litbook

Проза


Эмигрантка поневоле0

Джейсон снова ночевал на улице. Закуток у шахты, откуда дул тёплый воздух из спортивного зала, спасал его от замерзания, но он все равно окоченел. К двум часам ночи он допил бутылку красного вина, сомневаясь, сможет ли спокойно дождаться очередного утра. Мороз разбудил его в пять часов.

Он убрал грязный спальный мешок в рюкзак и сделал утреннюю зарядку. Эта привычка сформировалась у него в армии, которую он оставил пять лет тому назад. Было еще рано, и Джейсон походил по крытому рынку, так как до вокзала ему было лень идти. Он устроился возле церкви в надежде, что ему подадут. По опыту он уже знал, что рано утром прохожие бывают более щедрыми. Он думал о том, что если ему повезет, то он смог бы собрать достаточно денег на дозу героина еще до обеда.

Удача улыбнулась ему неожиданно – красивая славянка, которая обычно подавала ему не более одного евро, в этот раз подала ему аж десять евро. Похоже, ей удалось поменять работу. Джейсон также отметил, что походка у неё стала более гордой.

 

* * *

 

Сегодня был её первый официальный рабочий день. Уже прошло сорок пять дней – испытательный срок. Этого хватило работодателям, чтобы они смогли убедиться в невероятных способностях её обоняния. В тех же способностях, которые её мучили годами напролет, пока она мыла посуду в ресторанах.

Из-за своего обоняния она не смогла привыкнуть к жизни в общежитии. Вонь жареных бананов с чесноком и прочие экзотические блюда, приготовляемые эмигрантами, переполняли чашу её терпения.

Представительница социальных служб так и не смогла понять, почему из-за каких-то запахов (по её мнению, это были «претензии») можно отказаться от почти бесплатного ночлега.

Да, да, её феномен в обонянии улавливать малейший оттенок запаха, именно это оказалось ценнейшим умением и профессией, о котором не знали не только на родине, но пока ещё не догадывались и в эмиграции.

* * *

 

Иногда Джейсону хотелось спросить, откуда она. Он смотрел на неё глазами исследователя, ищущего на карте определенную точку. Но он боялся, что в ответ может услышать, что она из Югославии. Страна, с которой связаны все его кошмары и его теперешнее положение. Положение пловца, чьи силы иссякают, а берега всё не видно. То он готов плыть, пока земля не покажется его взгляду, то перед глазами начинают маячить чёрные силуэты отчаянья. Может, будет легче и проще забыть, расслабиться и пойти ко дну…

Когда-то, в другой жизни, Джейсон был пилотом американской авиации. Их части базировались в Италии и оттуда совершали полеты над Сербией. Жизнь была прекрасной. В барах и дискотеках крутились красивые итальянские ночные бабочки. Они мечтали прильнуть к его могучей тёплой груди.

Деньги давали ему свободу пробовать всё, не опасаясь, что источник иссякнет. Он летал, пил, занимался сексом. И всё в больших дозах. Он любил полные бутылки и секс. Две итальянские девушки забеременели, но командование держало в руках выигрышные карты. Его отмазывали, при этом каждый раз предупреждали, что это в последний раз. Будучи пьяным, он часто дрался. После некоторых таких драк он не подходил к самолету целую неделю.

Это ему прощали. Но не кокаин!

Еще во время стажировки коллеги Неды начали относиться к ней с уважением. Особенно после посещения генерального директора французского филиала концерна. Её хотели отправить на пять дней в США. Карта временного пребывания не давала ей права въезжать в страну «неограниченных» возможностей. Американцы признавали только паспорта с биометрическими данными, а у неё не было такого. Её мечты никак не стремились в эту страну. Невозможность забыть пришедший с этой страной кошмар сразу сжимал ей горло, боль еще не утекла в реку прошлого.

Когда-то, лет пять тому назад, в другой жизни, она была инженером Недой Ивановой. Она работала конструктором-чертёжником в проектной организации и радовалась жизни. Ее супруг, Любен, работал инженером на заводе электроники.

У них было двое детей. Когда родился её сын Радко, она осталась дома в отпуске по уходу за ребенком на целых два года. У неё было молоко, и её сын даже не пробовал искусственные смеси. Это спокойствие не повторилось с её дочкой Цветой.

Она отняла ребенка от груди, когда дочери было всего десять месяцев. За ней нужен был уход, как за экзотическим цветком. Хотя и редко, но улыбчивое личико дочки озаряло их жизнь.

Они зарабатывали хорошо, и с помощью своих родителей купили дом недалеко от завода. У них было и несколько соток земли, которую обрабатывали вместе со своей родней. Плодородная земля щедро одаривала их фруктами и овощами.

Использовали на сто процентов биоудобрения – тенденция, еще не вошедшая в моду, но практиковавшаяся веками в этих землях. Они жили в самой процветающей стране на Балканах.

Неда не интересовалась политикой. Она знала, что у них счастливая жизнь. Она часто ездила к своему дяде в Германию и, естественно, сравнивала жизнь тут и там. Правда, его автомобиль ни в какое сравнение не шел с их Заставой. Но жизнь гастарбайтеров там казалась ей похожей на выцветший театральный занавес. Она не понимала, как ее дядя и сотни тысяч югославов терпели нищенское существование и отвратительное отношение к себе местных людей. На фоне спокойствия и чистоты эмигранты казались ей похожими на собак в ожидании куска хлеба и подброшенной монеты.

Хотя её лучшая подруга Раица, прожившая три года в Италии, много рассказывала ей об обеспеченной жизни. Мол, благодаря работе в Италии Раица и другие эмигранты имели такие материальные блага, о которых только могли мечтать другие. И, несмотря на это, она не могла себе представить, что сможет покинуть родину. Они купили небольшой немецкий трактор, привезенный одним эмигрантом. Они выплачивали за трактор три года, а если бы работали за границей, то смогли бы выплатить за шесть месяцев. Но зато, не унижаясь, они жили в свободной и в собственной стране, и в собственном доме.

Когда начались перемены, у них было всё. По мнению ее тети, которая была замужем за греком, их жизнь была намного лучше и спокойнее, чем жизнь самих греков. Правда, были люди, которые считали, что у них нет свободы слова и прочее, но лично она не считала, что эта свобода ей нужна. Они жили хорошо.

 

* * *

 

Вначале Джейсон не нуждался в возбуждённости, вызываемой кокаином… Жизнь была настолько целостной и экзальтирующей, что наркотики только слегка обостряли его ощущения. Он добился того, о чем мечтал. Он – летчик! Пилот самой могущественной армии на свете! Он – молодой, неженатый, богатый и красавчик, – по его разумению, и был счастливый человек.

