▼ ДЕКАБРИСТЫ
В подъезде гулко застучали быстрые шаги, вот-вот готовые сорваться на бег. Невидимые тяжелые ботинки смачно печатали грязную бетонную лестницу, скоро приближаясь.
- Сашка отложил глянцевый пёстрый журнал с поседевшим Пуделем на обложке, и с любопытством уставился на тонкую фанерную дверь, хорошо просматривающуюся из единственной комнаты его малометражной хрущёвской квартиры, посреди которой он восседал на табурете перед низким журнальным столиком с остывшим завтраком - два жареных яйца, хлеб с маслом и помутневший кофе к которому, зачитавшись информационной жвачкой, он даже не притронулся.
- Топот на секунду стих, после чего пыльное неподвижное пространство разорвала трель звонка.
- «Санёк, открывай!» - услышал он голос своего товарища Петрухи.
- Даже через дверь Сашка почуял в нём дрожь: всегда спокойный, даже меланхоличный Петруха явно нервничал, пульсируя рвущейся наружу эмоцией, желая поскорее ему высказаться.
- «Определённо что-то случилось», - подумал Сашка, с отвращением чувствуя, как его тихая умиротворенная радость солнечного субботнего дня быстро испаряется, сменяемая необъяснимо гадкой тревогой, грозящейся через какие-то мгновения – если он ещё немного затянет, и не узнает, что, всё же, произошло, и отчего был так неспокоен Петруха, - перерасти в паранойю.
- Он быстро встал, несколькими шагами пересёк разделяющее их пространство, поправив на ходу вновь покосившиеся и перекрывшие и без того узкий коридор лыжи, и отпер дверь.
- Петруха тяжело дышал, жадно хватая пухлым ртом судорожно пульсировавшим на разгоряченном раскрасневшемся лице воздух, будто перед тем, как взлететь на пятый этаж, бежал, как минимум, несколько кварталов. Набитая пухом куртка была расстегнута настежь, тонкий шарф болтался на шее веревкой, а вязаная шапка съехала на затылок.
- «Заходи, коль пришел», - сказал ему Сашка, стараясь не выказать волнение.
- «Митьку убили», - выпалил в ответ Петруха, и глухо захрипев, пытаясь вдохнуть сдавленными лёгкими воздух.
- «Чего орёшь, дурак? Давай сюда», - Сашка силой схватил его за ворот, и затащил в квартиру.
- «Митьку убили», - повторил его товарищ теперь уже спокойнее – даже как-то отрешенно.
- Ничего не говоря, Сашка вернулся в комнату, и достал из комода едва початую бутылку водки и два стакана.
Он молча разлил «по сто пятьдесят».
- «Не стой, заходи», - с нетерпеливым раздражением бросил он.
- Не разуваясь, оставляя на линолеуме мокрые грязные следы, Петруха вошел и с нескрываемым облегчением плюхнулся на табуретку.
- Сашка рывком открыл форточку: в комнату ворвался поток морозного декабрьского воздуха.
- «Пей», - скомандовал он и, не дожидаясь, пока тот возьмёт стакан, залпом проглотил водку, прищурившись в холодных, но ярких лучах солнца, льющихся в комнату через тюлевые полупрозрачные занавески.
- «За Митьку», - потупив взор, и коротко перекрестившись, Петруха выпил, после чего не без труда, поддел вилкой кажущееся резиновым жареное яйцо и, едва не упустив его себе на брюки, закусил.
- «Говори», - рыкнул на него, раздираемый изнутри смятением, Сашка.
- «Чего?» - тот часто заморгал маленькими – на мокром месте - глазками.
- С мороза алкоголь ударил ему в голову, и на несколько секунд Петруха будто выпал из контекста происходящего вокруг него хаоса, в который, словно детали огромной – бескрайней – мозаики складывались беспрерывно следующие своей бесконечной чередой события, питая микроскопическими, кажущимися незначительными, но, в итоге – решающими - зарядами время.
- «Баран!» - Сашка прервал его бессознательную прострацию неслабым подзатыльником, от которого Петруха кубарем слетел с табуретки и, смешно перевернувшись вокруг собственной оси, отлетел в противоположный угол комнаты, больно ударившись головой о железный каркас кровати.
