Было это, не было ли, а только старожилы сказывают, что жил в нашем селении один молодец: лицом – хорош, умом – рассудителен. Да и сбережения имел немалые: детям, внукам и правнукам хватило бы, да, пожалуй, что и ещё осталось.
В один прекрасный день надумал он жениться. Многие девушки мечтали с ним под венец пойти, многие тайно вздыхали по нему да святых угодников о помощи упрашивали. Но жених не спешил вводить в дом молодую хозяйку, всё выбирал, присматривался.
И однажды-таки высмотрел себе суженую – дочь повитухи-знахарки. Подивился честной народ его выбору, покрутил пальцем у виска. В деревне столько пригожих девок было: статных, синеоких, с румянцем во всю щёку – одна другой краше, а он надел обручальное кольцо на палец какой-то замухрышке: хиленькой да хворой. Видать, знахаркина дочка приворожила парня, не мог человек, находясь в здравом рассудке, жениться на таковской. Жаль было беднягу, а что поделаешь – сам себе повесил на шею хомут.
А жена молодая, помимо тельца немощного да лица худого-бледного, имела ещё и характер прескверный: ревнивой была, сварливой и злющей, как ведьма. Купит ей муж на базаре обновы, а она носом крутит: то плохо, то мало, то дорого. Созовёт он соседей и родственников на именины, а она склоку устроит, оскорбит всех да перессорит. А уж случится ему с кем-то из деревенских девок слово молвить – тут уж и вовсе дым коромыслом поднимет: распоследними словами прилюдно обзовёт-облает, а коли в раж войдёт – не погнушается и с кулаками на мнимых обидчиков кинуться.
Стали люди обходить их дом стороной – кому охота по доброй воле хлебать тычки да хулу? Да и супружник стал себе разные занятия выдумывать, и что ни дело – то всё от дома подальше: то пасеку разведёт в чистом поле да всё лето ездит охранять ульи, то на ярмарку за товарами в другую губернию поедет. Молодуха злится, зубами скрипит: вроде мужняя жена, а где он, муж-то? Ищи-свищи.
Чтоб окончательно мужика к своей юбке приспособить, вступила баба в сговор с самим чёртом. К ворожбе да приворотам прибегать начала: насобирает в полнолуние на кладбище трав и корешков, наварит смрадную болтушку и давай в еду подмешивать. Муж не заметит подвоха, съест – и ну его ломать-корёжить: чахнет, сохнет, тоскует. Соберётся поехать куда – на половине пути остановится, домой вернётся. Попадёт на званый обед – а его кручина, как на похоронах, одолеет. Стал он на себя не похож: телом спал, в глазах блеск угас – не человек, а привидение. А баба рада-радёхонька – сидит теперь мужик день-деньской подле неё, и чтобы за порог ступить – даже не помышляет.
Как-то раз сидел он за столом, мешал ложкой кашу в чугунке, вдруг, видит – напротив него чёрт расположился: глаз – чёрный, недобрым блеском горит, шёрстка на загривке вздыбилась, и хвостом по скамейке так и клацает.
Мужик от страха слова вымолвить не может. А чёрт ему спокойно так говорит: «Чего выпялил зенки? Доедай давай и пошли. С утра тебя дожидаюсь». «Куда пошли?» – пролепетал перепуганный мужик. «Известно куда – в Ад». «Рано мне помирать-то, – запротестовал мужичонка. – Никуда я с тобой не пойду!» «Сам не пойдёшь, в домовине снесут», – отвечал чёрт. «В какой ещё домовине?» – оторопел мужичок. «А той, что специально для тебя выстругают – сосновой или берёзовой…».
Совсем расстроился мужик, заплакал даже: «Да что же это я в цвете-то лет загнуться должен? Да как же эту несправедливость-то уразуметь?! Коль был бы дряхлым старцем – так ещё полбеды – пожил. А то вроде как рано мне… У меня ж на голове ни одного седого волоса! И зубы целы все!.. Сдаётся мне, нечистый дух, что ты спешишь прибрать меня… Обожди ещё годков шестьдесят, а там, может, я и сам к тебе напрошусь».
Разозлился чёрт, щёлкнул по столу хвостом так, что полетели на пол чашки-плошки: «Цыц, раскудахтался, как хохлатка!.. Что верно-то верно, ты мне в моей вотчине без надобности… У меня там весёлый народец подобрался: разбойники, душегубы, любострастники. А ты тихий да квёлый. Только тоску нагонять будешь».
«Вот и не бери меня! – с жаром запросил мужичок. – Зачем честной народ баламутить? Сам знаешь, одна паршивая овца всё стадо перепортить может».
Почесал чёрт в затылке: «Я бы и рад, да не могу – твоя баба очень за тебя хлопочет. Каждый день просит прибрать тебя, замучила ажно. Я уж и так и эдак от неё уворачивался, всё тянул за душонкой твоей посылать, а сегодня не мог не придти – стравила она тебя. Вон, гляди, в стряпню мухоморы подсунула. Тут уж хочешь, не хочешь, а пришло времечко брать тебя под уздцы. Небесный не сподобился до тебя снизойти-облагодетельствовать, говорит, его баба – колдунья, да и вообще паскуда редкая. Раз на таковскую обзарился, значит, и сам порядочная гниль. Мы таких у себя не держим. Праведников расселять негде!».