Как-то вечером, после умопомрачительных любовных игр, его подруга смотрела но­вости по телевизору. Не понимая ничего, он блаженно валялся. На экране показывали бомбардировщиков в полёте. Он увидел нанесенный его коллегами хирургической точности удар по поезду. Он спросил у Паулы:

 – О чём идет речь?

 – По ошибке уничтожен пассажирский поезд. Есть множество погибших – 162 человека, из которых 22 ребенка.

 – Ты хочешь сказать, что это и есть тот самый поезд, свалившийся в пропасть, который показали только что?

 – Да. – Ее голос был спокойным, будто речь шла о 162 курицах.

 – Мать их! Уроды! Как это возможно? – голос Джейсона дрожал.

 – Господи, Боже мой! - простонал летчик и, прозревая, добавил: - Операция называется «Милостивый ангел»! Наша «милость» отняла жизнь 22 детей! В этом поезде должно было находиться оружие массового поражения!

 – Глупости!! – бесстрастно перебила его девушка. – О чём ты говоришь? У югославов не было приятельских отношений с русскими из-за отказа вступить в Варшавский договор. У них оружие времен царя Гороха, – с издевкой заключила Паула.

 – Но… – Джейсон остановился, чтобы не выдать военные тайны. Про себя сказал: – Я сам вчера бомбил завод электроники, в котором на самом деле выпускали оружие.

Девушка выключила телевизор и вызывающим жестом поманила его продолжить гимнастику, которая их связывала. Но изящное тело итальянки уже не смогло возбудить Джейсона. У него раскалывалась голова.

* * *

 

От той жизни у Неды остался только Радко. Пять лет ей не удавалось перевезти его к себе. Она никак не могла выполнить условия, которые ставили французские власти. Под присмотром бабушек и дедушек, постоянно испытывающих чувство вины, ребенок вырос очень избалованным. Раньше она обвиняла их, что они не позволили ей взять его с собой, когда её принудили покинуть Югославию. Сейчас она их уже не обвиняла. Даже такой аполитичный человек, как она, смог понять, что виноваты в этом… другие! Она с болью вспоминала их развороченный дом, в котором погибла ее Цвета. Если бы она не пошла в магазин, она тоже бы погибла под руинами, но погибла бы, крепко сжимая руку своего ребенка.

В тот день не было воздушной тревоги. Ребятишки из детского садика играли в парке. Это их и спасло. Садик, как и их дом, находился в непосредственной близости от завода электроники. «Хирургически» точным ударом американцы отняли жизнь 92 мирных людей. Среди них был и её Любен. К счастью, «хирурги» не задели детей в парке.

 

* * *

 

У Джейсона был переносной телевизор. Он ловил ВВС, и иногда он вместе с коллегами смотрел новости, в которых показывали репортажи об их успехах. Но после краткого комментария в итальянских новостях, прозаично произнесенного представительницей совершенной римской красоты, упомянутые «успехи» все чаще не давали ему покоя.

Паула так и не поняла, почему он ушел от нее. Крапива неудовлетворенности обжигала её душу. Она знала, что у него осталось еще два дня отпуска, но он предпочел вернуться на базу. Ему не хотелось ничего объяснять, он не был готов к этому. Пилот взял телевизор и пошел к Лучио. Они познакомились в каком-то баре, и на Джейсона произвели сильное впечатление его способности полиглота. Лучио твердил, что может свободно разговаривать на семи языках и понимать еще четыре. Он доказал это прямо в баре, начав разговор с тремя иностранцами. Это оказалось достаточным поводом для Джейсона, чтобы весь вечер угощать его и его подругу Ивон. Она была красивой француженкой, но, увы, не разговаривающей на английском. По словам Лучио, она не понимала и по-итальянски, что в какой-то степени объясняло их связь. Впоследствии американец понял, что ужасно некрасивый, но умный полиглот снабжал французскую красавицу наркотиками.

Лучио встретил его неохотно. У него не было привычки встречаться со своими ночными знакомыми утром. У него было много дел: сходить на лекции, отнести белье в стирку и т.д. Когда Джейсон упомянул, почему он ему понадобился, итальянец ухмыльнулся. Он начал объяснять, что ими манипулируют, но Джейсон остановил его. Политика его не волновала. Ему нужна была запись всех новостей. Лучио посмеялся над ним, указывая пальцем на крышу и специальную антенну Киршман, которая ловила даже сигнал «ТВ Белград». Договорились, что он запишет перевод всех новостей, которые сможет поймать. Военный заплатил половину договорённой суммы, и они расстались.

 

* * *

 

Весь город был в шоке! Это перешло все границы! Правда, они уже попривыкли к войне, уже восемь месяцев западная коалиция, представленная американцами, бомбила их страну без успеха, под предлогом…

Предлог…?

Неда не была шовинисткой, но не понимала, зачем нужно отрывать кусок её родины, чтобы отдать его людям, которым они предоставляли приют уже много лет? Она вспомнила, как весь их класс помог Нидже спасти всю свою родню от ужасной нищенской жизни в Албании. Вся школа собирала деньги, на которые они подкупили албанские власти. Учителя объясняли им, что иногда такие неморальные поступки оправданы, во имя гуманитарной цели. Родственники приехали и тихо и спокойно поселились в их городе. Выучили язык и быстро интегрировались. Их дети пополнили начавшие опустевать классы в школе. Еще до того, как покинула свою родину, Неда знала, что у Нидже уже было двенадцать детей. А у ее двоюродных сестер – четырнадцать и пятнадцать! За несколько лет их колония разрослась, и их претензии на строительство мечети начали портить хорошие взаимоотношения. От Любена, родившегося в Приштине, она знала, что такой же процесс шел и в Косово. Они дали им автономию, которая позволяла проводить занятия в школах на албанском. Тогда она не имела ничего против, несмотря на попытки Любена объяснить ей, что происходит. Она оборвала его, мол, люди имеют право учиться на собственном языке, политика меня не интересует!

Она все еще была аполитичной. Но подарить своим гостям комнату, в которую их приютили из христианской милости, только потому, что они плодились как зайцы, и их стало больше, чем хозяев… нет уж!

