Предисловие автора
С 1981 года писатель Фридрих Наумович Горенштейн жил в Западном Берлине. Мне в качестве редактора берлинского журнала «Зеркало Загадок», где он публиковался, довелось с ним познакомиться, а затем и подружиться. После смерти писателя я написала книгу под названием «Я – писатель незаконный...» (2003) для нью-йоркского издательства «Слово-Word» с биографическими данными, рассказывающую в основном о конфликте Горенштейна с московской литературной и кинематографической средой 60-х годов и последующих десятилетий – вплоть до последних дней жизни (писатель умер 2 марта 2002 года). После того, как в 1992 году в Москве в издательстве «Слово» вышел трёхтомник Горенштейна, десять лет его книги в России не издавались. В то же время восемь его книг были переведены и изданы во Франции, а в 90-х годах одиннадцать книг были опубликованы в Германии. В России всё это время не издавалось ни строчки. И я ещё раз подтверждаю мнение самого Горенштейна, что в течение всей его писательской жизни он был подвергнут информационной блокаде со стороны современников, собратьев по перу, из-за чего книги его были погребены на десятилетия, надежно спрятаны от читателя.
Усилиями издательства «Слово-Word» осуществлялось то, что не сделано было другими русскими издательствами и администраторами от литературы. «Три пьесы» (среди них – пьеса «Бердичев»), «Под знаком тибетской свастики», «Скрябин», «Летит себе аэроплан», огромное двухтомное сочинение «На крестцах. Хроника времен Ивана Грозного в шестнадцати действиях, ста сорока пяти сценах» – вот далеко не полный перечень того, что было сделано для литературы и литературного процесса.
Однако у издательства «Слово-Word» не было выхода на российский книжный рынок ни для книг Горенштейна, ни для моей тоже, и петербургский профессор Эдуард Евсеевич Пейсах (умер в конце 2008 года), который любил и знал творчество Горенштейна, а также и его лично, слушал его чтения в Кемнице, предложил мне денежную помощь для переиздания книги. Переизданную книгу (2007) я назвала «Плацкарты и контрамарки», дабы подчеркнуть иллюзорность и некую сомнительность успеха на пышной арене писательского Олимпа одного из его лучших представителей. Однако тираж оказался мал, и книги разошлись по друзьям и родственникам.
Минуло десять лет нового тысячелетия. Наступили другие времена, и неожиданно выдвинулись новые обстоятельства, в результате которых место Горенштейна в литературе все еще не определилось. Возникла необходимость переиздания книги со значительными доработками и дополнениями в 2011 году с названием «Берлинские записки о Фридрихе Горенштейне», в которой я выделила проблемы этического и культурологического характера, поскольку считаю эти проблемы основополагающими в делах Горенштейна. Однако выяснилось сейчас, что я эти проблемы ещё и недооценила, причём, буквально на днях, а именно после вечера памяти Горенштейна в Доме кино 9 декабря 2012 года. Выяснилось, что именно эти проблемы – «Горенштейн и общество», или же: «Горенштейн и литературный бомонд», или же «Писатель и интеллигенция» – остаются более чем злободневными сегодня (глава книги «Москва – Оксфорд – Бердичев»).
И более того, тема: «местечковый Фридрих» с бердическим акцентом, оказалась чуть ли не главной на этом Вечере, а на стене слева красовался почти карикатурный его портрет (во весь рост), сделанный при известных мне неблагоприятных для писателя обстоятельствах (когда-нибудь расскажу). Мои друзья, побывавшие на Вечере и приславшие мне заснятый фильм, сообщили мне, что в речах некоторых «метрополевцев» звучал антисемитский оттенок. Так что писатель Андрей Добрынин, кстати «не наш человек», воскликнул: «Конечно, раз при жизни забили на человека, то потом надо до посинения трындеть про кальсоны. Вроде того что "как же его всерьез-то было принять". Знакомо все это – увы, не только по Горенштейну». Понравилось мне меткое замечание писательницы Инны Иохвидович: «Раньше "метрополевцы" говорили, что он в рейтузах обтягивающих приходил, надоели с баснями». (После того, как Горенштейн прочитал "Скажи, изюм", где впервые бурная фантазия Аксёнова выдала эти кальсоны, он нам сказал: "Запомните, Мина и Боря, я никогда кальсон не носил. Никогда!" Я – запомнила!)
