскому языку для дочки».
Мне надо было срочно отпечатать работу, а машинки не было. Случайно на Невском мне встретилась Н.М. и сказала: «Кстати, вам не нужна печатная машинка? У нас оказалась одна лишняя – приятель отдал».
Одно время я работала дворником при детской поликлинике, к которой был приписан сын Н.М. Для того, чтобы попасть к специалисту, надо было с утра успеть взять номерок. И родители, а чаще бабушки и дедушки, приходили в поликлинический двор затемно и мёрзли пару часов, чтобы оказаться первыми у окошечка регистратуры.
А кто встаёт раньше дворника? Никто. Так что, когда Ромке, сыну Н.М., нужен был ЛОР, я брала им этот номерок, потом из телефона-автомата звонила Н.М., и они приходили, как белые люди, ко времени приёма и брали у меня в дворницкой номерок. Было приятно, что я могу хоть мелочью быть полезной.
В 1979 году я подала документы в ОВИР, на выезд в Израиль. При подаче надо было указать своё место работы или учёбы. Я указала место тогдашней работы (некую контору, где я работала уборщицей), а из университета ушла просто, без объяснений.
В январе 1980 я получила отказ – начался Афганистан, СССР прекращал международную торговлю своими евреями. Формулировка отказа была такой: «Ваш отъезд противоречит интересам СССР». Я вышла из ОВИРа с ощущением своей исключительной значительности.
Ну, раз так, надо восстанавливаться в университете.
Совершенно случайно Н.М. зашла в деканат, попав прямо на такой разговор: «Нет, Разумовскую восстанавливать нельзя. Вероятно, она собиралась в Израиль и потому забрала документы». Глазом не моргнув, Н.М. вскричала: «Что вы? Какой Израиль?!! У девочки – личная драма! Один офицер её соблазнил, увёз во Владивосток, а там бросил! Она пыталась покончить собой – из петли вынимали!»
Когда я пришла в деканат за ответом, ко мне бросились все административные дамы. Они смотрели на меня нежно, жали мне руки, поздравляли с восстановлением, уверяли, что я молода, и моя жизнь ещё только начинается... Я совершенно ничего не понимала – Н.М. мне рассказала эту историю только несколько лет спустя.
И вот подошло время последних университетских экзаменов. Я всё сдала, дипломная моя работа была защищена с блеском и рекомендована к печати. Остался один только государственный экзамен по Научному Коммунизму.
Надо признаться, что, перейдя с дневного на вечернее отделение, я совершенно обнаглела. Стипендия мне была уже не нужна, так что я не ходила ни на какие лекции по идеологическим дисциплинам, а когда подходило время экзамена, просто клала зачётку на стол преподавателю и говорила: «Мне нужна тройка». Экзаменаторы подмахивали подпись – им же хлопот меньше – и всё. Так я до сих пор ничего не знаю о диамате, истмате и уж не помню, что там ещё такое изучали.
Но за всё в жизни надо платить. Годы неупражнения мозга в этой сфере подвели меня ко времени, когда надо было сдавать Научный Коммунизм. Честные попытки вчитаться в текст учебника и что-то запомнить обернулись полным фиаско – к концу страницы я полностью теряла логическую связь с её началом.
Я пришла к родителям и объявила, что диплома не будет - я не в состоянии выучить Научный Коммунизм. Папа на меня очень рассердился.
- Что за безволие такое? Не терять же из-за этой ерунды диплом! Сядь, выучи, сдай – на другой день всё забудешь!
- Я пробовала. Не могу
Папа сказал:
- Дай сюда учебник. Я тебе сейчас краткий конспект составлю.
Папа придвинул к себе пачку бумаги и решительно открыл красненькую книжечку учебника. А я пила чай и смотрела на него с интересом. Прошло полчаса. Папа зевнул. Потом ещё и ещё. Потом сказал:
- Я, пожалуй, пойду вздремну немного...
Больше со мной о Научном Коммунизме не заговаривали. Я веселилась в дружеских компаниях, пила кофе в «Сайгоне», об экзамене старалась не думать.