Заглянул мужик в чугунок, взболтнул ложкой со дна гущу – а в каше, что он ел, и, правда, мухоморчики алели. Эх, беда-бедовская, не разглядел вовремя, за перчик принял! Видать, и правда, пришла пора помирать.
«Слушай, чёртушка! – взмолился мужичок. – Не могу я просто так взять и умереть: у меня дом, хозяйство, лабазы. Как же я так разом брошу добро нажитое? Помилуй, дай срок, надобно мне со стряпчим слово молвить, завещание составить».
«Ладно, – согласился чёрт, – будь по-твоему. Но смотри, в полночь я приду за тобой!»
Брякнул ещё разок для острастки хвостищем своим длинным и исчез.
Мужик, выдрав сгоряча клок волос, грохнулся под образа, постучал лбом об дощатый пол, оросил слезами домотканую половичку.
Пламя свечи, озарявшей божественный лик на иконе, даже не шелохнулось.
И тогда он поднялся с колен, выпрямил спину, сжал кулаки. А когда его благоверная воротилась с гулянья – заставил её собственноручно приготовленное кушанье отведать. Та отбивалась, упиралась – да разве попрёшь против мужицкой силы, особливо если в гневе человек.
Так и околела к утру ведьма.
Чёрт, как уговаривались, пришёл за мужичком в полночь – а тут на тебе: такая жар-птица нежданно-негаданно в сети попала. Возликовал сатанинский дух и дозволил мужичонке остаток века доживать. А его бабу с собой в адское пекло уволок.
Мужичок от счастья просто ошалел: и погибели избежал, и от сварливой бабы избавился. Стал он жить-поживать лучше прежнего: добра поднакопил, женился на хорошей честной девушке, деток завёл. И забыл свою бывшую как дурной сон.
Прошло ни много, ни мало, объявился снова в его доме чёрт. Мужик с первого взгляда даже не узнал его: шёрстка выцветшая, полинявшая, бока ввалились, хвост по земле как плеть волочится.
«Всё, мужик, – взмолился чёрт, – нет больше моих сил терпеть эту проклятущую бабу! Не даёт она житья ни мне, ни моим грешникам: всех запилила, замучила! Никакого с ней сладу! Поедом всех ест! Что хочешь проси, а только забирай её назад».
«Что ты! Что ты! – ужаснулся мужик. – На кой она мне?! Ты хоть сверху донизу меня золотом обсыпь, не приму её назад, и не уговаривай, не проси!»
А чёрт знай талдычит своё: «Сделай одолжение, забери! Любое желание выполню! Царём сделаю! На серебре-злате есть-пить будешь!»
Мужик стоит на своём: нет и нет.
И пошёл нечистый на хитрость: да я, говорит, всё так обстрою, что ты и присутствия её в своём доме не ощутишь. Превращу твою бабу, к примеру, в колокольчик, и у двери его повешу. Ты её ни видеть, ни слышать не будешь.
Призадумался мужичок: колокольчик это, конечно, другое дело. Это безобидная штука. Подумал так и согласился.
И появился у него на двери медный колокольчик. С виду он был самый обыкновенный, тот, что дёргают у ворот пришедшие в дом гости. Но не так-то прост был этот звоночек: жила в нём какая-то дьявольская сила. С раннего утра до поздней ночи он трезвонил так, что у всех в округе начинала раскалываться голова. А стоило его затронуть – мазал какой-то мерзкой дрянью. Несколько раз он срывался с гвоздя, за который был прибит, и пудовой гирей падал хозяину дома на ногу, несколько раз – пребольно ударял его в лоб. Пробовал мужик его мешковиной обмотать – не вышло, тряпка разворачивалась и всё тут, пробовал дёгтем залепить, да только перемазался, пытался сорвать с гвоздя и закинуть куда подальше, так нет – находились доброхоты, которые возвращали найденную вещь владельцу.
Мужичок в отчаянии проклинал себя за свою глупую сговорчивость: «Обманул меня чёрт! Окрутил вокруг пальца! Как жить дальше? Что теперь делать с этим проклятым колокольчиком?»
Услышала его молодая жена и говорит: «Ты его позолотой выкрась. Может, какой дурак за золото примет и польстится».
Сказано – сделано. Выкрасил мужичок злосчастный колокольчик золотой краской и на следующий же день его украли. Проснулся утром, вышел на порог – а там один гвоздик торчит.
Возрадовался мужичок. В награду за добрый совет подарил жене новый шёлковый платочек, расшитый бисером.
И царил в его доме с тех пор мир и покой.
А тот дурень, что на его собственность позарился, наверное, ещё не раз всплакнул. А кто виноват? Не кради чужое.
