«[Еврейский вопрос].... конечно, не единственная проблема нашего времени, но... может
считаться пробным камнем зрелости нашей цивилизации и ее желания служить Добру»[1]
Томас Манн
Мне кажется, что этнические, религиозные, национальные, идеологические разногласия и противоречия являются нормой в любом обществе. Время от времени такие противоречия могут привести – и часто приводят – к социальному взрыву. История очень многих стран полна подобными примерами. Это не только сравнительно редкие революции, включая революции религиозные, радикально изменяющие все общество, но часто менее известные, менее заметные медленно усиливающиеся притеснения этнических или религиозных меньшинств, которые, не будучи остановленные или ограниченные обществом, обычно заканчиваются кровью. Реформация и контрреформация в позднесредневековой Европе дали нам множество свидетельств подобных конфликтов. Ничего не изменилось и в новейшей истории: этнические чистки в Малой Азии – греков, армян, ассирийцев; частичное истребление индейцев в США (хотя в данном случае притеснения часто переходили в «нормальную» войну); инквизиция – вплоть до конца 18 века, осуществляемая католической Церковью в Европе и Америках; геноцид в Перу, Мексике (Апачи против белых), Гаити, Австралии, Франции (Вандея – до полумиллиона жертв); африканский этнический и религиозный геноцид; сталинские этнические чистки (включая Голодомор) и идеологические погромы; еврейские погромы; этнические преступления и геноцид германского нацизма; балканский геноцид двадцатилетней давности – подобным примерам нет числа. Тем не менее, различные общества существенно отличаются отношением к таким разногласиям и особенно - степенью допускаемого в обществе антагонизма. Честное и открытое обсуждение подобных разногласий часто является главным фактором в их сглаживании и недопустимости кровопролития. Данные заметки рассказывают об одном из таких обсуждений.
Заметки состоят из трех неравнозначных частей.
В первой приводится мой перевод статьи из известного американского журнала[2]. Статья стала заметной вехой общественной дискуссии о причинах и возможных последствиях американского антисемитизма в предвоенных Соединенных Штатах. Это была не единственная и, возможно, не самая известная из дискуссий на эту тему. К примеру, двумя годами раньше в том же журнале прошло серьезное обсуждение крайне противоречивого вопроса о межрасовых и межрелигиозных браках (в основном речь шла о браках евреев и не евреев)[3]. Но особую значимость дискуссии, о которой я хочу рассказать, придало имя автора статьи; в начале первой части я познакомлю читателя с ее автором.
Вторая часть, существенно более короткая, коснется развернувшейся критики позиции автора статьи. В этой же части очень коротко и схематично я выскажу свои замечания о статье, ни в коей степени не пытаясь опровергнуть или поддержать основные тезисы автора. Причина такого ограниченного подхода следующая: я считаю, что сегодня несправедливо вступать в дискуссию по данному вопросу с абсолютно честным и ясно выраженным мнением более чем 70-летней давности. Мы знаем путь истории этих 70 лет, мы знаем, как история и судьба американских евреев опровергла многое из опасений и объяснений автора статьи. Автор этого не знал, но тем более, удивительно, что многое, из им сказанного, актуально и сегодня.
И, наконец, в третьей части, в Приложении, я коротко коснусь истории антисемитизма в англоязычном мире. Главной целью третьей части, которую информированный читатель может пропустить, является попытка объяснить, почему дискуссия, начатая статьей, была действительно актуальной и в чем фундаментальное, на мой взгляд, различие американского и европейского антисемитизма.
Первая часть: об авторе статьи и сама статья
В июньском 1941 года номере респектабельного американского журнала The Atlantic Monthly появилось начало статьи писателя, критика и политического философа, очень известного в 1910-40 годах. Публикации было предпослано следующее предисловие:
В этом и следующем номерах the Atlantic начинает дискуссию по проблеме чрезвычайной важности. Мы попросили господина Нока начать эту дискуссию, и мы приглашаем высказать своё мнение евреев и не-евреев в надежде, что свободный и откровенный обмен мнениями поможет уменьшить напряжение [в обществе], в настоящее время до крайности высокое, и приведет нас к осмысленному и более трезвому пониманию человеческой природы, лежащей в основе проблемы. - Редактор
Имя Альберта Джея Нока (Albert Jay Nock) сейчас почти забыто.
Альберт Джей Нок (1870-1945)
Но в 1910-40-х годах он был одним из лидеров либертарианского движения в США и Европе, возможно, самым последовательным и бескомпромиссным. В редактируемом им журнале «Свободный человек» (The Freeman)[4] печатались многие знаменитые интеллектуалы своего времени и, пожалуй, все важнейшие теоретики того направления либерального капитализма, которое получило название либертарианства. Даже выборочный список авторов впечатляет: Чарльз Бирд, Уильям Г. Чемберлен, Томас Манн, Бернард Рассел, Торстин Веблен, Джон Дос Пассос, Линкольн Стеффенс, Г.Л. Менкен. Когда однажды один из авторов заметил, что, по его мнению, журнал является лучшим образцом либерального издания, Нок возразил, что The Freeman «является радикальным изданием, он занимает место в девственно новой сфере, вернее, в длительное время заброшенной и пустынной сфере американского радикализма»[5]. Журнал стал серьезным явлением в литературной и политической жизни Америки, настолько серьезным, что дважды умирая, возрождался под тем же названием в последующих поколениях, нынешний является «внуком» журнала Нока.
Журнал Нока закрылся через четыре с лишним года из-за финансовых трудностей, но несколько богатых спонсоров предложили редактору определенную стипендию для того, чтобы он занялся делом по своему усмотрению. Нок выбирает работу журналиста и в 20-30-е годы работает и живет попеременно в США и в своем любимом Брюсселе, печатаясь в лучших журналах Америки и Европы. Все эти годы он одновременно продолжает свою писательскую деятельность. Одна за другой выходят книги об Артемусе Уарде (предшественнике Марка Твена), Франсуа Рабле (любимом герое Альберта Нока), Генри Джордже (важном политическом философе конца 19 века). В 1928 году он публикует биографию Томаса Джефферсона; многие считают, что до сих пор никто не написал лучшую биографию одного из основателей США. В начале 30-х Нок уделяет все больше внимания вопросам влияния государства на жизнь общества и, в частности, влияния государства на образование (крайне негативное, по его мнению). В различных известных журналах появляются статьи, сделавшие его очень популярным. Одна из них, опубликованная в the Atlantic Monthly – «Стоит ли работать Исайей?» («Isaiah's Job»)[6], регулярно переиздается в наши дни. Еще одна популярная статья называлась очень характерно: «Наш враг – государство». Другая, основанная на курсе лекций, прочитанных в Бард колледже, называлась «Криминальное государство». Эта статья, позже расширенная в книгу, была написана под впечатлением идей немецкого социолога Франца Оппенгеймера. Основная идея книги Оппенгеймера, «Der Staat», заключалась в том, что существует только два пути накопления богатства – работа и грабеж, причем государство монополизировало второй способ. В своей книге, соглашаясь с Оппенгеймером, Нок тщательно разъясняет различие между управлением (правительством или администрацией) и государством: «первое возникло из насущной необходимости общества; его функция состоит в защите прав отдельных граждан, прав, данных им фактом самого их существования; единственная задача управления – администрирование правосудия. С другой стороны, государство является антисоциальной организацией, возникшей вместе с идеей и практикой захвата чужих территорий и, соответственно, с конфискацией частной собственности».
Незадолго до смерти (он умер в августе 1945 года) Нок написал свою самую известную книгу - «Воспоминания лишнего человека» (Memoirs of a Superfluous Man) - явно перекликающуюся с понятием, введенным в культурный оборот русской литературой; в конце 1940-х книга становится одной из самых читаемых по обе стороны океана. Это была очень необычная книга воспоминаний. «Единственная достойная цель автобиографии – запечатлеть ту или иную философию, которую автор приобрел в течение жизни. Если при этом он находит необходимым показать, как его конкретный жизненный опыт привел к определенной форме мысли, тогда допустимо нагрузить читателя некоторыми жизненными деталями; но устраивать перед публикой демонстрацию всего, что ее не касается, является пошлостью». Книга, как писал его друг, «стала замечательной автобиографией идей»[7].
В последние годы жизни Нок был связан дружбой с нефтяным миллионером Уильямом Бакли-старшим и сыграл большую роль в формировании жизненных принципов его сына, Уильяма Бакли-младшего, известного консервативного писателя и публициста, редактора самого известного консервативного журнала послевоенного времени – «Национальное Ревью» (National Review). Нок оказал большое влияние на многих консервативных деятелей Америки, включая Эйн Рэнд. Сегодня самым близким по духу к политической философии Нока является американское движение Tea Party.
Альберт Нок, скорее всего, был вундеркиндом. Он родился в 1870 году в семье рабочего-сталевара (который был одновременно священником Епископальной церкви, такое странное сочетание), пошел в школу только в 13 лет. Но в доме было много книг, он прочел их все еще до школы; любимой, которую он выучил наизусть, был большой словарь Вебстера[8]. После нескольких лет в частной классической школе он поступил и закончил Бард колледж (сегодня – часть Колумбийского университета). Нок одинаково свободно говорил и писал на пяти языках – английском, французском, немецком, латыни и греческом, свободно читал на иврите; со времен колледжа «мертвые» языки оставались любимыми. Знание им античной литературы поражало современников. Он мог с любого места цитировать Платона, Сократа, Плутарха, практически любого известного древнего автора или философа, включая в их число философов средневековья, например, Монтеня или Эразма, любил декламировать отрывки из пьес и поэм античности. Считая себя музыкантом-любителем, он был одним из самых известных знатоков своего времени в музыкальном и оперном искусстве – «знал всех великих певцов и следил за их выступлениями в Неаполе, Санкт-Петербурге, Лондоне, Брюсселе и Вене. Знал все великие оркестры от Чикаго до Турина... и посетил большую часть европейских университетов... Он знал Ветхий завет на иврите»[9].
Нок был самым крайним и, исторически, одним из последних известных американских индивидуалистов, хотя сам себя в разное время называл то философом-анархистом, то радикалом, и с одинаковой яростью боролся с любым проявлением тоталитаризма: фашизмом, коммунизмом, марксизмом, большевизмом, гитлеризмом и так далее, считая их одинаковыми в главном – для них «государство – все, человек – ничто». В сложившемся политическом курсе демократических правительств Запада Нок тоже не находил ничего хорошего, все они по его мнению стремились к усилению власти государства за счет свободы человека. «Практическая причина необходимости свободы заключается в том, что свобода является, кажется, единственным состоянием, при котором могут возникнуть существенные моральные принципы. Человек перепробовал все возможное... Идя наперекор опыту и логике, мы пробовали закон, принуждение и авторитарность всех оттенков, но так и не получили результата, которым можно было бы гордиться». Из всех возможных свобод он отдавал предпочтение свободе экономической, считая, что без экономической свободы все другие не могут удержаться в обществе долгое время, но если экономическая свобода достигнута, то невозможно лишить людей всех других свобод. Поскольку война автоматически усиливает роль государства и ограничивает свободу, то Нок уже в самом начале своей известности стал принципиальным противником любой войны и непримиримым противником участия в войне США. Это привело его в лидеры антивоенного движения еще перед Первой мировой и сделало его, возможно, ведущим интеллектуальным лидером движения изоляционизма в конце 30-х-начале 40-х, когда Франклин Делано Рузвельт все больше склонялся к помощи Англии. И раньше невысокого мнения о политике ФДР, Нок в предвоенные годы становится его личным и очень влиятельным оппонентом. В отличие от большинства американских консерваторов, Нок оставался противником войны и во время войны.
В этом была пикантность ситуации, когда The Atlantic предложил Ноку написать статью об угрозе роста антисемитизма в США. Как широко известно, по мнению изоляционистов и, в более широком плане, противников вступления в войну, именно евреи (и англичане) активно толкали ФДР и страну к войне. Тем не менее, Нок взялся за предложенную тему. Причины своего решения он объясняет в статье, но сегодняшнему читателю только из статьи и развернувшейся после нее дискуссии будет совершенно не ясно, почему, по мнению журнала и Альберта Нока, проблема антисемитизма стала чрезвычайно важной. Буквально – неотложной. Чтобы не отвлекать читателя от заявленной в заглавии темы, я расскажу об американском антисемитизме в довоенной Америке в Приложении к этим заметкам.
Еврейский вопрос в Америке
Альберт Джей Нок
Первая часть
Замечание переводчика:
Статья Нока называется «The Jewish Problem in America». Английское слово «problem» редко переводится словом «проблема». Переводчик-профессионал пишет:
«Cлова «проблема» и «problem» не точно соответствуют друг другу по всем оттенкам смысла. На обоих языках это слово может означать вопрос, или дилемму, требующую решения. Но в определенном контексте эта русская «проблема» приобретает иное значение, и тогда ей гораздо более соответствуют issues или questions»[10].
Мне кажется, что в данном случае, в контексте статьи, вполне возможно слово «problem» переводить русским словом «проблема», хотя бы потому, что во время написания статьи «еврейский вопрос» уже явно превратился в «еврейскую проблему». Я буду пользоваться обоими вариантами. В названии статьи, тем не менее, я использовал традиционный перевод названия из Вики – «Еврейский вопрос в Америке»
Альберт Нок в своей статье пользуется некоторыми ключевыми выражениями, которые необходимо предварительно объяснить.
Modus vivendi – образ жизни, способ существования (сосуществования), иногда предполагающий предварительное, часто – временное, соглашение.
Occidental people – люди европейского происхождения. Люди европейского (западного) мышления и стиля жизни.
Oriental people – люди восточного (азиатского происхождения). Люди не европейского (восточного) мышления и стиля жизни. В Oriental people не включают арабов, индусов и некоторых других. Сегодня этот термин в США приобрел совершенно другой, оскорбительный смысл для американцев, выходцев из Юго-Восточной Азии. Существует дополнительная путаница между понятиями Oriental народами и Oriental культурой, в последнюю включают всю культуру Азии).
Статья Нока на английском языке снабжена рядом ссылок и пояснений в сносках – в переводе я их опустил.
I
Мои читатели заслуживают объяснения, почему я взялся писать на тему, которая так очевидно далека от меня. Подобные темы, как правило, разрабатываются журналистами и публицистами, а не профессиональными писателями. Я с этим согласен, но, насколько я знаю, наши публицисты хранят полное молчание. Одна из причин, возможно, заключается в том, что публика ожидает от них слишком многого. От американского публициста ждут быстрого решения любой современной проблемы, что в данном случае очень трудно сделать. Читатели ожидают от него не только информации и просвещенного мнения, но и конкретного указания. Если он скажет: «Проблема заключается в том-то и в том, но понятия не имею, как ее решить», - то читатели будут им не довольны и даже почувствуют себя обманутыми.
В случае с писателем дело обстоит по-другому. Жизнь медленно обтекает его; взгляд писателя на текущие изменения кажется более ясным и отстраненным, не подвластным привычкам времени и, возможно, существенно более разумным, чем у публициста, который находится в самом центре событий и ощущает на себе все давление обстоятельств текущего дня. С другой стороны, поскольку писатель по определению не является человеком действия, никому даже в голову не приходит спросить его о программе действий, а если он и предложит такую программу, то люди инстинктивно отвергнут ее, посчитав его чудаком, копающим чересчур глубоко.
Итак, основная причина, по которой я берусь за эту проблему, заключается в том, что, как я знаю, никто другой за нее не взялся. Никто не пошел дальше частных, местных и временных аспектов, чтобы показать во всем многообразии, в чем заключается еврейский вопрос, как он серьезен и все более важен, и – особенно – показать какие обстоятельства делают его таким. У меня нет решения проблемы, возможно, ее вообще не существует, я не знаю. Все, что я хочу сказать, если решение будет найдено, его найдут куда более способные мыслители, чем я; но перед тем, как решить проблему, они обязаны осознать всю ее важность и узнать все ее особенности – об этом я и собираюсь писать. В этом состоит моя единственная задача.
Еврейский вопрос, если сказать предельно коротко, заключается в том, чтобы сохранить modus vivendi между американскими гражданами-евреями и окружающими их гражданами, который оказался бы достаточно прочным выдержать любые потрясения экономического характера, возможно, ожидающие нас в будущем.
