Печальное время
Так много счастья впереди!
Природа вся в свершенье долга,
Вот он — торжественнейший день:
Всегда я млею от восторга,
Когда в саду цветёт сирень!
Луг от ромашек белоснежен.
И сам я, сам я рядом с ним
Вдруг становлюсь ручным и нежным,
И даже… даже молодым!
И грозы, грозы среди лета —
Такая страсть, такой размах,
Как будто с женщиной я где-то —
И наслаждение, и страх…
И осень пышная в короне —
Какой простор, какой наряд!
Не может взгляд мой не затронуть
Печально-яркий листопад.
Привычки доброй не нарушу.
Зима, так что ж? Скорей за дверь!
Сугробы светом льются в душу,
И выметает грусть метель.
А ласки мягкие тумана,
А звездопад, а свет звезды?!
Что ж, мне о смерти думать рано —
Так много счастья впереди!
О Мосальске
Знаю здесь я камень каждый,
Помню всякий уголок —
В большинстве одноэтажный
Деревянный городок.
Свет берёз, сирень, рябинки,
Холодок полынных меж,
Есть в нём возраста морщинки,
Но душою юн и свеж.
От рождения до тризны
Тут мой смех, печаль, труды.
Только здесь, в родной Отчизне,
Я печатаю следы.
И в чужих краях почётно
Называться мосалём.
Обзавёлся тут охотно
Я семьёю и гнездом.
Мне ль не чтить людских симпатий,
Ими я живу, дышу.
Из Мосальских, из объятий
Никуда я не спешу.
В судьбах многих — главный,
важный —
В песню, в сказку, в репортаж:
Древний наш, одноэтажный,
Деревянный юный наш.
* * *
Не пожалуюсь сердцу усталому,
То, что лишнее, всё отмету.
И живу я, живу я по-старому —
Верю в святость, в любовь, в доброту.
Ничего нет в судьбе позабытого,
Вспомнить всё, что бывало, я рад.
Обожаю Семёна Давыдова,
Мне и Павка Корчагин как брат.
И не лезу — куда там мне, грешному,
В первый ряд ни в обгон, ни в обход.
Только верю, всё верю по-прежнему
И в Россию, и в русский народ.
Растолкуй же ты мне, бестолковому,
Что не прошлые тут времена,
А живём мы теперь все по-новому:
Строй другой и другая страна.
Я не спорю, теория верная,
Но поймёт и простит меня Русь —
В прошлом веке остался, наверное,
И в пришедший — я вряд ли впишусь!
Башня
На совесть сварили и прочно,
Стоит здесь она бесшабашно,
Как сторож, стоит днём и ночью —
Водонапорная башня.
Не слышно ни смеха, ни певней,
Не дремлет на солнышке старость.
От всей многолюдной деревни
Копчёной трубы не осталось.
Кустарник жирует на пашне,
Успешно ползёт до погоста.
И аисты больше на башне
Не вьют свои крепкие гнёзда.
О, сельщина, жгучая рана,
Какой здесь урон и упадок!..
А нас уверяют с экрана,
Что в сельском вопросе порядок.
Не стану шептать вам на ушко,
А крикну все зычно и смачно:
— Россия стоит побирушкой
И тянет ладонь за подачкой!
Глядят из Кремля бесшабашно,
И вторит Дом Белый им хором…
Стоит сиротливая башня,
Стоит молчаливым укором.
Возвращение журавлей
Плывёт над крышами вдоль улиц
Усталый голос журавлей:
— Встречайте, люди, мы вернулись
На Родину из-за морей!
Спешили мы сюда, где зори
В гнездовьях растопили лёд.
У нас под крыльями мозоли —
Был долог, труден перелёт.
Летели мы на Русь не слепо,
Вёл зов в крови, что сотни лет…
Эй, люди, улыбнитесь в небо,
С земли пошлите нам привет!
Как тихо всё здесь почему-то,
Вожак в растерянности зол:
Неужто сбился я с маршрута
И на чужбину всех привёл?
Распался в небе клин с тревогой,
Восторг в сердцах их тлел и гас…
А люди шли своей дорогой
И вверх не поднимали глаз.
Дела-заботы, серость буден
И отрешённость хмурых лиц.
Тут в бедах очерствели люди,
Им, видно, стало не до птиц.
