Перед сном
С обложки хитро смотрит Алладин,
Соседствуя на книжной полке с Блоком…
Ну вот, и день прошёл. Ещё один
Из череды не встретившихся с Богом.
Всё некогда, всё второпях, бегом…
Причин – что тех снегов в полях – по пояс;
Не стать бы самому себе врагом:
Туда ль иду? О том ли беспокоюсь?..
По мне ли ноша, неужель бескрыл?
Да жив ли сам? Наверно – жив, покуда
Душа моя не выбилась из сил,
И, как ребёнок, верит. Верит в чудо…
В Детском парке
Досаду погасив, смирив упрёк
И жест, надежду отвергающий,
Во мне вчера воскрес ребёнок-Бог –
За всё и всех прощающий.
Июнь уже открыл сезон дождей,
Зонтами небо загорожено,
Стоит под клёном хмурый лицедей
С подтаявшим мороженым…
Прохожие туда-сюда спешат,
Пусты качели ржавые.
Бросает мимолётный взор душа
На храмы величавые.
Размыты ненаглядные холсты,
Но стелет полдень новые –
На них безмолвно падают листы,
Летит хвоя еловая…
И никуда не хочется идти,
Моя свобода – вот она…
Бездомной птахой греется в горсти
Притихшая, бесплотная.
До звёзд, моя красавица, лети,
Неси свои пророчества!
А я останусь здесь, на полпути
Земного одиночества.
Судьба украсит разноцветьем строк –
Пожизненное рубище…
Во мне вчера так горько плакал Бог,
Тебя, мой милый, любящий…
В декабрьскую стынь
Памяти Б. А.
В декабрьскую стынь, у зимы на пиру,
К окну расписному приникну…
Я знаю, что тоже однажды умру,
Но к мысли такой не привыкну.
Недобрую ветер затеял игру,
Пугая: «Настигну, настигну!..»
Конечно, я знаю, что тоже умру,
Но к смерти никак не привыкну...
В окно надышу, нарисую, сотру,
Тебя издалёка окликну:
– Мой милый, я тоже однажды умру,
Но к смерти никак не привыкну –
Чужой не бывает!.. Мы в этом миру,
Как будто в ладошках у Бога,
Пригрелись. И шепчем сквозь сны поутру:
«Пожить бы ещё хоть немного…».
Владивостоку
Так снится Детство – верный, добрый друг…
Не намекая, что исчезнет вскоре,
Оставит после долгих лет разлук
Шум слившегося с горизонтом моря…
Огромных сопок яркие макушки,
Песчаных кос нестройные ряды,
И на одной из них – твои следы…
Под крики чаек выплеснет на брег,
На зыбкие, сыпучие холсты –
Звезду и разноцветные ракушки…
Восторженный, и не заметил ты,
Как на измятый край твоей подушки
Всю ночь катились слёзы из-под век…
Не сердись
Не сердись на меня – отнесись как… к обычному человеку,
Нечаянно полюбившему тебя ни за что, просто так.
Нашему бедному, наскоро озлобившемуся веку
Как кость в горле выброшенный мной белый флаг.
Но я же не перед ним сдаюсь – перед тобою
Или, если быть точной – перед смутой сердечной,
Мне нравится называть-нарекать её любовью
И, как когда-то, не казаться, а быть слегка беспечной…
Не сердись. Я же так далеко – не дотянуться,
А электронный адрес, хочешь, сменю на новый?
Господи… Ни руки, ни губ твоих не коснуться,
Разве только души – негромким, но нежным словом
Услышь меня…
Как пусто без тебя. Услышь меня…
Пусть этот миг перетекает в вечность;
И сменится медлительностью дня
Моей нелепой жизни быстротечность.
Я припаду к тебе. Так пьют с ручья…
Не отведи руки моей молящей:
Та, вслед которой брошено: «Ничья…»,
С тобой была – живой и настоящей…
И под шёпот разногласный…
…И под шёпот разногласный
Я коснусь Твоей руки:
«Свете тихий, Свете ясный,
Если можешь – помоги…».
Я выхаживаю молча
Боль Души – за кругом круг,
Что там Ангел мне пророчил –
Щепоть счастья? Горсть разлук?
Я ступаю осторожно –
Боль Души свечой горит,
И о чём-то невозможном,
Оплывая, воск твердит.
Шаг, второй и… замираю,
Но услышать – не хочу:
Не по кругу, а по краю
Я несу свою свечу…
Верить
До желания наплевать на принципы, на совесть…
До безмолвного крика «за что?» у лика Христа…
В душе моей, почти отчаявшейся, нагло роясь
Своею тощей рукой, чадит и чадит нищета.
Порой снится оскал звериный, слышится звук лающий,
Просыпаюсь в поту холодном, мороз по коже,
До черты безумия доводит, но отступает пока ещё,
Правда, не как чёрт от ладана, но всё же, всё же…
Пока ещё хватает сил совладать с этой напастью,
И вместо точки длить ткань-нить многоточий,
И верить, что хоть маленькую горстку счастья
Отсыплет в мою ладонь спасительное «Отче…».