Еще два года назад я не имел ни малейшего представления о существование вопроса. Никогда даже не задумываясь на эту тему и прожив много лет за границей, я думал, что в высшей степени удовлетворительный modus vivendi ранних лет моей жизни сохраняет свою силу и поныне. Когда я был ребенком и жил в городке на Среднем Западе, отношение к тем нескольким местным евреям было совершенно таким же, как и к другим; на персональном уровне они были уважаемыми в городе людьми. Поскольку их стандарты характера и поведения были существенно выше среднего, то на них обычно смотрели снизу вверх. Что касается социальной дискриминации евреев как евреев, то этого не было даже среди детей. Мои близкие детские друзья, к примеру, были из двух больших еврейских семей и одной еще большей семьи франкоговорящих канадцев. Возвращаясь в мыслях в то время, и вспоминая старого М. и его многочисленную семью, строго соблюдающую традиции сефардских евреев, и людей во всех смыслах замечательных, я вспоминаю, как все наши девушки соревновались за право танцевать с его двумя сыновьями, Натом и Моше, харизматичными молодыми людьми, хорошо воспитанными и самыми лучшими танцорами в округе. Позже, во время моей молодости в другом городке Среднего Запада, я видел подобное отношение к евреям. Один или два еврея там были не популярны, но это было связано с их мелким жульничеством и никаким образом не перебрасывалось на остальных евреев городка.
Я определенно не имею в виду, что смесь евреев и не евреев в нашем обществе была химической смесью. И те, и другие меньше всего думали о таком смешении или желали его. Отношение с двух сторон было основано на достоинстве и самоуважении. Евреи относились к нам как к Occidental people, среди которых они выбрали жить, и с уважением относились к любым нашим достоинствам и особенностям, как Occidental people; они видели в нас то, чем мы были, жили среди нас абсолютно свободно, относились дружелюбно и уважительно, ни в коей мере не стараясь представить себя самих в качестве Occidental people. Мы видели в них первоклассных представителей Oriental people, с великой историей и великой традицией, которые заслужили наше уважение и доброжелательность, исходившее от нас совершенно искренне. Смесь была механической, но все работало замечательно: никто не пытался доминировать или дискриминировать кого бы то ни было, хотя суть фундаментального различия широко признавалась. Когда я вспоминаю те годы, то думаю, что это был самый верный modus vivendi, который только можно было придумать. Позже в жизни я был свидетелем другого, может быть, менее значительного примера. Я был членом ассоциации, в которую входило некоторое количество евреев, и в ней превалировали те же отношения, как и в общинах моего детства и юности.
Однако, когда два года назад я вернулся в Америку, я совершенно случайно - и в достаточно болезненных и оскорбительных обстоятельствах – обнаружил, что modus vivendi больше не существует. Случившееся заставило меня вникнуть в суть дела, чтобы узнать как можно точнее, что происходит сегодня. Я прочел все, что возможно, интересовался крайними мнениями, приставал с вопросами к множеству терпеливых слушателей – евреев и не евреев. Я пришел к убеждению, что проблема существует исключительно в тех рамках, о которых я сказал. Это не подлежит никакому сомнению. Даже больше, я не понимаю, как остальные могут не видеть, что оставленная сама себе проблема неминуемо приведет к трагедии.
II
Еврейские руководители полностью осознают случившееся. Один из них говорил мне, что неприятное открытие силы и размаха антисемитизма в этой стране оказалось для евреев такой же неожиданностью, как и для меня. Есть серьезные свидетельства, что это открытие для них случилось почти так же поздно. У евреев сейчас существует 18 национальных организаций, сутью которых является оборона общин и защита их членов, 13 из них созданы в последние 10 лет. Кроме этих организаций существуют и аналогичные местные в наших десяти крупнейших городах, все созданные в последние годы. Я не знаю, есть ли подобные организации в других городах, информацию о них трудно найти, возможно из нежелания себя объявлять, возможно из-за их временного характера, связанного с обстоятельствами в каждом конкретном месте. Многие другие еврейские организации, без сомнения, обычно заняты другими делами – религиозными, социальными, благотворительностью – и вынуждены заниматься борьбой с антисемитизмом только при необходимости, от случая к случаю.
Крайне желательно, чтобы представители не еврейских общин были так же хорошо информированы о накале антисемитизма, как и евреи. У меня есть основания полагать, что этого не происходит; я думаю, что большинство из них находятся в неведении, подобно тому, как был и я. Например, мой друг, успешный глава большого бизнеса, получил письмо от своего представителя на Западном побережье, в котором тот пишет, что в связи с антиеврейскими демонстрациями на Западе он очень обеспокоен, что в Нью-Йорке ситуация наверняка еще хуже. На что мой друг ответил, что это какая-то ошибка, ибо он ничего не знает о проблемах в Нью-Йорке и уверен, что ничего подобного здесь не происходит. Эта переписка случилась в конце лета 39 года, когда массовые антиеврейские демонстрации и провокации в Бруклине, Бронксе и Джексон-Хейтс происходили с частотой от 50 до 60 в неделю. Мой друг ни в коей мере не был исключением в своем невежестве. Надо всегда помнить, что в общем случае негативное отношение к любому меньшинству всегда пролетарского и люмпенского происхождения; свидетельства такого отношения медленно доходят до более образованных и состоятельных слоев. Я остановлюсь на этом позже.
Именно к этим последним слоям я хочу обратиться и убедить их в первоочередной важности еврейской проблемы, ибо им более вероятно предстоит найти ее решение, если оно когда-либо будет найдено. Гете принадлежит красивая фраза - Die Ziet ist unendlich lang (время бесконечно длинно), но если это и верно в масштабах истории человечества, то маловероятно, что у нашей цивилизации впереди бесконечно много времени в решении этой практической проблемы, весьма ограниченной текущими обстоятельствами. Об этом также хорошо осведомлены еврейские лидеры, в то время как все остальные, похоже, вообще не думают о проблеме в таких временных понятиях. Последний отчет Американского еврейского комитета, одной из самых влиятельных и серьезных национальных организаций борющихся с антисемитизмом, говорит об этом очень осторожно, не напрямую, но очевидно осознано. В отчете обращено внимание «на необходимость постоянной бдительности», а далее следует: «Мы не должны терять из вида тот факт, что здесь, в этой стране существуют экономические и социальные факторы, которые во время стресса и национального разлада могут побудить отдельных людей и группы из своих эгоистических интересов эксплуатировать невежество, нетерпимость и предрассудки, с тем, чтобы содействовать недоверию и враждебности среди американских граждан».
В этой фразе ясно сказано более чем достаточно для официального документа. Надо также отметить чувство меры в выборе слов, когда мнение меньшинства, выраженное ясно и определенно, все же согласуется с интересами этого меньшинства в конкретных обстоятельствах. Проблема, однако, в том, что усилия подобного рода пропадают впустую, когда речь идет о необходимости довести тревоги евреев о фактическом положении дел или о будущем возможном их развитии до не-еврейского большинства.
Имеется огромная литература, в большинстве своем, разного типа памфлеты, описывающая различные подходы – за и против – к тому, что принято называть антисемитизмом. Я прочел тонны подобной литературы и не нашел ничего полезного как для себя, так и для людей того типа ума, которых я сейчас надеюсь заинтересовать. В абсолютном большинстве случаев литература такого типа рассматривает некие местные условности проблемы, ее отдельные части; ex parte (односторонние), противоречивые и в основном радикальные. Если некоторые аспекты при таком подходе могут быть справедливы в определенных географических и временных условиях, они должны быть дополнены чем-то более существенным. Излияния преподобного отца Кафлина и литература, распространяемая Христианским фронтом, не достигают тех, кто лучше других подготовлен к решению проблемы в целом; точно так же они ничего не знают и об отповедях, в большом количестве исходящих от многочисленных еврейских организаций. Даже если какая-то часть всей этой массовой полемики становится известной таким людям, она получает только мизерное внимание, потому что информация в ней содержащаяся настолько же незначительна, насколько и неверно подана.
Читатели могут мне напомнить, что очень многие значительные не-еврейские религиозные деятели открыто и ясно высказывались против различных аспектов антисемитизма, и что организации, их представляющие, неоднократно и регулярно поддерживали их официальными резолюциями, декларациями и заявлениями. Это так. Я сам могу напомнить, что существует организация the Council Against Intolerance in America, сформированная в последнее десятилетие, в которой религиозные деятели, профессора, гражданские лидеры и некоторые публицисты (хочу отметить моего старого друга Уильяма Аллена Уайта) играют ведущую роль. Кроме того, существует National Conference of Christians and Jews, в которой ведущие роли играют представители религиозных организаций. Эти две большие организации занимаются в основном образовательными программами, распространяя идеи толерантности в наших школах и колледжах.
Это замечательно и заслуживает высокой оценки, но совершенно очевидно каждому - недостаточно. Если бы мы не находились в состоянии острого кризиса, если бы у нас впереди было несколько столетий спокойного утверждения и созревания modus vivendi, мы могли бы сказать больше добрых слов и уделить больше внимания всем подобным попыткам. Но то, что подходит как решение во время традиционного медленного развития событий, не годится во время землетрясения.
Говоря только от своего имени, я вполне убежден, что люди, стоящие за подобными самыми благими движениями, или не понимают фундаментальных основ проблемы, или по каким-то причинам не желают открыто сказать о них думающим людям в нашем обществе. Создается впечатление, что они не подходят к вопросу с глубоким пониманием порядка и метода, целесообразных с точки зрения любого проекта социальной инженерии. Первый вопрос можно сформулировать так: «Что конкретно вы хотите сделать?» Второй – «В чем конкретно выражены различия и осложнения, которые должны быть преодолены?» До тех пор, пока на эти вопросы не будет даден удовлетворительный и полный ответ, вы не можете даже приступить к решению; если ответ на первый вопрос достаточно прост и по нему существует консенсус, то все, что я знаю о работе многочисленных примирительных движений, говорит о том, что по второму вопросу лидеры движений его только нащупывают.
Мой собственный, скорее тревожный взгляд на последствия игнорирования фундаментальной основы проблемы, может быть, слишком радикален, поэтому я должен обозначить его откровенно и однозначно; не для того, чтобы обратить кого-либо в свое мировоззрение – упаси Бог – но для того, чтобы более ясно показать причины, по которым я пишу в этом незнакомом мне направлении. Уже в течении многих лет я наблюдаю чередование экономических теорий в этой стране, теорий настолько фантастических, какими могут быть только фасоны женских шляпок. Помнит ли кто-нибудь «новую экономику», необычайно популярную во времена президента Кулиджа, которая демонстрировала со всей «научной» убедительностью, что не только мы можем одновременно съесть наш пирог и иметь его на столе нетронутым, но что он автоматически будет становиться все больше и больше – и все бесплатно и без каких-либо усилий? Глядя в ближайшее будущее, я могу ожидать инфляцию кредита, инфляцию денег, аннулирование долгов и, возможно, массовое гражданское неподчинение.
Хотя я, скорее всего, представляю крайне правый фланг современной экономической теории, но я еще не встретил никого, вне зависимости от их направления мысли, кого бы не преследовали нелегкие мысли о том, что Соединенные Штаты на пути к серьезным экономическим потрясениям; возможно, не к таким катастрофическим, какие ожидаю я, но достаточно плохим. Я могу понять их беспокойство. Миллиарды, которые не достигают двузначных чисел, сейчас не больше, чем карманная мелочь для Федерального правительства. Предполагают, что к концу года наш национальный долг достигнет 56 миллиардов долларов, а все наши государственные обязательства (федеральные, штатные и муниципальные) обойдутся нам в 212 миллиардов долларов в год. Я с интересом наблюдаю, что даже те из моих друзей, кто считает себя принадлежащими в экономике к левым центристам, осознают, что только надежда на чудо позволяет им сохранить свое мужество перед лицом разворачивающихся событий.
Хорошо. Допустим, что когда придет время платить по счетам, осуществится только 10% всех моих опасений. Даже больше, пусть это будет только 10% от того, что ожидают мои друзья из экономического центра. Дальше допустим, что во время ожидаемых экономических событий антиеврейские настроения сохранятся на пропорциональном уровне, какой мы наблюдаем сегодня. При этих допущениях, вполне разумных, давайте спросим себя, какое будущее ожидает американских евреев в ожидаемых обстоятельствах? Обращение к истории, я боюсь, даст только один ответ. Без малейшего сомнения, такие обстоятельства аккуратно укладываются в историческую картину, уходящую вглубь веков, достигая времени шумеров и аккадцев; понимание этого является причиной, по которой я придерживаюсь правых экономических воззрений. Есть все основания опасаться, что американских евреев ожидает типичная историческая реакция, неизбежно повторяющаяся при ухудшении экономической ситуации на протяжении более чем десяти столетий. Внезапный всплеск антиеврейских настроений в нашей стране, о которых я упоминал, был прямо связан с началом Великой депрессии 1929 года и только благодаря случайно совпавшей по времени огромной волне сочувствия к евреям в Европе, подвергнутым бесчеловечному обращению, оказался относительно компенсированным. Но пламя не было полностью погашено; его распространение было временно остановлено, и, как мои наблюдения показывают, угли продолжают тлеть. Но если отбросить это случайное совпадение, совершенно невозможно сказать, насколько сильно сжата пружина антиеврейских настроений, и какой величины разрушающие силы готовы высвободиться в любую минуту.
Как бы любому добропорядочному гражданину не понравилось услышать, но нет сомнений, что если дать этим скрытым силам освободиться в обстоятельствах, о которых мы говорили, то последствия будут ужасными в своей продолжительности и амплитуде, подобными тем, что регулярно случались, начиная со Средних веков. Американская толпа имеет мрачную репутацию бесчеловечной жестокости, сравнимую с подобной у революционной толпы Парижа. В самом начале преследования евреев германским правительством один американец спросил герра Гитлера о причинах такой беспощадности. Рейхсканцлер ответил, что идея пришла от нас. Американцы, по его словам, самые лучшие в мире «специалисты» по линчеванию (rope and lamppost artists). Он использует те же методы, которыми пользовались мы против роялистов 1776 года, американских индейцев, китайцев на Западном побережье, негров, мексиканцев, филиппинцев – всех беззащитных народов, которым не повезло оказаться у нас на пути. В этом может быть некоторое преувеличение, но сути дела не меняет. Я вспоминаю еще один случай, который всякий знакомый с нашей историей сразу опознает, как характерный. Чтобы лучше понять всю неординарность моего примера, читатель должен иметь в виду, что его герой был человеком абсолютно серьезным, совершенно не способным к какой-либо аллегории или юмору. Он говорил скучным языком, каким говорят о серьезных и очевидных вещах. Два или три года назад мой товарищ, проезжая по Миссури, остановился в одном городке и разговорился с местным жителем, человеком с некоторым положением в городке. Этот человек был очень недоволен определенными коммерческими делами одного из местных евреев. «Я скажу тебе, придет день, когда мы достанем этих людей, и когда мы это сделаем, мы не будем с ними так снисходительны, как Гитлер».
III
В течение последних двадцати лет у нас было достаточно возможностей видеть своими собственными глазами, что государственная защита меньшинств зависит от силы народных предрассудков и пропаганды; история убеждает, что это утверждение никогда не было настолько очевидным, как сегодня. Государственная защита в нашей стране негров и индейцев была, как известно, совершенно не адекватной, и остается такой. В случаях, когда «силы порядка и закона» активно симпатизировали угнетателям, как в Калифорнии, преследующей китайцев, положение меньшинств только ухудшилось. В Roughing It (1872 год) (русское название – «Налегке») Марк Твен ясно и однозначно показал, что происходит с любым меньшинством в условиях чрезвычайной ситуации. Хваля китайцев, как «счастливо удаленную, благонамеренную расу», в чем мы не сомневаемся, он говорит о том, что китайцы неизменно уважаемы и в добрых отношениях с «высшим классом» на всем Тихоокеанском побережье. Только отбросы населения подвергают их насилию, «они и их дети; и, естественно и постоянно - полицейские и политики, поскольку последние являются сутенерами и рабами, вылизывающими задницы у отбросов - там, как и везде в Америке».
Легко увидеть, что при существовании общенациональной агитации даже отдаленно напоминающей нынешнюю, непризнанное меньшинство, которое опирается на защиту государства, легко может оказаться в положении человека, опирающегося на подгнившие перила. Замечательное наблюдение Твена олицетворяет всю историю преследования евреев. Любой изучающий историю евреев с удивлением замечает, что их преследование никогда не было инициировано высшими слоями общества или государством; характерно и то, что государство всегда очень медленно и непоследовательно предпринимало шаги по борьбе с преследованиями. Последнее замечание станет понятным после того, как читатель вспомнит, что государство всегда предпринимает какие-либо действия только в своих интересах и выступает в интересах людей, только если их интересы случайно совпадают. Преследование евреев в России не было предпринято государством, оно имело народную основу. Однако после того как оно началось, Российское государство видело или думало, что видит, что в его интересах возглавить движение, слегка снизив накал и организовать определенную систему управления, что оно и сделало. Государственные деятели, подобные выдающемуся и обладающему реальной властью премьер-министру и идеалисту Сперанскому и либеральному властителю Александру Второму, пытались изменить государственную политику в этом вопросе, но быстро обнаружили, что на их пути лежат непреодолимые «государственные интересы».
