Сонет 15
Когда я мыслю, что одно мгновенье
От смерти отделяет жизнь и рост,
Что занавесу на Земле – на сцене—
Сопутствуют аплодисменты звёзд,
Когда я понимаю: жизни всходы
Один растит и губит небосвод
И сок земли, что в молодые годы,
Бурлит, – остынет, если смерть придёт, –
Как я хочу остановить мгновенье
И красоте спастись хочу помочь
В час, когда спорят Время с Разрушеньем
За право превратить рассвет твой в ночь!
Но стих мой—нож. Тебе, как садовод,
Он, как стволу, бессмертие привьёт.
Сонет 15
When I consider every thing that grows
Holds in perfection but a little moment;
That this huge stage presenteth nought but shows
Whereon the stars in secret influence comment;
When I perceive that men as plants increase,
Cheered and check'd even by the self–same sky,
Vaunt in their youthful sap, at height decrease,
And wear their brave state out of memory:
Then the conceit of this inconstant stay
Sets you most rich in youth before my sight,
Where wasteful Time debateth with Decay
To change your day of youth to sullied night,
And all in war with Time for love of you,
As he takes from you, I ingraft you new.
Сонет 55
Тяжёлый мрамор царских изваяний
переживут слова любви моей,
ты будешь жить в словах моих созданий,
что крепче камня, времени сильней.
И пусть война низвергнет всех кумиров,
на месте замков вырастет трава,
но Марс не уничтожит в этом мире
записанные в памяти слова.
Вражда и смерть окажутся бессильны
тебя разрушить; будешь ты велик,
когда в глазах твоих потомков милых
увидишь ты земли последний миг.
Твой милый образ будет жить в веках
в моих словах и в любящих глазах.
Сонет 55
Not marble nor the gilded [monuments]
Of princes shall outlive this pow'rful rhyme,
But you shall shine more bright in these contents
Than unswept stone, besmear'd with sluttish time.
When wasteful war shall statues overturn,
And broils root out the work of masonry,
Nor Mars his sword nor war's quick fire shall burn
The living record of your memory.
'Gainst death and all–oblivious enmity
Shall you pace forth; your praise shall still find
room,
Even in the eyes of all posterity
That wear this world out to the ending doom.
So till the judgment that yourself arise,
You live in this, and dwell in lovers' eyes.
Сонет 24
Художник – глаз тебя нарисовал
На сердце, сохранив черты и чувства.
Для красоты твоей я рамой стал,
И перспектива – высшее искусство.
Дар творчества увидев сквозь творца,
ты в галерее сердца на картине
черты узнаешь своего лица;
окно в той галерее – взор твой синий.
Твой взор с моим навеки сроднены:
мой взор тебя во мне отображает.
Сквозь окна глаз с небесной вышины
мне в галерею солнце проникает.
Но пусть глаза в художестве сильны –
в окне им мысли сердца не видны.
Сонет 24
Mine eye hath play'd the painter and hath [stell'd]
Thy beauty's form in table of my heart;
My body is the frame wherein 'tis held,
And perspective it is best painter's art.
For through the painter must you see his skill,
To find where your true image pictur'd lies,
Which in my bosom's shop is hanging still,
That hath his windows glazed with thine eyes.
Now see what good turns eyes for eyes have done:
Mine eyes have drawn thy shape, and thine for me
Are windows to my breast, wherethrough the sun
Delights to peep, to gaze therein on thee.
Yet eyes this cunning want to grace their art,
They draw but what they see, know not the heart.
Сонет 30
Когда зову я на собранье дум
Воспоминанья о былых утратах,
Объемлет снова душу, сердце, ум
Боль, что ушла, казалось, без возврата…
Когда, вовек не плакавший, я лью
По всем друзьям, во тьму ушедшим, слёзы,
Слезой я окропляю страсть мою,
И отшумевшие бушуют грозы.
Когда беда приходит за бедой
И сердцем я бреду от горя к горю,
Сто раз мне боль счёт предъявляет свой, –
Я вновь и вновь плачу, плачу, не споря…
Но, если ты со мной, мой милый друг,
Печаль и горе исчезают вдруг.
Сонет 30
When to the sessions of sweet silent thought
I summon up remembrance of things past,
I sigthe lack of many a thing I sought,
And with old woes new wail my dear time's waste;
Then can I drown an eye (unus'd to flow)
For precious friends hid in death's dateless night,
And weep afresh love's long since cancell'd woe,
And moan th' expense of many a vanish'd sight;
Then can I grieve at grievances foregone,
And heavily from woe to woe tell o'er
The sad account of fore-bemoaned moan,
Which I new pay as if not paid before:
But if the while I think on thee, dear friend,
All losses are restor'd, and sorrows end
.
