Парикмахер
Изящный маленький парикмахер с бледным и чуть одутловатым лицом заботливо укрывает клиента покрывалом с вышитыми серенькими цветочками, ловкими пальчиками завязывает на его шее тесемки, берет ножницы.
— Начинаем?
— Начинаем.
Клиент, большой угрюмый мужчина, смотрит на себя в зеркало.
— Вот вы, Василий, скажите, — говорит маленький парикмахер, — можете ли вы быть без женщины?
— По-разному получается, — коротко отвечает Василий.
— А я — не могу! — яростно потрясает небольшой белокожей рукой парикмахер. — Ну что за жизнь без женщины? Никакой ведь жизни!
— Можно телевизор посмотреть, — с непроницаемым лицом предлагает Василий.
— Ха! — презрительно смотрит в зеркало маленький парикмахер. — Разве телевизор заменит женщину? Я ради женщины поехал на Украину, нашел, привез, женился! И ведь говорил мне друг: “Не бери ее! Ты не знаешь, с кем связался!”
— Виски... — вдруг роняет Василий.
— Что — виски?
— Косые должны быть.
— А... ладно… Ну хорошо, привез, нашла она человека, зачем же на квартиру претендовать?
В квартире парикмахера матовые плитки пола пригнаны одна к одной, стены блестят множественными искорками, в каждом выключателе горит крошечная лампочка.
— Так хорошая же квартира… — растягивает в улыбке губы Василий.
— Моя! — наливается злостью маленький парикмахер. — Заметьте, моя!
Он лихорадочно стрижет. Руки так и летают. Но долго он молчать не может и опять срывается:
— Сволочь! Я ее из общаги взял! Она там водку лакала, по рукам ходила! Она тут обогатилась! Обогатилась!
— Если такая, зачем брал? — бурчит Василий.
— Влюбился я, — горько смеется парикмахер, — влюбился. Представляете? Кстати, вы ведь ее видели? — Рука с ножницами останавливается в непосредственной близости от уха клиента. — Скажите, красивая? Она вам нравится?..
Василий задумывается.
— Она вам нравится?.. — повторяет вопрос маленький парикмахер.
Василий медленно качает головой.
— Даже не знаю.
— А я от нее без ума был! Поэтому и привез… А теперь опять один!
— Тут тоже женщины есть... — Василий, поворачивая голову, внимательно рассматривает себя в зеркале.
— Здесь не женщины, а непонятно что! — парикмахер от волнения топает ногой. — Они все умные, образованные, ничего кроме образования нету, им мужчина не нужен. Через двадцать минут уже говорить не о чем. Встречаюсь недавно, прошлись, спрашиваю: “Как насчет завтра?” А она отвечает: “Клика нет”. Какой такой еще тебе клик?
— Виски... — опять напоминает Василий.
— Что — виски? — злится маленький парикмахер.
— Косые...
— А... Уже делаю… Так вот, я недавно опять на Украине побывал и познакомился там сразу с двумя девушками.
— И что? — интересуется Василий.
— Обе влюбились в меня по уши! — выпаливает парикмахер. — Письма каждый день, звонки. Вот только... — печально оттопыривает нижнюю губу. — Боюсь, а вдруг будет, как с той. Боюсь... — Неожиданно хихикая, подмигивает в зеркало: — Признайтесь, ведь она вам нравится?
Василий опять задумывается.
— Пожалуй, все-таки нет, — медленно качает головой, — нет.
— Нет?! — парикмахер застывает, но через мгновение приходит в себя. Снимает покрывало и сухо командует:
— Вставайте, я закончил.
Василий проводит рукой по стриженым волосам.
— Спасибо... — басовито гудит. — Что, тридцать шекелей?
— Давно тридцать пять! — обиженно поджимает губы парикмахер.
— Ладно.
Василий расплачивается, за его спиной резко захлопывается дверь. Он не спеша закуривает, садится в машину и делает небольшой круг. Подкатывает к трехэтажному невидному дому. Поднимается по лестнице.
— Где этот ключ? — бормочет и ищет в кармане. — Ага!
Открывает дверь.
— Вась, это ты? — грудной женский голос.
— Да...
В квартире темно, он тянется к выключателю.
— Не включай...
— Почему?
— Не включай. Что, побывал у муженька?
— Побывал.
— И как? — смешок.
— Подстриг.
— Жаловался?
— Да.
— Мудак он, купить меня думал... — лениво констатирует женщина. — Как вспомню, пять лет терпела. — Она зевает: — Ну ты где, милый?..