Струился в небе воздух синий,
Пел соловей, сады цвели…
Вразброд над Родиной-Россией
Летели молча журавли.
Печальное время
Видать, что прошёлся огонь здесь прицельный,
Повыбил дома и посевы не град…
Печальное время застыло над Стрельней
И звёзды над нею давно не горят.
Не то, чтоб созвездья бесследно погасли,
А некому в небо ночное смотреть.
Теперь не садится и месяц на прясло,
Тут в рост человека бурьянная твердь.
Хранила обычаи русские в сердце
И двигалась в лучшее с верой святой.
Когда-то деревня рожала младенцев,
Теперь час пришёл умирать и самой.
И если б от старости, хвори, стихии —
Не так бы глубоко печалился я,
Но вот что болезно, по всей по России
Та ж участь постигла другие края.
Ведь всё по заказу, по тупости чьей-то
Насильно до смерти её довели.
Не крикнешь кому-то: «Эй, совесть имейте!»
Бетонные стены вокруг возвели.
Так тускло, туманно зарёю вечерней
В развалины, в лужи стекает закат.
Печальное время застыло над Стрельней,
И звёзды над нею теперь не горят.
Помянем время прежнее
Гляжу в окно и думаю рассеянно:
Какой же вид убогий за окном…
Давай-ка мы с тобою, Алексеевна,
В воскресный день по стопочке махнём!
Не знали мы, во что всё это выльется:
Те перестройка, гласность, мордобой…
Представить трудно, что земля-кормилица
Который год всё бедствует вдовой.
Берут её, берут пройдохи-каины,
В сторонку отодвинув мужика.
Да нет тут настоящего хозяина —
Всё нет и не предвидится пока.
Заполнили эфир блатными песнями:
Убийствами, насилием, порно…
Мы, слава Богу, дожили до пенсии,
Да только нам не легче всё равно.
Летят сквозь нас тяжёлые мгновения,
Летят часы, недели и года.
И вряд ли мы дождёмся улучшения…
А впрочем-то, всё это — ерунда!
Опять земелька злаком не засеяна,
Теперь так сложно выбить клином клин…
Налей-ка по рюмахе, Алекссевна,
Всей нашей жизни прежней на помин.
Седая память
Гнедая кобылка ползёт косолапо,
Швыряя в лицо мне копытами грязь.
Под ветром рябина, как пьяная баба,
Всё машет ветвями, и к клёну кренясь.
Плетусь я в телеге по белому свету,
Печально и горько вот так — одному.
И сам я не знаю, куда же я еду,
И сам я не знаю, куда и к кому.
А ну, шевелись, лошадёнка гнедая, —
Давно нас списали, давай напролом!
Никто нас не встретит. Лишь память седая,
Что были мы, были, подскажет о том.
Ну, жили-дружили. Теперь-то что толку?
Насмарку пошёл наш общественный труд.
Сиди да копайся в дерьме втихомолку,
Готовься — и нас, как деревню, сотрут.
Покорными были, какого же кляпа?
И где наша доблесть, и совесть, и стыд?..
Вдогонку рябина, как пьяная баба,
Всё машет ветвями, всё глухо шумит.
* * *
Не везёт мне в смерти,
Повезёт в любви…
Булат Окуджава
Ну как тут не припомнить Окуджаву:
Враги, пустыня, Сухов и гарем…
И было так: обидно за державу!
Пускай кому-то, далеко не всем.
Огнём в те дни высвечивались будни —
И были то смертельные огни…
Вторгаться мы в историю не будем,
А лучше возвратимся в наши дни.
Там — пуля в сердце,
здесь — ножом по шее:
Бес опьянел, и пляшет сатана.
Теперь идёт — гражданской пострашнее —
В России не по правилам война.
И гибнут люди не в боях открытых,
И кем, и где ведётся их учёт?
А сколько покалеченных, убитых,
Бездомных, беспризорников, сирот?
Кругом болота, берега не видно,
Трясина, мхи — не обойти в обход.
И никому в России не обидно
Ни за державу, ни за свой народ!
А если кто с болезненною грустью
Сказать решится эти вот слова —
Таких к трибуне близко не подпустят,
Не для таких свободы и права.
* * *
Всё новые жизнь преподносит уроки,
И, видимо, мне не пройти стороной:
Нужна ль нервотрёпка и грязные склоки,
Зачем мне в политику лезть с головой?