Сонет 64
Я видел это: времени рука
Нам портит души, рушит их обличья;
Медь сокрушают быстрые века;
Не вечно башен царственных величье;
Я видел это: мрачный океан
Волной голодной землю пожирает,
А суша дар берёт, что морем дан,
И в прибыль свой убыток обращает;
Я видел это: быстрый ход времён
В прах низвергает троны, замки, царства, –
И понял, что любовь моя, как сон,
Убита будет Времени коварством.
Все это видеть – смерти лишь равно.
Как хрупко счастье, что судьбой дано!
Сонет 64
When I have seen by Time's fell hand defaced
The rich proud cost of outworn buried age;
When sometime lofty towers I see down rased,
And brass eternal slave to mortal rage;
When I have seen the hungry ocean gain
Advantage on the kingdom of the shore,
And the firm soil win of the wat'ry main,
Increasing store with loss, and loss with store;
When I have seen such interchange of state,
Or state itself confounded to decay,
Ruin hath taught me thus to ruminate,
That Time will come and take my love away.
This thought is as a death, which cannot
choose
But weep to have that which it fears to lose.
Сонет 73
Во мне ты видишь тот осенний день,
Когда последний лист дрожит едва
На тонкой ветви, черной, словно тень,
И над землею птичья песнь мертва.
Во мне ты видишь вечер поздний тот,
Когда закат на западе погас
И бесконечный Божий небосвод
Второю смертью – тьмой отъят у глаз.
Во мне ты видишь тусклый уголёк,
Что гаснет в пепле отпылавших лет,
И то, что было жизнью, сделал Бог
Мне смертным ложем… Грусть моя, мой свет,
Ты видишь все, что делает сильней
Любовь твою к живой душе моей.
Сонет 73
That time of year thou mayst in me behold
When yellow leaves, or none, or few, do hang
Upon those boughs which shake against the cold,
Bare [ruin'd] choirs, where late the sweet birds sang
.
In me thou seest the twilight of such day
As after sunset fadeth in the west,
Which by and by black night doth take away,
Death's second self, that seals up all in rest.
In me thou seest the glowing of such fire
That on the ashes of his youth doth lie,
As the death–bed whereon it must expire,
Consum'd with that which it was nourish'd by.
This thou perceiv'st, which makes thy love more
strong,
To love that well, which thou must leave ere
long.
Сонет 74
Как арестован смертью буду я,–
Залоги для спасения бессильны,–
То памятником мне строка моя
Пребудет лучшим, чем гранит могильный.
И ты найдешь, на белый лист взглянув,
Всё, что во мне тебе дано судьбою.
Земле земное – прах мой – я верну,
Но дух навек останется с тобою.
И будет для тебя всего живей
Душа моя. Пусть смерти достаётся
Та жертва тлена, пища для червей,
Что бренным телом средь людей зовётся!
Ей – тело, что на смерть осуждено,
Тебе – бессмертье, что в словах дано!
Сонет 74
But be contented when that fell arrest
Without all bail shall carry me away,
My life hath in this line some interest,
Which for memorial still with thee shall stay.
When thou reviewest this, thou dost review
The very part was consecrate to thee:
The earth can have but earth, which is his
due,
My spirit is thine, the better part of me.
So then thou hast but lost the dregs of life, The prey of worms, my body being dead,
The coward conquest of a wretch's knife,
Too base of thee to be remembered.
The worth of that is that which it contains,
And that is this, and this with thee remains.
Сонет 77
Тебе стекло зеркальное покажет,
Как поседели волосы твои,
Но на бумагу стих сонета ляжет–
И юность будет жить в словах любви.
И ты увидишь в ясном отраженье,
как строчками морщины пролегли
на старческом лице, и дней теченье
стремится в вечность, за предел земли.
Так сохрани в словах своё богатство,
Все, что бессильна память сохранить;
Детей своих, друзей ушедших братство
Ты сможешь снова видеть и любить.
Как часто эти скромные слова
Таят всё что, чем в нас душа жива!
Сонет 77
Thy glass will show thee how thy beauties [wear],
Thy dial how thy precious minutes waste,
The vacant leaves thy mind's imprint will
bear,
And of this book this learning mayst thou
taste.
The wrinkles which thy glass will truly show,
Of mouthed graves will give thee memory;
Thou by thy dial's shady stealth mayst know
Time's thievish progress to eternity.
Look what thy memory cannot contain
Commit to these waste [blanks], and thou
shalt find
Those children nurs'd, deliver'd from thy
brain,
To take a new acquaintance of thy mind.
These offices, so oft as thou wilt look,
Shall profit thee, and much enrich thy book.
Сонет 90
Когда меня забудешь ты, мой друг,
В тот миг, когда весь мир объят пожаром,
Будь первой из моих сердечных мук,
Но не последним – самым злым – ударом!