— Здесь.
— Иди быстрее... — голос приобретает воркующие интонации.
— Иду... — Василий, раздевшись по дороге, всем большим телом властно наваливается на женщину и мощно раздвигает податливые ноги. Женщина вскрикивает. Свет от уличного фонаря проникает в комнату и освещает ее чуть вялое, хитрое, но красивое лицо, и Василий, сжимая руками полные белые плечи, думает: “Нет, не нравится. Действительно не нравится”.
По святым местам
— Леночка! — объявляют впереди. — Леночка проведет экскурсию! Леночка, возьмите...
Леночка берет микрофон.
— Юноши, девушки и дамы! — начинает она хрипловатым веселым голоском. — Позвольте поздравить вас с замечательным утром! Надеюсь, что и настроение наше будет таким же замечательным!
В автобусе раздается недружное рукоплескание. Леночка воодушевляется.
— Да-да, замечательное! Между прочим, у нас сегодня большая программа, мы доберемся до Тивериадского озера, названного в честь кого?.. Точно, Тиберия, крупного римского императора. А так как оно далековато, то, мои дорогие юноши и девушки, а также дамы... Дамы, я про вас не забыла! Мы через часок, не позднее, позавтракаем. Ибо еще Иисус Христос, по святым местам которого мы будем сегодня ходить, говорил: “Сначала надо кушать, а потом слушать”. Итак, едем, едем, едем!..
Она откладывает микрофон, замолкает. Автобус набирает скорость; понемногу через стекла начинает припекать, водитель включает кондиционер. Из нетерпеливых задних рядов доносится запах колбасы; автобус весело мчится, через положенное время притормаживает и сворачивает на закрытую заправку.
— А вот и место для пикника! — молодцевато включается Леночка. — Видите, как нам повезло! Даже туалеты открыты.
— Грязно, — замечает, проглатывая букву “р”, кто-то из не совсем пожилых юношей.
— Зато скамейки пустые, никто мешать не будет, — успокаивает Леночка.
— А как место называется? — любопытствует старушка на переднем сиденье.
— Этого никто не знает. — Леночка беззаботно машет рукой и смотрит на часы. — У нас двадцать минут…
— Так… поели? — чуть попозже спрашивает Леночка. — Да? — Она набирает в грудь воздух и басом произносит: — И было нам хорошо!
— Как вы знаете, — говорит она уже в автобусе, — сейчас мы едем по Иудейской пустыне, сто километров в длину, двадцать в ширину… Скоро начнется Самария, а потом по левую руку у нас будет Бэйт-Шеан, римский город. В Бэйт-Шеане произошло землетрясение и все обвалилось — колонны, колонки, колоннады. Только сейчас их поднимать стали. А вот после Бэйт Шеана у нас будет... Ни за что не догадаетесь! А будет у нас прекрасный магазин фиников. Когда я веду экскурсии, всегда покупаю финики в этом магазине.
После магазина Леночка усиленно жует.
— Вкусно, правда? Только не кладите на колени, а то потечет — и к вам будет все прилипать. Хотя, я смотрю, некоторые девушки не против. Да и юноши, ха-ха, тоже... Что, не прилипнем? Тогда поехали! Во время геологического процесса в этом районе образовался серо-африканский разлом…
— Сирийско-африканский... — поправляет кто-то.
— А я разве не сказала? Не мешайте! И наружу вышел базальт, такой черный камень, мы его видим по берегу Кинерета, в Тверии из него строились дома. Можете найти Тверию на карте? Дома разберетесь. Между прочим, в кибуце Гиноссар хранится лодка первого века нашей эры, какие-то мальчики в иле нашли, когда обмелело. Как известно, Иисус проповедовал в городах, холмах и на море. Собирал рыбаков, стоял вот в такой лодке и рассказывал им свои замечательные идеи. Нет, сегодня мы в кибуц не пойдем, — это, так сказать, ваш задел на будущее… Нет, Иисус не здесь творил свои чудеса, а в нескольких минутах позднее, так что вы пока развлекитесь чем-нибудь… Живописные места, правда? Тут стояло несколько поселков, один из них был город Магдалена, оттуда происходила родом подруга Христа… Ага, доехали до Табхи. Странно, почему-то я там никого не вижу... Что же случилось? Ведь утром я звонила! Знаете, монахи, как и мы, люди подневольные: видимо, начальство приказало, они и закрылись. На самом деле там все по-немецки говорят, но табличку “клоуз” я еще понять могу… Мда, ничего не поделаешь, придется ехать дальше. Вот если и Капернаум закрыт... тогда у моря погуляем. Воздух, я вам скажу... Так… люди идут. Интересно, туда или оттуда? Поняла, выходим!..