Хочу сообщить, что не было продано ни одной книги Горенштейна (издательство «Азбука»), а заодно и – моей. Библио-Глобус продавал книги за 500 рублей – 12 евро. Тогда как мой издатель Дмитрий Дзюбенко отдал «Библио-Глобусу» книги в четыре раза дешевле, более того, это он организовал продажу книг Горенштейна, ибо никто этого не собирался делать, разумеется, без всякой материальной заинтересованности, то есть ему за это полагалась только (!) благодарность Всевышнего, чего я ему искренне желаю. На книжных прилавках красовалось: 500. Причём, цифра была выведёна огромными чёрными ЗНАКАМИ и зрительно воспринималось траурно и даже враждебно. Это какая-то тайна великая: почему книги продавались по ценам нереальным, да так, чтобы ни одной книги не было куплено. Ни одной!
Вот письмо Дмитрия Дзюбенко, моего петербургского издателя ко мне: «Дорогая Мина! Книгу мы отпустили на продажу по 136 рублей. Мне весьма льстит, что нашу книгу так высоко "ценят". Сразу припомнил слова своей любимой тещи: "Дело – хорошее, да вот люди все испортят"».
Свой текст, включающий синопсис Горенштейна, подаренный мне режиссёром Аркадием Яхнисом, к неосуществлённому документальному фильму о Бабьем Яре, я послала издателю Евгению Берковичу две недели назад. Но за это время неожиданно выдвинулись все эти новые обстоятельства в лабиринте страстей вокруг писателя, и возникла необходимость сделать этот информационный текст, вместо вступления, который и предлагаю нашим читателям.
Мина Полянская
Берлин, 11 декабря 2012.
***
Фридрих Наумович Горенштейн постоянно возвращался к теме «Бабий Яр». Писатель считал, что о жертвах Бабьего Яра написано уже достаточно книг и поставлено достаточно фильмов, однако мало внимания было уделено палачам, из которых некоторые, из местного населения (из Киева и окрестностей) ещё живы и не понесли наказания. «В Берлине, скрываясь в подполье, – писал он, – гитлеризм пережило восемь тысяч евреев, а в Киеве – может быть два десятка человек. Почему? Потому что в Берлине на евреев охотились только немцы, а в Киеве им с садистской радостью помогала значительная часть украинского населения, стремящаяся, к тому же, пограбить оставленные евреями квартиры, вопреки, кстати, запретам немецких властей»[1].
После знакомства с режиссером Аркадием Яхнисом писатель переменил на время решение писать книгу. Вдвоем они пришли к выводу, что лучше всего сделать документальный фильм о Бабьем Яре. Они ещё намеревались сделать художественный фильм по пьесе Стриндберга «Пляска смерти» (в переложении Дюрренматта «Играя Стриндберга»). Фридрих по договоренности с Аркадием собирался написать сценарий, в котором главную роль должен был играть Рамаз Чхиквадзе. У Яхниса Чхиквадзе уже снимался в главной роли в фильме «Ботинки из Америки». Горенштейну этот известный грузинский актер тоже давно был лично знаком. Когда-то он играл в фильме «Щелчки» по горенштейновскому сценарию.
Они втроем – Горенштейн, Чхиквадзе, Яхнис были у нас в гостях, и обсуждали этот свой план. Мой муж сделал тогда несколько снимков. Фотографии, соответственно, застольные, и на одной из них Горенштейн рассказывает об особого сорта селедке «габель-бис», как раз лежащей перед ним в блюде на столе. Селедка эта, надо заметить, имеет особое отношение к истории и политике времен «советско-фашистской» дружбы. «Время было перестроечное, – писал Горенштейн. – Приходилось перестраиваться на дружбу и союз с бывшим идеологическим врагом. К приезду Риббентропа разыскали на Мосфильме красное знамя с черной свастикой в белом пятне, которое до того использовали в антифашистских фильмах». (Как я был шпионом ЦРУ.)