* * *

 

Оставив кассеты Ивон, Лучио исчез куда-то на три дня. Француженка пригласила его и попробовала что-то объяснить ему про Голландию, но Джейсон не понял её. Он включил кассету. Слушал запись, и лицо его мрачнело. В одном из французских репортажей говорилось об очередной ошибке НАТО во время бомбёжки электронного завода. Их спецслужбы проверили и под заводом не обнаружили предполагаемого арсенала биологического оружия. К тому же ещё во время этой же бомбежки были разрушены восемь домов и один детский сад, находившийся рядом с заводом. Сорока шести детям удалось спастись только потому, что они находились в соседнем парке.

Он пришел в ярость. Вместо стакана, предложенного Ивон, он поднял бутылку. Выпил ее залпом. Ожидаемое затмение не пришло быстро, потому он подал девушке пачку долларов, жестом указывая на очередную бутылку.

 

* * *

 

После погрома Неда жила около месяца у своих родителей. Область была полностью разрушена. Большинство жителей работало на заводе. Завод тоже был разрушен, как и два моста над рекой Нишавой. Город превратился в город - фантом. Магазины закрывались один за другим. Люди стали походить на зомби. Думали только о том, как себя спасти.

Не она сама, а совет родственников решил, что она должна уехать к своему дяде в Германию. При этом – на первых порах – без своего ребёнка. Она не смогла им противостоять. Она была единственным оставшимся молодым человеком среди них, кто смог бы это сделать. Родственники собрали остатки своих сбережений и организовали её нелегальный переезд. Она знала, что родня надеется на неё, но все равно чувствовала себя отверженной. Дядя её встретил унылым. Из-за их сына, свободно говорящего свои мысли о войне, считающего, что живет в недемократическом обществе. Потому уже им дали понять, что они сами тут нежеланные. Приютить Неду в этой ситуации было бы воспринято как еще одна провокация. Он отправил её в Страсбург, к своему другу, у которого была фирма для уборки. И вот так инженер Иванова стала уборщицей.

Она не боялась тяжёлой работы. Боялась она другого – похотливых взглядов работодателя Драгана. По-видимому, ему стало известно, что у неё нет мужа. Противный земляк постоянно намекал ей на близость. Чтобы прекратить это, Неда поговорила с его женой. Эффект был мгновенным. Но ей пришлось искать другое жилье. Госпожа помогла ей устроиться в общежитии для молодых работников. Ей купили какие-то документы, которые сгодились хотя бы для этого.

 

* * *

 

Джейсон пришел в себя в чужой постели. Рядом с ним спала Ивон. Он посмотрел на часы и понял, что сильно опоздал с возвращением на базу. Потом вспомнил о записанном репортаже. От возмущения голова пилота занемела и перестала болеть. Он потянулся за одеждой и увидел шприцы. Его взгляд остановился на маленькой точке, на вене левой руки. «О Господи! Что же я такое творю?» - воспалённый ум искал выхода. Ему попалась на глаза его форма, и он в ярости стал рвать её. В высшей школе их готовили к потенциальным ошибкам во время исполнения военных приказов. Но никак не к этому! Он не был дураком и быстро осознал, что этот приказ, так же, как и те приказы – о поезде, о мостах в деревнях – не являлись ошибками! Это был способ поставить на колени этот гордый народ. Он хорошо помнил комментарии своих коллег, которые считали, что если кто-нибудь так же бомбил бы Чикаго, то они уже бы капитулировали.

Он не смог надеть свою разодранную форму, разбудил Ивон и отправил её за новой одеждой. Пока девушка собиралась, он заметил, что она исключительно красива. Одежда определенно портила её. Он попытался сказать ей об этом на своём ломаном французском. Она его поняла, ответила что-то и одарила его своей лучезарной улыбкой.

 

* * *

 

Настоящие проблемы Неды начались после оплеухи, которую она влепила одному из клиентов. Она убиралась у них дома уже несколько месяцев и специально попросила Драгана приходить туда только в присутствии хозяйки. Этот француз уже два раза пытался лапать за задницу, когда она нагибалась при уборке. Второй раз Неда не ударила его только потому, что хозяйка вошла на кухню. Госпожа поняла, что произошло, и извинилась по-своему – дала ей на 20 евро больше. Она надеялась, что мсье тоже понял. Она недооценила его похоть, а он недооценил силу её пощечины.

Неда вспомнила поездку в Стамбул. Когда-то, в прошлой жизни, они с Любеном поехали туда в свадебное путешествие. И тогда она поняла, что это такое – настоящее преклонение перед женской красотой. Её рост 1,85 и ее формы не производили впечатления в Сербии. Но в Турции всё началось на границе. Первый же таможенник, зашедший в их автобус, увидев её, встал как вкопанный. Пялился на неё, разинув рот. Время от времени произносил «машалла». Только через десять минут шофер смог вывести его из этого состояния и заставил позвать начальника пограничного поста. Часто минующий эту границу шофер уже знал местные нравы и заранее собрал у пассажиров деньги, чтобы купить этому начальнику складной велосипед. Он уже достал его и собрал. Шеф пришел, но не обратил никакого внимания на взятку. Он тоже в свою очередь стал перед ней, как вкопанный. Без конца говорил «аферим» и «ашколсун». Его лицо выражало почти религиозное преклонение. Десять минут в этой ситуации заставили Неду почувствовать себя не­ловко. Она бесцеремонно вытащила торчащий из чужого багажа цветок, подала его начальнику и, улыбаясь, словами и жестами объяснила, что хотела бы продолжить путешествие. Турок откланялся и вышел из автобуса задом наперед, не упуская её из виду. Чуть не убился, когда спускался по ступенькам. Увы, после него в автобус заглянула вся застава, и пассажирам пришлось узнать все слова турецкого языка, которыми выражали восхищение. Только через несколько часов, и только после того, как все служащие смогли порадоваться ее красоте, забыв о своем велосипеде, шеф лично вызвался сопровождать их до первого турецкого города. Когда наконец-то он вышел, Неда заметила, что, несмотря на задержку, остальные пассажиры смотрят на неё с уважением. Но самое странное было то, что она уловила это и в поведении Любена!

Их злоключения продолжились на Бап Чарши – стамбульском рынке. Она осталась одна в магазинчике буквально на минуту, но тут же кто-то успел сильно ущипнуть её за зад. Не задумываясь, с разворота, она дала сильную пощёчину обидчику, после чего на его лице остался глубокий, красного цвета, след. Пренебрегая болью, жирное, довольное, улыбающееся лицо турка выражало бесстрашную готовность получить еще одну пощёчину. Её крики привлекли внимание Любена, который своим ростом в 2,10 м и могучими плечами охладил пыл турка.