— Я ведь почему заранее не объявляла, — делает попытку объяснить Леночка, — не хотела смущать. Попадем, не попадем… А теперь смотрите на меня, я буду в этой красной шапочке и с красным зонтиком. Нет, дождя не ожидается. Выходим, проходим. Девушки и дамы, сообщаю! Территория принадлежит Францисканскому ордену. Если кто увидит значок: две руки Иисуса Христа или Франциска Ассизского — это под охраной францисканцев. Спрашиваете, что такое Капернаум? Капернаум — это то же, что кфар Нахум, деревня Нахумовка. Откуда взялся Нахум — никто не знает… видимо, просто рыбак. Именно здесь, в Капернауме, Иисус проповедовал, потому что там, где он родился, его не слушали. Чей памятник? Петр, Павел или Варфоломей? Конечно, Петр! Во-первых, ха-ха-ха, он похож на Петра, во вторых, у него ключи в руке… А вот здесь Иисус исцелял людей. Исцелил дочь сотника, сказал ей: “Талитакуми!” В Иерусалиме есть арка с похожим названием, так что все связано-перевязано. Потом исцелил паралитика. Паралитика к нему сверху опустили, разобрав в доме потолок. Нет, это не церковь, а памятное место. Само здание разрушилось, византийцы построили памятник, потом католики соорудили эту махину. Когда именно? Не хочу давать цифры, все равно забудете. А сейчас все сворачиваем направо. Не налево, как думают некоторые юноши, а направо. Тут вы видите домашний пресс, женщина выдавила несколько оливок. Масло было нужно для варенья, для свеченья. Ведь что такое еврейская семья?.. Десять детей — и всем кушать надо. Дальше мы видим древнюю синагогу. Был такой обычай — давать подношения. Монетки кидали. Теперь археологи по этим монеткам определяют время. Если такую синагогу сломать, что со временем и происходит, внутри будет… ну да ладно. Еще раз напоминаю, белую синагогу построили позже черной. Тогда еще храм существовал, а в синагогах только начинали собираться люди. Кстати, Иисуса Христа называли рабби. Я, например, не могла быть рабби, а он — был. Идем дальше. Что вы говорите? Это осталось, или раскопали? Напоминаю, были землетрясения, все падало. Где черный базальт, там древнее строение, где белый камень — более новое. Правильно, синагога находилась в центре города, а город состоял из кварталов. Между прочим, многие апостолы из этих мест. Например, Матфей, который сборщик налогов. Налоговую службу и тогда не любили, ему надоело, он ушел с Иисусом. Ну хватит, возвращаемся в автобус и едем дальше…
— Юноши и девушки, — продолжает Леночка, — все началось с неприятностей, а закончится явно чудесами. Например, Церковь двенадцати апостолов. Она не была запланирована, я ее вместо Табхи поставила. Разве не чудо? Ее руководитель, молодой монах, считал, что у него один начальник, а остальным можно говорить, что в голову взбредет, — вот его сюда и сослали. Так сказать, к тетке в Саратов. Ладно, движение — это жизнь… Пошли, посмотрим церковь. Видите? Всего за пятнадцать лет он ее восстановил из бедуинского коровника. А сейчас в тенечке смоковницы — тээна на иврите — расскажу о Табхе. Что вы говорите? Это не тээна? А что же? Тутовое дерево? Это нам не важно, лучше послушайте о Табхе. В Кинерете плавает рыба, рыба святого Петра, — тогда она была еще просто рыба. А где водится рыба, там водятся рыбаки. Нет, не в воде, в лодках. Но иногда они из лодок выпадают. Так вот, Иисус Христос ходил по воде и спасал их. В честь этих историй и построена Табха…
— Уф, ну я и устала, — вздыхает Леночка. — Предлагаю продолжить удовольствие и поехать в парк Ярден. Парк стоит в дельте реки Ярден, то есть Иордан. Что? Нет, дельта — это там, где впадает. Так что поедем, омоем усталые ноги.