Так вот, находясь в Москве, Риббентроп во время застолья у Сталина заметил, что властелин любит селедку, однако ест обычную какую-то селедку, непрезентабельную. Он решил угостить Сталина селедкой лучшего приготовления, а именно из берлинского магазина «Рогацкий», основанного ещё в начале века (он существует и сейчас, находится у станции метро «Бисмаркштрассе»). Сталин был в восторге от селедки «габель-бис», что, безусловно, укрепляло дружбу стран на государственном уровне. Нацисты стали поставлять «габель-бис» в Москву из Берлина на поезде в конце каждой недели (кажется, по субботам). Сюжет этот, вполне соответствующий концепции Горенштейна о личном, «бытовом» факторе, делающем большую историю и политику («Личное начало в политике и терроре – вот, что необходимо для успеха»), от него мне и известен. С тех пор, как я открыла и для себя этот и в самом деле колоритный продовольственный магазин, я к приходу Фридриха часто покупала «историческую» селедку.
Но вернусь к той встрече с Чхиквадзе и Яхнисом. За столом говорили, разумеется, не только о селедке. Летом 2001 года Фридрих ещё посмотрел по телевизору фильм Лукино Висконти «Смерть в Венеции» с Дирком Богартом и, несмотря на то, что видел его не в первый раз, был потрясен этим шедевром. О фильме он говорил чуть ли не со слезами на глазах и даже беспомощно разводил руками от такого величия режиссерского таланта. «Кинематографическими средствами создал атмосферу волшебства, – говорил он. – Он сделал это лучше, чем это сделал автор новеллы, ваш шахматист пера Томас Манн». На него ещё произвела впечатление музыка Малера и, как он выразился, её «абсолютная функциональность».
Кстати, о Венеции. Фридрих очень любил Венецию и говорил, что, если ему когда-нибудь повезет, и он заработает на каком-нибудь дорогом крупномасштабном фильме, то купит себе на гонорар маленькую квартиру в Венеции. Мы даже как-то привезли ему из Венеции сувенирный ключ с изображенным на нем венецианским пейзажем.
***
Аркадий рассказал мне, как они с Фридрихом вдвоем в конце лета вели предварительную работу над фильмом о Бабьем Яре. Вначале было решено найти оставшихся в живых «расстрельщиков» из львовского куреня. Полк их назывался лирично – «Нахтигаль», что в переводе с немецкого означает «Соловей». «Разумеется, мы не могли надеяться на то, что эти оставшиеся в живых «ветераны», обосновавшиеся где-то в украинских деревнях, поселках, а может быть, и городах, станут с нами разговаривать, – рассказывал Аркадий, – однако я был уверен, что сам факт найти их – серьезный плюс для картины. Этих людей, активно участвовавших в расстрелах, можно было бы заснять, понаблюдать теперешнюю их жизнь».
Горенштейн согласился с идеей Яхниса, тем более что тот готов был, не откладывая, заняться поисками, но когда режиссер вернулся из Киева, Фридрих предложил ещё одну идею. Случилось так, что он увидел по телевизору документальный фильм о Геббельсе. Только что был найден неизвестный раннее документ Геббельса, который создатели фильма решили сделать речью Геббельса, якобы действительно им когда-то произнесенной. Эту речь озвучивал, вернее, «играл» талантливый актер. Фридрих долго находился под глубоким впечатлением от фильма. Он сказал, что актер был даже не очень похож на Геббельса, но настолько внутренне достоверно играл свою роль и, вообще, все было сделано «под документ» настолько сильно, что следует подумать: не применить ли им этот прием в своем фильме. «Нужно использовать постановочный момент (ситуацию), – сказал он, – то есть нужно найти актеров, написать для них текст – якобы откровений, воспоминаний, признаний – который бы основывался на документах и на интуиции, которая позволяла бы дописывать то, что могло быть подтверждено документом». Он ещё сказал, что слышал на днях выступление одного еврейского лидера по «Свободе», взгляды которого разделяет. Лидер был против забвения прошлого и попыток забыть, вычеркнуть грех нацистских преступлений из истории. Аркадий дал мне исписанный Фридрихом лист бумаги – некоторое подобие плана работы, набросанный быстрой опытной рукой профессионала.