Наступил день экзамена. До сих пор не знаю, что меня толкнуло туда вообще пойти, в этом не было ни логики, ни смысла. Студенты толпились перед дверями - зелёные, с мешками под глазами, судорожно листали конспекты и учебники, а я стояла просто так, с высокомерной улыбкой отличницы. Вышедшие из зала, где проходил экзамен, говорили, что списать нет никакой возможности: за столом комиссии – двенадцать экзаменаторов, вся кафедра Научного Коммунизма, а готовятся студенты за одним единственным столиком, стоящим в центре.
Вдруг из экзаменационного зала вышла Н.М. Увидела меня, спросила:
- А вы что тут делаете?
- Экзамен пришла сдавать... А вы?..
- Преподавателей университета обязуют помогать на государственных экзаменах. Вы какой билет знаете?
- Никакой...
- Понятно.
Н.М. вернулась в аудиторию, а я всё ломаю голову, когда же мне туда сунуться, чтобы получить свою двойку и свалить.
Н.М. вышла вторично и громко сказала мне официальным противным голосом:
- Разумовская! Пройдите со мной, нальёте воду в вазы для цветов.
Я пошла за ней, недоумевая. За углом Н.М. сунула мне листочек.
- Здесь три вопроса семнадцатого билета. Идите в читальный зал, выучите – приходите.
- А если этот билет возьмут?
- Не возьмут, я его в сумочку спрятала.
Обалдевшая, я пошла в читальный зал.
Отвлекусь, чтобы рассказать здесь одну связанную с ним историю.
В какой-то момент кто-то бдительный обнаружил, что там нет портретов основоположников. В читальном зале филологического факультета университета им. А.А. Жданова – какой позор!
Начальство перепугалось, и портреты немедленно повесили. В центре, понятно, Ленин. Справа – Энгельс. Слева ... – тоже Энгельс, в другом ракурсе. Друзья мне не верили, уверяли, что я всё это выдумала, и я приводила их на экскурсию. Так эта красота провисела несколько дней, пока не спохватились и дубль Энгельса не убрали. А Маркса так и не повесили. Каждый раз, глядя на сиротливый гвоздик слева от Ильича, я давилась хохотом.
Так вот, выучила я первый вопрос билета. Выучила второй. Чувствую, не могу больше – тошнота подступает. Пошла сдавать.
Вхожу в аудиторию – да-а. Столы экзаменаторов стоят буквой «п» и торжественно затянуты зелёным плюшем. На столах равномерно расставлены букеты. Экзаменаторы все в тёмных костюмах, белых рубашках, при галстуках.
Один стол для готовящихся и ещё один, на котором разложены билеты. Задача Н.М. записать фамилию студента и номер выбранного им билета. Подхожу я к столику и думаю, где же он – мой семнадцатый-то? Наверно тот, что поближе ко мне. Потянула я его, а Н.М. как зашипит злобно:
- Это не ваш билет. Вот – ваш.
И даёт мне его.
Пошла я готовиться. А чего мне сидеть, время тратить? Свернула прямо к экзаменаторам.
- Вы что, без подготовки будете отвечать?
- Да.
Отбарабанила я первые два вопроса, глядя на свои туфли. Вижу краем глаза, вся комиссия счастливо кивает на каждое моё слово.
- А третьего вопроса я не знаю.
- Ну, что вы! Вы так прекрасно отвечали! Давайте, мы вам зададим дополнительный вопрос – на пятёрку?
- Не-е-ет! Не надо!
Схватила я свою зачётку и, ещё не веря произошедшему, помчалась к друзьям - отмечать. По дороге позвонила родителям.
- Провал?
- Четвёрка!
Потом Н.М. мне сказала:
- Таня, надо быть полной кретинкой, чтобы в такой ситуации не сдать на пять!
- А зачем мне эта пятёрка?
Так я получила диплом.
Не могу не добавить, что, вдохновенно проворачивая эту авантюру, Наталья Марковна серьёзно рисковала. Поймай её на этом, она потеряла бы работу - с волчьим билетом.
И так она была в ленинградском университете белой вороной: еврейка, дочь бывшего лагерника, наделённая живым умом и острым языком, которые многим не по вкусу...