Не умножай моих земных невзгод,
Не умножай тоски моей надсадной.
Пусть после бурной ночи не придёт
Рассвет дождливый, горький, безотрадный!
Покинь меня, но лишь не в миг, когда
Меня ослабят мелкие потери;
Покинь сейчас. Последняя беда
Сильней всех прежних. Знаю, помню, верю:
Все боли света меркнут рядом с ней–
С бедой лишиться благости твоей.
Сонет 90
Then hate me when thou wilt, if ever, now, Now while the world is bent my deeds to
cross,
Join with the spite of fortune, make me bow,
And do not drop in for an after-loss.
Ah, do not, when my heart hath scap'd this sorrow,
Come in the rearward of a conquer'd woe;
Give not a windy night a rainy morrow,
To linger out a purpos'd overthrow.
If thou wilt leave me, do not leave me last,
When other petty griefs have done their spite,
But in the onset come, so [shall] I taste
At first the very worst of fortune's might;
And other strains of woe, which now seem
woe,
Compar'd with loss of thee will not seem so.
Сонет 93
Так. Буду жить, признав, что ты верна мне,
Наперекор всем слухам всей Земли.
Глаза смеются, сердце – твёрже камня.
Лицо твоё со мной, душа – вдали.
Во взоре у тебя я не узнаю
Ни злобы, ни следов житейских драм.
В глазах у многих судьбы я читаю
По временем оставленным следам.
Но, видимо, угодно это Богу:
Чудесна эта двойственность твоя.
Когда твоя душа таит тревогу,
Лицо мне дарит сладость бытия.
Все так. В раю, средь Божиих щедрот,
Прекраснее всего – запретный плод.
Сонет 93
So shall I live, supposing thou art true,
Like a deceived husband, so love's face
May still seem love to me, though alter'd
new:
Thy looks with me, thy heart in other place.
For there can live no hatred in thine eye,
Therefore in that I cannot know thy
change.
In many's looks the false heart's history
Is writ in moods and frowns and wrinkles strange;
But heaven in thy creation did decree
That in thy face sweet love should ever
dwell;
What e'er thy thoughts or thy heart's workings be,
Thy looks should nothing thence but sweetness tell.
How like Eve's apple doth thy beauty grow,
If thy sweet virtue answer not thy show!
Сонет 98
Расстались мы, когда, цветя, ликуя,
Апрель повелевал большой Землёй,
А в небесах, смеясь и торжествуя,
Сатурн свершал тяжелый танец свой.
Ни голос птиц, влюблённый и безгрешный,
Ни краски распустившихся цветов
Не помогли родиться сказке вешней.
Я был им чужд, печален и суров.
Ни лепестки цветущих белых лилий,
Ни первых роз душистый аромат
Моей душе, напомнив, не затмили
Твой поцелуй, твой несравненный взгляд.
Ведь я – зима, и блеск весенних дней –
Лишь тень от тени дорогой твоей.
Сонет 98
From you have I been absent in the spring,
When proud–pied April (dress'd in all his
trim)
Hath put a spirit of youth in every thing,
That heavy Saturn laugh'd and leapt with him.
Yet nor the lays of birds, nor the sweet smell
Of different flowers in odor and in hue,
Could make me any summer's story tell,
Or from their proud lap pluck them where they grew;
Nor did I wonder at the lily's white,
Nor praise the deep vermilion in the rose,
They were but sweet, but figures of delight,
Drawn after you, you pattern of all those.
Yet seem'd it winter still, and, you away,
As with your shadow I with these did play.
Сонет 102
Да, я люблю. Но страсть моя безмолвна:
Чем чувство тише, тем оно сильней.
Не любит тот, кто чувство славит вольно:
Не раб любви он – а тиран над ней.
Тебя встречал я песней золотою,
Когда любовь была ещё юна.
Так соловей поет в цветах весною –
Но умолкает, лишь пройдёт весна.
И лето не утратит красоты,
Когда замолкнет пенье в час единый.
Но музыку сочтешь невзрачной ты,
Едва привыкнув к песне соловьиной.
Как соловей, умолк и я – и пусть!
Боюсь в тебе я песней вызвать грусть.
Сонет 102
My love is strength'ned, though more weak in seeming,
I love not less, though less the show appear;
That love is merchandiz'd whose rich esteeming
The owner's tongue doth publish every where.
Our love was new, and then but in the spring,
When I was wont to greet it with my lays,
As Philomel in summer's front doth sing,
And stops [her] pipe in growth of riper days:
Not that the summer is less pleasant now
Than when her mournful hymns did hush the
night,
But that wild music burthens every bough,
And sweets grown common lose their dear
delight.
Therefore like her, I sometime hold my
tongue,
Because I would not dull you with my song.