- Пружины жалобно пискнули.
- «Сука-а», - завыл им в унисон Петруха.
- «Успокойся», - добрее сказал его товарищ.
- «Митьку убили-и! Митьку убили-и!» - запричитал тот, брызнув крупными слезами, мелко задергавшись.
- «Только истерики мне тут не хватало», - мрачно подумал Сашка, взял водку, вылил остатки в стакан, и протянул его Петрухе
- Тот быстро выпил.
- «Ух», - выдохнул он, жмурясь.
- «Что с Митькой?» - стараясь держать себя в руках, спросил его товарищ.
- «Я же говорю, убили. Курить охота», - Петруха сплюнул прямо на пол.
- Никак не отреагировав на такое поведение незваного, в общем-то, гостя, Сашка достал из нагрудного кармана, висевшего на единственном в квартире стуле пиджака пачку «Москвы», и протянул её Петрухе.
- Всё ещё дрожа, тот достал негнущимися пальцами себе сигарету. Сашка чиркнул спичкой. Петруха глубоко затянулся, и снова сплюнул.
- «Чужие», - он пожал плечами, стряхивая пепел в пустой стакан.
- «Когда?» - коротко спросил его товарищ.
- «Утром, когда пацаны шли на завод. А вместе с ними и Митька», - пояснил Петруха.
- «На завод…», - задумчиво повторил вслух Сашка.
- «Сегодня же субботник», - напомнил ему Петруха.
- «Да, точно», - кивнул он, чувствуя угрызения совести оттого, что накануне объегорил руководство завода, сказавшись больным, покинув рабочее место в пятницу сразу же после обеда, и не придя сегодня на субботник.
- Сашка побледнел и сжал зубы, чтобы не сорваться на крик отчаяния.
- «Если бы я только не смалодушничал! Если бы пошел сегодня со всеми, как все!» - с отчаянием подумал он, понимая, что как старший по цеху не позволил бы случиться столкновению пацанов с чужими.
- Долгие годы он свято верил, что лучший аргумент – это слово, а жестокая животная ярость – удел слабаков. Теперь же Сашка с пугающей четкостью осознавал причинно-следственную связь между своим низким, мещанским – пускай и редким, почти исключительным – желанием обмануть товарищей, переложив на их плечи свой священный долг труда, променянным на сомнительное счастье ничегонеделанья, и тем, что произошло сегодня утром с пацанами.
- «Как это случилось? Откуда взялись чужие?» - спросил Сашка, превозмогая отвращение к самому себе.
- «Возвращались из клуба. Ну, вот они и сцепились», - пояснил Петруха.
- «Они – дураки. Ну, а вы? Зачем вы полезли?», - зло ответил ему Сашка, пытаясь сложить с себя хоть часть ответственности за случившееся.
- «Не хотел тебе говорить, но с ними была Танюха», - потупив взгляд, едва слышно сказал его товарищ.
- «Танюха?» - переспросил он, немея от ужаса, но, всё ещё не желая признавать страшную истину.
- «Твоя Танюха. Твоя бывшая», - разбил его сердце Петруха.
- «Как же так…» - Сашка отшатнулся.
- Они расстались достаточно давно, чтобы он успел её забыть – ещё в позапрошлом году, однако предшествующие разрыву пять лет отношений, из которых три года они прожили под одной крышей, не прошли бесследно. Как минимум, для него. Танюха ушла после того, как Сашка застукал её с любовником. Перед этим она сказала ему, что тот парень был не единственным. Какое-то время Сашка люто её ненавидел, внушая себе, что расставание с блядью – это скорее хорошо, чем плохо. Однако все последующие попытки завязать отношения с девушкой заканчивались для него разочарованием: каждый раз Сашка вспоминал о Танюхе, и всё внутри умирало, в том числе и ростки любви, в существование которых он пытался убедить себя и каждую новую свою подружку.
- Сашка не жил, а мучился, и единственным правильным решением ему тогда показалось всецело отдать себя труду на заводе, в родном коллективе пацанов.
