▼ ДОРОГА
Пока все хотели стать кем-то, я пытался стать собой. В конце концов, каждый стал кем-то, я же остался никем. В этом есть и свои плюсы – я никому ничего не должен.
Свое путешествие я начал с молодой парой, для которой Чужой город был родным. Мужчина подобрал меня в надежде проехать остаток пути спокойно, ведь почему-то всегда выходит, что один из двух убивает любовь в другом. Я и мой рюкзак едва уместились на заваленном баулами заднем сидении. Мужик был в целом ничего, постоянно пытался шутить и виновато улыбался, но он просто не мог дать Бабе того, что она хотела, мне было жаль его.
Я проехал с ними приличный кусок пути, когда, наконец, разразилась буря, и меня ожидаемо смыло на обочину.
Вскоре я остановил Разговорчивого Дальнобойщика, и он сразу спросил меня, куда я еду.
- В Чужой город.
- А зачем тебе в Чужой город? – любопытствовал Дальнобойщик.
- Я хочу попытаться стать там кем-то?
-А разве ты сейчас не кто-то? – удивился Дальнобойщик.
- Нет, сейчас я – это я.
- А разве плохо быть собой? – не унимался Дальнобойщик
- Не знаю, я просто хочу стать нужным кому-то. Вот дальнобойщики, например, нужны. Или пекари.
- Пожалуй, - согласился Дальнобойщик, - а кем ты хочешь стать в Чужом городе?
- Не знаю, если честно, - признался я, - кем-то другим, наверное.
В темноте у Дальнобойщика что-то сломалось, и я решил продолжить путь сам. Чем дальше я уходил, тем длиннее становилась моя тень, пока наконец не поглотила саму дорогу.
Навстречу мне выскочил джип. Он метался по дороге, как раненый зверь, бегущий от лестного пожара, и я решил укрыться в кювете. Джип остановился напротив меня, оттуда выскочила женщина. Она кричала и ругалась на трех языках, обрушивала на автомобиль удары и проклятия. С другой стороны вышел мужчина с сердцем гамадрила и ударил женщину наотмашь. Та упала, в глазах ее я видел погибель. Затем они сели в машину и уехали.
Я шел пешком почти до рассвета, опасаясь останавливать проезжавшие мимо авто. Когда я вконец выбился из сил, рядом остановился очень дорогой автомобиль, и мне не хватило сил отказаться от его гостеприимства.
Внутри было двое, на их лицах жидкий огонь плясал со снегом, женщина была во власти похоти, она была намного младше своего спутника. Он спросил:
- Хочешь ее?
- Мы не знакомы.
- Она хорошо танцует, - он остановил автомобиль, - станцуй для него.
Женщина выбежала из авто и стала извиваться и оголяться в свете фар, она вся пылала животным безумием, которое, как известно, очень заразно. Я выскочил из дорогой машины и под хохот и улюлюканье побежал прочь.
В поле я наткнулся на поросший густым кустарником овраг и лег прямо на землю. Проснувшись, я обнаружил, что солнце уже высоко в небе. Недалеко от моего оврага стоял автомобиль, я решил подойти и спросить дорогу.
В авто на переднем сидении сидело двое. Мальчик лет тринадцати пугливо озирался по сторонам, а мужчина склонился над его коленями, будто что-то там потерял и никак не мог найти. Увидев меня, мальчик стал ерзать и что-то кричал, мужчина резко выпрямился, мальчик стал застегивать ширинку. Я развернулся и поспешил прочь.
Выйдя на дорогу, я очень быстро поймал попутку и вскоре попал в Чужой город. Он был стар и болен, лицо его было густо покрыто язвами и коростой, взгляд устал и безразличен. Никто не любил Чужой город, и он отвечал взаимностью, поэтому жили там исключительно несчастные люди. Все они рано утром обменивали свой день на бумагу, бумагу на эликсир, чтобы уснуть счастливыми – чтобы проснуться рано утром и обменять свой день на бумагу.
У шлагбаума стояли полицмейстеры. Я сказал, что хочу стать кем-то, они ответили, что я должен работать и отвели меня в Распределитель. Женщина в очках, улыбавшаяся только губами присвоила мне номер и поздравила, я больше не был никем, теперь я стал Гражданином 5766547.
- Что ты будешь делать? - спросила Женщина в очках, - ведь ты должен работать, все в Городе работают.