 

* * *

 

Джинсы и свитер подошли идеально. Рубашку не было видно. Джейсон отправился к банкомату снять немного денег. Позвонил на базу и сказал, что заболел, но не сообщил, где находится. Он сообразил, что и другие офицеры иногда пропадали на неделю без отпуска. После строгого выговора их возвращали обратно. Вопрос был в том – хочет ли он снова туда? Он решил подумать. Вернулся обратно к Ивон, и они пошли пообедать. Мысль, что скоро может оказаться без зарплаты, сделала его экономным. Впервые обратил внимание на цены в ресторане. После обеда погуляли бесцельно по городу. Забрели на рынок, где он за бесценок накупил себе много одежды. Он осознал, что уже готовится к далеко не цивильной жизни.

Джейсон позвонил своей больной матери и попросил у неё телефон их адвоката. Женщина забеспокоилась и попыталась его расспросить, зачем ему понадобился этот номер. Он уклонился от ответа, но знал, что мать догадывается о проблемах сына.

То, что он узнал от своего адвоката, совсем его не обрадовало. Так как он получал государственную стипендию и подписал договор на десять лет, то, в случае нарушения договора, ему грозил не только военный суд, но и финансовые обязательства на ближайшие тридцать лет. Юрист посоветовал закончить миссию, так как он считал, что она все равно скоро завершится. В Вашингтоне упорно ходили слухи о предстоящей капитуляции Милошевича.

Ивон настояла, чтобы они вернулись в квартиру Лучио. Когда они пришли туда, он понял, что она просто хотела очередную дозу геро­ина. Он попробовал её отговорить, но его французский и его мотивация не были достаточными. Осознавая то, что делает очередную глупость, но мечась в поисках убежища от подавляющих мыслей, он позволил ей уколоть и себя. Ощущение безмятежности бросило их в постель.

 

* * *

 

Обиженный французский нахал написал заявление в полицию. Он не принял извинения Драгана в виде 500 евро. Отказался и от 1000, и от 2000. Работодатель хотел избежать проверки по поводу нелегальной рабочей силы, но это ему не удалось. Его оштрафовали на 25 000. Но самое странное было то, что это для неё не имело никаких последствий. Более того, пожаловавшийся француз получил три месяца условно за своё посягательство. Свидетельские показания его жены сыграли решающую роль. К тому же, его жена подала на развод.

Неда осталась без работы. Так как она регулярно отправляла деньги на родину, у неё не было никаких сбережений, и она должна была любой ценой работать. За зловонное общежитие она платила 140 евро в месяц, при этом могла там и питаться. Поэтому, хоть и с заби­тым ватой носом, осталась там жить. Её никто не трогал, так как она заплатила за два месяца вперед (это было обязательным условием). Она подрабатывала в разных местах, устраивалась на 2-3 дня, замещала посудомоек в ресторанах, но этих денег не хватило бы даже на аренду жилья. Некоторые из бывших клиентов Драгана соглашались брать её без договора, а это уже давало ей надежду перевезти к себе сына. Но для того, чтобы привезти сюда сына, ей нужен был официальный трудовой договор.

 

* * *

 

После возвращения Лучио из Голландии они сняли номер в гостинице. Дни проходили беззаботно, под воздействием героина. Ивон была неглупой девушкой, и её компания была ему приятна. Но всё менялось, если не было порошка морфея.

Уже после первого месяца его отсутствия на службе он был объявлен дезертиром. Ему удалось-таки снять свою последнюю зарплату, как и все свои сбережения. Однако эти средства таяли быстро, и он задумался о работе. Лучио предложил ему заняться распространением наркотиков среди своих бывших коллег. Пока у них ещё были деньги, Джейсон отказывался. Потом зависимость от героина заставила его согласиться. За несколько месяцев он состарился на несколько лет, и его коллеги иногда не могли его узнать. Но его бизнес процветал, и он уже снабжал и остальные войска американской базы. Он удивился тому, что очень многие парни сидели на игле. Теперь, когда он тоже был одним из них, подумал о том, на чем держится самая могучая армия мира. Хотя о политике он не рассуждал, он её ненавидел, но мораль из всего этого он осознавал. Доходы от наркотиков превысили зарплату авиатора. Но все чаще его друзья предупреждали о том, что военная полиция разыскивает его. И не только из-за дезертирства. Два раза еле обошлось. В минуту просветления он решил свалить из этого места.

Они оказались в Риме, где Ивон арестовали за наркотики. У неё нашли лишь небольшую дозу, и поэтому ей дали всего шесть месяцев условно. В Милане уже он попался с 1 граммом героина. Остальное ему удалось выкинуть буквально за минуту до этого. Его освободили, так как у него нашли документы американского военного, да и количество было небольшим. Он понял, что легко может оказаться в тюрьме. Они решили уехать из Италии. Три года испытательного сро­ка для Ивон во Франции истекли. Обстоятельство, а так же её знакомства направили их туда.

 

***

 

Бернадет, у которой она убиралась, была раньше преподавателем, а потом из-за болезни ушла на пенсию. Её мать, 82-летняя старушка, страдала болезнью Альцгеймера. Иногда, когда кто-нибудь из официальных сиделок отсутствовал, Бернадет вызывала Неду. Они сблизились, насколько это было возможно в Эльзасе. Несмотря на расстроенные нервы, у учительницы было обострённое чувство справедливости. Когда она узнала в общих чертах историю Неды, решила принять участие в её судьбе. Она приложила немало усилий, чтобы найти работодателя, готового подписать официальный трудовой договор с посудомойкой. Неде пришлось ехать в Сербию, чтобы получить в посольстве рабочую визу. Бернадет оплатила ей билет туда и обратно.

Счастливая, Неда вернулась на родину на пять дней. Её сын вырос и изменился. Она взяла его с собой в Белград, пока оформляла документы. Ребёнок чувствовал себя неловко, он отдалился от матери. Хоть она и пробыла на родине недолго, но успела понять, что многие знакомые и близкие люди изменились. И не в лучшую сторону. Но ей не хватило времени, чтобы спросить у них, в чем дело, а сама она так и не нашла объяснений. Её родители пришли забрать мальчика. Её расстроила его радость, но ей стало стыдно от того, что ревнует сына к собственным родителям. Она села в самолет и, на этот раз официально, въехала в Страсбург. Вечером её ждала гора грязных тарелок, сковород и кастрюль. Она мыла и пела.

