Я удивлен и обрадован. Я читаю эту небольшую книгу не отрываясь. Благо, текста мало. Очень мало. Текста почти нет. Город в фиолетовой дымке. Алма-Ата как яблоневый сад. Я летел в Ригу, а читал про Алма-Ату. Облака были подо мной, как Алма-Ата под художником в дымке долины. Владимир Опара модернизировал форму романа. У него роман написан в десять строк, выражаясь фигурально. Но очень художественно, потому что каждое слово искрит.
В Риге я с Яном Паулюком и Юрисом Звирбулисом в 1968 году, после 20 августа, когда Кремль душил свободу повсюду и особенно в Праге, пил коктейль «Кровавая Мэри» в баре теплохода в порту. 100 грамм водки и сто грамм томатного сока. Тонкий бутерброд с золотистыми рыбками. Шпротами.
Ян Паулюк рисовал пальцами. Он не любил кистей. Звирбулис прибил к полу в мастерской сухое ветвистое дерево, и посадил на одну из крепких ветвей чучело куропатки. В углу стояла деревянная бочка. Кадка. Нужно было её наклонить, чтобы извлечь из-под неё очередную бутылку «Рислинга». Мы пили сухое вино. Одуряюще пахло красками. В окна террасы едва доносился запах флоксов из сада.
Холсты Владимира Опары написаны рельефно и дышат свободой. Потому что он давно ушел от реализма. Его симфоническая душа диктует авангардные формы. Так пишет музыку Софья Губайдуллина. Звуки воды и шуршание травы. Владимир Опара передает вкус фиолетовой дымки над Алма-Атой. Его роман называется «Ытамла». Зеркально. Такова и его живопись, ушедшая от пересказа, к метафоре поэзии. Данте писал тогда, когда в наших болотах ещё ничего не стояло. На обложке - молодая грудь женщины с острым соском.
В тексте романа видим волосы на женском лобке, искусно заплетенные в 24 тонкие косички.
Роман начинается с подвала. Сидят только свои. Копачёв в джинсе. Азиз в белом. Назаренко в красном…
Староконюшенный.
Виски «Белая лошадь».
Велимир Хлебников с наволочкой стихов. Виталий Копачёв с рулонами холстов.
Александр Трифонов с летящими под углом к горизонту красными краеугольными церквями.
Анатолий Зверев, рисующий свеклой на обоях.
Александр Глезер с Лианозовской школой.
Художники любят подвалы. Писатели заходят изредка к художникам.
Художники изредка пишут книги. Писатели иногда рисуют.
Книги художников напоминают бумажных голубей. Они летают над колодцами дворов кругами. Плавно приземляются у железной двери в подвал.
Владимир Опара добивается пронзительного поэтического эффекта в прозе, организуя её ритмами и метафорами поэзии.
Так писал в Риге поэт Александр Чак. Вот иду я с картофельной ботвой в петлице.
Владимир Опара:
ей 42
она любит пиво
ей 42
она всё еще красива
Мой любимый писатель Юрий Домбровский писал в алма-атинской ссылке, что зелень в этом городе расположена террасами, первый этаж - вот эти акации, а над акациями фруктовые сады, над садами тополя, а над тополями уже только горы да горные леса на них, и что вот сады-то его и путали больше всего: поди-ка разберись, где ты находишься, если весь город один сплошной сад, - сад яблоневый, сад урючный, сад вишневый, сад миндальный - цветы розовые, цветы белые, цветы кремовые.
Персональная выставка Владимира Опары в Алма-Ате.
Таможенный контроль.
- Что в коробке?
- Одежда, фотографии, рисунки на бумаге.
- Произведения искусства?
- Нет, художественной ценности не представляют.
- Проходи!
Интервью.
Журналистка приписала автору картины, которых он не писал, фразы, которых он не говорил, слова, которых нет в его лексиконе.
Впечатление от прочтения в газете: "...что за бред, читать невозможно, если я даже так драно и рвано отвечал, писать всё равно надо уметь..."
У Алма-Аты красивый перевод - "Отец яблок", где «алма» - яблоко, а «ата» - отец.
Владимир Опара родился неподалёку - в Барнауле, 30 мая 1952 года.
Мой друг Валерий Золотухин оттуда же, приехав в Москву, глянув на башню Казанского вокзала, воскликнул: «Прямо к Кремлю привезли!»
«- Скажи мне, что такое любовь?
- Это имеет отношение к интервью?
- Нет. Но ты мне скажи, - она держит в руке кисть винограда и губами ловит виноградины.
- Мне кажется это то, без чего нельзя».
Небо красное. Земля черная. Пирамида. Круг. Крест. Молитва. 1993. Холст. Масло.
Владимир Опара сильный художник. Уверенный в себе.
Владимир Опара уверенный писатель. Живущий в подтексте, о котором мечтал Антон Чехов.
Мы пишем жизнь свою пробелами.
Очень мало текста, но очень много воздуха.
Жизни.