Когда сила и престиж государства ставятся во главу угла, они накладывают ограничения на возможности не только властного премьер-министра чем-то помочь непопулярному меньшинству, но даже на возможности абсолютного монарха. Когда за рулем дьявол, лучше уступить дорогу.
На другой стороне Европы принц фон Бисмарк пришел к аналогичным результатам. По отношению к немецким евреям он был сторонником недекларированной политики ассимиляции и межрасовых браков. Многое было сделано в этом направлении в Германии с середины 18 столетия, и, анализируя результат, Бисмарк пришел к выводу, что Германии выгодна такая политика. Если бы спящую собаку не будили, такая политика могла бы успешно продолжаться. Но собака никогда не засыпала. Она слегка притихла после грандиозной антиеврейской пропаганды, последовавшей за Наполеоновскими войнами и долгие годы молчала, но никогда не заснула опять. Антисемитизм проснулся после того, как послевоенный экономический бум 1871 года закончился крахом, то же произошло в 1929 году. Бисмарк не смог ничего сделать ни попыткой примирения сторон, ни репрессиями. «Интересы государства» были против него; после этого правительство могло только подтереться всеми своими планами по созданию нового Германского Рейха.
Но нам надо обратить взгляд на Испанию пятнадцатого века, чтобы найти самый убедительный пример того, что можно ожидать от правительства в аналогичных обстоятельствах. Положение евреев в Испании более чем где-либо во времени и пространстве напоминает их положение в Америке. В Испании, как и в Америке, они были свободны исповедовать свою религию, организовывать социальную и культурную жизнь по своему усмотрению, а также вступать в любые по своему выбору отношения с нееврейским обществом вокруг них. В течение семи столетий евреи чувствовали себя очень хорошо, также, как последние два столетия здесь. И там и здесь они оказали огромную пользу в развитии национальной промышленности, торговли, финансов. И там и здесь у них была выдающаяся роль в развитии национального прогресса в культуре, литературе и науке. И там и здесь у них было огромное влияние на политику и гражданскую администрацию. Евреи занимали самые высокие позиции при королевских дворах, были близкими советниками королей и королев.
Мы должны понимать, что ничто не могло более остро противоречить желаниям королевской четы, чем уступка давлению толпы и утверждение инквизиции. Они сопротивлялись изо всех сил, пока не были вынуждены предпринять половинчатые решения, продолжая всевозможные уловки в течение двух лет, в надежде, что агитация ослабнет или вообще прекратится. Но силы, вырвавшиеся наружу в результате популярной демагогии, оказались слишком властными над ними; «интересы государства» вынудили их следовать желаниям народа. В 1479 году инквизиция начала свою работу и уже через 13 лет евреи были изгнаны из Испании.
Если читатель соблаговолит обратить внимание, то даже очень пунктирное следование истории покажет ему множество примеров, когда неумолимые «интересы государства» заставляли колеблющихся правителей осознать (с точки зрения государственных интересов, которым они отдавали первостепенное значение), что согласие на преследование меньшинства, во всей его совокупности , является меньшим из двух зол. Такое пристальное следование истории может привести читателя к более глубокому пониманию причин отношения правителей к различным национальным меньшинствам в их настоящее время. Читатель увидит, к примеру, что каким бы дальновидным не был император Адриан, мягким и чувствительным Траян, глубокомыслящим Антонин Пий и несравненным Марк Аврелий – как бы они не хотели видеть население Рима более разумным и мудрым, чем оно было, они знали, что никогда не смогут этого добиться прямой контратакой на их фанатизм без риска уронить престиж Империи. Понимая это, следование истории, возможно, приведет читателя к осознанию того, что и правители нашего времени не всегда освобождены от необходимости этого тяжелого выбора и должны быть судимы согласно тому, как будет судить их история, с должным пониманием существующих обстоятельств.
Приведенных примеров достаточно, чтобы понять суть того, что можно ожидать от любого правительства, чьим единственным политическим активом является интенсивная эксплуатация пролетарских и люмпенских интересов. Случаи антиобщественной деятельности во время сидячих забастовок убедительно показали, что силы «закона и порядка» подчиняются политическому давлению, «государственным интересам». Когда придет день экономической расплаты, когда обманутый и обнищавший пролетариат и аналогично нуждающийся средний класс почувствуют невозможность выдержать экономическое давление времени и объединятся вместе в демонстрациях против всего, что будет выглядеть как общий враг, когда высший класс останется угрюмым и апатичным, когда демагоги-пролетарии по всей стране подымятся со старым лозунгом Der Jud ist schuld (еврей виноват) – правительство окажется перед беспрецедентным искушением воспользоваться плодами агитации, как громоотводом. Если я, как большинство в моей семье, проживу достаточно долго, то не думаю, что таким уж невероятным допущением будет увидеть Нюрнбергские законы, введенные в этой стране, и исполняемые со всей строгостью.
IV
Я твердо придерживаюсь принципа не ремонтировать что-либо пока не сломается. Я полагаю, что большинство наших проблем, особенно тех, над которыми так упорно бьются наши политики, могут быть решены наилучшим способом простым терпеливым невмешательством. Но к одной проблеме это не относится. Такое отношение не надо путать с праздной верой в несвязанную договором добрую волю верховного Провидения, тем более с не интеллигентным подходом «это не может случиться здесь». Мог ли в 1910 году обыкновенный венгр представить себе кровавые погромы, происходящие сегодня в его стране? Для него это было совершенно невозможным. Для оптимизма должна быть рациональная основа, иначе оптимизм становится пустословием. При всем разнообразии случившегося в прежние времена, я уверен, что сейчас у нас нет рациональной основы для оптимистического предположения, что оставленная без внимания еврейская проблема безопасно разрешится сама собой. Время, как я пытался показать, работает против такого предположения; совокупность определенных специфических трудностей и осложнений также не на стороне евреев. Во второй части статьи я покажу, в чем заключаются эти трудности и осложнения.
Между первой и второй частью прошел месяц. За это время редакция получила огромное количество писем-откликов; после опубликования второй части из шквала писем прорезались ответы в виде статей. Мы поговорим о них после того, как читатель прочтет вторую часть статьи Альберта Нока.
Вторая часть
I
В первой части статьи я определил еврейскую проблему следующим образом: это проблема «сохранения modus vivendi между американскими гражданами-евреями и окружающими их американскими гражданами, который оказался бы достаточно прочным, чтобы выдержать любые потрясения экономического характера, возможно, ожидающие нас в будущем». Я предоставил причины, почему это должно быть сделано, если мы хотим избежать экстремально негативных последствий; затем я предложил показать в этой части статьи те специфические трудности и осложнения, которые нас ожидают на этом пути.
В первую очередь и в этом главная трудность, мы должны определиться с тем, чтобы не стать жертвой неправильного употребления термина. Проблема, нами рассматриваемая, не исключительно еврейская, не исключительно семитская – это проблема Oriental people. Еврейская только до тех пор, пока Oriental people, вовлеченные в нее, оказываются евреями, а не сирийцами, персами или некоторыми другими. Чтобы понять вышесказанное, надо рассмотреть практическую разницу между проблемой этих народов и внешне похожими проблемами других народов. Например, после Гражданской войны орды нищих ирландцев прибыли в нашу страну, и экономический эффект их присутствия, усиленный их чрезвычайной предрасположенностью к грязной политике, привел к серьезным волнениям, распространенным от одного берега страны до другого. «Ирландцы – не обращайтесь» (No Irish need apply) стала настолько общей фразой, что превратилась в сленг, характеризующий любое сильное чувство, обращенное к чему-либо. Читатель найдет, возможно, классический пример использования этой фразы в эпизоде похорон Бака Фэншоу в «Roughing It» Марка Твена. В стране существовала самая настоящая серьезная ирландская проблема, но она была ирландской, не более и не менее, проблемой Occidental people. По этой причине, со временем, возможно, через двадцать лет или что-то около этого, экономические неприятности как-то разгладились сами по себе, и ирландцы были признаны как Occidental people, живущие среди Occidental people; и являются их частью с тех пор.
Особенности нашей проблемы станут яснее, если мы осознаем, что евреи - единственный из Oriental народов, который когда-либо селился среди Occidental цивилизации в значительных размерах и активно участвовал в жизни Occidental народов. Общее выражение, что евреи везде чужаки, не вполне верно. Как беженцы, они везде были чужими, но не везде в одинаковом смысле. Среди Oriental народов они были чужими только в том смысле, в каком были чужими среди нас ирландцы и гугеноты, или в будущем могут оказаться британцы, скандинавы и французы.
Еврейский писатель сказал, что к концу Средних веков «евреи стали европейцами». Да, но только в географическом смысле; по своей природе они не стали Occidental, возможно, никогда не станут. Поэтому, хотя евреи были приемлемы в различных частях Occident, они были приемлемы и признаны на других условиях, чем другие Occidental народы. Условия могли быть достаточно удовлетворительными, при некоторых обстоятельствах даже хорошими, но они не были и по своей природе не могли быть равными условиям признания Occidental народов. По моему мнению, в этом заключается сама суть универсального «различия» евреев и Occidental народов, о чем надо помнить в дискуссии, которая ведется среди авторов не-евреев, отметим особо M. de Madariaga, и даже некоторых еврейских авторов в вопросе об историческом месте евреев.
Я здесь не углубляюсь в какую-либо из конкурирующих антропологических доктрин о расе, во-первых, потому, что ничего о них не знаю, во-вторых, потому, что они кажутся мне практически не важными в описываемых обстоятельствах. Я утверждаю, что наша проблема должна иметь дело только с обыкновенной, регулярной, легко заметной социальной реакцией между одной группой людей и другой группой людей. Должны ли эти две конкретные группы людей объединится в химическую смесь или смесь всегда должна остаться механической, и если да, то почему; будут ли постоянными определенные границы, определяющие взаимную реакцию, или они со временем сотрутся совместными делами, межрасовыми браками или любым другим способом, и в любом варианте, почему – все это мне не дано знать. Эти вопросы будут рассматривать другие, те, кто будет пытаться найти решение проблемы, и я оставляю их им. Все, что относится к нашей дискуссии, это то, что смесь всегда была и есть механической, и что границы, определяющие взаимную реакцию, всегда существовали и существуют сегодня. Эти два факта настолько очевидны, что не требуют дальнейшего доказательства.
То, что проблема создания удовлетворительного modus vivendi является Oriental, а не еврейской, можно показать на мысленном эксперименте, если представить, что другой Oriental народ появился здесь в равных количествах и подобных обстоятельствах. У нас в стране есть небольшие вкрапления армян, замечательных людей, достигнувших больших успехов в основном в небольших городских бизнесах; окружающие люди относятся к ним с уважением. Армяне не ассимилируются в значительных количествах, предпочитая жить социальной жизнью своих общин, и не претендуют на участие в общественной и политической жизни. Существует мнение, что в торговле армяне значительно превосходят умением евреев; в Леванте известно высказывание – «два еврея равны одному греку, два грека равны одному персу, два перса равны одному армянину». Положение армян в нашем обществе сегодня примерно такое же, какое было у евреев, скажем, примерно 70 лет назад.
Сейчас предположим, что вместо небольших вкраплений в нескольких больших городах у нас живет 5 миллионов армян и что Нью-Йорк является центром всего армянского мира – культурного, торгового, финансового. Предположим, что с 1881 по 1929 год в Америку прибыло 2 314 668 армян (только в 1906 году более 150 тысяч), практически все из них беженцы, подверженные самому кошмарному преследованию и угнетению; загнанные и изгоняемые; бедные, отчаявшиеся, деградировавшие в результате многолетнего принуждения жить хуже, чем живут бесполезные собаки у приличных людей; с беспрецедентным рвением согласные на любые условия, на соревнование с любым и каждым на любых условиях – только бы остаться в живых. Предположим, что там, где пятьдесят лет назад вы видели одного армянина, сейчас видите двадцать, и большинство из них в силу обстоятельств не очень приятные в вашем понимании люди. Предположим, что вы видите с каждым годом все большее проникновение армян в высшие сферы нашей политической жизни. Какой бы выглядела возникшая проблема в ваших глазах – армянской или Oriental? Была бы естественная инстинктивная реакция взаимодействия между двумя народами такой же, если бы армяне оказались Оссidental народом? Оказалась бы в результате смесь химической? Параллельно рассматриваемый «ирландский» эксперимент с абсолютной уверенностью позволяет сказать – нет. И «китайский» эксперимент только подтверждает наш вывод.
Существенно также и различие исторического опыта проживания евреев среди Oriental и Occidental стран. Во время вавилонского изгнания поколение изгнания и одно-два последующих были подвергнуты тяжелым испытаниям, но затем отношение к ним изменилось, и многие евреи достигли высоких постов и значительного влияния. Те евреи, что избежали персидского плена, ушли в Египет. Похоже, что в Египте они быстро нашли свое место. Еврейский историк пишет, что в великом городе Александрия «евреи занимали высокие официальные позиции, впитали греческую культуру наравне с еврейской, и в то же время составили серьезную конкуренцию греческим торговцам». Это правда, что евреев Александрии не любили из-за их очевидного предпочтения римлян в борьбе с греками, но это очень похоже на Америку, где евреи или не евреи могут сегодня оказаться нелюбимыми в определенных общинах, например, из-за их явного предпочтения Англии в борьбе с Германией, особенно, если они слишком громко будут об этом трубить. Другой еврейский автор сказал: «Нет ничего общего между тем, как развился антисемитизм здесь и в Европе». Некоторые вкрапления евреев в Индии и Китае, возникшие, возможно, в одно и то же время, существуют до сих пор без каких-либо известных случаев неприятия евреев. В исламских странах, где евреи на религиозной основе не слишком популярны, они определенно не страдали от исламского фанатизма, в отличие от христиан из Occidental стран. Когда евреев изгнали из Испании в 1492 году, Султан удивился глупости Фердинанда, «который послал ему так много своих лучших людей».
Когда национальная независимость евреев прекратила существование в 70-м году под ударами армий Веспасиана и Тита, евреи двинулись на запад вдоль средиземноморского побережья в сторону атлантического и одновременно – на север, пока к Средним векам они не распространились на всю Европу. Я уже говорил, что они оказались единственным Oriental народом когда-либо добившимся подобного распространения. Здесь, в Европе, их опыт оказался другим, не таким, как в Oriental странах, с существенным исключением опыта тех, кто поселился на Иберийском полуострове, который всегда – и сейчас - имел сильный Oriental привкус, что позволило Виктору Гюго сказать: «Европа заканчивается на испанской границе». Со дней финикийских торговцев, которые, кстати, были намного более предприимчивыми и активными коммерсантами, чем евреи, Oriental народы нашли себе на Иберийском полуострове новый духовный дом – арабы, цыгане, евреи, все люди подобного типа. Из шести цивилизаций, которые расцвели на полуострове, две были Oriental. В первой части я уже говорил о положении, которого достигли евреи в Испании, и этого достаточно.
Первая еврейская иммиграция в Америку была очень малочисленной, это были испанские и португальские евреи, сефарды, говорящие на ладино. Русские и польские евреи, известные как ашкенази, говорящие на еврейско-германском (judish-deutsch) языке или, по-другому, идиш, пришли позже в больших количествах. Интересно отметить глубокий социальный раскол между двумя ветвями одного народа. Выйдя сравнительно поздно из цивилизации, в которой они, по большому счету, чувствовали себя своими и были глубоко уважаемы соседями, евреи-сефарды в Европе ощущали свое превосходство над менее удачливыми евреями-ашкенази, превосходство вполне доброжелательное и, по их мнению, честно заработанное. Подобное отношение было чем-то похоже на отношение культурных южан дореволюционных дней к бедной городской голытьбе. Ашкенази, особенно добившиеся большого успеха, ответили сефардам на всю катушку и с процентами, вплоть до того, что браки между двумя группами не приветствовали на обеих сторонах, считая их «межрасовыми». Потомки сефардов-пионеров по-прежнему живут в стране, но они почти незаметны среди огромного количества ашкенази.