- Я буду рисовать, - ответил я, - или писать стихи.
- Зачем, - удивилась женщина,- никому не нужны стихи. Зачем делать что-то ненужное?
- И верно, - растерялся я, - а что же мне тогда делать?
- Ты можешь пойти на Фабрику и делать телевизоры, взамен ты получишь бумагу.
- А зачем мне бумага?
- Чтобы купить телевизор.
- Но разве мне нужен телевизор?
- Конечно, иначе ты станешь собакой.
Я еще долго шел и думал, почему я до сих пор не стал собакой, ведь у меня никогда не было телевизора. Я решил не идти на Фабрику.
…Так я стал собакой.
Нас бесчисленное множество, мы сидим на грязных скамейках, подтягивая под себя озябшие ноги в порванных кедах, а мимо нас проходит толпа. Зеленая и Фиолетовая ходят целыми днями с пластмассовыми кейсами, на которые наклеены фото чьего-то ребенка и собирают на спасение Андрюшеньки. На вырученные деньги затариваются в аптеке колесами. Зеленая только что хорошо закинулась, и ее основательно скрутило. Она падает куда-то вниз и растворяется в луже собственной блевотины. Белый с утра аскает на Крестах со скрипкой, Фиолетовая выгребает содержимое его шляпы и тоже идет в аптеку, Белый пытается бежать за ней, но падает на асфальт.
Всем нужно немного счастья, иначе не выжить. Мы с Синим делим на двоих шкалик счастья, я угощаю его стиком сахара, второй проглатываю сам. Сахар можно найти на столах в пиццерии. Синий говорит: «Сахар питает мозг, от него появляются мысли. Но не у всех, у других сахар питает только жопу. Я в детстве много ел сахара. Моя мама говорила, что я должен работать на заводе телевизоров, чтобы мне некогда было думать, иначе я стану собакой».
Город – это толпа и мусор, людям нет места в городе. Попав в Город, ты становишься либо частью толпы, либо частью мусора. Каждый в толпе имеет четыре лица. С первым он производит телевизоры, со вторым продает их, с третьим покупает, а с четвертым потребляет.
Так устроена жизнь, толпа течет по венам Города, питает его органы. Каждый день улицы наполняются мусором, каждую ночь его убирают. Я ложусь на лавку и наблюдаю, как мимо движется толпа с ее невидящими глазами, мне спокойно и тепло. В толпе у каждого есть цели, конечная цель – смерть. Все они мертвы. У меня нет целей, я все еще жив.
Зомби-апокалипсис
Как-то София спросила, есть ли у зомби душа. Зомби ведь не чувствуют, в них нет ни любви, ни сострадания. Мы решили, что души у зомби нет. Все мы порой задумываемся, как это – быть зомби. Наверное, спокойно. Зомби не известны душевные терзания, ему нужно лишь обеспечивать свою жизнедеятельность и размножаться. В зомби из человеческого остались лишь примитивнее инстинкты.
Еще они питают странную страсть к телевизорам. Это целый культ. Они приобретают их один за одним, стремясь заполучить самую дорогую и новую модель. Одно время нам казалось, что именно телевизоры делают из людей зомби, но потом мы подумали, что были времена, когда телевизоров не существовало, впрочем, никто из нас не помнил это время и не мог сказать, были ли тогда зомби, но скорее всего, они были всегда.
Мы не знаем, как люди становятся зомби, и как от этого защититься. Время от времени один из нас пропадает, и вскоре его замечают с большой коробкой в руках и счастливой идиотской улыбкой на лице. «Если я стану одной из них, пообещайте, что убъете меня», - Софи тринадцать, в ней еще нет страха.
Каждый из нас с горечью вспоминает детство, когда зомби-апокалипсис был лишь сюжетом для фантастики, но никто не любит вспоминать тот момент, когда он осознал, что живет среди живых мертвецов. Все мы потеряли не только семью, мы потеряли самое главное – смысл жизни. Нами правит безнадежность, от самоубийства нас спасает лишь общество друг друга.
Марк был из нас самым старшим и самым умным. Он предположил, что земная цивилизация – цивилизация зомби, а мы лишь выродки, результат мутации гена. Он сказал, что даже у двух людей могут родиться дети-зомби. Однажды мы увидели его в серых брюках и розовой рубашке, в руках он нес огромную коробку. Марк не заметил нас и прошел мимо, хоть мы и кричали ему. После этого нас осталось четверо.