- И, как правило, Сашка был образцовым трудягой, которого нередко ставили в пример другим, однако, иногда, как накануне, шаткое равновесие в его сердце нарушалось, и он уходил в праздную меланхолию, понимая, что причина её – вовсе не Танюха, а его собственная слабость, с которой он ничего не мог поделать.
- «Она громче всех голосила! Еще и защищала их! Если бы не она, может, Митька бы и жив был!» - зло выпалил Петруха, чувствуя, как его грудь рвёт обида.
- «Ты уверен, что Митька – того, мёртв?», - спросил полушепотом Сашка.
- «Пацаны сказали», - пожал плечами Петруха.
- «Пошли», - коротко кивнул ему Сашка, выходя в коридор и натягивая на ходу пальто.
- «Погодь», - окликнул его Петруха.
- «Ну?» - спросил он недовольно: с Митькой – их общим товарищем – явно что-то случилось; убили – не убили: ему это было ещё не ведомо, возможно, Петруха просто как всегда перегибал палку – это был ещё тот любитель посеять на ровном месте панику; однако Сашка был уверен на все сто в одном: что-то таки случилось, и что-то совсем не хорошее.
- «Люди собираются», - его товарищ кивнул на окно.
- Сашка замер и прислушался: действительно, через открытую форточку вместе с холодным воздухом врывались издалека чьи-то крики и грохот. Он рывком подлетел к окну и быстро открыл его настежь, навалился на подоконник, высунувшись, чтобы лучше можно было разглядеть происходящее на улице, почти по пояс.
- Окна Сашкиной квартиры выходили на тянущийся беспрерывным потоком машин проспект в сотне метров от их дома – за палисадником и огороженной высоким забором-сеткой баскетбольной площадкой, где местная шпана чеканила броски по единственному целому, пускай и проржавевшему до основания, кольцу, даже зимой, несмотря на мороз и снежок, убираемый самими пацанами одолженной у дворника лопатой.
- По проспекту, - в сторону Площади, громко двигалась колонна людей – преимущественно молодых парней. С их двора – из всех подъездов и переулков, - к ним выбегали новые и новые люди, вливаясь в общий человеческий поток, увеличивающийся и разрастающийся буквально на глазах.
- «Куда это все?» - обернулся Сашка к Петрухе, уставившись на него растерянно в непонимании происходящего.
- «Так, ведь Митьку убили», - будто оправдываясь, пролепетал он.
- «Началось», - тихо сказал Сашка.
- «…нам Родина – мать!» - влетел в окно, принесенный ветром, обрывок знакомый им с детства песни, подхваченный сотнями и тысячами голосов, срывающихся на громогласный рёв, в котором смешались ярость и гордость, боль и предвкушение грядущей большой победы.
- «А, ну, пошли», - Сашка схватил Петруху за ворот куртки, и потащил к выходу.
- «Обожди, обожди», - завыл тот.
- Остановившись, Сашка нетерпеливо глянул на своего товарища, громко высморкался в кулак и достал с антресоли топор для разделки мясных туш, сунул его за отворот пальто и наглухо застегнулся.
- «Поднимайся!», - он презрительно глянул на Петруху и, не дожидаясь, пока тот начнёт шевелиться, вытолкал его за дверь, после чего вышел сам и звонко щелкнул замком.
- Уже почти спустившись вниз – на втором этаже, - они едва не столкнулись с Фёдором – местным балагуром и хулиганом, из тех ребят, которые не дают по ночам спать старухам и молодым семьям, устраивая пьяные дебоши под окнами, после чего – в остальное время суток, - ведут себя вполне тихо и даже неприметно.
- «Ты куда намылился, друг мой ситный?» - подозрительно прищурившись, спросил его Сашка, заметив, как Фёдор что-то прячет под кожаной подбитой мехом курткой.
- «Кипишь поднялся, а где кипишь – там и я», - оскалился тот, обнажая неровные пожелтевшие зубы.
- «Что за кипишь, что ты мне тень на плетень наводишь?» - спросил его Сашка, давя авторитетом местного общественного активиста, проверяя, тем самым, Фёдора на вшивость.