Сонет 110
Да, это так: по свету я бродил,
Наряда не снимая шутовского,
За грош я продавал душевный пыл,
Страсть попирал я увлеченьем новым!
Да, это так: суровой правде я
Смотреть в лицо не смел – и отвернулся…
Но я нашел тебя, любовь моя,
И юный пыл опять во мне проснулся.
И вот – итог. Не буду я искать,
Чтоб жажду утолить, источник новый
И страсть мою изменой проверять.
К тебе, богиня, обращу я слово:
Позволь в конце нелёгкого пути
Найти приют мне на твоей груди.
Сонет 110
Alas, 'tis true, I have gone here and there,
And made myself a motley to the view,
Gor'd mine own thoughts, sold cheap what is most dear,
Made old offenses of affections new;
Most true it is that I have look'd on truth
Askaunce and strangely: but by all above,
These blenches gave my heart another youth,
And worse essays prov'd thee my best of love.
Now all is done, have what shall have no end,
Mine appetite I never more will grind
On newer proof, to try an older friend,
A god in love, to whom I am confin'd.
Then give me welcome, next my heaven the
best,
Even to thy pure and most most loving breast.
Сонет 119
Каким питьем из слёз Сирен убит,
Каким отравлен был я зельем ада?
Друг друга порождают страсть и стыд,
И только боль – за боль мою награда.
Но чем я был в дни счастья виноват?
В чем грешен был в час светлого веселья?
За что Господь казнил меня стократ
Так, что мои глазницы опустели?
Но – слава злу за всё его добро!
Добро прекрасней станет лишь от горя,
И та любовь, что пленена хитро,
Сильней Вселенной станет, с горем споря.
Так, все в беде утратив, лишь теперь
Я сделался богатым – от потерь.
Сонет 119
What potions have I drunk of Siren tears
Distill'd from limbecks foul as hell within,
Applying fears to hopes, and hopes to fears,
Still losing when I saw myself to win!
What wretched errors hath my heart
committed,
Whilst it hath thought itself so blessed never!
How have mine eyes out of their spheres been fitted
In the distraction of this madding fever!
O benefit of ill, now I find true
That better is by evil still made better,
And ruin'd love when it is built anew
Grows fairer than at first, more strong, far
greater.
So I return rebuk'd to my content,
And gain by ills thrice more than I have spent.
Сонет 129
Растрата духа и опустошенье –
Вот сладострастья верная цена.
Оно жестоко, грубо. В нём в смешенье –
Бесстыдный стыд, невинная вина.
Мы вечно ищем то, что презираем,
Найдя, его готовы проклинать.
Приманки цену мы прекрасно знаем –
Но к мышеловке тянемся опять.
Безумны те, кто мчится к сладострастью,
Безумней, кто не мчался никогда.
Искать его – вот истинное счастье,
Найти его – вот горе, вот беда!
Но, зная всё, спешим на свет из врат –
Небесных врат, ведущих прямо в ад.–
Сонет 129
The expense of spirit in a waste of shame
Is lust in action; and till action, lust
Is perjured, murderous, bloody, full of blame,
Savage, extreme, rude, cruel, not to trust,
Enjoy'd no sooner but despised straight,
Past reason hunted, and no sooner had
Past reason hated, as a swallow'd bait
On purpose laid to make the taker mad;
Mad in pursuit and in possession so;
Had, having, and in quest to have, extreme;
A bliss in proof, and proved, a very woe;
Before, a joy proposed; behind, a dream.
All this the world well knows; yet none knows
well
To shun the heaven that leads men to this
hell.
Сонет 140
Будь мудрой столь же, сколь жестока ты,
Не заставляй меня прервать молчанье!
Мне слово даст боль попранной мечты,
Но за меня заговорит страданье.
Да, ты не любишь. Но – хоть сделай вид,
Хоть обмани меня любовью мнимой!
Так часто врач больному жизнь сулит –
Но оба знают: боль неизлечима.
Ты холодом сведёшь меня с ума!
Все скажет боль моими же устами,
И примет чернь за истину сама
Безумный бред безумными сердцами.
Так, нелюбви твоей наперекор,
Да будет чист – при мрачном сердце –
взор!
Сонет 140
Be wise as thou art cruel, do not press
My tongue–tied patience with too much
disdain,
Lest sorrow lend me words, and words ex
press
The manner of my pity-wanting pain.
If I might teach thee wit, better it were,
Though not to love, yet, love, to tell me so,
As testy sick men, when their deaths be near,
No news but health from their physicians
know;
For if I should despair, I should grow mad,
And in my madness might speak ill of thee;
Now this ill–wresting world is grown so bad,
Mad slanderers by mad ears believed be.
That I may not be so, nor thou belied,
Bear thine eyes straight, though thy proud heart go wid!