Не я и не он, не она, а так кто же —
Нет, я осуждать никого не берусь —
Кто в трудную пору Отчизне поможет,
Поддержит в беде православную Русь?
В тяжёлом раздумье все дни я и ночи,
Да так, словно сдвинулось сердце с оси.
Себе говорю я: «Быть чистеньким хочешь
В то время, когда вся Россия в грязи?»
Да, наши вожди натворили делишек,
А сами — в кусты, за бугор, на покой…
Враги не боятся ни лжи, ни интрижек,
Не брезгуют подлость поставить в свой строй.
Ну что ж, я готов предложить свои силы —
Так сердце велит, призывает душа.
Крещёные люди, на помощь России!
Спешите врагу дать отпор сообща!..
Моя звезда
Опять над Русью кружится беда.
Задумалась страна юдоли зыбкой…
Есть в небесах весёлая звезда,
Одна из всех озарена улыбкой.
С ней для меня светлее горе-ночь,
И слышу я напев лесов и пашен.
Как дым, сомненья отлетают прочь,
И мне ничуть день завтрашний не страшен.
В такие ночи умолкает враг.
Не остаётся места суесловью.
Всё ярче разгорается очаг,
Питаемый взаимною любовью.
Горит звезда и в плёсе, и во льду —
Улыбка не нуждается в защите…
Хочу сказать я всем, что ту звезду
Вы в небесах напрасно не ищите.
У каждого свой должен быть маяк,
И у меня он есть — звезда спасенья!
Она моя и только лишь моя —
До старости моей со дня рожденья.
Вальс Свиридова
Со мной и в восемьдесят пять,
Конечно, будет всё в порядке.
В воскресный день смогу сыграть
Я вальс знакомый на двухрядке.
Пускай проходит молодёжь,
Не останавливаясь, мимо,
Но ты-то, знаю, завернёшь
Послушать свой мотив любимый.
Звучи, метельный перепляс,
Светись в ночи голубовато!..
Его мы слышали не раз
С тобой давным-давно когда-то.
От глаз случайных снежный дым
Упрятал вехи чернобыла.
С тех пор минуло много зим,
По сто метелей в каждой было.
Да, жизнь-метель согнула нас,
Что даже солнышко не греет —
И только вальс, и только вальс
Ничуть с годами не стареет.
Земная неизбежность
По коленям твоим растекался закат
И ложился на губы заманчиво-ало.
И о чём-то тревожно журчал перекат,
И кукушка вдали куковала.
Пах полынью и мятой стожок небольшой,
У подножья заросший крапивой.
По-наивному я всей озябшей душой
Потянулся к твоей сиротливой.
Потеряв осторожность, шли щуки на мель,
И бессильные падали в омут.
Что-то нам обещал несерьёзный апрель,
И томила прохлада черёмух.
Занимался в сердцах небывалый пожар,
Призывала к слиянию нежность.
Только был это, нет, не Божественный дар,
А земная, как мир, неизбежность…
Прихожу до сих пор я к знакомой реке,
Огляжусь, постою у опушки:
Стёрлась память моя о пахучем стожке,
Но звучит во мне голос кукушки.
* * *
Всё в сердце свято берегу:
Клён под окном, крылечко, мать…
За скрип полозьев на снегу
Готов я многое отдать.
На то и память мне дана —
Запечатлела столько лиц…
И шелест листьев у окна,
И песню шатких половиц.
Хоть раз хотя б одним глазком
Увидеть только наяву:
Подворье, грядки за двором,
Укроп, зелёную ботву,
За тонким пряслом — деревца,
Туман над поймой вдалеке
И мать седую у крыльца
В своём застиранном платке…
Не лгу ни сердцем, ни душой:
Не пожалел бы ничего
За горсть малины налитой,
За горсть из сада своего.
Только мы
Всё мимо — долг, цари, законы.
Творим всё сами по уму.
Живём с тобой, как робинзоны,
Мы не подвластны никому.
В своих фантазиях раскован:
Париж, Юпитер — выбирай!
Для нас двоих Мосальск основан,
И весь он наш, калужский край.
Пари над Родиною в сини,
Под нами — ни толпы, ни масс.
И никого во всей России
Нет и не будет, кроме нас.
Нет, не для нас жара в Каире,
Мороз в сугробах Колымы…
Мы только двое в этом мире,
Во всей Вселенной — только мы!