- Почесав густую спутавшуюся бороду, Фёдор пронзительно глянул сначала на Сашку, потом на Петруху, и снова что-то поправил под курткой.
- «Все идут, и я иду», - наконец, нервно, ответил он.
- «А там у тебя что?» - Сашка ткнул его в грудь пальцем, уткнувшись в что-то гладкое и твердое.
- «Ракетница», - Фёдор без энтузиазма достал заряженный пистолет.
- «Вещь нужная», - со знанием дела сказал Сашка.
- «Отберешь?» - спросил тот трусливо.
- «Зачем же?» - пожал плечами Сашка.
- «А что случилось?» - с энтузиазмом и облегчением спросил Фёдор.
- «Митьку убили», - ответил из-за спины своего товарища Петруху.
- «Какого такого Митьку?» - не понял тот.
- «Не важно, пошли. Мы тут не разговоры разговаривать собрались», - резко прервал их Санёк, стремительно вылетев из подъезда.
- Оказавшись на улице, они смогли чётче понять масштаб происходящего: растянувшаяся на сотни метров колонна, питающаяся стремящимися влиться в нее людьми, двигалась по проспекту, выливаясь на проезжую часть и останавливая движение, грохоча тысячами здоровых сильных ног; она дышала и пела, иногда вразнобой: когда отдельная группа людей – знакомых и совершенно чужих до этого утра, - затягивала что-то своё, - но, случалось, что вся колона затягивала в унисон строки патриотических куплетов, способных за считанные секунды сплотить всех их в единый организм, - рвущейся вперед – к Площади, к стенам Палат.
- «Давайте за мной, не отставайте», - бросил Сашка появившимся следом Петрухе и Фёдору, чувствуя, как его тело буквально пронзают невидимые иголочки, через которые в кровь впрыскивались невидимые струйки восторженной энергии, исходящей от колонны.
- Сашка побежал через двор так быстро, как мог, не заботясь о том, поспевают ли за ним его товарищи.
- «Нужно нагнать ведущих», - в его голове бешено колотилась лишь эта мысль.
- Выскочив из-за угла соседнего дома, он резко остановился, едва не врезавшись в колонну. Запыхавшись, через несколько секунд его нагнали Петруха и Фёдор.
- «Давайте к нам, присоединяйтесь», - дружелюбно замахали им руками коротко стриженные улыбчивые пацаны.
- «Кто ведёт?» - стараясь перекричать гудящую колонну, крикнул им Сашка.
- «Митьку везут», - крикнули ему они.
- «Спасибо!» - махнул им Сашка рукой, и ринулся вперед, по движению колонны, опережая её – к скрывающемся за поворотом на Площадь в полуверсте от них ведущим, и уже за минуту поравнявшись с ними.
- Это были пацаны с их завода, перед собой они толкали строительную тачку, в которую был аккуратно уложен Митька.
- «Привет», - кивнули они Сашке, не сбавляя шаг, чтобы не тормозить колонну.
- «Я пойду с вами», - сказал он.
- К ведущим подбежали Петруха и Фёдор.
- «Становитесь в колонну», - сказали им ведущие.
- Петруха и Фёдор быстро влились в ряды, растворившись в них.
- «А я?» - спросил Сашка, слыша, как его голос предательски дрожит.
- «Ты сам решай, пойти ли с нами до конца, аль дальше вскармливать блажь личностной свободы», - презрительно ответили пацаны.
- Сашка заплакал: ему стало невыносимо стыдно. Так стыдно, что он был готов даже упасть перед ними на колени, и вымаливать прощение.
- «Я предал Митьку. Я предал пацанов. Я предал коллектив», - с ужасом думал он, только сейчас, находясь перед величайшим выбором в своей жизни, понимая всю ничтожность своего бездушного поступка слабохарактерного морального урода, променявшего всё, что у него было действительно значимым в этой жизни – друзей, завод, Родину, в конце концов, - на сомнительную радость псевдоинтеллектуального времяпрепровождения паразита…
- Но падать нельзя – тогда он затормозил бы колонну, а это было недопустимо.