Необходимые материалы для создания фильма о Бабьем яре:
1. Пауль Блобель. Город Золлинген. Биография. Фотографии. Узнать, есть ли родственники.
2. Материалы суда над SS-персонами и по Бабьему яру. Фамилии.
3. Украинцы-убийцы. Буковинский курень и другие. Фамилии. Фотографии. Есть ли ещё живые? Монумент, установленный в их честь в Черновцах.
4. Морозов – бывший министр обороны Украины. Медаль SS. Биография. Фото. Хроника.
5. «Народные депутаты»-фашисты. Имена. Фотографии. Биографии.
6. Куреневская катастрофа у Бабьего яра. Материалы. Хроника. Есть ли фотографии.
7. Есть ли фотографии по строительству стадиона на месте Бабьего яра? и т.д.
Фридрих просил ещё Аркадия узнать что-нибудь о постройках в Киеве сахарозаводчика Бродского (об этом написано обратной стороне листа), пройти по пути, по которому вели евреев в Бабий Яр. Горенштейн прочертил этот путь.
Горенштейн и здесь тяготел к парадоксу фабулы, психологии и мысли и говорил, что хоть и не был свидетелем событий трагедии Бабьего яра, но ему необходима присказка: «И я там был». Вероятно, для созидающего слова, для воздействия на душу, нужна была та самая причастность, такая, какая прозвучала у Курта Воннегута в романе «Крестовый поход детей». В невыносимых, трагических сценах романа появлялся автор со словами: «И я там был».
Горенштейн и в самом деле бывал в тех местах. Случилось так, что в конце пятидесятых годов он стал свидетелем и почти участником продолжения событий, связанных с Бабьим Яром, а именно со знаменитой Куреневской катастрофой, когда восстали мертвые. Громадная масса земли, которой засыпали Бабий Яр для строительства стадиона, хлынула вдруг с потоками воды на Киев, сметая все на своем пути. Горенштейн там был: он в качестве мастера руководил загрузкой грунта, который увозили к Бабьему Яру. Если бы фильм был создан, то слова «я там был» могли бы стать лейтмотивом фильма. Я это чувствовала по рассказам Горенштейна об этих событиях. Впрочем, он об этом написал в заявке к неосуществленному фильму. Этот документ дал мне потом Аркадий. Привожу его полностью.
Экскурс: Место свалки – Бабий Яр (об убийцах и их моральных наследниках)
В конце пятидесятых, начале шестидесятых годов я работал мастером в Киевском тресте «Строймеханизация». Один из моих участков располагался на Куреневке, где велись земляные работы, рытье котлованов и траншей для канализации. Грунт, нагружаемый экскаваторами на самосвалы, везли вверх по Лукьяновке и сбрасывали в Бабий Яр. В путевых листах шоферов, которые я подписывал, значилось: «Место свалки – Бабий Яр» (строительный объект был обозначен «Стадион»). То есть на месте Бабьего Яра должен был быть построен стадион, окруженный парком с увеселительными заведениями. Так решили хозяева города, советские интернационалисты. На костях Бабьего Яра должны были бегать в футбольных трусах, и в парке должны были происходить веселые гуляния. Очевидно, это была общая тенденция советских интернационалистов, поскольку, например, в Николаеве на кладбище, где расстреливали евреев, был создан зоопарк. А камни с кладбища использовались для укрепления набережной.
