И буду вспоминать я вновь и вновь
Тугие гроздья винограда,
Подсолнух спелый за оградой
И хоровод пушистых облаков,
Задумчиво плывущих в небесах,
Аллей прохладных свет и тени,
Магнолий пряное цветенье
И восхищение в твоих глазах.
* * *
За окном пламенеет осень,
За окном листва облетает,
И холодного неба просинь
Воронье собирает в стаи.
Клумбы астр в белоснежной пене.
Ждет рябина первых морозов.
Обнажились прутья сирени,
Отцвели, осыпались розы.
Потускнели краски закатов
И лениво встают рассветы.
Это ты во всем виновато,
Запоздавшее бабье лето.
* * *
Вновь окутан миндаль
Бело-розовым цветом,
А капризный февраль
Знать не хочет об этом,
Грозно свищет в кустах,
Мечет пригоршни града,
Завывая на страх
Непокорному саду.
Но Всевышним храним,
Засияет без края
Бело-розовый нимб
Провозвестника мая.
* * *
Тени туч над волнами
И в дождинках окно.
Скажешь, было не с нами,
Скажешь, было давно.
А я помню, как счастье
Заполняло наш дом
И любое ненастье
Было нам нипочем.
Легкий воздух прохладный
Нас будил по утрам,
Куст сирени нарядный
Все заглядывал к нам.
В темных водах качался
Мягкий отблеск огней.
И тогда ты поклялся
Не забыть этих дней.
* * *
Англичане говорят о погоде,
французы – о моде,
ученики – об уроках,
мудрецы – о пророках,
старики – о приметах,
астрологи – о планетах...
Сменяют друг друга политики,
спорят о прогнозах аналитики,
ставит время свои проблемы,
а мы говорим на те же темы –
о музыке и о моде,
о любви и о погоде,
о кометах и о приметах,
о пороках и о пророках...
Канули в вечность тысячи лет,
а человек не меняется, нет.
* * *
Набережная Тель-Авива.
Вечереет.
Полумрак.
Шум прибоя.
Темные воды тихо вздыхают,
разбиваются о подводный риф
и рассыпаются белоснежными
кружевными оборками.
Наверное, так пенилось море,
когда Персей спасал красавицу Андромеду.
Кто знает, может быть, на этом самом месте,
где стою сейчас я, рыдала несчастная Кассиопея
при виде приближающегося к дочери чудовища.
Невольно поднимаю взгляд к небесам.
Вот они: Андромеда, Кассиопея, Персей.
Смотрят они на нашу Землю обетованную
своими яркими глазами-звездами,
помнят прошлое, провидят будущее.
* * *
Сумерки. Пейзаж неразличим.
Жаркий день беззвучно угасает.
И закат надменно проплывает
Над Иерусалимом золотым.
Скоро потемнеют небеса.
Но пока вокруг бушуют краски,
Словно кистью завладел Веласкес –
Пурпур, медь, лазури полоса.
А потом в полуночной тиши
Лунный серп ко мне в окно заглянет,
И всю ночь звучать не перестанет
Голос потревоженной души.
* * *
Оплывают печально свечи.
Одинокий сумрачный вечер.
Не дождаться во тьме рассвета.
Холода наступили летом.
Куст сирени помят, изломан…
Любовь ушла из моего дома.
* * *
Темнеет небо над Иерусалимом,
Сгустились сумерки, зажглись огни,
Окутав город пеленою света.
А с высоты Гило еще прелестней
Смотреть, как разноцветными ручьями
С холмов, кружась, стекают фонари.
Но наступает Ханука, и в окнах
Дрожат, переливаясь, язычки
Тончайших свечек, согревая душу.
Их не затмит феерия ночная,
Негаснущий огонь перешагнул века,
И чувств моих не передать словами.
* * *
Ворон черный, ворон белый.
Куст поник обледенелый.
Было это так давно –
Кто-то постучал в окно,
Ветер в гости напросился
Или просто заблудился.
Вот и буду с ним опять
Зимний вечер коротать.
* * *
Я боюсь умереть молодой
И боюсь умереть старой.
Я остаться боюсь с тобой
И расстаться на миг с гитарой.
Мне тепло ладоней твоих
Никогда не заменит песни.
И не надо решать за двоих,
Что мы будем с тобою вместе.
Все равно я всегда одна,
Спотыкаясь, бреду как умею.
Знать, судьба мне такая дана,
И я спорить с нею не смею.