II
Таким образом оказывается, что в силу своего особого положения в Occidental обществе, евреи всегда являются ущербными в сравнении с любой Occidental группой и не в состоянии встать вровень, кроме как на особых условиях признания. (Автор здесь и дальше широко пользуется словом invalid, которое шире общепринятого русского значения и, возможно, в английском языке несет несколько другой смысл. Я не нашел соответствующего эквивалента в русском языке, остановившись на слове «ущербный» - Примечание переводчика) Это не делает еврея Untermensch, как иногда утверждают, потому что Occidental находится в совершенно том же положении, если поменять их местами: Occidental никогда не в состоянии стать равным еврею, его собственная ущербность заключается в том, что он тоже не может стать равным еврею, как «von unsere Leute» (одному из нашего народа), кроме как на особых договорных условиях. Существование такой двойной взаимной ущербности является фундаментальным фактом, который должен быть учтен при разработке договора о modus vivendi между двумя народами. Непонимание этой простой истины лежит в основе мизерных результатов, которых добились в попытке создать modus vivendi мистер Эш из Национальной Конференции и мистер Уайт из Совета против нетерпимости. Они не учли, что евреи и Occidental народы являются продуктом отличной друг от друга и очень специальной истории. Они не следовали замечательному высказыванию Эрнеста Ренана о том, что «человек не придумывает себя». Я не еврей и не мне анализировать «ущербность» евреев, но как Occidental я могу спокойно анализировать свою собственную «ущербность», которую я разделяю с себе подобными.
Недавно я обсуждал эти проблемы с одним из моих друзей, весьма образованным раввином. Наконец, в конце разговора он сказал: «Ты прав. Из этого следует, что ты хороший человек и ты мне нравишься, но я не верю тебе, и ты не веришь мне». Потом он еще подумал и добавил: «Да, это так». Понятно, из этого не следует, что нельзя верить тому, что говорят евреи, или им надо следить за карманами, общаясь с нами; сказанное совершенно не несет каких-либо этических последствий. Это, однако, означает, что значительная часть сознания в каждом из нас, возможно, не доступна другому, не говоря уже о невозможности до конца понять и исследовать чужое сознание. Из этого следует, что не могут быть сделаны удовлетворительные предположения о содержании этих областей сознания или о реакции, вызванной в этих областях при определенных внешних воздействиях. Один из моих друзей, говоря о евреях, восхитительно ясно смог выразить смысл ситуации одной короткой фразой: «У них есть вещи, которые им не надо говорить друг другу, и которые они не могут сказать нам». Со всей вероятностью (хотя об этом я могу говорить только предположительно и учитывая возможное возражение) евреи могут сказать то же самое о нас.
В этом раз и навсегда заключается «ущербность» Occidental. Как бы евреи не старались, как бы интимными и сердечными не были наши отношения, для них невозможно признать и впустить меня в те области своего сознания, доступ в которые будет автоматически открыт, если я окажусь von unsere Leute. Это не делает меня Untermensch, только подтверждает «ущербность» еврея, которая существует вне зависимости от его возможности анализировать сложившиеся между нами отношения. В этом также проявляется бессмысленность вопроса о превосходстве и неполноценности, одного или другого. «Ущербность» реально существует, и, кажется, ни они, ни мы ничего не можем с этим поделать. Реакция в наших отношениях является инстинктивной, наследственной привычкой. Евреи говорили мне, что все это полная чепуха, что у Occidental не существует такой ущербности; но они не более компетентные судьи моих недостатков и реакции, которую я в них вызываю, чем я – в их недостатках и реакции, которую они вызывают во мне. Кот Томас, хозяин дома, в котором я обитаю, очень обижается на меня, когда я натыкаюсь на него в темноте, он думает, что я могу видеть в темноте не хуже него; он не компетентный судья моей «ущербности» или реакции, которую я у него вызываю своим поведением.
Если мы подумаем о том колоссальном наследуемом опыте, который присутствует в иудейском сознании, моя концепция «ущербности» Occidental становится более ясной. Еврей, каждый еврей, несет в себе частицу продолжателя августейшей мировой традиции, возможно, древнейшей мировой традиции. В сравнении с ними вся суммарная традиция Occidental чрезвычайно хрупка и мелка. Доминантная секулярная традиция Occidental цивилизации – Ebbsfleet (название побережья в Северной Америке, где согласно легенде высадились первые европейцы в 449 году), the Conquest (высадка норманнов в Англии), the Mayflower, 1776 – не более, как события вчерашнего дня; философская и религиозная традиция Occidental, очищенная и отделенная от нагромождения многочисленного заимствования, совершенно незначительна. Архитекторы будущего modus vivendi безусловно должны понимать, что любое сентиментальное преуменьшение эффекта такого неравенства или желание его исчезновение лучше оставить в стороне, как пример вопиющей интеллектуальной бесчестности. Вещи и действия есть то, что они есть, сказал Бишоп Батлер, «и последствия их будут такие, какие они будут; почему при этом мы желаем быть обманутыми?»
Отметки величайшей мировой традиции видны в душе, в сущности каждого еврея: отличные, ясно определенные, нестираемые. Сам еврей может не знать об этом, часто не знает, но глаз Occidental никогда не ошибается. Один разумный еврейский апологет сказал: «Когда встречаются два еврея, они приветствуют друг в друге, даже не осознавая того, победителя Тита, Торквемады и Гитлера». Даже больше, они приветствуют друг в друге, даже не осознавая того, военный гений Гидеона и Иошуа, память всех бедствий палестинских племен в зародыше еврейской истории. Когда два еврея слушают музыку, они, не думая об этом, принимают ее в своем сознании как часть традиции, идущей от Деборы и Давида к Мендельсону, от Галеви к Оффенбаху. То же самое в поэзии, в истории, в каждом ответвлении духовного развития. Содержание сознания, определяемое членством в многовековой традиции народа, вызывает автоматический ответ в другом человеке той же традиции. Само это членство вызывает наследственный автоматический ответ, который ограничивает степень «впускаемости» меня и моего мира в мир евреев.
Это неизбежно и неизменно. Прав ли Киплинг в своем знаменитом высказывании, что двум народам никогда не сойтись вместе, я не знаю. Все, что я могу сказать, что те, кто надеются, что определяющий смысл членства может каким-то образом выскоблен из поколения, или следующего поколения, или из двадцатого поколения, или может быть трансформирован путем некоего духовного слияния, кажутся мне слишком самоуверенными. «Я живу в Америке сорок лет, - сказал один известный раввин, - но я был евреем пять тысяч лет». Это высказывание критиковали как неразумное, но он был прав. Он был евреем пять тысяч лет, и он ничего не может изменить, даже если научится летать. Он говорил о вещах, протекающих бесконечно глубже, чем любые политические предпочтения или государственная лояльность, он говорил о смысле членства в величайшей и наиболее мощной мировой традиции. Человек не способен изменить себя; и уж определенно, не фактом рождения в некотором месте и в чужой политической системе, меньше всего, получив документы о гражданстве.
Когда я был совсем молодым человеком, где-то лет двадцати пяти, я оказался в течение восьми дней на практически необитаемом острове в компании двадцатитрехлетней еврейской девушки. Вокруг не было ни души и мы были предоставлены сами себе; обстановка была очень интимной. Она была единственной девушкой в моей жизни, в которой все было прекрасно, я не мог при всем желании придраться к чему бы то ни было; красота и шарм, образование, космополитичная культура и манеры – все было естественно и соразмерно. Такой я всегда представлял Фанни Мендельсон или, возможно, скорее, Генриетту Герц в то время, когда всесильный Шлейермахер пытался завоевать ее расположение, а великий Вильгельм фон Гумбольд писал ей очаровательные и причудливые любовные письма. Но в то же время, я был абсолютно уверен, что при всем максимальном желании с обеих сторон я никогда, даже через сто лет самых близких отношений не буду понимать ее лучше, чем понимал в конце восьмого дня. Я никогда не видел ее и ничего не слышал о ней после, и никогда не пытался продлить наши отношения. Я, однако, часто думал, что могло случиться, если бы некий горячий и достойный молодой Occidental влюбился в нее – кто застрахован от этого? – и женился на ней. Если бы он оказался чувствительным человеком, каким неудовлетворенным и несчастливым он был бы, осознав существование огромных областей ее сознания, доступ к которым для него закрыт навсегда; но, если бы случилось противоположное, и он оказался бы слишком нечувствительным, чтобы почувствовать свое отторжение, какой невыносимой была бы ее жизнь.
III
Итак, сейчас нам очевидно, насколько фундаментально эта двойная «ущербность» влияет на решение вторичных вопросов, всех этих осложнений и трудностей, лежащих на пути к устойчивому modus vivendi. Еще раз подчеркну, что в интересах приличия и вкуса я должен обсуждать эти вопросы только с точки зрения Occidental. Но это не главное. Важнее всего, совершенно необходимо, чтобы наши социальные архитекторы рассматривали их не только как они видны интеллигентному и разумному Occidental, но также и прежде всего как они представляются неинтеллигентным и эмоционально перевозбужденным Occidental массам; так как это в их среде, как я уже говорил, сантименты против меньшинств неизменно достигают взрывной точки, это в их среде, согласно всем признакам, вскоре может произойти взрыв.
Возьмем для примера обвинения, проявляющиеся под оскорбительным термином «еврейские манеры»: манеры, отражающие ожесточенное и бесчувственное высокомерие, вульгарную пошлость, грубое и агрессивное пренебрежение элементарной вежливостью. Это не еврейские манеры, и каждый интеллигентный Occidental это прекрасно знает. Это манеры колонистов, манеры на наших собственных западных и южных границах, манеры, которые характерны для вторжения «новых» денег Запада в общество Восточного побережья. Г. Л. Менкен точно заметил, что почти все качества, в которых обвиняют евреев, «совершенно идентичны суровым, нетерпеливым, самоуверенным, агрессивным и, увы, несколько неотесанным качествам, с помощью которых мы завоевали американский Запад». Евреи столетиями были кочевниками в южной Палестине, воинственными и жестокими, как все примитивные скотоводы, «по-настоящему неукротимыми людьми», как сказал Менкен, «и ни скучная безнадежность городского пролетариата, ни еще более тупая беспомощность прирученной деревенщины их не затронула». Их последовательный опыт выживания в западном мире однозначно был такого рода, что подтвердил и усилил в них примитивные качества, включая качество манер. В этом заключается суть.
Но Occidental массы всего этого не знают и не видят вещи в подобном свете. «Восстание масс» (ссылка на известную книгу José Ortega y Gasset's La rebelión de las masas, в которой автор рассматривает рост политического влияния – весьма негативного - «массового человека»- Примечание переводчика), первая попытка которого произошла при Джексоне, и достигшее своего максимального влияния при Рузвельте, естественно и неизбежно сопровождалось возвратом к манерам, свойственным колонистам, безобразные свидетельства чего мы сейчас наблюдаем во всех слоях нашего общества. Occidental массовый человек принял такой возврат, наслаждается им, как своим собственным изобретением, и прославляет его, как «демократический». Синклер Льюис посвятил этому целую серию своих произведений, где он показывает, с каким удовольствием массовый человек пользуется такими манерами как своеобразным шифром, связывающим и уравнивающим его с остальной массой. Но когда Oriental пытается выразить себя, используя тот же самый языковой шифр, инстинктивная реакция, вызванная скрытой и глубоко укоренившейся ущербностью Occidental, мгновенно оказывается дискриминационной. Свести такую реакцию к простому «предубеждению», как это обычно происходит, будет типичным примером поверхностного подхода. Причина – в ущербности; и я пытался показать, что ущербность всегда обоюдная.
Возьмем другой пример – так часто высказываемое беспокойство и недовольство по поводу роли евреев в нашей общественной жизни. По данным The Civil Service Commission федеральное правительство предоставляет работу 951 тысяче гражданских лиц. Невозможно сказать, сколько среди них евреев. Со стороны евреев я слышал самую высокую цифру – 40%, со стороны не евреев – 63%. Для интеллигентного Occidental любая цифра не имеет значения; его интересует только то, чтобы все общественные службы были в руках наиболее знающих и умелых людей, пусть это будут евреи, турки, неверующие или еретики. Но я хочу еще раз подчеркнуть, что для цели наших социальных архитекторов добиться устойчивого modus vivendi взгляд интеллигентного Occidental не имеет особого значения. Значение имеет взгляд масс, по причинам, которые я уже указал. Реакция же массового человека на количество евреев, работающих на федеральное правительство, была четко высказана в разговоре со мной одним человеком, который сказал об одном из правительственных департаментов: «Ты не найдешь ни одного чиновника во всем здании, рядом с которым не сидел бы проклятый еврей-юрист». Его отношение было бы точно таким и в случае, если, скажем, 25% сотрудников федерального правительства были сирийцами и если гг. Коэн, Франкфуртер, Хендерсон, Моргентау, Хилман и Франк все были сирийцами. Но он никогда бы не протестовал, если бы в таком же процентном соотношении работниками были ирландцы. В данном случае, возможно, существует незначительная неблагоприятная реакция, вызванная завистью, политическими пристрастиями или чем-то другим, хотя я в этом сомневаюсь, но я гарантирую, что, если бы это было так, это не было бы и близко подобной реакции. Еще раз, мотивирующая сила, стоящая за такой реакцией не является «предрассудком» или «предубеждением», но ущербностью, которая проявила бы себя в подобный обстоятельствах в отношении любого Oriental народа.
Давайте дальше рассмотрим географическое распространение американских евреев. Из 4, 770,647 евреев 4,096,220 живут в переполненных городах с населением более 100 тысяч человек. Такое распределение крайне неудачное; евреи это знают, и их официальные лица делают все возможное для более широкого расселения. Интеллигентные Occidental понимают, что сломать устоявшиеся традиции, ставшие второй натурой, практически невозможно, во всяком случае, в ближайших поколениях. Интеллигентным Occidental достаточно взглянуть на евреев-ашкенази, вышедших из гетто и черты оседлости, чтобы понять как глубоко в их душе и теле коренится традиция городской жизни. Поташ и Перлмуттер, Полаткин и Шейкович, Мейзнер и Финкман окажутся полностью раздавленными американской сельской жизнью, точно так, как оказались раздавленными ранние иммигранты квакеры, и по той же самой причине. Но Occidental массовый человек смотрит на это по-другому. Как последствие такой массовой концентрации евреев он видит бесконечное множество мелких экономических и социальных неудобств, и злобно размышляет о шансах на то, что милосердное Провидение когда-нибудь пошлет ему сотню казаков, чтобы исправить положение вещей.
Наконец, существуют вопросы иммиграции, о которых должны задуматься наши социальные инженеры. Сегодня, когда я пишу эту статью, я получил информацию от Госдепартамента, что в страну впускают 4000 беженцев в месяц и что 600 тысяч обратилось за визой, половина их них, «включая многих евреев», из Германии и оккупированных Германией стран. Я также читал, что «тысячи венских евреев посылают телеграммы родственникам в США с просьбой оплатить их проезд сюда». Вне зависимости от отношения к этим вопросам интеллигентных Occidental, массовый Occidental относится к ним не так, как если бы речь шла о беженцах Occidental. В последнем случае его интересовали бы только экономические последствия, в то время как в случае евреев или любой другой группы Oriental его волнует другое. У него существуют дополнительные убеждения, которые обостряют его отношение к евреям. Он убежден, что каждый еврей в мире, который находит путь в Америку, делает это обманом и аморальным способом; он убежден, что у евреев гораздо лучше организована помощь «своим» достичь Америки; он убежден, что при всех ограничениях закона и иммиграционных квотах наши правительственные организации легко поддаются именно еврейскому давлению. Так ли это или нет – не имеет значения. Главное, он твердо убежден, что это так, и наши архитекторы должны обратить внимание на его убеждения.
У меня нет данных для рассмотрения чисто экономической составляющей еврейского вопроса, да и нет желания это делать, потому что я не вижу в этом ничего специфического или важного, исключая, конечно, что массовый Occidental видит экономический успех и экономическую практику евреев под определенным углом, впрочем, в подобных обстоятельствах он похоже бы относился к успеху любого другого Oriental народа. Он склонен с большей подозрительностью относиться к конкуренту из Oriental, чем к конкуренту из Occidental; его обида и негодование несут на себе совсем другую качественную составляющую, обусловленную смутным ощущением космической несправедливости, чувством, что на него возложили неподъемную ношу, совершенно им не заслуженную. Он также гораздо больше склонен к обвинению всего Oriental народа на основании случайного мошенничества или нечистоплотности отдельных его представителей. Все относящееся к Oriental он мгновенно обобщает, всегда действует согласно максимы omne ignotum pro magnifico (все неизвестное представляется величественным), примером чему является известное на Западном побережье изречение: «Делишки темные и грязный трюк получишь из китайских рук». Все сказанное можно считать предосудительным, несправедливым и оспоримым, но так оно есть на самом деле, и нашим социальным архитекторам и инженерам надо найти наилучший путь в этой реальной ситуации. Цивилизованный Occidental знает, что среди Oriental, как среди любых народов, наверняка существует своя доля жуликов и мошенников, и он делает свои общие расчеты, принимая это во внимание; но еще раз, мнение цивилизованного Occidental не имеет значение, важно только мнение массового Occidental.