Бездомный
С утра я написал письмо Люксу. Я всегда пишу ему письмо, когда мне есть что сказать. Очень жаль, что Люкс его не прочтет – он ушел. Лучшие всегда уходят. Я остался один. Мне думается, что мы могли бы жить вместе, курить траву, пить пиво и рисовать. Мне хочется в это верить…
Потом мы встретились с Дарьей, гуляли в парке, разглядывая деревья. Среди тех, что воскреснут весной, бродили умирающие люди: ни одного осмысленного взгляда, ни одной мысли, только пошлость, обыденность, посредственность.
Ветер шел за нами по пятам, гонял без толку мусор по серым улицам, где кроме него и нас не было ни души. Лики деревьев покрылись трупными пятнами, небо стало пустым и бессмысленным, прохожие бежали куда-то, испуганно, нервно. Быстро допивали свое пиво, а кое-где стояли и недопитые бутылки. Вот молодая семья торопится домой, цепляясь друг за друга. В чем-то я завидую им. В чем-то завидую всем им. Их жизнь наполнена иллюзией целесообразности, осмысленности. Я же - как мусор, попираемый ветром.
Всю свою жизнь я гонюсь за фантомом, имя которому – дом. Я словно умалишенный мечтатель, изо всех сил верящий, что есть место, где тебя ждут, где тебе рады, где примут и поймут. С самого детства я удивлялся, видя поддержку и понимание. Когда я отказался работать на заводе телевизоров, оказалось, что у меня никогда не было дома, что я живу среди чужих. Существует ли дом? Или это такое же пустое слово, как любовь?
Мы с Дарьей вцепились друг в друга и мерзнем, не способные давать тепло. Мы заранее знаем сценарий. Мы не женимся, не родим детей, не воспитаем внуков, они не умрут, мы просто попутчики, и рано или поздно все это закончится. Сколько еще нас таких, бездомных, невидимых, вальсирует с ветром в пустых парках среди безжизненных тел? Сколько холостых патронов, не способных никого убить?
Я сажусь на маршрутку, ко мне подсаживается мужик, от него несет потом и пьянством, он громко говорит по телефону, меня тошнит, и я отворачиваюсь. Водитель останавливается, чтобы купить в ларьке пирожков, огромные мешковатые джинсы сползают с его задницы под весом необъятного живота. Я выскакиваю и судорожно глотаю смесь выхлопных газов, дешевых парфюмов, пыли и еще черт знает чего, пытаясь прийти в себя, я задыхаюсь – и так каждый день.
Все бы могло быть иначе
- Однажды я буду вспоминать обо всем этом. Обидно, что все это закончится, что мы станем просто госткой сожалений.
- Горсткой? Почему бы не раствориться?
- Я о том, что ты и не вспомнишь, почему так вышло. Я всегда останусь лишь фантомом.
- Почему ты ведёшь себя как фантом?
- Мы в ответе за тех, кого приручили... Где-то в параллельном мире я бы касался твоей шеи. Я бы сжал ее так сильно, что ты начала бы терять сознание.
- Я бы хотела, чтобы ты оставил на ней синяки.
- Иногда слишком сложно разжать руки вовремя. Сложно остановиться. Это странно. Как будто ты идешь через дорогу, останавливаешься на середине, и мимо тебя проносится грузовик. Обдавая тебя жаром и запахом масла. Ты первый стоишь. Тебя второго уже нет. Он погиб. Но ничего не изменилось, существует только один ты.
- Я не знаю, какую реакцию ожидать… Может быть, ты напишешь в ответ что-нибудь оскорбительное... Но я хочу к тебе.
- Это опасно, как грузовик, несущийся на огромной скорости. Как я второй, сделавший шаг вперед. Только его не размазало по асфальту, он остался, понимаешь. Он сейчас рядом с тобой. Подвергая сомнению существование я первого.
- Приснись мне.
- Ты не вспомнишь утром.
- Я записываю сны. И часто путаю сон и реальность.
- А я записываю реальность. Чтобы она не казалась сном.
- Дневник?
- Легион дневников, погибающих на рассвете. Я не храню прошлое. Чем больше у тебя прошлого, тем меньше будущего.
- Я не хочу жить вечно.
- Я хочу жить. Что бы это не значило.
Жизнь после конца света