Надо сказать, что такое стремление повеселиться на костях, существовавшее у советских националистов, прикрытых хитрой приставочкой «интер», вызывало протесты. Писали, говорили, кажется, и в прессе кое-что было, но все напрасно. Росли горы земли, которую со всех сторон везли в Бабий Яр и которую утрамбовывали, намывали водой, водяными насосами. Работали по-стахановски, и уже даже назывались сроки, когда должны были прозвучать первые звонкие удары футбольного мяча и веселые голоса болельщиков, а также начаться веселье в питейных заведениях вокруг бывшего Бабьего Яра, ныне Лукьяновского парка.
Однако тут произошло нечто неземное, из области таинственного и мистического. Поскольку советские националисты с приставкой «интер» к голосам живых людей, сохранивших в отличие от тех, с приставкой «интер», элементарные нравственные понятия, не прислушались, восстали мертвые. Ибо по религиозным понятиям, также и христианским, нельзя тревожить мертвецов до Второго пришествия и Божьего суда. Тем более, устраивать веселье, гуляния и азартные игры на мертвых костях. Так что, те советские, православные с приставкой «интер», были ещё к тому же и нехристи. Вот против этого-то кощунства советских украинцев и восстали мертвецы разных национальностей, ибо в Бабьем Яру лежат разные национальности. Хоть все-таки, по крайней мере, 90% из них все-таки евреи.
Тут ещё один момент, на который надо указать. В Бабьем Яру лежат мужчины разных национальностей. Но женщины, в подавляющем большинстве – еврейки. Старики и старушки – только евреи и еврейки. И уж дети, вплоть до грудных младенцев, – это сплошь еврейские дети и младенцы. Вообще состав мертвецов весьма разнообразный. Помимо еврейских расстрелов был сравнительно небольшой расстрел Днепровской флотилии, может быть, потому, что моряки нанесли большой урон немцам. Однако немцы расстреляли и несколько сот украинских грабителей. Как известно, в знаменитом указе «Все жиды города Киева и по окрестностям должны явиться и т.д.» есть последний пункт: «кто из граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и присвоит себе вещи, будет расстрелян». Несколько сот поймали и расстреляли, поскольку грабить еврейское имущество имели право только немцы. Однако остальных украинских грабителей это не остановило.
Я жил в конце пятидесятых, начале шестидесятых на Соломенке, и там были целые этакие куркульские поселочки, богатые особнячки. Многие из этих городских куркулей, как мне сказали, сами же их обитатели, разбогатели на «яврэях», на грабеже еврейского имущества. Но это так, к слову. Какая разница, в конце концов, кто грабит, украинцы или немцы. Однако, если говорить о расстрелах, то тут некоторая особенность. Можно ли считать расстрелянных в Бабьем Яру украинских грабителей жертвами нацизма? И ещё один момент. Шеф гестапо Генрих Мюллер в своих посмертных дневниках, писанных в Америке, где он под чужим, конечно, именем был советником президента Трумэна, сообщает о том, что в Бабьем Яру было расстреляно всего 3000 евреев. А из пропагандистских целей прибавили нуль. Лживо, конечно, сообщает. Однако в этой лжи содержится нечто... Дело в том, что, принимая решение отомстить евреям – женщинам, старикам, младенцам за диверсию НКВД – взрыв домов на Крещатике, при котором погибло некоторое количество немцев – зондеркоманда полка СС под руководством группенфюрера СС Пауля Блобеля рассчитывала, что явится где-то 3000 евреев. А явилось более 30000. Почему?