 

* * *

 

Они устроились на ферме у сестры Ивон. Запаса героина им бы хватило на три-четыре дня. Джейсон предпринял необходимые дей­ствия, чтобы получить свой международный паспорт из США. Адвокат отправил ему паспорт вместе со счётом за свои услуги. Но это значило, что он больше не сможет пользоваться его услугами. Ивон обещала своей сестре не вмешивать её в свои наркотические дела. Поэтому они вселились в заброшенный дом вблизи канала. На те небольшие деньги, которые Джейсону отправила его мать (Джейсон не хотел тратить именно эти деньги на наркотики), они купили и оформили небольшую и подержанную машину. Она-то и стала основным источником дохода. На ней они добирались несколько раз до Испании, откуда перевозили наркотики. Они заняли у сестры денег на десять дней и поехали. Ивон знала местных распространителей. Товар быстро окупился и принес им даже прибыль. Они вернули сестре долг. Так начался их чёрный бизнес. Подмешивали в наркотик добавку, чтобы и им хватило. Жизнь потекла, опять одурманенная сексом и героином. Девушка начала колоться два раза в день. Её молодое и красивое тело увядало очень быстро. Джейсон предложил ей пойти к врачу, но она категорически отказалась. Её сестре удалось привести врача в их заброшенный домишко. Приговор врача был суровым: или срочно госпитализироваться, или ждать неминуемую смерть.

 

* * *

 

Ей не было тяжело убирать в комплексе, несмотря на его большие размеры. Но её раздражали запахи во время мытья посуды. Она заты­кала нос кусочками воска, предназначенными для ушей. Ватные тампоны не справлялась с задачей. Но даже с воском в носу и с закрытыми глазами она могла точно сказать, какая еда лежала в тарелке до того, как ее отправили в бак для биоотходов.

Она решила в шутку попробовать отгадывать блюда, которые прежде находились в каждой тарелке. Вначале она определяла только основные продукты. Потом она вытащила беруши и начала тренироваться. Скоро она начала разгадывать, из чего состоял гарнир, а затем стала улавливать и запах приправ. Со временем она добилась совершенства и стала отгадывать тончайшие нюансы запахов. Через два года она уже могла уловить даже запах духов клиентов. Рецепты шеф-повара уже не были для нее секретом. И если он менял даже какую-нибудь мелочь в ингредиентах, она сразу это определяла.

Отношения с коллегами у неё были хорошими. Они видели, что Неда работает, не щадя себя. Все любили веселую девушку, и она стала чем-то вроде талисмана. Может быть потому, что она ненавидела, когда её трогают. Кто-то пустил слух, что если прикоснешься к Неде, весь день будет удачным. Она не могла понять, почему это все крутятся вокруг неё с утра, пока одна из официанток не рассказала ей об этом суеверии. Она приняла игру, но не стала им облегчать доступ к «удаче».

Как-то утром, будучи в хорошем настроении от неуклюжих попыток шеф-повара прикоснуться к ней, она упомянула о том, что во вчерашнем блюде повар забыл добавить дикую мяту. В ответ на его изумлённый взгляд она пояснила, что поняла это после того, как вымыла все тридцать семь тарелок после этого блюда. Повар не поверил, но прикоснулся к её руке как бы случайно, вроде в знак благодарности.

 

* * *

 

Отвезли Ивон в больницу через четыре недели после посещения врача. Она была в таком состоянии, что не могла сопротивляться. Её конец уже был очевиден. Джейсон тоже лег в больницу. Он хотел быть поближе к ней. Через восемь дней, проведенных в бесконечных сумасбродных разговорах, Ивон умерла. Ей было 23 года. Он долго плакал, но не пошёл на похороны. Он остался во Франции, так как по­нял, что в этой стране даже бездомные имеют право на бесплатную медицинскую помощь. Он принимал метадон, который успокаивал тягу к героину. Через месяц его выписали. Он купил метадон и вернулся в заброшенный дом. Там он обнаружил, что у пустоты имеются свои ступени, и последняя ступень не допускала пока его присутствия, так как за ней уже наступает небытие. Он снова заколотил окно и уехал на «двух лошадях» в Голландию. Из страны тюльпанов отправился в Мец, где пробыл несколько месяцев. Полицейским удалось развязать одну цепочку сбыта, в которой он был мелкой гаечкой. Ему случайно удалось избежать неприятностей, он просто забыл про встречу с наркодилером. Про акцию полиции ему рассказал сосед в магазине, которого он там встретил случайно. Джейсон осознал, что если его поймают, то отправят на родину, где ему грозит от 30 до 50 лет тюрьмы. Эта история, как и смерть Ивон, привели его к решению о прекращении перевозки наркотиков.

Прошло всего лишь восемнадцать месяцев со времени его солдатских подвигов в Югославии, когда волею судьбы он оказался в Страсбурге. Ему нравилась немецкая подтянутость этого французского города. Здесь жили жёсткие люди, но при этом сострадательные. Оказалось, что можно жить и на подаяния. Если день удавался, то ему хватало и на еду. Он принимал стабильную дозу метадона, но ему никак не удавалось её уменьшить. Он подобрал собаку, чтобы она составляла ему компанию и грела его своим теплом в холодные зимние ночи. Но из-за собаки его не пускали в приюты даже в самые большие морозы.

Он проживал вместе со своей собакой и свою уже «собачью» жизнь. И только иногда человеческое сострадание опять превращало его в человека.

 

* * *

 

Время текло медленно. Неда с нетерпением ожидала завершения трёх лет, чтобы обновить свою рабочую визу. Каждый год в течение этих трёх лет она должна была представлять документ от того же самого работодателя. Она и не собиралась искать другую работу. Но ей выдавали только карту, разрешающую временное пребывание и визу только на год. И только через пять лет она могла бы забрать ребёнка к себе. Только после получения карты, действительной на пять лет, она могла жить с сыном. В целях экономии она снимала чердачную девятиметровую комнатку. И не звонила часто в Сербию. Каждый сэкономленный цент она отправляла туда. В ответ получала фотографии своего подросшего сына и милые письма от родителей. Друзья её забыли. В редких письмах она читала их бесконечные жалобы на жизнь, за которыми угадывалась зависть к её жизни здесь. Она их не понимала. Пусть и в нищете, она бы предпочла жить на родине. Но как их убедить, что и здесь бананы не растут на глазах! Ей оставалось еще три месяца до пятилетней карты.

Шеф-повар серьезно испугался её замечания по поводу его рецепта. На этот раз он попросил её пересчитать все ингредиенты. Она это сделала и дополнила, что замена одного из ингредиентов портит блюдо. Покрасневшее лицо повара свидетельствовало о том, что у него скоро случится истерический приступ.

