Даже если ты прав
Ей хочется считать себя частицей.
Не говори ей, что она — волна,
Которой не дано осуществиться
Во временной реальности сполна.
Ей легче — осознав себя отчасти —
Любить огромный мир, как старый дом,
Где вечерами маленькое счастье
Горит под невысоким потолком.
За стенами волнистые пространства
И времени прохожие шаги,
А здесь — она, и если постараться,
То вечности больные сквозняки,
Прикидываясь птицей Метерлинка,
Не разглядят за плоскостью окна
Сиюминутку, зёрнышко, пылинку.
Не говори ей, что она — волна.
В такой-то век и год такой-то
За постепенность перемен,
за сумрак недопониманья
что я отдам тебе взамен,
распорядитель угасанья?
Какая из моих харит
тебе покажется достойной?
Любовь последняя горит
неустрашимо и спокойно
на самом верхнем этаже.
О мой недремлющий пожарный,
не торопись, не будет жертв,
стенающих в бреду угарном.
Но выбор сделан — и давно.
Твои холодные брандспойты
нацелены в её окно.
В такой-то век и год такой-то,
покончив с внутренней борьбой,
не победив, не покорившись,
она возьмёт меня с собой,
бессильно падая всё выше.
Пуля-дура
Если послышится вдруг, что чирикает мрачненько
Птичка-фортуна при самой душевной погоде,
Прежде чем взяться за трудную роль неудачника,
Вспомни, что я не задела тебя на излёте.
Цел-невредим — остальное наступит и сбудется,
Станется, выльется, выпьется буря в стакане.
Путаясь в лицах, словах, колеях и распутице,
Не забывай, что ты мной не убит и не ранен.
Встанет рассвет, в безотчётную радость окрашенный.
Не говори, что в тебе недостаточно жизни,
И ни о чём просвистевшую смерть не расспрашивай:
Пуле противен причинный дефект альтруизма.
Cужая круги
Дотяну до последнего, скомкаю
С неуступчивым прошлым свидание,
Разминусь с некрасивой девчонкою —
Той, которой остаться не дали мне.
Ей казалось, страшнее банальности —
Только гордые белые лебеди,
Из призывно звучащей неданности
Свысока обронившие: «Где тебе!»
Я б осталась синичкой-воробушком
И была бы намного любимее
Тем, кто мне прошептал: «Не попробуешь —
Не узнаешь ни рока, ни имени».
Я бы... что теперь. Годы не ведают
Белизной моего оперения.
Гордым, сумрачным, царственным лебедем
Я кружу над синичковым временем.