Украинские соседи выгоняли евреев из домов. Во-первых, для удовольствия. «Иды, жид, умыраты». А во-вторых, чтобы грабить имущество. Шеф гестапо Генрих Мюллер, к тому же, утверждает, что расстрелы проводили не немцы, а украинцы. Это тоже неправда, неполная правда. Однако в этой неправде есть нечто. Конечно, стратегически без немецкой оккупации это произойти не могло. Но тактически из полка СС 4-А принимало участие в расстрелах только 150 эсэсовцев, к тому же, застрахованных на случай травм, падений в страховом обществе «Альянс», известном и поныне. 1200 убийц, нигде не застрахованных, были украинцы из Буковинского Куреня, из Львова – «Нахтигаль» – хорошие певцы и прочие. Командовавшего расстрелом Пауля Блобеля судили в Нюренберге и повесили в 1947 году. Судили в Германии и некоторых из 150-ти. 11 человек судили запоздало, судили, на мой взгляд, несправедливо, вынося убийцам приговоры, соответствующие мелким мошенникам – несколько лет... Тем не менее, судили хотя бы морально. А украинским убийцам из Буковинского Куреня, как стало известно, в нынешней «нэзалэжный, самостийный, демократычный Вкраини» поставили прославляющий их монумент в городе Черновцы.
Что скажешь об этих нынешних наследниках убийц Бабьего Яра, националистах без приставки «интер»? Нет в человеческом языке таких черных слов, чтобы о них сказать, нет таких человеческих проклятий... Говорят, антисемитизм на Украине растет. Я в это не верю. Как может расти то, что с давних времен достигло своего предела. Украинский поэт Дмитро Павлычко, ещё с советских времен имевший сомнительную репутацию «шчирого» антисемита, теперь «одемократился» во времена без «интер», став послом Украины в Польше, заявляет: «На Украине никогда не было антисемитизма (смех и грех!). Антисемитизм принесли на Украину русские черносотенцы». Русские черносотенцы конечно «несли» свои гнилые яйца так же и на Украину. Однако исторически, до присоединения Украины, антисемитизм допетровской России был незначителен, носил религиозный характер. Бытовым, наподобие бытового сифилиса, он стал именно после «братского воссоединения» этаким, из затхлых спален клоповым, ядреным, сальным, чесночным. Так что расти антисемитизму на Украине некуда.
Но качество, как мне кажется, изменилось. Раньше он был более веселый, с «анэхтотами про Хаима и Хайку», а ныне более нервный. Что же, может, это и к лучшему. Пусть скрипят зубами в бессильной злобе. Так, по крайней мере, теперь, при демократии. Демократию все-таки со счетов сбрасывать не надо. Каковы бы ни были ныне вольности, при национализме без «интер», им, антисемитам, в целом все-таки лучше. Не всем. Некоторые, особо кроваво запачканные, из Буковинского Куреня, прятались на демократичном Западе. Теперь вернулись, воссоединились с бывшими советскими интернационалистами, обратились в народных депутатов и злобствуют «демократично про «жыдив» и носят гордо на грудях эсэсовские медали от мала до велика, вплоть до бывшего министра обороны самостийной Вкраины Морозова, который с благодарностью «одэржав цюю мендаль» почетного эсэсовца. Видно совсем одурев, забыли про «Гитлер капут!» и про чернобыльское Божье предупреждение забыли, хоть сало с радиацией едят.
На мой взгляд, одним из таких предупреждений, тоже оставленных украинскими национал-дурнями без внимания, была Куреневская катастрофа, кажется, случившаяся в году 59-м – 60-м. Огромная масса земли вместе с водой хлынула из Бабьего Яра вниз на Куреневку. Было много жертв. Как при катастрофах случается, кажется, и невинных тоже. Погибли роженицы Лукьяновского роддома, погибло много прохожих, пассажиров трамваев и автомобилей... Катастрофу, конечно, пытались приуменьшить и замолчать... Было, кажется, сообщение, что в результате технических ошибок, неправильного намыва воды в Бабий Яр насосами, произошел несчастный случай, земляной массой залило часть Куреневки. Принимаются меры к ликвидации последствий и так далее. Но в городе о том много говорили, рассказывали о большом числе жертв, о разрушениях. Говорили, конечно, по-разному. Один «шчирый» украинец в магазине, видно не вполне во мне разобравшись, сказал мне, весело подмигнув:
- Надо было лучше засыпать...