Отведенное мне место на страницах журнала подходит к концу, но я хочу остановиться еще на одном серьезном моменте, который возникает из-за слишком болезненной чувствительности и подозрительности развитой у евреев, когда они умудряются увидеть враждебность там, где ее нет, и даже еще чаще связывать нелюбовь и недоверие к ним с причинами, которые не существуют. Еврейский писатель сказал о своем народе: «У евреев существует тенденция подпитывать свое убеждение в том, что единственной причиной даже мельчайшей критики, из-за которой у них могут случиться неприятности в бизнесе, социальной жизни и в любом виде деятельности является беспредметное антиеврейское предубеждение, совершенно неоправданное их персональным поведением». Или как однажды гораздо проще сказал мой знакомый: «Еврей всегда думает, что ты не любишь его только потому, что он еврей. До него просто не доходит, что твое отношение может быть связанно с его агрессивностью». В моем собственном случае, обсуждая еврейские вопросы с евреями, я часто замечал, что вместо того, чтобы принять сказанное мной как оно есть, они воспринимают сказанное так, как они думают, что я сказал, затем добавляют к этому полностью надуманные рассуждения о том, что я имел в виду в своих мыслях, таким образом получая в результате мало общего с тем, что я сказал или думал. Опять таки, интеллигентный Occidental прекрасно понимает причины такой острой чувствительности, но массовый Occidental не понимает; это создает бесконечные раздражающие сложности, обычно ничтожные сами по себе, во взаимоотношениях с евреями. Как следствие, такое непонимание создает дополнительные трудности в работе наших социальных архитекторов, которые пытаются разработать систему устойчивого modus vivendi между двумя народами.
IV
Те, кто любит выдать желаемое за действительное, евреи и не евреи, могут оказаться неудовлетворенными сухим фактическим изложением материала в этой статье и остаться недовольными тем, что я не пытался морализировать или играть на настроениях. Такой подход покажется им антиобщественным и лишенным симпатии, возможно, даже антирелигиозным. В таком случае, они не поняли мою цель. Моя статья не для них, но для социальных архитекторов и инженеров; и моя цель только обозначить наличие сыпучих песков и твердых скальных пород, на которых они безопасно построят свое здание. Скромный топограф, которым я являюсь, должен решительно сдерживать свои симпатии во время работы; те, кто хотел бы увидеть, как его симпатии обращаются в дела, должны навестить его после работы.
Я очень хочу, чтобы для этой работы нашли кого-то лучшего, чем топограф-любитель, эта работа требует самого высокого профессионализма. Я уже говорил в начале, что наиболее тревожным для меня было то, что этот наиважнейший вопрос был покрыт густым туманом молчания. Это не сулит ничего хорошего; существуют серьезные свидетельства, что прискорбные антипатии привели к возникновению гнойника, все время увеличивающегося в размере, увеличивающегося с такой скоростью, что становится не только печально, но и страшно. Решение вопроса не должно быть оставлено ex parte демагогам, сентиментальным плакальщикам, пропагандистам, распространителям пагубных и пустых мерзостей. Решение вопроса требует умелых, хорошо информированных и незаинтересованных в своей выгоде людей, выражающих свое мнение со всей откровенностью и спокойствием. Я сделал все возможное, чтобы нарушить заговор молчания – наверняка не лучшим способом, так как слишком далек от предмета обсуждения. Но я сделал всё, что мог.
Вторая часть: продолжение дискуссии после публикации статьи Нока
В июле 1941 года «информированный и незаинтересованный в своей выгоде» читатель журнала не мог, как это было двумя-тремя годами раньше, сослаться на незнание происходящего с евреями, во всяком случае, с европейскими евреями. Детали были противоречивы и информация далеко не полной, но о концлагерях и о массовых убийствах евреев в Польше и западных республиках СССР сообщали главные американские газеты. Начиная, как минимум, с 1938 года, христианские благотворительные организации и даже отдельные влиятельные еврейские лидеры бомбардировали Конгресс, Рузвельта и, особенно, Элеанор Рузвельт просьбами и требованиями об увеличении иммиграционных квот для европейских евреев. Проеврейское движение вначале было существенно слабее антиеврейского (об этом – ниже), но критически важен сам факт его непрерывного существования на всех ступеньках американского общества. К лету 41-го года движение в защиту евреев значительно окрепло и, одновременно, с запретом Христианского фронта (об этом – ниже) агрессивный антисемитизм получил сокрушительное поражение. Американское общество увидело на примере Европы, к чему может привести сорвавшийся с цепи антисемитизм, та самая собака, которая, по Ноку, «никогда не спит».
В этом смысле, дискуссия в the Atlantic Monthly слегка запоздала, антиеврейские настроения в США к лету 41-го года потеряли свою агрессивную остроту. Но, тем не менее, публикация, как не трудно представить, вызвала множество откликов. Уже в следующем номере the Atlantic появилась большая «ответная» статья Джеймса Маршалла с характерным названием «Проблема антисемитизма в Америке»[11].
Суть позиции Маршалла, как видно из названия, была в том, что антисемитизм – это американская проблема (Маршалл говорит более конкретно – проблема американской демократии), а не еврейская. В самой статье Маршалл не стеснялся в выражениях, обвиняя Нока во всех смертных грехах, но прежде всего, в том, что в своем развитии и понимании проблемы Нок «застрял» в 19 веке[12]. Откуда он «вытащил», спрашивает Маршалл, дряхлые термины «civilizied Occidental» и «Occidental mass-men»? Но больше всего Маршалла разозлил взгляд Нока на евреев, как на Oriental. Сколько лет должны прожить евреи среди христиан, чтобы перестать выглядеть Oriental в глазах христиан? Достаточно ли тысячи лет, как в Германии? Да и разве германские племена вышли не из тех же самых Oriental? На основании каких фактов Нок утверждает, что антисемитизм – проблема «массового» человека, а не интеллектуалов? Разве роль Гобиано, Хьюстона Чемберлена и царской элиты, породившей Черную сотню, не менее, если не более весома?
В общем, Ноку досталось по полной программе. Одним из серьезных вопросов, поднятых Маршаллом, был вопрос об ответственности интеллектуалов Америки в допущенной антиеврейской истерии в стране. Маршалл весьма остроумно сравнивает Нока с Понтием Пилатом, называет его «социальным импотентом» и справедливо, на мой взгляд, утверждает, что если интеллектуалы «умоют руки», то может произойти то, чего больше всего опасался Нок: в такой Америке под властью нацистов и последователей Кафлина (о нем – ниже) действительно могут утвердиться Нюрнбергские законы. В этой связи Маршалл говорит о непозволительном промахе Нока, когда он, «не желая рассуждать о расовых теориях», по существу создает новую неполноценную расу – Oriental, которая наверняка, по мнению Маршалла, пришлась бы по вкусу Геббельсу в противопоставлении ее истинной арийской. Маршалл строчка за строчкой разбирает другие, по его мнению, промахи Нока и по-своему пытается объяснить причины реального американского антисемитизма, мы сейчас не будем касаться детального разбора статьи. В завершение, обобщая свою точку зрения, Маршалл пишет:
«Было бы глупо отрицать антисемитизм в Америке и что взрыв антиеврейского насилия не может произойти под воздействием агитации изоляционистов и пятой колонны. Но, как я уже сказал, не верно определять проблему, как «еврейскую проблему в Америке». Такое представление фактически разрушает наше понимание демократии. Если мы будем решать наши проблемы в тщательно изолированном еврейском, негритянском, католическом, изоляционистском, рабоче-крестьянском, предпринимательском и любом другом сегменте общества, мы получим в результате кастовое общество. То, что беспокоит евреев, скорее является частью проблемы американской демократии, которая пытается свести в одно русло два независимых бурных потока. С одной стороны, демократия имеет дело с индивидами, не массой; она защищает право индивидуумов развивать свою индивидуальность и стремится к своему индивидуальному представлению о жизни. То есть, один поток – это индивидуальная свобода. С другой, мы имеем поток, где главенствует дисциплина, уважение к другим, принятие и уважение мнений других людей, что в условиях демократии может быть основано только на самодисциплине и самостоятельно накладываемых других самоограничениях. Это основа, заложенная еще в Декларации независимости, секции о гражданский правах в Конституции и в Золотом Правиле...
...Я полагаю, что modus vivendi, о котором говорил мистер Нок и который он так и не сумел найти в отношениях между американскими евреями и остальными гражданами, есть тот же самый modus vivendi, который должен быть найден всем американским народом, чтобы сохранить демократический процесс и демократический подход к жизни. Если при всех наших различиях в интересах, возможностях и историческом прошлом мы потеряем нашу веру в цель демократии и не найдем общие пути для достижения этой цели с помощью демократических процедур и механизмов, тогда наши американские институты обречены на провал. Тогда... нам не останется другой альтернативы, ничего, кроме тоталитаризма»...
Критика Маршалла была, на мой взгляд, слишком идеологична (демократия победит тоталитаризм, заодно изменив человеческое поведение, и точка!) и не совсем справедлива. Как часто случается, автор критической статьи настолько увлекся темой обсуждения и своим мнением о ней, что забыл о заданных ограничениях статьи им критикуемой. Он упустил, что Нок с самого начала осознано сузил тему своих размышлений, предпочитая ответить только на часть вопроса редакции the Atlantic: «...мы приглашаем высказать своё мнение евреев и не евреев в надежде, что свободный и откровенный обмен мнениями поможет уменьшить напряжение [в обществе], в настоящее время до крайности высокое, и приведет нас к осмысленному и более трезвому пониманию человеческой природы, лежащей в основе проблемы (мною подчеркнуты слова, на которые пытался ответить Нок).
***
Сегодня возвращение к дискуссии семидесятилетней давности носит, в основном, академический характер. Страна изменилась неузнаваемо, и современному «коренному» американцу, также, как и новым, русскоязычным американцам, многое из положений Нока покажется, по крайней мере, странными. Среди них, кроме отмеченных Маршаллом, сразу бросаются в глаза:
- высказывание Гитлера, объясняющее особую жестокость своего государства примером, почерпнутым из истории США. Это в любом случае гигантское преувеличение: бесчеловечная жестокость никогда в истории США не являлась государственной политикой, как на уровне идеологии, так и практики;
- отрицание государственного антисемитизма в царской России;
- обеление Изабеллы и Фердинанда, как будто бы их политика Реконкисты сама по себе не была поводом для «возбуждения» масс против нехристианских соседей;
- самое главное – постановка во главу угла вопроса о противопоставлении Occidental и Oriental. Такой подход лишает дискуссию какой бы то ни было определенности о причинах негативного отношении как Occidental, так и Oriental к евреям, лишает американский антисемитизм безусловно присутствующей религиозной, антииудейской, составляющей. Если сказать коротко, то история христианских стран, включая Америку, убедительно показала, что отношение к Oriental-евреям и, например, Oriental-армянам – существенно разное, вне зависимости от их численности. Справедливости ради, надо признать, что Нок, который искусно ушел от рассмотрения расовой составляющей антисемитизма – хотя и упомянул ее, еще более изящно ушел от рассмотрения религиозной составляющей – не упомянув ее вообще. Почему он это сделал и что он о ней думал, сейчас можно только гадать.
Дискуссии, начатой статьей Нока, не суждено было занимать внимание читателей длительное время: через шесть месяцев Америка вступила во Вторую мировую войну и «американские» еврейские проблемы отступили на задний план.
Приложение: О росте антисемитизма в предвоенных США
В 1920-х начале 1930-х в США впервые возник массовый, «народный» антисемитизм. Как это часто случалось в социальной истории США, «новшество» пришло примерно с десятилетним опозданием из Европы. То, что происходило в те годы в континентальной Европе известно достаточно хорошо, но американские антисемиты не были слишком образованы в иностранных языках, зато хорошо говорили и читали по-английски, обращая самое пристальное внимание на законодателя моды – Великобританию. В доброй же старой Англии еще до всех эксцессов Первой мировой войны и новой волны европейских революций отношение к евреям «вдруг» резко изменилось. Собственно говоря, если забыть о том, что английские католики, никогда, впрочем, не выражавшие «глас народа», во время дела Дрейфуса стройными рядами встали на сторону антисемитской официальной Франции, то все началось с восхождения в 1901 году на английский престол «беззаботного сына королевы Виктории» Эдуарда VII. Новый монарх не любил заниматься делами, связанными с национальной политикой, и, как пишут современники, «отдавал предпочтение развлечениям в кругу актрис и друзей»[13]. Немецкий финансист, иудей Эрнст Кассель, в самом начале правления становится его личным банкиром и ближайшим другом. К сожалению, никто, и английский король тем более, не может полностью избежать политики. В 1907 году Кассель налаживает близкие отношения с немецким евреем Альбертом Баллиным, важным советником Вильгельма II. И в Англии, и в Германии складывается впечатление, что это сотрудничество имеет важный политический смысл и способствует сближению политического курса двух стран. В Англии, с ее «особой» любовью к Германии, такой оборот вызвал недовольство Парламента и протест в аристократических и дипломатических кругах. Младотурецкая революция, крайне непопулярная в Британии, подлила масла в антикассельские настроения – особенно после того, как Кассель был приглашен в Константинополь главным финансовым советником. У самого Касселя, а также у королевских финансовых проектов под его руководством, появилось слишком много влиятельных врагов, которые объединились под «крышей» самой известной респектабельной английской газеты «Таймс». Обвинения Касселя и его друзей во враждебности Британии быстро превратилось в обвинение в этом всех британских евреев. В развитие этой тенденции очень скоро любимой темой прессы стало обвинение всех британских евреев в лояльности Германии.
В 1911 году «Таймс» назвала революцию младотурков иудео-сионистским заговором. Ситуация для евреев стала еще хуже после назначения Руфуса Айзекса генеральным прокурором Королевства и Герберта Сэмуэля – первым евреем, членом Кабинета. Знаменитый английский бард Р. Киплинг откликнулся на назначение Айзекса гневным, «полным ненависти» стихотворением «Джехази» (Gehazi). Крупный финансовый скандал 1912 года, так называемое «Дело Маркони», английской прессой был увязан с этими двумя именами; полная их реабилитация Парламентом ничего не изменила в общественном мнении. В английские газеты и журналы как-то незаметно вернулась тема ритуальных убийств, основным ее популяризатором был известный писатель Г.К. Честертон. Такая была ситуация на уровне элиты, которая и без всех этих новшеств была традиционно, хотя и умерено, настроена антиеврейски.
На уровне лондонского простого народа возникли свои причины для антисемитизма. В Лондоне, в районах Уайтчэпел и Степни еще в начале века проживало до 100 тысяч бедных евреев из Восточной Европы. Это своеобразное гетто вызывало резкое неприятие у лондонских масс, но не только у них. Местный епископ назвал этих евреев «захватнической армией, которая ест хлеб христиан и изгоняет их из родных очагов». В лондонских газетах стали появляться объявления о найме на работу «только коренных англичан», а та же «Таймс» обвинила их в «создании государства в государстве».
Но все это были цветочки. Ягоды созрели с началом Первой мировой войны. Британская пресса прямо обвинила немецких евреев в развязывании войны (такого же мнения придерживался британский посол в США Сесил Спринг-Райс, активно влиявший на общественное мнение в США) и в поддержке английскими евреями своих немецких собратьев. Гибель «Лузитании», английского парохода, потопленного немецкой подлодкой, привела к «слиянию массовой ксенофобии с изысканным антисемитизмом элиты». Альберт Баллин был назван прямым виновником гибели корабля, а Кассель – его сообщником.
Всё перечисленное и очень многое подобное могло остаться чисто английской проблемой. Но в дело вмешались события в России, после которых британский антисемитизм стал по-настоящему массовым явлением и образцом для подражания во всем западном мире. Большевистский переворот 1917 года был однозначно охарактеризован в Британии, как еврейский заговор. Пресса, английская разведка, дипломатические службы предоставили тому множество «самых достоверных» доказательств, большая часть которых или была ложью или была тщательно сфабрикована в кабинетах Intelligence Service. Все это создало совершенно новую, агрессивную атмосферу в обществе. Честертон не стал прятать свои мысли за ширму английского юмора и даже на время забыл о фирменной особенности своей прозы, в которой читателю предоставлялась возможность разгадывать загадки в детективных построениях сюжета. Выступая на митинге в ноябре 17-го, он высказался совершенно ясно: «Я хотел бы добавить несколько слов специально для евреев... Если они продолжат свое увлечение глупыми разговорами о пацифизме, будут возбуждать народ против солдат, их жен и вдов, они узнают в первый раз, что слово антисемитизм реально означает». В антисемитском раже дело доходило до маразма. Уилтон, популярный журналист из «Тайм», опубликовал книгу о своих российских впечатлениях, в которой утверждал, что большевики воздвигли статую Иуды Искариота на Красной площади.