 – Как именно тебе удалось отгадать все ингредиенты? – опять спросил он.

Смущаясь, Неда объяснила, что это можно понять по тарелкам, из которых ели люди. Взбешенный, он выкинул на помойку еду из приготовленного для подачи блюда, и перед удивленным помощником сунул ей тарелку под нос. Спокойно и медленно посудомойка ответила, что эта еда приготовлена сегодня, так как запахи еще свежие. Она пересчитала все ингредиенты, в том числе и приправу, чей вкус она не знала, но различала её запах.

 – Ты подглядывала за приготовлением! – не мог унять своё беспокойство повар по поводу эксклюзивного рецепта, унаследованного от его бабушки, и который он держал в строгом секрете. Он закрыл Неду в своей комнате и на скорую руку придумал новое блюдо. Потом высыпал всё из тарелки. Все присутствовавшие при этом прикинулись, будто ничего не замечают. Неда опять отгадала все ингредиенты. Шеф-повар немного успокоился и дал ей спокойно закончить уборку. Но в его голове уже рождались планы.

 

* * *

 

Пожилая женщина с трудом передвигалась, опираясь на палку. Она регулярно подавала ему по два евро и каждый раз нежно погла­живала его по голове. Деньги, конечно, имели значение, но эти прикосновения к его грязным, слипшимся волосам напоминали Джейсону о ласках его собственной матери. Были дни, когда он, озлобленный от холода и отсутствия наркотика, считал этот жест попыткой искупления перед Творцом, к встрече с которым она явно готовилась. А иногда, когда у него было хорошее настроение, он специально ходил помыться на вокзал, чтобы не пачкать святую руку женщины. Еще он помнил толстого человека, похожего на мясника, который подбрасывал ему пару монет по пять евро. Жест милосердия, видимо, менял что-то в нём, так как тот отходил с видом молочника.

Больше всего ему запомнилась высокая, всегда улыбающаяся иностранка. Она носила поношенную, но всегда чистую одежду. Уже больше года каждым утром в семь пятнадцать она проходила мимо церкви, но никогда не прошла мимо него. По-видимому, она сама нуждалась, и поэтому Джейсон радовался от всего сердца, даже если она подавала всего 20 центов. Для него этот ритуал стал намного важнее, чем достоинство монет. Он считал эту женщину олицетворением человечности, и это помогало ему переживать собственное горе. Дни, когда ее не видел, становились серыми и грустными, несмотря на героин в венах.

 

Он попытался начать разговор с ней. Почувствовав английский акцент, она удивилась и остановилась. Спросила, откуда он?

Джейсон запомнил её потускневшее лицо от ответа. Он пожалел, что не соврал. Он мог спокойно сказать, что он из Австралии или из Англии… Но уже было поздно. Разговор не получился, и она ушла.

Но, к его удивлению, этот ритуал продолжился и в дальнейшем. Её одежда постепенно становилась лучше, а денег, брошенных в ми­ску – больше. Походка, тело, все её существо уже излучали добрую улыбку, которую раньше можно было разглядеть только в глазах. Но всё это было мелочью в ожидающем их заговоре с судьбой.

 

* * *

 

Переживая, Неда вошла в кабинет Базиля. Не так уж много было людей, лично познакомившихся с хозяином боулинга и трёх ресторанов в городе. Те, кто заходил в этот кабинет, уходили оттуда или с увольнением, или с повышением. Она не ожидала повышения. Но остаться без работы за два месяца до окончания срока действия карты… ей не хотелось думать об этом. Она набралась смелости и вошла. Кроме эксцентричного итальянца, в кабинете был и шеф-повар. Когда он заговорил про необыкновенные способности её обоняния, женщина успокоилась. Ей предложили пройти тести­рование, но на этот раз это, видимо, веселило шеф-повара. Итальянец, в свою очередь, вошел в роль красного быка. Он посадил их в свой огромный лимузин и отвез в другой ресторан, находившийся в центре города. Обеспокоенная по поводу того, что Базиль их запер в комнатушечке, Неда вспомнила, что так с ней уже поступали, как и с другими эмигрантами, когда шли комиссии и проверки заведений. Хозяин вернулся с грязной тарелкой и стал расспрашивать её об ингредиентах. Она назвала восемь ингредиентов, шеф-повар не согласился с двумя. Базиль всё записал, а потом пригласил шеф-повара второго ресторана. Быстренько пресёк его попытку спрятать рецепт, напомнив ему о повышении по поводу рождения его третьего рёбенка. Ингредиенты совпали, восемь из восьми. Потом провели ещё один эксперимент: добавили ещё более разнообразные ингредиенты. Результат был всё тот же. Её шеф сиял, второй повар пялился, а Базиль, удивлённый, но сохранивший хладнокровие, распорядился, чтобы их отвезли обратно на работу.

Несколько дней позже хозяин нашел её за уборкой бильярдного зала. Вежливо поздоровался и пригласил её в свой кабинет. Он предложил ей новую, более легкую работу, с большим окладом. Но при одном условии: найти новую посудомойку, достойную её заменить с двухнедельным испытательным сроком. Ей дали пятнадцать дней на все эти дела. Три года она не брала отпуск, и вместе с этим отпуском получились необходимые три года. Базиль дал ей заветную аттестацию на пятилетнюю карту. Обещал ей помочь связями в префектуре (местной управе).

В тот же вечер Неда пошла в общежитие. Там жил молодой парень из Туниса, с которым раньше они работали вместе и который смог произвести на неё хорошее впечатление. Араб сразу согласился. На следующий день уже работали вместе. Через пятнадцать дней парень подписал трудовой договор. А она должна была подписать договор с «Нестле». Она переживала, несмотря на заверения Базиля, что не будет никаких проблем.

На новом месте её встретили хорошо, протестировали её умения еще несколько раз, и она подписала официальный договор с ис­пытательным сроком в 45 дней. С некоторой неловкостью ей сообщили, что пока идет испытательный срок, не смогут ей платить больше 2600 евро после вычета налогов. В ответ на её ошеломлённый взгляд (не так его поняли), ей сказали, что с подписанием постоянного договора её зарплата возрастет до 3600, а к концу года и до 4000. Ещё каждый год зарплата будет увеличиваться на 3% и ещё ей причитаются…

Неда отключилась, она не верила ни ушам, ни глазам своим.

 

* * *

 

Джейсон опускался всё ниже. Попытки покупать метадон вместо героина не помогали. Всё чаще у него случались ломки, всего восемь-девять часов после первой дневной дозы. А он помнил, как мало прожила Ивон, начав принимать две дозы в день. Он боролся, но знал, что смерть крепко держит его в своих героиновых лапах.