Он имел в виду, конечно, не Бабий Яр, а мертвецов в Бабьем Яру. Несмотря ни на что, хорошее время было при «интер» для украинских националистов, веселое, «шчирое». Да и тогда, при немецких социалистах-националистах, по крайней мере, в первое время было весело. Пока не начали принудительно отправлять в Германию на рабскую работу, и была надежда на самостийность, так и не сбывшаяся, ибо Гитлер имел иные планы по созданию украинского протектората, а Крым - присоединить к Рейху, поселив там южных тирольцев, изгнав оттуда славян, татар и все прочих. И не ведают «ци украински арийцы», что в официальном документе гитлеровцев было сказано: «После войны и победы, украинцев, белорусов и поляков хоть на фарш». Если этих на фарш, то нынешних с СС–медалями, да и прочих, им подобных, кому скармливать? Свинья не возьмет... Однако тогда, при расстрелах евреев в Бабьем Яру, у понидилок 29 сентября 1941 года, то есть 60 лет назад, веселей им было, чем нынешним ещё не отправившимся в ад старикам и их молодым наследникам.
Киев тогда вообще веселился. Погода была хорошая, сентябрьская золотая осень. Работало кино для украинской толпы, работали театры, правда, только для немцев. Кажется, в начале 90-х годов в Берлине ко мне пришел немец-фотограф, человек уже немолодой. Его прислало одно парижское издательство, где должна была публиковаться моя книга. Я с ним разговорился, выпили вина. Узнав, что я уроженец Киева, немец-фотограф, видно желая сделать мне приятное, сказал:
- О, какие у меня о Киеве хорошие воспоминания. Какой замечательный оперный спектакль я там слушал в Киевском оперном театре.
- А когда это было? – спросил я его.
- В конце сентября 41 года, – ответил он. Немец этот, оказывается, был фронтовым фотографом.
- Слава Богу, что я встретился с вами только теперь, – сказал я.
Немец-фотограф наслаждался музыкой в Киевском оперном театре как раз тогда, когда в киевском Бабьем Яру происходили расстрелы. Слышал ли он о Бабьем Яре? Может, был он там по долгу службы и фотографировал, как теперь по долгу службы фотографировал меня? Я его хотел о том спросить, однако не спросил.
То, что произошло в Бабьем Яру, не соответствует как символ любопытствующей холодной психологии фаустовского научного человека. Смысл Бабьего Яра как символа скорее передается античным, греческим словом «космос». Космос ужаса, космос зла и космос неземного Божьего возмездия, пути которого неисповедимы со своими предзнаменованиями. Иной раз, это чернобыльская беда, иной раз – Куреневская катастрофа, а иной раз... Кто знает, что может случиться иной раз...
Этот материал не только и не столько о жертвах – о них уже немало написано, в частности в книге профессора Эрхарда Вина, которую он мне прислал. Материал должен быть об убийцах и их наследниках, который мог бы хорошо и своевременно прозвучать в документальном фильме.
Из восьми фильмов, автором сценариев которых я был, не было ни одного документального, только игровые. Однако значения это не имеет. Главное – искусство, которое едино и в документальном, и в игровом фильме. Конечно, документальный сценарий требует своей специфики, своеобразного подбора материала, своеобразного сценарного, режиссерского, операторского решения. Очень важна музыка. Не мелкая, а героическая, близкая по духу Бетховену. Сейчас, по прошествии 60 лет, мне стало ясно, что фильм должен быть лирическим, со светлой печалью. Это должны быть не стоны и плач, а реквием по жертвам. Лучшим венком на общую могилу жертв Бабьего Яра должно было бы стать обличение и наказание убийц и их наследников, моральное уничтожение убийц, хотя бы средствами киноискусства.
[1] Реплика с места. Зеркало Загадок, 1998, 7.
___
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #12(159) декабрь 2012 — berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=159
Адрес оригиначальной публикации — berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer12/MPoljanskaja1.php