В очередной раз в обществе, на этот раз – английском, возник «образ» еврея, не имеющий ничего общего с основной еврейской массой. «Важнейшее различие между основной массой евреев, которые были религиозными, или ассимилированными, или сионистами и очень небольшой группой евреев-не евреев, которые на самом деле помогли развязать русскую революцию, было совершенно не понято», - пишет по этому поводу Пол Джонсон в своей «Истории евреев». (По-английски Non-Jewish Jew звучит лучше и имеет смысл более определенный, чем «евреи-не-евреи»).
8 мая 1920 года газета «Таймс», стремясь резко обострить свою борьбу против Премьер-министра Ллойд Джорджа, который заявил о готовности вступить в переговоры с русским правительством, опубликовала статью «Еврейская опасность». В статье было сказано, что «британский Премьер-министр начал переговоры с группой заговорщиков, которые стремятся создать всемирную империю Давида».
Доказательство у «Таймс» оказалось совершенно убийственным и называлось оно – «Протоколы сионских мудрецов».
Это был первый известный случай, когда респектабельная западная газета провозгласила «Протоколы» официальным документом (по страннейшей иронии судьбы уже через год с небольшим, в 1921 году, Филипп Грейвз, корреспондент той же британской газеты "The Times" доказал, что «Протоколы» являются фальшивкой русского происхождения; на этом антисемитская истерия в Англии быстро сдулась). «Протоколы» были переведены на английский сотрудниками разведки военного министерства всего за несколько месяцев до этого и опубликованы в отделении «официальной типографии Его Величества», издательстве «Eyre & Spottiswoode», совершенно не удостоившись какого-либо внимания. «Таймс» решила исправить ситуацию. Из статьи:
«...очевидно, что книга была опубликована в 1905 году. Некоторые пассажи выглядят как пророчества, которые полностью оправдались, если только не приписывать предвидение «сионских мудрецов» тому факту, что они и были тайными организаторами этих событий. Когда читаешь, что «для наших планов необходимо, чтобы войны не повлекли за собой территориальных изменений», как не вспомнить о лозунге «мира без аннексий», выдвинутом всеми радикальными партиями и особенно в России. В то же время: «Мы спровоцируем всемирный экономический кризис всеми возможными средствами, с помощью золота, которое целиком находится в наших руках»... «Перевод взят из книги Льва Полякова «История антисемитизма. Эпоха знаний»).
Насколько в эти годы антисемитизм стал нормой в Британии хорошо видно из одной газетной статьи, опубликованной 8 февраля 1920 года. Ее автор, который, как утверждают его биографы, был филосемитом и до этого считал главным врагом Британии Германию, нашел нового национального врага – евреев. Статья называлась «Сионизм против большевизма: борьба за душу еврейского народа». Деля евреев на хороших - тех, что за Британию, и плохих - тех, которые за еврейское социалистическое братство, направленное против Британии и «всего прогрессивного человечества» (слова в кавычках – мои), автор писал:
«...Движение среди евреев не является новым. Это старый всемирный сговор уничтожить нашу цивилизацию и восстановить общество, основанное на прекращении прогресса и развития, недоброжелательности и недостижимого равенства». Дальше автор перечисляет некоторых недоброжелателей: Маркс, Троцкий, Бела Кун, Роза Люксембург, Эмма Голдман. И дальше утверждает, что «этот сговор был пружиной всех подрывных движений 19-го столетия... был существенной частью Французской революции.... Все лояльные стране евреи должны восстановить честь называться евреями, решительно осудив большевизм». Под статьей стояло имя Уинстона Черчилля.
Но если вернуться к «Протоколам», то день 8 мая 1920 года стал судьбоносным. До этого дня «Протоколы», как «решающий» довод в антисемитской пропаганде использовался только в России и Германии. С этого дня – во всем остальном мире. В том числе, в Соединенных Штатах, куда нам давно пора вернуться.
Отцом-основателем – и у нас есть все основания употребить единственное число –возникновения заметного «современного» антисемитизма в США был, конечно, великий индустриалист, промышленный гений всех времен и народов – Генри Форд. Этот факт давно стал общеизвестным, как и то, что «американские евреи автомашины «Форд» не покупают». Фигура Форда – крайне, я бы сказал, уродливо противоречива. Гений в организации производства, в технологии автомобилестроения, он был удивительно необразованным, темным и невежественным человеком. Форд родился на маленькой ферме недалеко от Детройта, где тяжело работал вместе с отцом. По воскресеньям он ходил за шесть километров в ближайшую церковь и всю жизнь считал такой образ жизни наиболее привлекательным и важным для жизни государства. Форд рано женился и поддерживал семью, работая на отцовской ферме и мельнице. Все его образование закончилось после нескольких бухгалтерских курсов в местном колледже. Но достигнув огромного успеха и всемирной известности (его сравнивали с Линкольном и Иисусом Христом), не говоря уже о богатстве, он искренне решил в свободное время взвалить на себя роль проповедника и учителя народов. Обычно не имея своего мнения по социальным и политическим вопросам, он оказывался легкой мишенью для всевозможных идеологов, как левых, так и правых. Интересно, что политическая активность Форда началась именно в левом лагере. В 1915 году Форд загорелся идеей пацифизма и решил остановить войну. Прознав об этом, к нему обратилась группа еще больших пацифистов во главе с некой Розикой Швиммер, венгерской еврейкой. Они уговорили Форда финансировать «круиз мира» (или – «корабль мира», в других источниках) с агитаторами-пацифистами на борту – включая Форда - и послать его в Европу с антивоенной миссией. В интервью Форд заявил: «Я остановлю войну. Я верну наших парней домой к Рождеству». Понятно, что вся авантюра была организована Розикой из рук вон бездарно; когда корабль после многочисленных задержек добрался до Осло, то о нем никто там, как и в других странах Европы, ничего не знал, да никто толком ничего не узнал и после. Форд и его пастор были членами «делегации». В единственном интервью в Осло, через четыре дня после прибытия, он говорил о своем новом тракторе и о том, как было бы здорово, если бы все военные заводы выпускали трактора вместо оружия. Через несколько дней он на первом же пароходе вернулся в Америку. Американская пресса не упустила шанс поиздеваться над всей этой авантюрой, долго еще удивляясь, как Форд мог позволить втянуть себя в такую глупую затею. Единственным защитником Форда стал филадельфийский раввин Джозеф Кропкопф, заявивший, что «лучше тысячу раз оказаться глупцом, служа идеям гуманизма, чем оказаться героем, пролившим реки крови».
Поездка с евреями-пацифистами на «корабле мира» не прошла для Форда зря. Он «узнал» для себя много нового, что открыло ему глаза на войну, мир и роль евреев. Полученное знание изменило цель его миссии. Что он узнал из уст самых прогрессивных евреев начала века, мы знаем благодаря рассказу одного из заместителей Форда в компании «Форд». Однажды этот человек работал очень поздно и спустился в кафе перекусить. Там он столкнулся с Фордом и у них начался ничего не значащий разговор. Человек предложил своему боссу только что купленную шоколадку. Форд надкусил ее и скривился. Дальше между ними произошел следующий интересный разговор, который начал Форд:
- совсем не тот вкус, что был раньше, не так ли?
- честно говоря, я не вижу разницы.
- это евреи поработали; они вкладывают туда всякую дрянь, чтобы заработать больше денег.
После этого заместитель постарался перевести разговор на другое. Он вспомнил, что ровно четыре года назад начался «круиз мира» и спросил Форда о том, как он видит результаты экспедиции сегодня. Ответ последовал достаточно странный: «Я знаю, кто виновен в войне – это интернациональные еврейские банкиры организовали войну, чтобы заработать больше денег». Форд понизил голос и добавил: «Я знаю, что это правда, потому что один еврей на корабле мне все рассказал. Этот человек знал, что говорит, он рассказал мне всю историю с начала до конца. Мы расскажем эту историю всему миру, и наступит день, когда евреи за все ответят».
Время рассказать «правду» пришло с покупкой еженедельной газеты The Dearborn Independent. Мелкая провинциальная газета, по замыслу Форда, должна была стать рупором «независимого» мнения. Под независимостью имелось в виду независимость от еврейского влияния, для чего Форд отказался от размещения любой рекламы и создания редакционной коллегии. Все решения по размещению материалов в газете он передал ее редактору Е.Г. Пиппу, а для написания передовой колонки, в которой должны были выражаться его собственные мысли, Форд нанял известного в Детройте канадского журналиста Уильяма Камерона, который до своей журналистской деятельности был провинциальным священником и принадлежал к страннейшей христианской секте «британских израильтян». Пипп был известен в Детройте, как либерал. Либералом считали и Камерона. Последний, кроме всего, был известен своей лояльностью к местным евреям. Филипп Шломовитц, редактор детройтской еврейской газеты, вспоминал, что Камерон часто присутствовал на еврейских собраниях и в своих статьях всегда поддерживал евреев.
На самую главную позицию в газете - генеральным менеджером - был назначен Эрнест Либольд (Ernest Liebold), правая рука Форда, фигура совершенно одиозная. Воинственный пруссак по духу и семейному происхождению за несколько лет совершил головокружительную карьеру от никому неизвестного банковского клерка до личного секретаря, финансиста и пресс-секретаря Форда. По нынешним меркам он был начальником кабинет у Форда. В Либольде Форд нашел человека, который мог делать за него все грязные дела. Не удивительно, что в компании «Форд» Либольда дружно ненавидели. Самому Форду это нравилось, он как-то сказал о Либольде: «Цепного пса нанимают не для того, чтобы его любили». Антисемитизм Либольда зашкаливал за все рамки и не удивительно, что он подобно магниту притягивал к себе всю антисемитскую мразь Америки (его важным сотрудником, например, был патологический антисемит Борис Бразол, русский монархист и один из самых активных членов «Черной сотни»). Некая мадам Паскита де Шишмарова ознакомила Либольда с «Протоколами», сочинив для правдоподобия их «достоверную» историю. К этому времени «Протоколы» выдержали 37 изданий в Европе, но были практически неизвестны в Америке. Либольд, с энтузиастом подхватил распространение фальшивки, сделав, возможно, больше, чем кто-либо для придания ей респектабельности.
22 мая 1920 года газета The Dearborn Independent опубликовала первую антиеврейскую статью – об экономическом могуществе евреев.
«Историческая» газета от 22 мая 1920 года
В следующем номере от 29 мая разоблачалось политическое могущество евреев, основанное на деятельности секретной всемирной еврейской организации с красивым названием «All Judaan».
С этого номера газета стала регулярно печатать «Протоколы», и в дальнейшем все свои антиеврейские публикации обычно обосновывала «Протоколами», используя их как решающий аргумент. Это было только начало борьбы. Форд с подачи Либольда решил во что бы то ни было доказать подлинность «Протоколов». Была создана сыскная контора солидных размеров, среди ее агентов – под кличками – была первая десятка активных американских антисемитов, в том числе – доктор Хьютон (директор службы военной разведки штата Нью-Йорк, предоставивший в Конгресс США полный список русских большевиков, по которому «девятнадцать двадцатых» были евреями и – это не шутка! – большинство из них были выходцами из нижнего Ист-Сайда, еврейского района Нью-Йорка. Этот список наделал много шума в стране и был перепечатан всеми крупными газетами. Еще больше шума, включая разбирательство в Конгрессе, вызвали «списки» большевиков, созданные министром юстиции Митчелом). Среди активных агентов конторы были русские иммигранты-информаторы Наталия де Боргори, Борис Бразол и Сергей Радионов, который отправился в Монголию (!), чтобы отыскать там подлинник «Протоколов». Некоторые члены сыскного бюро занимались более практической работой: поиском секретной линии связи, по которой член Верховного суда Луис Брандайс передавал свои распоряжения американскому Президенту. Вся эта дикость была освящена именем Генри Форда и воспринималась рядовым американцем со всей серьезностью.
Еврейские организации, обычно не прощающие ни одного серьезного случая антисемитизма, на этот раз решили устраниться от «спора» с Фордом. «Если мы вступим в противоборство, мы разожжем пожар, и никто не сможет предсказать, каким образом его удастся потушить», - писал Джекоб Шифф, лидер Американского еврейского комитета. Это была серьезная ошибка, суть которой стала ясна примерно через год. Луис Маршалл, один из лидеров АЕК, писал в сентябре 1921 года: «События показали, что политика умолчания была ошибочной. Не только каждую неделю продолжается публикация столь же яростных статей Форда, но что еще хуже, «Протоколы» распространяются в каждом клубе, в каждой газете, их получили все члены Конгресса, они находятся в руках тысяч людей. Их обсуждают во всех салонах и во всех социальных кругах...».
Очень скоро проснувшиеся евреи «навели порядок», во всяком случае, в городах с серьезным еврейским населением. Их контратака в газетах и журналах не была особо изысканной и вряд ли сегодня пришлась по вкусу большинству американских евреев, но она оказалась на удивление эффективной. Форд был назван – в передовицах, огромными заголовками на первых страницах – негодяем, предателем и обманщиком. Крупные заголовки, как обычно победили, но на поверхность сразу же полезли многочисленные фальшивки уже американского происхождения: именно тогда стали широко известны антиеврейские «цитаты», сочиненные от имени Вашингтона и Франклина.
«Фордовский» антисемитизм в США 1920-х годов оказался короткоживущим. Евреи разных политических и религиозных предпочтений смогли быстро объединиться и привлечь на свою сторону самые широкие общественные круги. Первого декабря 1920-го года во многих газетах появился оплаченный еврейскими организациями «Призыв к гражданам: «Протоколы», большевизм и евреи». В «Призыве» разоблачался вымысел и бессмысленность обвинений против евреев. Но очень интересно, какие были для этого были использованы чисто американские аргументы:
«Если отвлечься от их истории, характеризующейся крайним неправдоподобием, то анализ текста «Протоколов» показывает... что они должны принадлежать перу самых отъявленных врагов демократии. Они изобилуют циничными отзывами о Французской революции и понятиях свободы, равенства и братства. Они восхваляют привилегии и самовластие. Они издеваются над образованием. Они осуждают свободу совести. Они утверждают... что доктрина, согласно которой правительство должно служить народу, это лишь пустая фраза» (Цитата взята из книги Льва Полякова «История антисемитизма. Эпоха знаний»).
Но решающий залп по антисемитизму был дан 16 января 1921 года в «Заявлении», которое подписали три президента (Тафт, Вильсон и Гардинг), девять Госсекретарей, кардинал, множество президентов университетов, известные священнослужители, писатели, люди бизнеса – всего более ста человек. Еще одна цитата из книги Л. Полякова:
«Нижеподписавшиеся граждане не-еврейского происхождения (гои) и христианского вероисповедания осуждают и глубоко сожалеют по поводу возникновения в нашей стране организованной антисемитской компании, ведущейся согласовано и в унисон с аналогичными компаниями в Европе.. Американское гражданство и американская демократия стали объектом вызова и угрозы. Мы протестуем против этой организованной компании предрассудков и ненависти не только потому, что она является безусловно несправедливой по отношению к тем, против кого она направлена, но в первую очередь потому, что мы убеждены в ее абсолютной несовместимости с американским гражданством, лояльным и интеллигентным...»
Реакция на «Заявление» была подобна лавине. Все более-менее известные американские деятели поспешили отмежеваться от Форда. Очень скоро создалось впечатление, что он остался в полном одиночестве. Форд, конечно, не прекратил свою миссию, но скоро потерял какое бы то ни было серьезное влияние на общественное мнение. Евреи тоже не успокоились и в 1927 году – по суду, обвинив Форда в клевете и выиграв процесс – добились от него полного прекращения своей газетной антисемитской деятельности и официального «слезного» извинения. Что не помешало ему в 1938 году на свой 75-летний юбилей получить из рук германского консула личный подарок фюрера, высшую награду Германии для иностранцев – крест, между перекладинами которого располагались четыре золотых орла со свастиками на конце хвоста (крест висел на широкой красной ленте, переброшенной через шею, и смотрелся удивительно нелепо на фоне привычного белоснежного костюма юбиляра).
Отношение Форда и Гитлера – отдельная и очень серьезная тема. Я позволю напомнить только несколько общеизвестных фактов.