Бабушка, что ходила с тростью и подавала Джейсону, уже умерла. По её желанию, родственники пригласили его на похороны. Он плакал так горько, как плачут о матери. Она завещала ему сто евро и горшок со странным растением. Он получил наследство и пошёл в ботанический сад, чтобы отдать цветок. Организация ЕСПА (приют для собак) уже не разрешала ему держать собаку. Он не мог уже и за растением ухаживать.

Его измучила совесть. Он помылся, купил телефонную карточку и позвонил матери. Она еще держалась, насколько это позволяли ей болезни и возраст. Он наврал, что всё с ним хорошо, что работает и… но он понял, что она не поверила. Он пожелал ей всего наилучшего, и только эти благие слова вошли в материнскую душу. Он поспешил повесить трубку до того, как заплакал. Купил на черном рынке метадон с намерением лечиться. Но, еще покупая, знал, что метадон только временно будет замещать вторую дозу.

Яркие события в его жизни были уже редкими. Поэтому исчезновение улыбчивой женщины с пышными чёрными волосами, проходившей в 7-15, было событием. Он сник, увидев её в другом конце города с ребенком. На ней была элегантная одежда, и она излучала какую-то новую жажду жизни. Она изменилась. Чтобы заглушить боль, он сказал себе, что это не она.

 

* * *

 

Уже восемь месяцев Неда работала в «Нестле». Первый месяц она по привычке проходила в 7-15 мимо церкви по дороге к кафе. Она оставляла парню уже больше денег, но этого все равно было недостаточно, чтобы вытащить его из падшего состояния. Её мучило бессилие ему помочь. Она сняла хорошую трехкомнатную квартиру с огромной террасой в пригороде Страсбурга. Ей выдали карту, которая позволяла ей работать и находиться в стране десять лет (может, и правда Базиль помог?). Она привезла сына. Родители её тоже приехали, но скучали по дому и вскоре уехали обратно в Сербию. Она занялась перевоспитанием своего избалованного ребёнка. Это было очень тяжело. Парень чувствовал себя заложником и вел себя соответственно. Ей пришлось периодически отправлять его обратно на самолете к бабушке и дедушке. И каждый раз, когда он улетал от пожилых людей, у них сердца разрывались. У неё тоже. Несмотря на свой успех, она чувствовала себя несчастной. Она добилась положения в обществе и денег, но этот мир был ей чужим. Она потеряла и ту частичку мира, которую когда-то насильно у неё отняли.

 

 

* * *

 

Джейсон был всё ещё жив, но уже принимал по две дозы в день и уже смирился со своим близким концом. Мимо церкви проезжала одна из очень длинных «президентских» машин. Она остановилась и сдала назад. Оттуда выскочила женщина со знакомым лицом и поздоровалась. Сначала он узнал улыбку, потом волосы, а потом и саму славянку.

 – Видно, у вас дела идут хорошо, – проговорил он.

 – Я хочу пригласить Вас пообедать со мной, – ответило видение.

 – Вот вам немного денег, – сказала она, протягивая пачку соток, – приведите себя в порядок. Приходите в ресторан Совета Европы. Знаете, где это? Там ещё есть боулинг, он находится напротив здания совета. Буду ждать там вас в 12. Вы ведь придете? – Она не дождалась ответа и исчезла.

А может, всё это ему привиделось в наркотическом бреду? Но пачка денег осталась в его руках. Он начал пересчитывать, сколько метадона сможет купить на эти деньги. Если купить его на черном рынке, то хватило бы на тридцать месяцев. Но он всё равно бы столько не прожил. В момент просветления он решил, что это его последний шанс пусть на час, но опять стать человеком.

Он собрался, пошёл в салон красоты и быстро бросил несколько сотенных купюр, опасаясь, что его выставят. В салоне купюры тща­тельно рассмотрели под специальной лампой, после чего отношение к нему резко изменилось. Его помыли, почистили, подстригли, навели лоск и принесли новую одежду. Брюки оказались чуточку длиннее, но их укоротили прямо в салоне.

Через два часа из салона вышел совсем другой человек. Ужасно дорогой элегантный костюм сидел на нём, как на манекене. Его пре­ображение удивило и его самого, и работников салона. Он заплатил, даже не посмотрев на счет, и у него все равно осталось несколько соток. По дороге зашёл в цветочный магазин, около которого он раньше ночевал на удобных скамейках, и заказал огромное количество цветов. Он попросил, чтобы их доставили сразу в ресторан и украсили стол. На карточке он написал: «Для дамы с самыми красивыми волосами». Он был убеждён, что не ошибутся. Он знал, где находится ресторан, и пошёл туда пешком. Ощущение нового человека подавлял поднимающийся героиновый голод. Его рука полезла в карман и нащупала таблетку метадона – это была един­ственная вещь, которую он взял из своего старого тряпья. Он шёл уверенно бодрым шагом двадцативосьмилетнего мужчины.

 

* * *

 

Неда пришла заранее. Она хотела увидеться со своими бывшими коллегами. Но скоро почувствовала неловкость, которую она вызывала у них. Рядом с ней выпячивал грудь Базиль и угоднически улыбался. Может быть, бывшим коллегам просто было трудно принять бывшую уборщицу в её новой роли? О ней говорили по телевизору и радио, писала пресса. Её называли «страсбургским феноменом» и приглашали везде. Её экспертизы стоили миллионы. Нелегко было бедным связать это всё с их неутомимой Недой – врагом пыли и грязи.

Она села за крайний столик и попросила убрать четыре лишних стула. Потом появились цветочники и, не спрашивая, начали украшать стол. Когда она начала протестовать, к ней подошёл пожилой мужчина, он представился и подал ей подписанную открытку. Её ослепительная улыбка вознаградила его за все двадцать лет декораторского труда.

 

* * *

 

В ресторан вошёл молодой мужчина и отправился к столу. Она не сразу его узнала и даже хотела что-то сказать.

 – Мой внешний вид отвечает вашим требованиям, госпожа? – она вспомнила его американский акцент.

Неда потеряла дар речи. Жестом она пригласила его за стол. Их неловкость мешала и без того трудной их языковой коммуникации. Вокруг них витала какая-то магия, но не из знакомых – не любовь и не ненависть… Молчание не было тяжелым, оно их связывало. Потом они говорили обычные слова любезности: «спасибо за цветы», «очень мило», «спасибо за костюм», но эти слова их разделяли, они звучали как-то неуместно.