После отдыха Леночка опять берет микрофон:
— Дорогие мои юноши, девушки и дамы, впереди у нас Гора Блаженств. Не потому что мы почувствуем тут блаженство, и нам станет тепло и сытно, а потому что Иисус проводил тут свои проповеди. Слово “блаженство” имеет разные значения. Нет, не будем заострять. Блаженны... — Леночка задумывается и выпаливает: — Нищие духом, ибо они утешатся в следующей жизни. Все поняли? Тогда на выход. Да, да, опять. Красиво? Вот... Мы, туристы, получаем впечатление, а паломники вообще впадают в стресс. Что раньше было, монастырь или церковь? Лично мне монастырь кажется более древним. А сейчас по плану у нас современный католический комплекс, он построен по указанию папы Иоанна Павла Второго. Шикарное здание. Жалко, уже закрытое. Между прочим, оно очень вместительно. Внутри аудитории, библиотеки, спальни, столовая, туалеты — все есть. Хотите погостить? Девушки, я не уверена, что вас туда пригласят. Строгие правила, знаете ли...
— А что еще делал Иисус Христос, кроме проповедей? — любопытствует жующая яблоко старушка.
— Он выдумал молитву “Отче наш”, — без запинки отвечает Леночка.
Экскурсия закончена, и автобус с полуубаюканными стариками отправляется обратно. В начинающей темнеть дымке остаются позади толстые ленивые рыбы в церковных заводях, Тивериадское озеро, в воде которого отражалось столько лиц, фанатичные вежливые люди, готовые снова начать войну, остатки крепостей-синагог из черного базальта, восстановленная Тверия, разрушенный Бэйт-Шеан, откуда ушли и куда больше не вернулись римские легионеры, камни и иссушенные вади Самарии; на подъеме Иудейская пустыня распахивает объятьями свои железные холмы. Жаркий ветер треплет рваные тряпки бедуинов на их временных домах, загорелый до черноты пацан гонит овец. Из молчаливых гор Моава Бог Заката смотрит на мчащийся прочь цветной автобус, виляющий заводной игрушкой по узкой дороге.
Ночь влажна
Из Азура они возвращались пешком. Не было никаких такси, влажная жара обволакивала каждое движение. Сам Азур казался вымершим, они шли долго, и Зойка каждые десять минут присаживалась прямо на асфальт, закуривала, с наслаждением вытягивала свои белеющие в темноте ноги и дразнила останавливающихся из-за нее.
— Нам надо идти! — кипятился Матвей. — Что ты опять села?
— Когда я курю, — в который раз объясняла Зойка, — идти не могу.
Она не спеша тянула сигарету, потом поднималась и, явно забавляясь злостью мужчин, шла вперед, по пути развивая свою любимую тему:
— Сволочи вы, мужики, сволочи!
Сволочи шли сзади и терпели.
— Сволочи вы, мужики! Ну почему вы не женитесь? Что вам мешает? Чего не хватает? Будьте, наконец, будьте! Поймите, наконец, поймите! Только с женщиной мужчина становится настоящим! Но женщина это не радость, это ваш крест! Его надо нести! Нести и нести! Нести и нести! В этом ваша задача!
При Зойкиных двух без малого метрах слово “нести” звучало очень напрягающе, поэтому мужики отмалчивались и лишь свирепо топтались при очередном Зойкином перекуре. Жара нагнеталась, цеплялась влажной составляющей за рубашку, тесные джинсы, натягивая и пропитывая ткани, не было ни ветерка, только собственное дыхание с сожалением вырывалось в жаркий мир. Наконец закончился Азур, и на окраине этого городка, выходящего на тракт до Тель-Авива, они сели уже со смыслом, ожидая проходящую маршрутку. Андрей пошел в освещенную красноватым светом стекляшку, где, не желая уподобляться остальным жителям своего города, слушали музыку несколько азурских пацанов, купил пива, вернулся, раздал. Выпили...
— Сволочи вы, мужики, сволочи!
Подошла маршрутка, и Зойка, сев напротив Андрея, через весь салон закинула ему на колени свои длиннющие ноги. Матвей немедленно начал краснеть, злиться.
— Ты как себя ведешь? — сорвался. — Ты моя девушка, как ты себя ведешь!
— Ревнуешь! — радостно захохотала Зойка. — Милый мой, ты ревнуешь?
Но ноги не сняла, и Андрей тоже выставил колени вперед для лучшего Зойкиного удовольствия. Водитель на очередной остановке не выдержал, обернулся, оценил ситуацию — и продолжил путь, потея затылком, только рявкнул:
— Алленби!