Антисемитские статьи в The Dearborn Independent были собраны в книгу известным германским антисемитом и членом Рейхстага Теодором Фричем. Эта книга - «Международный еврей: наиважнейшая мировая проблема» стала настольной книгой Гитлера и оказала, многие исследователи уверены - решающее влияние в формировании его антисемитских взглядов. В «Майн Кампф» Гитлер говорит о Форде (единственный упоминаемый им американец в книге) следующее: «..единственный великий человек, который, несмотря на всю ярость евреев, сохраняет полную независимость ... от людей, контролирующих сто двадцати миллионную нацию». В интервью 1931 года Гитлер сказал, что Форд является «вдохновителем его идей» и объяснил, что именно по этой причине на его столе всегда находится портрет Форда. «Я должен сделать все возможное, чтобы претворить его теории в практические дела в Германии». Значение Форда хорошо понимал и Гимлер, который в 1924 году писал, что «Форд – один из наших самых ценных, важных и мудрых борцов». В том же 1924 году при посредничестве сына композитора Вагнера Зигфрида Вагнера и его жены Винифред – оба были ярыми сторонники нацизма – на дому у Форда состоялась встреча личного представителя Гитлера Курта Людеке и Форда (Гитлер в это время сидел в тюрьме, но продолжал управлять своей партией). Форд посещал Германию в тридцатые годы, где его встречали по самому высшему разряду. Ради объективности надо заметить, что в своей любви к фюреру и нацизму Форд, к сожалению, не был исключением.
В 1970-е стали появляться первые книги и исследования о роли американского бизнеса в экономическом становлении нацизма. Сегодня это широко известный факт. Среди компаний, активно поддерживающих нацистскую Германию, были все три автомобильных концерна - вице-президент General Motors тоже получил награду Гитлера, правда, не самую высокую, DuPont, IBM, Standard Oil (сейчас - Exxon), National City Bank. Но самыми главными были Ford и I.G. Farben, которому принадлежали американские компании Bayer Co., General Aniline Works, Agfa Ansco, and Winthrop Chemical Company. Форд был членом совета директоров I.G. Farben, компании, которая по мнению многих, «создала» Гитлера. Крупнейшими популяризаторами нацизма а тридцатые годы были газетный магнат William Randolph Hearst, Joseph Kennedy (американский посол в Лондоне и отец будущего президента), герой-авиатор Charles Lindbergh, John Rockefeller и финансовый гений Andrew Mellon. Сотрудничество с Германией было запрещено законом (Trading with Enemy Act) только после объявления войны в декабре 1941, но активное сотрудничество компании Ford (и других) продолжалось через подставные компании почти до конца войны[14]. Не только «деньги не пахнут», но, как показала история Второй мировой, не пахнет и кровь.
Но вернемся к нашей основной теме. Как показали дальнейшие события, победа евреев в 1920-е была в лучшем случае временной. Одно дело было привлечь общество на свою сторону в эпоху роста экономики и всеобщего благополучия, совсем другое – во время гигантского кризиса Великой депрессии и роста угрозы мировой войны. Новые времена вывели на сцену юдофобии новых актеров: в 1930-х в Детройте, по соседству с Фордом, взошла яркая звезда свежего лидера американского антисемитизма – мичиганского католического священника Чарльза Кафлина.
Кафлин был клиническим примером человека с радикальным левым мышлением. В борьбе за «социальную справедливость» он сжигал за собой все мосты и не брал пленных. Причину социальной несправедливости он первоначально видел в господстве и финансовом терроризме больших банков. Хотя в тридцатые меньше пяти процентов больших банков принадлежали евреям (из всех банков – меньше одного процента), а среди известных банкиров преобладали чисто христианские фамилии, это не остановило Кафлина от обвинения во всех грехах банкиров именно еврейских. А дальше «еврейский вопрос» стал для него idée fixe. При этом он обладал чисто человеческой привлекательностью, недюжинной энергией, предпринимательскими способностями и острым восприятием новых технологий средств массовой информации. Его оружием стало радио, которое в нашем представлении было введено в массовое сознание как инструмент пропаганды Президентом Рузвельтом в его регулярных радиообращениях к американскому народу. Как оказалось, Рузвельт не был первым и не был главным «радиопроповедником». Надо сказать, что прогресс радиовещания в 20-30-е годы был феноменальным: в 1922 году в стране существовало 500 радиовещательных станций, в 1925 – уже больше тысячи; в 1923 было выпущено 200 тысяч радиоприемников, в 1925 – пять миллионов. К середине тридцатых радио было практически в каждом американском доме. В 1926 году Кафлин начинает свои еженедельные часовые радиообращения из Детройта. Вначале это были обыкновенные религиозные проповеди, но примерно с 1930 года их содержание резко изменилось на политическое: основной темой становится осуждение коммунизма и социализма и очень быстро – американского капитализма, который по его мнению «из-за своей жадности стал унавоженной почвой для распространения левацкой идеологии». В июле 1930-го Кафлин получает всеамериканскую известность, выступая в Конгрессе основным свидетелем на Слушаниях по расследованию коммунистической активности. В 1931, после конфликта с радиоконцерном CBS, Кафлин организовывает свою собственную сеть из 36 радиостанций. Ранний и очень активный сторонник Рузвельта и его New Deal (The New Deal is a Christ’s Deal – известная фраза Кафлина), он быстро разочаровался в его финансовой политике и в недостаточности, по его мнению, программ «социальной справедливости». Кафлин отрицал свободную конкуренцию рынка, требовал национализации основных индустрий и введения «серебряного» денежного стандарта[15]. Постепенно Кафлин приходит к убеждению, что все беды идут от ростовщиков и «создателей» денег, а дальше делает «логический» шаг – очень в русле доктрины католической церкви – обвиняя во всем евреев. К 34-му году его радиоаудитория достигла десятка миллионов человек, по некоторым данным – до 40 миллионов. Согласно всем источникам, это была крупнейшая радиоаудитория Соединенных Штатов; Вики пишет, что на пике популярности треть нации слушала его передачи. Ежедневно он получал более 10 тысяч писем. Понятно, что при таком влиянии Кафлин-человек быстро превратился в Кафлина-корпорацию, одних клерков у него было около ста пятидесяти человек.
После победы уже ненавидимого им ФДР на выборах 1936 года, Кафлин совершает еще один резкий идеологический поворот, сосредоточив всю свою активность на евреях и пропаганде режимов Германии и Италии. К этому времени он, наконец, «разобрался» в истинной причине Великой депрессии и в каждой радиопередаче терпеливо объяснял своей аудитории, что она в «интернациональном сговоре еврейских банкиров». В 38-м году он публикует в своей газете «Социальная справедливость» уже подзабытые к тому времени «Протоколы сионских мудрецов»
Не менее активным Кафлин был и на политическом фронте. В 1934 году он организовывает Юнионистскую партию, которая участвовала в президентский выборах, в 1938-м становится одним из основателей Христианского фронта. После Ку-клукс-клана Христианский фронт был самой известной массовой антисемитской организацией Америки. И вместе с German American Bund - самой известной пронацистской. Фронт открыто организовывал бойкот еврейских магазинов и продукции предприятий с еврейскими хозяевами, одним из его лозунгов был «Покупай у христиан»; он регулярно издавал так называемый «Христианский индекс» - список магазинов и предприятий Нью-Йорка, принадлежащих христианам. Центром действия Фронта был Нью-Йорк, а его членами были в основном американцы-католики, выходцы из Ирландии. Бруклинская католическая газета «Tablet» стала главным распространителем идей Фронта и одновременно распространителем газеты Кафлина «Социальная справедливость» (Social Justice). Католический антисемитизм был настолько всеобщим, что активными членами Фронта были архиепископ Фултон Шин (в ближайший год-два ожидается причисление его к лику святых католической церкви) и епископ Бруклина Томас Молой (который однажды на обвинение в антисемитизме ответил: «Ну и что? Какой закон я нарушил?»)
Обстановка в Нью-Йорке накалилась до предела после событий Хрустальной ночи в Германии (Кафлин по этому поводу заявил, что «евреев наказывают за то, что они вначале преследовали христиан). В феврале 1939 года Кафлин призвал своих радиослушателей к активным действиям. 20 февраля в главном зале Нью-Йорка, Madison Square Garden, состоялся грандиозный пронацистский митинг[16]. Джеймс Вечслер, известный журналист, освещавший события 20 февраля, писал, что рука Кафлина чувствовалась во всем: «в первоначальном призыве, в рабочей подготовке «мероприятия», в издании миллионов листовок, в организации толпы, скандировавшей его имя».[17] С этого дня для евреев Нью-Йорка (в основном Бруклина) началась жизнь, похожая на ту старую, европейскую, от которой они бежали совсем недавно. Евреев оскорбляли на улицах, выгоняли из общественного транспорта, избивали и даже нападали с оружием[18]. По данным полиции, практически все нападавшие были членами Фронта. Только в 39-ом году нью-йоркская полиция привлекла к суду более ста человек, обвиненных в преступлениях против евреев. В сентябрьском и октябрьском номерах журнала Look антисемитские выступления в Нью-Йорке получили широкое освещение и очень жесткую критику. Журнал опубликовал десяток совершенно ужасных фотографий жертв издевательств и избиений.
Наконец-то противники Кафлина - евреи и не евреи – после Хрустальной ночи в Германии и февральских событий в Нью-Йорке стали - организовывать сопротивление (имеется в виду – интеллектуальное сопротивление; простые бруклинские и манхэттенские евреи регулярно вступали в драки с антисемитами во время митингов и демонстраций). Многие важные радиостанции большого Нью-Йорка и Чикаго отказались транслировать речи Кафлина. В знак протеста сторонники Кафлина организовали огромный митинг у одной из нью-йоркских радиостанций. Лозунги митингующих шокировали добропорядочную нью-йоркскую публику, среди них были, например, такие: «Отправьте евреев в кораблях с дырой во дне туда, откуда они приплыли», «Подождите, скоро Гитлер придет сюда». Протесты продолжались несколько месяцев. Но по мере все большей осведомленности американцев о событиях в Европе в стране возникло сильное анти-антисемитское движение. Во главе его были религиозные лидеры христиан-квакеров Руфус Джонс (одновременно Джонс был известным философом и писателем) и Кларенс Пикетт (Пикетт, без всяких преувеличений, был американцем номер один в борьбе за спасение европейских евреев). Очень быстро подтянулась и американская интеллигенция, особенно редакции крупнейших газет и журналов. Одновременно Кафлином и Христианским фронтом занялись спецслужбы правительства (с подачи Рузвельта, ненавидящего Кафлина).
Вскоре были получены доказательства финансирования мероприятий Фронта германским посольством. В январе 1940, после того, как ФБР через своих информаторов узнало о вооружении активистов Фронта, заготовке оружия и о готовящихся убийствах евреев, коммунистов и десятка конгрессменов, был осуществлен рейд штаб-квартиры Фронта и региональных офисов. Захваченные документы подтвердили подозрения, и Христианский фронт был немедленно запрещен. Сравнительно недавно в архивах Германии были найдены документы, подтвердившие давние подозрения о том, что Кафлин тоже получал финансирование своей деятельности от нацистского государства. После разгрома Христианского фронта Кафлин официально провозгласил, что он «остается верен движению», но его авторитет и влияние в стране резко уменьшились. Начавшаяся вскоре война и рост антигерманских настроений окончательно покончили с каким-либо серьезным влиянием Кафлина на общественное мнение. И наконец, новый детройтский епископ в 1942 году запретил Кафлину любую общественную деятельность за пределами его церкви.
Джеймс Кэрролл следующим образом описал деятельность и роль Кафлина в книге «Меч Константина»[19]:
«Священник Чарльз Кафлин (Charles Coughlin) (1891-1979) – «radio priest» - был невероятно популярен в Соединенных Штатах в 1930-е годы. В приснопамятном 1938 году его газета, «Social Justice», опубликовала «Протоколы Сионских Мудрецов», известную фальшивку, впервые напечатанную в России в 1905 году. «Протоколы» представляют из себя как бы стенограмму секретного заседания мирового сионистского конгресса, планирующего мировое господство евреев. Полезность фальшивки для антисемитов – особенно в Германии 30-х годов – заключалась в «доказательстве» навязчивой идеи о еврейской конспирации. Дьявольский сговор, естественно, заключался в том, что интернациональный кагал еврейских финансистов достигал порабощения мира путем еврейского финансового доминирования. «Протоколы» оказались полезными и Кафлину, который изо всех сил боролся против золотого стандарта. Взамен он предлагал «нееврейский серебряный стандарт». Преклонение перед золотом пришло от евреев, которые верили, как проповедовал священник в радиопередаче «золото – священно, золото – это богатство, золото более важно, чем человек или жилье, в котором он живет». Золотой стандарт был «теорией европейских евреев». Местные банкиры Wall Street были, по его мнению, «современными Шейлоками, ... наращивающими жир и богатство».
Кафлин был разносторонний антисемит, который среди прочих регулярно использовал термин «коммунистический еврей». В одном из номеров «Social Justice», в том же 1938 году, он писал: «Почти без исключения интеллектуальные лидеры... марксистского атеизма в Германии были евреями». Историк Алэн Бринкли показал, что эта и подобные образцы клеветы в колонке редактора были фактическим плагиатом из речей Геббельса, главного идеолога нацизма».
***
История радиосвященника Кафлина – только небольшая, хотя и важная часть в истории роста антисемитизма в Америке перед Второй мировой войной. Конечно, бедные католические массы не были каким-либо исключением. Огромным влиянием на уровне плебса пользовались Silvershirt Legion of America во главе с Уильямом Пелли и Defenders of the Christian Faith пастора Джеральда Уинрода. Но, конечно, одной из самых серьезных и влиятельных, можно сказать – элитных, общественных организаций, организацией, представляющей всю Америку предвоенного периода, был America First Committee, в котором главной, знаковой фигурой был легендарный авиатор Чарьлз Линдберг. Линдберг был очень активным членом организации, выступал на десятках митингах, давал многочисленные интервью. После первого беспосадочного перелета в Европу и трагедии с похищением и убийством сына его известность превышала, пожалуй, известность любого другого американца[20]. К его мнению прислушивались десятки миллионов. Линдберг был близким другом Форда и свободно высказывал общее с Фордом мнение о евреях[21]. Так выступая в сентябре 1941 года на гигантском митинге, организованном America First Committee, он заявил: «Три группы стремятся к войне: администрация Рузвельта, англичане и евреи... которые получили в этой стране невиданное влияние в кино, прессе, радио и в нашем правительстве». В своем опубликованном дневнике он писал: «Мы должны стремиться к уменьшению еврейского влияния... Везде, где пропорциональная численность евреев оказывается слишком большой, неизбежно возникнет насильственная реакция протеста. Это плохо, потому что некоторые евреи нужного типа, я думаю, представляют ценность для страны».
Все опросы общественного мнения показывают стойкую антиеврейскую предвзятость в самых широких слоях. В предвоенные годы абсолютно пацифистски настроенное американское общество жестко связывало пробританскую и антинацистскую политику Рузвельта с еврейскими финансовыми и «братскими» интересами американских евреев. Антиеврейские настроения двадцатых значительно усилились в результате Великой депрессии и социалистическо-коммунистическо-нацистской пропаганды тридцатых. По-прежнему существовали квоты для еврейских студентов в большинстве известных университетов (никогда, впрочем, не называемые своим именем)[22], несмотря на борьбу еврейских организаций еще больше ожесточились дискриминационные иммиграционные квоты, жестче стали нормы приема евреев в привилегированные корпорации и социальные клубы. Ни в одном опросе 1938-41 годов антиеврейские предубеждения не падали ниже 50%, например, в опросе 38-го года 85% высказалось против увеличения квот для еврейских иммигрантов из Европы, в опросе 39-го года 10% высказались за немедленную депортацию евреев, но за исключением короткого времени 38-39 годов и в основном – в Большом Нью-Йорке, антиеврейские сантименты нигде не переросли в антиеврейское насилие[23].
Что же касается общих настроений, то время, как сказал бы Райкин, было «мерзопакостное» для евреев, как на уровне народных масс, так и среди элиты. Элан Дершовитц пишет[24], что «лучшие из лучших - Г.Л. Менкин, Т. Элиот, Г. Адамс, Д.Б. Шоу, Г. Уэллс, Т. Драйзер, совершенно не боясь остракизма, говорили любые гадости о евреях». Вывески «Евреям не обращаться», «Только для христиан» - были нормой. Конгрессмен Джон Рэнкин совершенно спокойно, выступая в Конгрессе, мог назвать популярного политического обозревателя Уолтера Уинчела (Walter Winchell) - «этот маленький жид»[25]. Мисс Лора Делано Хафтелинг, жена Джеймса Хафтелинга, Верховного комиссара по делам иммиграции, рассуждая по поводу законопроекта Вагнера - Роджерса, согласно которому США должны были принять 20 тысяч еврейских детей – эмигрантов из Европы, высказала свое мнение следующим образом: «Эти 20 тысяч маленьких еврейских уродов вырастут и станут 20 тысячами взрослых еврейских уродов».[26] Вышеупомянутый законопроект, естественно, не пошел дальше под-подкомиссии Сената. Интересно заметить, что мисс Хафтелинг была двоюродной сестрой Президента Рузвельта.
Антиеврейские лозунги были невероятно популярны во время избирательных компаний, особенно на Юге. Кроме перечисленных мной ранее, многие другие важные и влиятельные общеамериканские организации, например, «Американский Легион», «Ветераны иностранный войн», «Дочери Американской революции» открыто выражали антисемитские взгляды.