- «Я с вами, я с вами», - горячо выкрикнул Сашка, скрестив руки на груди.
- «Поверим?» - переглянулись пацаны на ходу.
- «Поверим», - ответили они, посомневавшись всего секунду, и то – скорее в воспитательных целях, чтобы Сашка смог еще глубже осознать порочность едва не выбранного им пути, продемонстрировав ему свое общественное великодушное милосердие.
- Радость переполняла Сашку, и он бросился в первые ряды, за какие-то мгновения благодаря коллективному прощению преисполненному любовью и благородством, превратившись из отщепенца в одного из ведущих.
- Он гордо поднял голову и затянул одну из песен, которые словно грозный рев раненного, но гордого, не сдающегося в своей борьбе зверя, разносились над колонной, сменяя одна другую.
- Сашка бросил взор вдаль, и увидел, как над горизонтом улиц над ними медленно выплывают раскинувшиеся на Площади Палаты.
- Вдохновленные увиденным ведущие пошли быстрее, еще громче и яростнее зазвучали над колонной песни, еще сильнее и стройнее чеканили шаг тысячи и тысячи людей.
- «Можно, я повезу Митьку?» - спросил Сашка, ощущая каждой клеточкой своего тела всю историчность момента.
- «Ты должен доказать», - ответили ему пацаны.
- «Доказать что?» - спросил он.
- «Доказать, что имеешь право», - ответили они.
- «Я готов! Я готов!» - с надрывом крикнул он.
- Небо над ними зашлось тучами, спрятав солнце. Всё вокруг враз потемнело. Разросшаяся колонна сжалась еще плотнее, будто собираясь атаковать, - отбивая каждый свой шаг так, словно это был удар молота, уничтожающий врага. Пространство вокруг них задрожало, загудело, над головами шагающих стали зажигаться самодельные факелы – сотни, тысячи, - отплясывая языками пламени, которое вместе со священной яростью отражалось в глазах всех, кто пришел сюда исполнить свой гражданский долг.
- Ведущие остановились и, будто почувствовав за секунду до этого их негласную команду, колонна остановилась вслед за ними и замерла, превратившись в монолитный стальной кулак, готовый обрушиться в своём праведном гневе…
- В начале Площади, выстроившись в несколько рядов, стояла государственная охрана: еще молодые ребята зябко кутались в тонкие шинели, и боязно глядя на раскинувшуюся перед ними словно море колонну. Некоторые из них нерешительно трогали затвор висящих на груди автоматов, но у большинства ребят руки были безвольно опущены.
- Их разделяла пара сотен метров.
- И тут Сашка увидел нечто, что заставило его вздрогнуть: со стороны Площади к ним шла Танюха.
- В груди у него кольнуло.
- «Я всё ещё люблю её», - подумал он обреченно, кривясь от презрения к самому себе.
- «Докажи, что имеешь право», - сказали ему пацаны, выпуская из рук тачку с Митькой.
- Она остановилась.
- «Ты сможешь», - сказали ему пацаны.
- И от этих слов Сашка почувствовал, как убивающая слабость окончательно покидает его, тело и душа наполняются силой, а сердце – полыхает от любви. И это была настоящая любовь, а не та животная похоть, которую он испытывал к Таньке.
- «Как же глуп я был», - расхохотался Сашка, и смех его разнесся над городом, благодатно звеня.
- Он расстегнул пальто, схватил двумя руками топор, и бросился к Танюхе: шаг, второй, третий, еще чуть-чуть, - Сашка взмахнул над головой огромным лезвием, обрушив его на девушку, одним движением разрубив ее пополам, словно полено.
- «Вперёд!» - крикнул Сашка.
- «Вперёд!» - крикнули ведущие.
- Над Площадью взмыла выпущенная Фёдором сигнальная ракета, осветив Палаты.
- Государственная охрана, бросив в ужасе оружие, бежала прочь, словно спугнутые светом тараканы.
- Колонна подняла труп Митьки как знамя, и победоносно ревя, бросилась через Площадь к Палатам, убивать скрывшихся в них чужих, обретая после долгих лет вранья и унижения долгожданную свободу.