* * *
Пусть не пугает нас родственность кровная,
Только дороже мне близость духовная.
Место имеет и отповедь гневная,
Сгладит все выступы радость душевная.
Быт недолаженный, песнь недопетая —
Так вот не мыслю я жизнь и без этого.
Может и спор доходить наш до крайностей,
Только бы не было горьких случайностей:
Острой тоски и слепого мучения,
Злобы друг к другу, вранья, отречения…
Что ж, не искали мы тропочку ровную,
Выше всех благ славлю близость духовную!
* * *
И снова гололедица, разбиты лоб и нос,
А лучше бы метелица, а лучше бы мороз!
И ты как будто спятила — ни вздоха, ни словца,
А лучше бы отвадила от своего крыльца.
Задачку мне подкинула под смех седых ворон,
А лучше бы ты вынула меня из сердца вон.
Твоя тропа невесела, не льнёт к моим ногам,
А лучше бы разрезала ты душу пополам.
Кто мы теперь — попутчики?
Да что о том гадать.
А лучше бы, а лучше бы
тебя совсем не знать…
* * *
Нам с тобой не споют соловьи
Тёплым вечером в роще знакомой.
Напои ты меня, напои
Из ладоней водой родниковой.
К охладевшей земле все цветы
Поседевшие головы клонят.
Нам на плечи уже две звезды
Свет сиреневый свой не уронят.
Перешли мы последний рубеж
Между явью и сказкой целебной —
Напои ты меня и утешь
Мою жажду по жизни волшебной.
Пусть растает свобода небес,
Растворятся грустинки и юмор,
Чтоб не ждал я великих чудес,
О несбыточном больше не думал.
Обретём в серых буднях уют,
Позабыв о судьбе бестолковой...
Нам уже соловьи не споют
Тёплым вечером в роще знакомой…
* * *
На что мне машина, зачем мне гараж,
Забор, особняк и в бетоне дорожки?..
Привычное дело — построить шалаш,
Костёр развести и напечь в нём картошки.
Богатство моё: шелест трав, звон ручья,
Вся роща, грибы, в землянике поляны.
Хозяйствую сам — и за сторожа я,
Поэтому мне и не нужно охраны.
Огурчик солёный жена принесёт
Да хлеба горбушку, ведь я же не дикий.
Ответно и ей подарю в свой черёд
Десяток грибов, туесок земляники.
Боюсь одного я — заявится вдруг,
Права предъявляя мне, новый помещик,
А правду искать — это замкнутый круг,
Похлеще в России случаются вещи.
Бездействуют власти, им что за нужда
От горя спасть муравья-человека?
Им всё мне придётся напомнить тогда —
Год пятый, семнадцатый прошлого века!
Сердце изб
Боль в спине — не сесть, не лечь,
Эка незадача,
Мне забраться бы на печь
К кирпичам грячим!
Вот она смогла б помочь,
Эта процедура —
За одну всего лишь ночь
Хворь, как ветром, сдуло б.
Не найдёшь теперь у нас
Тех печей останки:
В каждом доме плиты, газ,
В изразцах голландки.
Раскраснелись, как в огне,
Батареи, дверцы…
Только грустно что-то мне —
Негде обогреться.
Виновато взгляд свой вниз
Прячу в половицы,
Отпылало сердце изб,
Перестало биться.
* * *
Промокший хмурый сад печалью дикой болен,
Отложены дела, нет места куражу.
Я жду, пока туман рассеется над полем
И солнце бросит луч в полынную межу.
И хочется давно мечтать о невозможном,
Бурьяном заросли тропинки в рощу-храм.
Гляжу в свою тетрадь, а думаю о прошлом,
Того, кого ищу, не нахожу и там.
Откуда всё пришло, пойму теперь едва ли:
Закат ли зло пролил, упало ль со звезды?..
Не ведаю, когда до нитки обобрали,
Сумели погасить и память, и мечты.
В поступках и делах пока ещё я волен
И многое б сумел, да средств не нахожу.
Всё жду, пока туман рассеется над полем
И солнце бросит луч в холодную межу.
* * *
Мой край печалью горькой болен,
Как много здесь пустых страниц.
Какая тишь над нашим полем,
Что тут не видно даже птиц.
Кустарник занял все просторы,
И сорняки нашли приют.
Свои мелодии моторы
Давным-давно уж не поют.