Тем не менее, встает вопрос: почему при наличии массового «народного» антисемитизма правительство Соединенных Штатов не пошло на поводу у масс, как это случилось в Европе, и что предсказывал и опасался Нок?
Самый простой и очевидный ответ заключается в различии структур власти, в гениальности американской Конституции, которая как будто специально предусмотрела подобную ситуацию[27].
В многопартийных парламентских дрязгах европейских стран для партии борющейся за власть важен буквально каждый голос, что вызывает насущную необходимость в коалициях (а после победы – в поддержке коалиций) с мелкими партиями, а значит, и мнением меньшинств. Причем, меньшинств любого вида, включая самые радикальные. Сама политическая борьба в такой ситуации оказывается гораздо более экстремальной, радикальной. Евреев, их активную политическую роль в жизни общества (евреи всегда на виду и активны в любых, часто противоположных, политических процессах), их политическое, экономическое и финансовое влияние легко, удобно, да и привычно - глубоко в европейской традиции, «назначить» причиной многих неприятностей, особенно экономических.
Вторым очевидным европейским фактором был европейский национализм, старые счеты и обиды, уходящие в глубокую древность. В этих разборках на уровне народов мифические евреи всегда играли важную негативную роль. Одновременно, антиеврейские лозунги и насилие против евреев были, пожалуй, единственным фактором способным объединить самые различные националистические фракции. Опять таки, в этом была глубоко укоренившаяся европейская традиция, особенно характерная для Германии.[28]
Третьей отличительной европейской причиной, на этот раз причиной только конкретного времени, была реальная коммунистическая угроза, близость и влияние СССР, мощное рабочее движение, попытки коммунистических переворотов в ряде стран. Коммунистические и рабочие движения непосредственно – и часто справедливо - связывали с евреями, и в борьбе с этой угрозой стали возможны совершенно невероятные коалиционные соглашения, обычно за счет евреев. Характерным примером может быть сговор Национал-социалистической партии Гитлера и влиятельнейшей католической партии Центра в июле 1933 года[29].
Наконец, влияние религии и религиозного антисемитизма в большинстве европейских странах всегда было существенно выше.
В Соединенных Штатах, к счастью, все было по-другому. Любовь-не любовь людей друг к другу по любой из причин и свободное выражение своих взглядов были нормальным, можно сказать, конституционным правом американского гражданина: Первая поправка к Конституции отвергает практически любые попытки судебного преследования как отдельных индивидуумов, так и организаций, пропагандирующих радикальные этнические и религиозные взгляды. Например, идеология Ку-клукс-клана не преследуется: преследуются по закону только факты насилия (включая доказанный сговор, с целью совершить конкретное насилие). Но межрасовые отношения после Гражданской войны находились вне сферы высокой политики и практически не влияли на нее на федеральном и штатном уровне. Единственное известное мне исключение – антикитайские законодательные акты были приняты, во всяком случае, в Калифорнии по совершенно другим причинам. Национализм, в европейском смысле, в стране не существовал, наверно, с того времени, когда в середине 19 века власти Пенсильвании запретили американским гражданам, выходцам из Германии, организовать свою параллельную систему образования на немецком языке. «Красная угроза» после середины 1920-х уже не воспринималась чем-то реальным. Действительно, некоторые поиски выхода из Великой депрессии, особенно в начале правления Франклина Рузвельта, были в русле социалистической доктрины, но они быстро потеряли смысл и значение после решительного сопротивления Конгресса и решений Верховного Суда 1935 года[30], и к концу десятилетия были забыты. Очень важно, что религия и государство не только формально по Конституции разделили свои сферы влияния, но к середине 20 века реальное разделение уже было устоявшейся американской традицией. И еще: к этому времени американские евреи стали органичной частью американского общества, прекрасно знающей о своих правах, о правах американских граждан. И не дающих себя в обиду. (Anti-Defamation League – очень активная организация по защите евреев от нападок и клеветы, была организована в 1913 году). Этому, кстати, евреи научились у своих соседей по стране, и этим они заслужили определенное уважение как соседей, так и власти.
Да, в значительной части американского общества 1920-40 годов господствовали серьезные антиеврейские настроения. Этому были причины, о многих из которых написал Альберт Нок в своей статье. Нежелание воевать за чужие интересы, которое искусные демагоги и популисты связывали с евреями, было еще одним важным, возможно, в предвоенные годы – главным фактором[31]. Но в обстановке открытой нелюбви к евреям отсутствовали, на мой взгляд, две главные, решающее составляющие: в Соединенных Штатах не было официального государственного и официального религиозного антисемитизма. Никогда в эти годы ни на каком федеральном, штатном, городском, университетском, медийном, либо на уровне официальных заявлений любой конфессии христианской церкви не прозвучало осуждение евреев – как евреев. Традиция многонационального государства – государства-иммигрантов, уважение основного закона, дающего каждому члену общества, включая евреев, право на жизнь, свободу и высказывание своего мнения, сыграли свою решающую роль.
И в этом было самое главное отличие американского общества от европейского. Именно по этой причине в Америке могла возникнуть нормальная дискуссия по «еврейскому вопросу», с частью которой я познакомил читателей этих заметок.
Именно из этих простых фактов следовали и различные последствия для судеб евреев в Америке и Европе.
***
Статья Нока в the Atlantic Monthly содержит очевидные недостатки и «странности», на которые, безусловно, намного легче обратить внимание сегодня. Сегодня нам известно, что нелегкий поиск modus vivendi между еврейскими и не-еврейскими гражданами страны пошел совсем в другом, не пессимистичном «ноковском» направлении. Еврейский «вопрос», в той форме, как он стоял перед страной семьдесят лет назад, больше не существует, хотя на смену ему пришли другие серьезные национальные, этнические и, в меньшей степени, религиозные «вопросы». Что ж, прочесть статью полезно хотя бы для того, чтобы увидеть насколько далеко общественное мнение в США по «еврейскому вопросу» ушло вперед в сравнении с довоенным. Детальное рассмотрение этого процесса не является предметом данных заметок, но, на мой взгляд, необходимо понять, что среди других, две причины, обе внешние, сыграли свою важную роль в этой положительной динамике. Первая – японская атака на Пёрл-Харбор в декабре 1941 года, в большой степени снявшая с евреев обвинение в «разжигании войны» и давшая стране на некоторое, весьма критическое, время нового «козла отпущения» - японцев (и тоже, по Ноку, из Oriental)[32]. Вторая – радикальное послевоенное изменение демографической структуры страны, в том числе, резкое увеличение численности других Oriental народов. Ни первое, ни второе Альберт Нок не смог предвидеть. Впрочем, как и никто другой.
К счастью, непроверенной практикой и уже потому недоказанной на сегодня остается самая вероятная, по Ноку, причина возможного усиления антисемитизма и антиеврейского насилия в американском обществе – как последствие экономической катастрофы. Нам остается только априори не поверить Альберту Ноку или – поверить. И ждать доказательства.
***
И в заключение, только для того, чтобы дать лучшее представление о времени, несколько высказываний людей, не самых последних в американском и европейском обществе 1920-30 годов (цитаты в основном взяты из книги «Human Smoke» by Nicholson Baker).
- Нет никаких причин для паники. Голосование за Гитлера – это только симптом, совсем не обязательно ненависть к евреям, но скорее мгновенное возмущение, обида, вызванные экономической беспросветностью и безработицей среди оболваненных молодых немцев... Когда это изменится, я надеюсь, изменится к лучшему, немецкий народ вернется к норме. – А. Эйнштейн, 18 сентября 1930
- По поводу евреев: доктор Шахт – глава Немецкого банка - утверждает, что еврейская проблема слишком раздута в Америке. «Никто не убит. Не было никакого насилия по отношению к индивидуальным евреям» - Самэль Фуллер, американский бизнесмен в письме своему старому другу Франклину Рузвельту из Берлина, 8 мая 1933 (Рузвельт просил Фуллера накануне отъезда того по делам в Берлин прояснить для него ситуацию с евреями в Германии. Рузвельт давал подобное задание всем своим друзьям, путешествующим по Европе, получая от них самую противоречивую информацию)
- Целью нашей еврейской политики должна быть эмиграция всех евреев... Ассимилированные евреи – те, кто хочет остаться жить в Германии как немцы – должны понять, что их надежды не оправдаются, в то время как сионисты, те, кто хочет эмигрировать в Палестину, должны всячески поощряться. Цель государственной полиции – поощрять сионизм и эмиграционною политику всеми возможными способами. – Рейнхард Гейдрих, глава Гестапо, 24 мая 1934
- Каждый германский корабль, бросивший якорь в наших портах, привозит свежий груз нацистских крыс, которые распространяют легочную чуму антисемитизма и расовой ненависти и выгрызают фундамент нашего великого содружества... Никто не защищен от нацистского Холокоста. – Джозеф Тененбаум, организатор бойкота германских товаров в США, выступая на антинацистском митинге в Нью-Йорке, 15 марта 1937
- Я знаю, некоторые из вас думают, что я должен говорить с Гитлером более жестко. Но приходило ли вам в голову, что ответом на мое резкое письмо может быть бомба на ваш обеденный стол. - Стэнли Болдуин, Премьер-министр Англии в обращении к делегации рабочих-христиан, 21 марта 1937
- Великая война отбросила три пятых Европы обратно в Средние века. Мы вступили в войну, чтобы спасти демократию, но в результате она там окончательно умерла.... Следующая война может оказаться еще более разрушительной и более «образовательной» - рабби Барух Браунштейн, выступая перед делегатами Национального собрания еврейских женщин Америки, 13 апреля 1937. Собрание приняло резолюцию, протестующую против обязательного призыва в армию, поддержало соблюдение строгого нейтралитета и высказалось против военного обучения в школах.
- Было бы опасной глупостью для английского народа недооценить выдающееся место в мировой истории, которое займет Муссолини, или не понять удивительный уровень смелости, цельности, самоконтроля и целеустремленности, примером которых он является – Уинстон Черчилль в статье в the News of the World, 10 октября 1937
- «Должны ли США объявлят войну _____ ?» - в такой форме в январе 1938 была предложена Поправка к Конституции по инициативе ряда конгрессменов во главе с Луисом Лудловым. Согласно предлагаемой Поправке, вопрос о вступлении США в войну должен решаться на всенародном референдуме.
- Господа Барух и Моргентау зациклены на спасении своих единоверцев и своей собственной позиции в Америке, им совершенно безразличны остальные жертвы Гитлера. Эти люди ведут себя совершенно так же, как вели себя богатые и влиятельные евреи, которые привели к власти Гитлера, чтобы этим избежать большевизма. – Феликс Франкфуртер в частном письме другу, апрель 1938
- Евреи – порождение дьявола. Все евреи должны покинуть Румынию; если они это не сделают, будут ужасные погромы. Мир должен найти для них место. Мадагаскар выглядит вполне подходящим для этой цели. – Александр Куза, министр в румынском правительстве, в интервью the New York Times, 21 января 1938
- «Продаются евреи. Кому они нужны? Никому» - Заголовок в одной из центральных германских газет после закрытия Конференции в Эвиане, июль 1938
- Трудно понять абсолютную апатию по отношению к судьбе евреев и христиан-не арийцев среди людей Британской империи... Неправильно называть их беженцами, так как для них не существует страны, куда можно было бы бежать. - Джорд Белл, епископ Чичерстера, 27 июля 1938
- Мы густо населенная индустриальная страна с большим количеством безработных в настоящее время. Лучше нам честно признать как факт, что решение разрешить серьезную иммиграцию приведет к значительному антиеврейскому движению в стране. – Сэр Сэмуэль Хор (Hoare), министр внутренних дел Британии, выступая в Парламенте, 21 ноября 1938
- Это были крайне неприятные и неудовлетворительные переговоры. – Чарльз Пикетт, квакер и руководитель крупнейшего американского агентства помощи европейским беженцам, после категорического отказа заместителя Госсекретаря США Джорджа Мессершмидта принять помощь подготовленных и обученных добровольцев «разгрести агиевые конюшни» при рассмотрении заявлений на получение американских виз в посольствах Германии и других европейских стран. Тысячи заявлений лежали не рассмотренными из-за «отсутствия персонала» в консульствах, декабрь 1938
- Я скорее дам... евреям умереть в Германии, чем как-то прозябать на каких-то землях, которые еще вчера были оккупированы Германией. - Рабби Стефен Вайс (один из лидеров американских сионистов) в частном письме другу по поводу предложения Чемберлена переселить европейских евреев в Танганьику, примерно январь 1939
Сентябрь 2012, Сан-Франциско
(Автор выражает глубокую благодарность Борису Дынину (Торонто, Канада), Владимиру Янкелевичу (Нетанья, Израиль), Юлию Герцману (Лос Анжелес, США) и моей жене – Марии Юдович за критические замечания в ходе написания этих заметок).
Примечания
[1] Этот эпиграф взят из работы Людмилы Демарской-Цигельман «Советизм, нацизм...» http://berkovich-zametki.com/2005/Starina/Nomer7/Dymerskaja1.htm Найти первоисточник у Томаса Манна мне не удалось.
[2] http://www.theatlantic.com/magazine/archive/1941/06/the-jewish-problem-in-america/306268/
[3] Статья анонимного автора называлась «I Married a Jew»
[4] http://en.wikipedia.org/wiki/The_Freeman
[5] http://www.thefreemanonline.org/features/albert-jay-nock-a-gifted-pen-for-radical-individualism/
[6] Рекомендую: http://mises.org/daily/2892
[7] http://mises.org/daily/4926 - интересаная статья Фрэнка Чодорова о Ноке
[8] Нок объяснял это тем, что толстый том словаря лежал на специальном низком столике, и он смог до него дотянуться намного раньше, чем до книжных полок.
[9] http://mises.org/daily/4926.
[10] http://habrahabr.ru/company/taucraft/blog/145755/
[11] http://www.theatlantic.com/magazine/archive/1941/08/the-anti-semitic-problem-in-america/306274/
[12] И в этом была своя, возможно, не известная Маршаллу ирония. Нок в некоторых частях своей статьи повторил – скорее всего не зная об этом – идеи статьи 1908 года «Социальная ущербность евреев», ассимилированного американского еврея Эдвина Куха; девятнадцатый век, как известно, закончился в 1914 году.
[13] Начало этой части моих заметок основано, в основном, на книге Леона Полякова «История антисемитизма, книга Вторая – Эпоха знаний»
[14] http://www.rationalrevolution.net/war/american_supporters_of_the_europ.htm
[15] Он считал общепринятый «золотой стандарт» - еврейским.
[16] По разным данным в митинге участвовало от 20 до 30 тысяч человек.
[17] Сам Кафлин в радиообращении сразу после митинга категорически отрицал свое участие.
[18] Об этом времени и событиях в Нью-Йорке можно прочесть в романе «Фокус» Артура Миллера.
[19] http://berkovich-zametki.com/2007/Zametki/Nomer9/Kerrol1.htm
[20] В книге Филиппа Рота «Заговор против Америки» действие происходит после «победы» Линдберга на президентских выборах 1940 года. Если бы Линдберг действительно выставил свою кандидатуру, как его уговаривали многие, то фантазия Рута могла бы оказаться реальностью.
[21] Агент ФБР, следящий за Линдбергом по указанию Гувера, доносил по инстанции слова Форда: «Когда у меня в гостях Линдберг, мы говорим только о евреях».
[22] Эти квоты были в пределах 5-15% и внедрялись или тайно, как в Принстоне, или «под другим соусом», как в Гарварде. Из известных университетов только Браун никогда не вводил квоты для приема еврейских студентов. В менее популярных университетах квоты были редкостью.
[23] В 1942 году были осквернены несколько еврейских кладбищ в Бостоне
[24] В книге «the Vanishing American Jew»
[25] http://en.wikipedia.org/wiki/John_E._Rankin
[26] http://www.jewishvirtuallibrary.org/
[27] По итогам голосования на должности в исполнительные ветви власти в США (губернаторов и Президента страны) «победитель получает всё»
[28] Об этом подробно в «Истори антисемитизма. Книга Вторая» Леона Полякова – в главе «Германия»
[29] http://berkovich-zametki.com/2010/Starina/Nomer4/Yudovich1.php
[30] http://berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer4/Judovich1.php
[31] На политическом «фронте» самыми влиятельными антисемитами в предвоенные годы были конгрессмен Джон Рэнкин и сенатор Роберт Рейнгольдс. На уровне исполнительной власти «главным антисемитом» был Госдепартамент.
[32] Джон Рэнкин мгновенно изменил «направление главного удара» и стал инициатором выселения американцев японского происхождения с Западного побережья США в концлагеря.