Неда заметила хороший выбор, сделанный из богатого меню. Это, так же, как и выбор одежды, говорило о хорошей жизни, предше­ствующей жизни на улице.

Они обедали и слушали музыку, специально подобранную шеф-поваром. Он включил для них болгарскую народную музыку с твёрдым убеждением, что это сербская музыка. Балканские напевы, как бы качавшие ранее одни и те же горы, уносили её туда.

 – Что это за музыка? Кажется, она вас разволновала, – разрушил магию собственного хрупкого душевного мира Джейсон.

 – Болгарская народная, – ответила женщина, и её голос медленно, но все более уверенно начал сопровождать знакомый с детства Балканский гимн. Аплодисменты в зале были прерваны пожилым мужчиной, поднимающим тост на болгарском: «За Болгарию»! От переполняющего вдохновения Неда перенеслась в край вековых лесов, её голос возвысился, почти достигая вокального мастерства певицы, исполняющей гимн. Красота этого мига залила весь ресторан. Весь персонал, спрятавшись за кулисами, счастливо смотрел и слушал свою Неду.

Песня кончилась, и все начали аплодировать. Пожилой мужчина поднял бокал и произнёс на болгарском языке: «За Болгарию». Все попытались повторить его слова, насколько смогли. Только Неда сказала: «За Балканы» – думая о том, что эти люди путают эти две страны. Ведь человек не спрашивает имени у муравья, на которого наступает.

Быстро съели десерт, Джейсон оплатил счет, и они вышли. Отправились в парк с озером.

Вдруг Неда заговорила:

 – Я должна Вам объяснить кое-что. Когда то, то есть всего лишь несколько лет тому назад, я была нищей эмигранткой. Как вам известно, ведь мы встречались с вами довольно часто. То, о чём Вы не знаете, это наш обычай – загадать желание, когда делаешь добро. Каждый день, когда я Вам подавала, я загадывала оказаться у себя на родине вместе со своим ребёнком. Моё желание осуществилось. Я Ваш моральный должник. Я тоже хочу сделать Вам добро, получив так много от судьбы. Я знаю, что Вы страдаете наркотической зависимостью. Но я также знаю, что Вам всё ещё можно помочь. Я договорилась с частной клиникой, Вас обещали туда принять и вылечить за шесть месяцев. Это будет нелегко. Мне тоже было нелегко. Я работала уборщицей и посудомойкой в ресторане, в котором мы пообедали. Я говорю Вам об этом, чтобы Вы знали – выход есть! Лишь бы было сильное желание. Вот адрес моей подруги, она – социальный работник. Я всё оформила для поступления в клинику и для Вашей реинтеграции. Я уже живу у себя на родине и редко приезжаю сюда. На профессионализм моей подруги Вы можете рассчитывать. А сейчас мне нужно идти. Меня ждёт сын.

Подавая ему руку в первый раз, она спросила:

 – А как вас зовут?

 – Джейсон Дейн, – ответил парень, и уголки его глаз увлажнились. – А вас?

 – Неда, – ответила она, исчезая в огромной машине.

 

* * *

 

Сон закончился, но Джейсон всё ещё был в дорогом костюме, с оставшимися несколькими сотнями в кармане. Ещё не было двух часов дня, и он решил встретиться с социальным работником прямо сейчас, пока всё ещё чувствовал себя человеком. Он легко нашел адрес и позвонил. Из домофона донеслось дежурное: «После обеда не работаем с клиентами». Он уже собрался уходить, когда увидел взгляд молодой девушки в окне. Она быстро открыла окно и из­винилась, что посчитала его клиентом. Входная дверь зажужжала, и Джейсон вошёл. Пока поднимался по лестнице, думал о том, что хорошая одежда открывает многие двери, если тебя по ней оценивают.

 – Мне нужна мадам Нику! – сказал он голосом бывшего бравого офицера.

 – Сейчас подойдёт. А могу я узнать, по какому вопросу? – забеспокоилась секретарша. Она подумала, что это внезапная проверка, так как часть денег ассоциации поступает от американского благотворительного фонда.

 – По личному! – тщетно попытался успокоить её Джейсон.

 – Хотите кофе, чай? О ком мне передать?

 – Кофе с молоком, пожалуйста. Меня зовут Джейсон Дейн.

Очевидно, Неда не успела сообщить его имя, потому что мадам Нику тоже выглядела встревоженной. Расположившись поудобнее в кресле, он сказал, что он пришел по рекомендации Неды на лечение в клинику. Женщина не сразу смогла понять, что такого мужчину привело сюда. Через несколько минут, когда она успокоилась, что это не проверка, начала объяснять, что всё уже договорено и нанять уже других врачей нельзя.

 – Вы не так поняли, мадам. Лечить будут меня!

 – Но она мне сказала, что речь идет о…

 – О бомже, да? А я и есть бомж!

Она широко раскрыла рот от удивления, а он продолжил:

 – Сегодня утром она мне дала денег, чтоб я помылся и привёл себя в порядок. Мы даже пообедали вместе. Я прямо с этого обеда.

 – Но… – она все еще пребывала в замешательстве. – У вас есть с собой документы?

 – Пожалуйста, – мужчина протянул свой паспорт.

 – Так вы… вы американец?

 – Да, и что?

 – С вашего позволения, я ей позвоню на мобильный. Я не могу поверить, что она делает это для американца! – сказала она, набирая номер. Неда подтвердила, но женщина переспросила ещё раз, объясняя, что речь идет об американце. Положила трубку и добавила:

 – Извините меня, пожалуйста! Выходит, она и вправду простила… – скорее всего, самой себе, – добавила она.

 – Простила что? Причем тут тот факт, что я из США?

 – Она вам разве не сказала? Она же сербка. Её муж и её дочь погибли под руинами во время бомбежки завода электроники... Что с вами?... Жизель, дорогая, позвони в скорую помощь! Он потерял сознание. Не могу нащупать пульс!

Рейтинг:

0
Отдав голос за данное произведение, Вы оказываете влияние на его общий рейтинг, а также на рейтинг автора и журнала опубликовавшего этот текст.
Только зарегистрированные пользователи могут голосовать
Зарегистрируйтесь или войдите
для того чтобы оставлять комментарии
Лучшее в разделе:
    Регистрация для авторов
    В сообществе уже 1132 автора
    Войти
    Регистрация
    О проекте
    Правила
    Все авторские права на произведения
    сохранены за авторами и издателями.
    По вопросам: support@litbook.ru
    Разработка: goldapp.ru