СОЛНЕЧНОЕ ЗАТМЕНИЕ
(у зеркала…)
одиннадцать минут…
чётки Бейли
рассыпались по
лунному лимбу
через десятки лет
рвусь к тебе я
в январь
где мы
так много смогли бы
не долететь к тебе – не доехать
на «перекладных снах» добираюсь
смеёшься ты
а здесь – не до смеха
электорат вождя выбирает
шуты да смерды зело радеют
в предвыборной зайдясь паранойе
в какой стране?
ты волнуешься – где я?
ты называешь это страною?
я как и прежде
в доме старом
на улице
что рядом с Каретным
я от «сегодня» давно устала
я во «вчера» хочу –
по секрету…
ты полагаешь –
это знамение?
ты говоришь –
предсказано в книжках?
трудно дышать…
затянулось затмение
одиннадцать минут –
это слишком…
так значит не зря
рвусь к тебе я
в январь
где мы
так много смогли бы…
одиннадцать минут
чётки Бейли
рассыпались по лунному лимбу…
МОТЫЛЬКОВОЕ
Мне бы коснуться Вашей руки
и замереть в смущении.
Знаю, Вам нравятся мотыльки
(полное превращение)…
Сладостный яд разольётся в крови
под небосводом розовым.
Кто там – в терновнике – гнёзда вил?
Вились над кем стрекозы?
Спутались мысли.
Мне бы бежать…
Лжёт во спасение разум.
Кровь иссушил смертоносный жар
перед четвёртой фазой.
Утренний холод на крылья лёг,
кукольных нет оков.
Кто я?
Серебряный мотылёк,
в Ваш влетевший альков.
Как опрометчивы мотыльки,
и лучезарна смерть…
Мне бы коснуться Вашей руки
крылышком.
и сгореть.
ЭПИСТОЛЯРНОЕ
– …Извини, я же не Татьяна, хоть и пишу стихи… или письма…
– Да и я, признаться, не Онегин.
из телефонного разговора
среди стихов о неслучившемся снеге
написанных сдуру
а чаще всего – спьяну
затерялось письмо
за подписью: неонегин
на конверте размашистым почерком: нетатьяне
внутри несколько
ничего не значащих
рифмованных слов
о прибрежном песке
сонном и ещё тёплом
и о том что ступеньки лестницы
снова листвой занесло
и о том что дожди стучатся в сердца
как в оконные стёкла
а над городом
нависло тяжёлое серое небо
край которого
острой долькой луны разорван
и из этой прорехи
сыплет мелкий снежок
больше похожий на тальк
присыпая царапины на скамейке
ссадины памяти
дрожащие пальцы катальп
и следы на песке
то ли чаячьи
то ль человечьи…
и ни слова о том
что скучаешь и
мечтаешь о встрече…
post factum
глупо
срываться в ночь по первому зову
даже если пишешь
о неслучившемся снеге
даже если шестьсот ночей
легко отдашь за одну
в которой жил звонок телефона;
снежный тальк присыпает усмешку
маленького грифона
растекается лужицей слово
не-о-не-гин
НА СТРАНИЦАХ КНИГИ ТВОЕЙ
На страницах книги твоей
я открыла город,
узнавая улицы,
лица узнавая,
и колодца старого
ржавый ворот
проскрипел,
что есть здесь вода живая.
По страницам книги твоей
я брела несмело,
всё ждала, что кто-нибудь
да вот-вот окликнет,
но, похоже, нет никому
до меня здесь дела:
тосковали,
плакали…
а потом привыкли.
На страницах книги твоей –
с прошлым по соседству –
расправляет будущее
паруса ли?
Крылья ль?
Всё, о чём мечталось тогда –
в босоногом детстве,
стало болью,
буднями,
стало пылью.
По страницам книги твоей,
к пристани далёкой,
где давно уж на воду
спущен кем-то ялик,
я дошла
хоть выпал мне путь нелёгкий…
и самой не верится –
я ли это…
я ли?
По страницам книги твоей я пришла к себе.
Отчего же снега белей лист последний бел…
ТАНЕЦ МАЛЕНЬКИХ САЛАМАНДР
Знаешь, мне всё ещё снится зима –
тонет в безбрежии белом хижина…
и приручённый огонь так мал,
что его отсвет только и вижу я.
Может, ты помнишь, в каком из миров
выковал меч свой под песнь снежную?