В Тель-Авиве было жарче, чем в Азуре. Но что такое Азур… Так, провинция, в которой долго зевается и долго спится, это не рассыпанный на песке поломанным конструктором Тель-Авив, машины с возбужденными пацанами, играющими свою дикую музыку, написанную визгом, вырывающимся из-под шин; все светится, все заманивает, девочки несут груди, вступая во влажную взрослую жизнь, море накатывает на песок, пропитывает его солеными слезами…
— Алленби!
Они вышли.
— Давайте искупаемся? — предложила Зойка. — Что сидеть? Еще успеем. Давайте искупаемся!
— Я — за! — обрадовался Андрей.
— Я тоже, — поддержал Матвей. — Вот только надо ласты взять.
— А без ласт ты не можешь?
— Без ласт не могу.
— Я тоже ласты хочу!
— Продадим Зойку, купим тебе ласты, — ляпнул Матвей.
— А что, — обиделась Зойка, — ты такой гад, что продашь! И ты, гад, продашь. Сволочи вы, сволочи...
— Ладно... — Матвей прекратил дискуссию, — пойду домой, возьму ласты.
— Ты только недолго, — строго сказала Зойка. — А то я тебя знаю.
— Мы тебя знаем, — подтвердил Андрей.
— Да я скоро, — успокоил Матвей и скрылся в темном подъезде.
— Что делать будем? — спросила Зойка Андрея.
— По пиву.
— Знаешь, купи мне просто воду.
— Зойка, это уже постмодернизм, — удивился Андрей, но воду купил…
— Ну и где он? — через полчаса спросила Зойка. — Я, конечно, его люблю и все такое, но где этот гад?
— Может, он заболел?
— Чем?
— Насморк, например?
— Насморк... — свирепо сказала Зойка. — Я ему покажу насморк. Я ему ласты-то пообрываю! А ну, пошли! — и рванула по лестнице вверх, Андрей еле поспел за ней.
Вход на крышу, где Матвей имел резиденцию, был закрыт железной дверью, на ней висел железный замок с толстенным ободком и крошечным отверстием для ключика, который явно имелся у папы Карло, но не у Зойки и Андрея. Они и встали как вкопанные.
— Что дальше? — спросил Андрей.
— Сволочи, вы мужики, сволочи!
— А я тут при чем? — удивился Андрей.
— Как это при чем? А почему у тебя ключа нет?
Но снизу уже поднимались, топал волосатыми, в шортах, ногами чужой и грузный, вытянутым лицом похожий на лошадь, явный папа Карло. Он вел с собой толстую и излишне накрашенную девушку, изнемогшие от жары груди которой грозили освободиться и порвать тесный бюстгальтер.
— А у тебя таких нет... — немедленно отметил Андрей.
— Зато у меня спина длинная, — отрезала Зойка.
Дядя Карло, сопя, открыл дверь. Они нырнули в нее, потом в коридорчик — и остановились.
Матвей разговаривал. Стоял около распахнутой двери и на бедном иврите объяснял скалящему зубы чернявому:
— Понимаешь, — мыкал он, — надо… дверь… ключ… ключ…
После секундного оторопения Зойка легко подскочила и неожиданно вылила Матвею на голову оставшуюся воду из бутылки. Чернявый обидно захохотал и с интересом посмотрел на Зойку; Матвей побледнел.
— Ты почему… — начал он, заикаясь от возмущения.
— Что ты тут делаешь! — закричала Зойка. — Как ты можешь! Мы тебя столько ждем! Ты знаешь, сколько мы тебя ждем?
— Я при деле! — обидчиво сказал Матвей. — Я объясняю, что надо закрывать дверь на крышу, а он не закрывает.
— Какая к черту дверь? Мы тебя ждем! Где твои ласты?!
— Я еще не взял.
— Но мы же тебя ждем!
— Я...
— Ты о нас подумал?
— Я должен был! Они не закрывают дверь!
— Бери ласты!
— Я...
— Бери ла-асты! — Зойка начала орать как сумасшедшая. — Что ты должен был объяснить? А мы? Ты бы еще год тут стоял!
— Андрей! — Матвей повернулся к нему. — Андрей...
— Матвей, ты не прав.
— А воду? — Матвея затрясло. — Ты зачем на меня воду вылила?
— Я женщина! — категорично заявила Зойка. — Мне можно. Да бери уже ласты!
Матвей спрятал назад руки и, выпрямившись, гордо отвернул голову.
— Ты мне не указчик!
