* * *
А всего-то нужно – по стеночке, до окна,
это очень просто, хватает пяти шагов
до стены, я чувствую: там, за окном, весна,
только врач запретил вставать, не то разойдется шов.
А всего лишь шрамом отделалась, он сказал,
полежи пока, как на кошке все заживет,
был бы я у тебя в родне, таких бы тебе прописал...
удивляюсь, но ангелам и дуракам везет.
Он хороший, лечит, командует открыть рот,
строгий, чуточку пахнет папиным табаком,
осторожно щупает пульс, осматривает живот,
заявляет, что к лету отпустит и никаких “потом”.
Медсестра приходит, штативы наперевес,
и опять нет вен – все ближе ко мне потолок,
а вот если сегодня умер, то где же завтра воскрес,
тихо плачет соседка Оля, хочет брелок.
Получается быстро, я бы ей наплела,
старых капельниц много, так что хватит на всех,
только врач запретил вставать, но я до стены дошла,
помню, нянечка нас пугала, что это как смертный грех.
Мне увидеть только, ну где же эта весна,
может там, за окном, мой папа давно стоит,
и всего-то нужно – по стеночке, до окна,
дядя врач, не ругайтесь сильно, шов почти не болит...
Я очнусь очень быстро на мягком большом берегу,
будет петь океан, будут пальмы, солнце, песок,
и как будто надо остаться, но, Господи, я не могу –
обещала Димке из третьей тоже сплести брелок.
* * *
Перехватят за жабры, в корзину свалят улов,
первородной тканью залатан садок в углах,
не глядите внутрь, там самки кроят самцов,
на готовых печать с каймою – чернильный страх.
Изготовят из креп-шифона от сих до сих,
отутюжат из креп-сатина для них глаза,
потеряет синюшный пульс этот рыбий стих,
провожая блестящие спины на первый базар.
На табло – три сорок, пора быть живым, пора,
где еще так познаешь суть – значит, мы не умрем,
летом в нашем аиде стоит такая жара,
потрошить не будут, просто ушьют живьем.
Прорастут рыбьи кости в здешних настенных садах,
облиствят полотно, кислородом снабдят города,
первородная ткань, на готовых – чернильный страх,
сквозь изделие тела на землю сочится вода.
* * *
Совсем недавно выпал первый снег,
точнее утром, в шесть часов, в субботу,
по снегу первому шел первый человек,
которому в четыре на работу.
Он не бежал, куда теперь бежать,
проснулся в шесть, а надо было в три,
жена кричала: сколько можно спать,
ты опоздал, на время посмотри!
Болела голова, болел живот,
зачем вчера поехал с другом к Ленке,
в субботу люди спят, а он идет
работать, цех полгода на трехсменке.
Мечта сменить авто который год,
сдать старую в салон и взять кредит,
конструктор – сыну, дочери – айпод,
поехать летом всей семьей на Крит.
В субботу утром выпал первый снег,
никто от счастья по нему не бегал,
по снегу шел уставший человек,
не замечая выпавшего снега.
* * *
Утром вставать, пить чай, идти куда и зачем,
чувствуя кожей кокон накинутого тепла,
перебирая льдинки, выдохнуть насовсем
и прошептать осторожно – белый, любить, земля.
Днем переделать важных событий цепь,
соединить все звенья до трехчасового угла,
но, голову запрокинув, увидеть небесную степь
с перекати-облаками, и – белый, любить, земля.
* * *
Осенью мысли рождаются в смерти,
oсенью время дышит на ладан,
oсенью желтым листочкам не верьте,
падают, падают, падают – падаль.
Осенью кто-то уходит последним,
небо синеет в бокале века,
окоченевший лета наследник
плачет над шкурою человека.
Татьяна Перцева родилась в 1978 году. Литератор, журналист, координатор международных культурных проектов. С 1998 года живет в Хельсинки. Публикации в журналах “Дружба народов”, “Дети Ра” и др.