Уснул рачительный хозяин,
Лишь горький голос вдоль могил:
— Скажи, признайся, братец Каин,
За что меня ты погубил?
Не жди ответа, добрый Авель, —
Пускай возмездьем грянет гром!
Твой братец Родину оставил,
Теперь жирует за бугром.
Нахапал здесь, а там доволен,
Он не один, их тьма таких…
Какая тишь над русским полем,
Как много тут страниц пустых!
Не уеду
Не бросаю на случай монету,
Сколько дней не считаю в году.
Никуда, никуда не поеду,
Никуда, никуда не пойду.
Всею плотью врастаю на месте,
Набираюсь восторга и сил.
Было время, своё я отъездил,
Было время, своё отходил.
Ни идти никуда и ни ехать
Не заманишь меня калачом.
И к тому не болезни помехой,
Возраст мой тоже здесь не причём.
Не нужны мне ни крылья тумана,
Ни в напевах весенних ветра.
Если рядом добро постоянно,
То другого не ищут добра.
Я сердечному верен обету,
Я законы и правила чту.
Никогда никуда не уеду,
Никогда никуда не уйду.
* * *
Как мне ни трудно, как ни больно,
Но никогда в сей бранной жизни
Уйти из жизни добровольно
Не возникало даже мысли.
Не от бессилья иль от злости
Таких попы не отпевали,
Со всеми вместе на погосте
Их хоронить не разрешали.
Кому даны права порочить
Семью и род свой христианский?
Самоубийством жизнь покончить —
Считался грех тот самый тяжкий.
Легко обрезать беды разом
И прекратить свои мученья…
А для чего тогда нам разум,
И для чего Бог дал терпенье?
Взвесь жизнь свою душевной меркой,
Не сторонись с нечистым битвы:
Твои союзники — и церковь,
И вера в Бога, и молитвы…
Вот если бы объединиться
Печальна ночь, и день не сладок.
Не демократия — бедлам.
Во всём и всюду непорядок.
И парадоксы тут и там.
Смотреть на всё с презреньем, кисло?
Сгорать до пепла изнутри?
Кричать до слёз? Не вижу смысла.
Кусаться? Мы не дикари.
Теперь у многих норов лисий,
За власть дерутся — кто кого…
Ну что от нас с тобой зависит?
Да ровным счётом ничего.
В тоске глаза, унылы лица…
Легко ли в одиночку плыть?
Вот если б всем объединиться,
Тогда могло бы что-то быть!
Надо верить!
Уповать на кого-то негоже,
Ждать, надеяться, чтоб повезло,
Никакой богатырь не поможет
Уничтожить в России всё зло.
И без дела сидеть мы не вправе,
Всех опутает ложная хмарь,
Наш народ от нужды не избавит
Ни один президент и ни царь.
Не пугайтесь судьбы бездорожья —
По болоту, сквозь дебри и вброд —
Надо верить, что с помощью Божьей
Зло осилит лишь русский народ!
* * *
Я рассержен, растерян, расстроен
И беспомощен в горе, хоть плачь.
Ну какой из меня бравый воин?
Я не воин, я — только трубач.
Даже в личной беде без отсрочки,
Как умею, по силам служу.
Согреваю дыханием строчки
И уснувших — на подвиг бужу.
Трубный глас мой негромкий несётся —
То не пуля и, нет, не копьё,
Верю я, кто-нибудь да проснётся
И осмыслит своё бытиё.
Вижу, вижу я в лике усталом
Твою скорбь, моя Родина-Русь,
И надеюсь, хоть в чём-то, хоть в малом
Я тебе в трудный час пригожусь.
* * *
Вот и вечер придвинулся снова.
И закрыты калитка и дверь.
И уже на часах — полвосьмого,
А над домом кружится метель.
На ветру одиноко калина
Клонит ветки к земле за окном.
Нас с тобой миновала чужбина —
Мы на Родине, в доме своём.
Ничего, и в разрухе окрепнем,
Хуже было бы мне одному.
Завтра праздник, лампадку затеплим
И разгоним вечернюю тьму.
Проявляет судьба свою милость,
Нам вливая терпенья запас.
День прошёл. Ничего не случилось.
Хорошо даже это для нас.
Ни к чему разглагольствовать мудро,
Что имеем, за то и держись!
Будет сон, будет доброе утро —
И под солнцем продолжится жизнь.