Я открывала гептамерон1,
плавился воск, со слезами смешанный,
белой подковой лежал меандр2
над чернотой подземелий каменных…
Помнишь двух маленьких Саламандр,
что танцевали в подросшем пламени?
Помнишь, как было легко молчать –
просто идти одной дорогою,
руки твои на моих плечах
мне и без слов говорили многое.
Ты и сегодня куёшь мечи,
я – плавлю воск, на слезах замешанный,
мы и сегодня ещё молчим,
только… всё реже молчим по-прежнему.
Но оживёт на клинке меандр
из сновидений,
и вновь увижу я
танец двух маленьких Саламандр
над занесённою снегом хижиной.
___
1 Гептамерон (гримуар) – книга заклинаний.
2 Здесь – плавный изгиб речного русла.
***
Видать, и мне
отпущено сполна
испить из чаши бдений у окна –
из темноты пугающе-манящей,
и приручая эту темноту,
уверовать, что мудрость обрету,
узнав, что только ищущий обрящет.
Видать, и мне отпущено стареть,
Париж увидеть и… не умереть
от разочарованья и досады,
и видеться среди живых живой,
и запасаться лунною травой,
спускаясь в полнолуние с мансарды,
чтоб пережить и боль, и смерть друзей,
и поголовье выскочек-ферзей
с повадками подобострастных пешек…
Молить о снисхожденьи небеса
и получать,
а стало быть – писать,
не опасаясь гаденьких усмешек.
Всё просто –
мне отпущены сполна
и неба синь, и моря глубина,
и первоснежья миг,
и – первоцветья,
чтоб в каждом дне минувшем видеть свет,
и на любой вопрос найти ответ,
а на последний так и не ответить.
СИНДРОМ УНДИНЫ1
спишь…
время от времени
прикладываю ладонь к твоей груди
дышишь ли
тихо в палате
на улице жуткая холодина
врач
не поверил мне
когда вчера заходил
на вопрос
кто вы ему –
я улыбнулась – ундина
спишь…
и на имя Гульдбрандт
откликаешься только во сне
где озёрная дева в увядшем венке
бродит по сонному замку
ты задыхаясь шепчешь ей вслед
что не доживёшь до утра
но она не слышит
что бы ей ни сказал ты
просыпаешься…
я
брожу по городу допоздна
чтоб вернуться к тебе
и всю ночь
хранить
ускользающее дыханье
бедный рыцарь
когда бы ты знал
что причина всех твоих бед
таится в тебе самом
и зовётся… грехами
спи
за окном
капли дождя разбиваются о карниз…
лист назначений с диагнозом
синдром ундины
исписан стихами
отпускаю тебя
дыши
вдыхай в себя новую жизнь
лишь озёрных дев сторонись
и ещё… –
не клянись дыханием
____
1 «Проклятие Ундины» – неофициальное название синдрома остановки дыхания во сне.
ПРОБУЖДЕНИЕ
Поймёшь однажды,
что он – другой,
твой мир,
и чуждый и незнакомый…
По тёмным улицам, как изгой,
пойдёшь, пугаясь пустот оконных.
Всё в этом городе, как всегда:
и каждый встречный и камень каждый,
но ты проснулся,
а явь – вода,
не утоляет ни боль, ни жажду.
Воспоминаний полна река,
но ты – по-прежнему – пленник тела,
плывёшь и помнишь, что ни глотка
из вод былого не можешь сделать.
Что ж остаётся?
Стихи писать,
тепла остатки бросать на ветер,
и стать последним из бодхисаттв
не усомнившись, что мир твой – светел.
Но только…
вынесешь ли, скажи,
весь путь без отпусков и вакаций?
Ведь, чтобы не было больно жить,
порою лучше не просыпаться.
***
Даже, если всё расставит
время по местам,
даже, если ближе станет
тот, кто дальше стал,
годы вытянутся в мили
и сведут «на нет»
череду имён, фамилий,
званий и побед.
Неразменною монетой
притаится вздох,
да печали перманентный,
«сахарный» ледок.
Близко будешь –
далеко ли –
жажду «аз воздам»
утолит и упокоит
тёмная вода…
И до срока лёгший камень
на душу твою
в эту темень тихо канет,
точно в полынью.
Даже если станет легче
и светлей вода,
помни, время память лечит –
горечь – никогда.
Полно думать о печали –
пусть себе горчит,
только б, к берегу причалив,
память излечить,
только б кто в церквушке старой
помолясь, скорбя,
Богородице поставил
свечку за тебя.