Но Зойка вытянула у него ключ, побежала к его жилищу, открыла, схватила резиновые, еще советских времен, тяжеленные ласты, вернулась и сунула Матвею под мышку.
— Пошли!
— Ты мне не указчик! — обидчиво повторил Матвей, спускаясь по лестнице.
— Мы его ждем, ждем, а он… — ворчала Зойка по дороге. — Да тебе вообще на друзей наплевать! На меня, на Андрея!
— Я должен был объяснить!
— Ничего ты не должен был! — уже успокоившись, кротко сказала Зойка. — Завтра можно объяснить… или вчера. Но сегодня ты с нами.
— Ты мне не указчик! — опять начал Матвей.
— Указчик!
— Ах так!..
Матвей неожиданно юркнул в близлежащую лавку и быстро вынес оттуда добычу — пластиковый стакан дешевой водки.
— Не пойду купаться!
Он попытался опрокинуть в себя водку, но Зойка накинулась тигрицей, выдрала стакан из руки, разлив при этом половину.
— Ты... — совсем обиделся Матвей. — Я купил, а ты выливаешь!
— Если так будешь себя вести, — строго предупредила Зойка, отдавая стакан Андрею, — я за тебя замуж не пойду!
— Замуж? — недоуменно переспросил Матвей. — А где моя водка?
— Тю-тю! — позлорадствовала Зойка.
Матвей скорбно на нее посмотрел и, не в силах вымолвить ни слова, повернулся и пошел через дорогу. Зойка бросилась за ним.
— Ты куда! У тебя наши вещи!
Матвей вернулся.
— А где ласты? Господи, ласты забыли!
— Ты мне не указчик!
— Молчи уж, горе луковое!
Вернулись в магазин.
— Дорогой! — обрадовался шумно дышащий грузин-продавец. — Дорогие! Еще водочку? Водочку?! Водочку! — Хитрый глаз со значением прищурился, уставился на Зойку.
— Сам пей свое пойло! — сказала Зойка. — Где наши ласты?
Продавец поскучнел.
— А, — увидела Зойка, — вот они!
Пошли к вожделенному морю…
— Если бы я оказалась на необитаемом острове, — уже подходя к набережной, мечтательно объявила Зойка, — и кругом были бы мужчины, я бы всем дала, никого не пропустила. А как же, — объяснила сама себе, — надо выживать, детей рожать.
Матвей остановился.
— Ты что такое говоришь?
— Что хочу, то и говорю.
— Ты моя девушка — и такое говоришь!
— Успокойся, Матвей, тебе бы я дала первому.
Матвей сделал шаг. Зойка злорадно добавила:
— А потом и всем остальным!
Матвей опять остановился.
— Ты почему остановился?
— Ты мне не указчик.
— Водка тебе указчик!
— Топай на свой остров!
— Ах, так! — Зойка опять взъярилась. — А если ты окажешься на необитаемом острове, а вокруг будут одни женщины, — что тогда?
— Я — другое дело.
— Вот и я — другое дело.
— Ты моя девушка!
— А ты эгоист! Я за тебя замуж не пойду!
— А я и не зову!
— Ну и дурак!
— Сама дура!
— Я знаю, — вдруг грустно сказала Зойка и заплакала.
Матвей смутился.
— Да ладно! — начал успокаивать Андрей. — Подумаешь, дура… С кем не бывает.
Зойка вытерла слезы.
— Заболталась я с вами. Это что, ваше море? Где будем раздеваться? Здесь или там?
Побрели по теплому песку. Скинули одежду, зашли в воду, поплыли. Андрея волна сразу накрыла с головой. Он вынырнул, отплевываясь. Зойка закричала:
— За руки, за руки!
Взялись за руки, потом расцепились. Вокруг волны, чернота, вынесло какие-то водоросли, они скользнули по ноге... Набережная отдалилась, небоскребы светятся животами, у их подножия машины с гремящей музыкой толкаются, сверху самолет на посадку пошел, чуть не задел крылом этаж, испуганно замигал бортовыми огнями; все слышно, но как через вату, все видно, но как через стекло, остался лишь плеск волн, собственное плечо, соленая вода…
— Матвей, где ты?
— Тут, — откликнулся.
— А Зойка?
— Здесь, здесь, — она подплыла, шлепнула по воде рукой, подняв брызги. — Мужики, я все поняла!
— Что ты поняла? — поинтересовался Андрей.
— Я все поняла, — повторила Зойка, и объявила с восторгом: — Я поняла. Мы будем жить вечно!
