Об сём, дорогие, и о более удручающем, также связывающем меня с этим бренным миром — поисках работы — я пишу в начале сразу, чтоб отделаться от этого раз и навсегда, а потом беспрепятственно перейти к неприкрытому алкоголизму как таковому. Последний эпизод, завершивший мою «трудовую» одиссею, начался с объявления, увиденного на дверях находящегося в самом центре довольно обширного и в своём роде чем-то престижного магазина «Электротовары», что в отдел собственно электротоваров «требуется продавец-муж». Мужем я, пожалуй, стать ещё повременил бы, а вот означенным продавцем, учитывая происхождение — оба родителя у меня по образованию электрики! — хоть и скрепя сердце и скрипя зубами, извольте.
Явился на собеседование (с Паспортом, как и Было Предписано), вкратце изложил свою биографию (Письменно, а потом то же в устных расспросах), познакомился с коллективом, с фронтом и ходом работ. Вроде и ничего. Заступайте, говорят, завтрева, приходите к восьми, без опозданий. Я не удержался и повторил уже обнародованную информацию, что живу в пригороде и мне сюда добираться, если влезу в автобус, не менее полутора часов. На что мне посоветовали начать забираться в самый первый автобус, который, как известно, идёт в шесть.
Всю ночь я не спал и забрался хоть в третий. Не опоздал, ровно восемь, подождал полчасика, пока все придут, потом выпьют кофе…
Итак, работаю… Каморка крошечная, с одной стороны витрины, с другой, позади, стеллажи со всякой дребеденью и её же завалы на полу. Три женщины, уже не молодого возраста, но и совсем не старого, знающие досконально (и доподлинно!), как называется каждая розетка, выключатель, включатель, плафон или переходник… Основой их жизненной ориентации являлось: заработать как можно больше денег На Этой, довольно тяжёлой, но всё же довольно престижной — от пристяжные! — «Дающей Возможность Такого Заработка», работе. В свете вышесказанного даже пренебрежительное молчание почти равных им по возрасту и доходу редакторш было куда комфортабельнее. Я, как снюсть поджав лапки и хвостек, сидел на сломанном табурете в углу и внимал номенклатурным пояснениям, неотделимым от нравоучений и так и прорывающихся из подсознания к свету присутствующих лампионов упоминаний о всякой попсе из телевизора. Время до обеда показалось мне вечностью в несправедливо нудном аду, в котором даже неизлечимо нудный св. Максимий был бы своего рода Ксенией Собщак! Но обед же всё же наступит! — утешал себя я. А вечером, фантазировал я, выйдя из врат сих, я хоть и на мгновенье вновь обрету надежду — зайду в питейное и отмечу первый день нового сезона в долгожданном новом инферно кружечкой пива — а может — кто ж знает, ха-ха! — и двумя!!
Оказалось, что обеда здесь никакого нет, а есть микроволновка. Я пошёл, куда мне сказали, купить еды, чтобы потом подогреть её. Там были «Роллтоны» и «Дожираки» (которыми, как оказалось, все и насыщались) и куриные отбивные в тесте (которыми тоже не гребовали, но гораздо реже). Одна отбивная стоила 60 руб., как бутылка непалёной водки, четверть суммы, которую мне дают из дому на неделю обитания в черте города. Я купил, весьма осудившись, пакетик кофе за 3-50. Ну ничего, подумал я бодро, зарплата 5 000 плюс обещанные чаевые! Чашки у меня не было и мне дали какой-то маленький узкий бокальчик без ручки, крайне горячий и не способствующий остыванию — и это ещё его не стали греть в микроволновке! Полчаса я сидел лишь облизываясь, сглатывая и теребя его лапками — что незамеченным не прошло. Я сказал, что завтра принесу свой и тогда буду тратить на обед столько же времени, как и все — 5 минут. Тут я вспомнил, что последний большой и приличный бокал я не так давно разбил об череп того, кто зовётся прп. св. Максимий (фон де ля Рыжкинд). Сам обхожусь кружкой и таким же без ручки… — блять, то ли кипяток у них горячее, то ли… впрочем, я ж обычно никуда не тороплюсь!..
Но ничего, подбадривал я себя с неиссякающим вынужденным оптимизмом, люди вон и в тюрьме сидят, на каторге, и ничего… Но они-то как правило знают, за что отбывают иль въёбывают и когда выйдут… А я должен добровольно принимать на себя ярмо, только-только освободившись от полуторагодового сидения в одной комнате в Сосовке, за счёт которого я одичал как тварь, потерял все нервы и помог потерять родителям, осунулся и… написал роман. Чтобы не сойти с ума — депрессия отсутствия реализации, несобытийности, отсутствия самоё жизни, моральное одиночество — я выходил почти каждый день на прогулку — зимой на лыжах, когда совсем стемнеет, чтоб никто не видел, потому что всем здесь есть до тебя дело: куда пошёл, где работаешь, чем занимаешься, с кем и т.д., а раз в две недели жрал, когда все уснут, самогон — много, литра полтора-два, до полного умопомрачения и отключки мозга, а потом и тела!.. Энергия, которая у обычного человека уходит на общение с людьми и миром, гасилась сама в себе и получалось нечто душераздирающее, наподобие волчьего воя… Вычеркнут изо всего вообще, о тебе никто даже не вспоминает (до этого, как у нас и принято, вспоминали токмо когда надо было Отдать Долг Родине или 13-% Налог с 20-рублёвого гонорара!), даже и не звонит (ведь всё равно «невыездной», как будто в другом мире, а от такого проку мало), а если и позвонит, то я всё равно не могу даже уже поддержать разговор… Впрочем, на нарах-то куда как хуже. В одиночке или на каторжных работах. И то Королёв вон как-то и то превозмог, а Достославный... Да и я кое-кое-как выбрался, всего и всех боюсь, одиночество в четырёх стенах задавило (хоть и в лёгкой форме, но и агорафобия, и клаустрофобия одновременно), как говорят в деревне, кой-как да коё-как (мне скрепя сердце даются 250 руб. в неделю да ещё — что совсем уж неприемлемо — ещё 1 700 руб. в мес. на оплату дешёвой — sic! — пустой квартиры), а теперь я опять должен… Что ж, смириться да и всё — многие же работают, ВСЕ… почти все… Чернь, плебс… но ведь и насосами рождаются, а всё равно становятся! Даже вон те, о ком потом и не подумаешь, сызмальства вкалывали с утра до ночи в лавчонке — Горький, Г. Дж. Уэллс, Есенин… последний, правда, всего неделю… Обломов мог никуда не идти, но он-то помещик и вообще персонаж, а у нас в Сосовке N коли присел на диван да ещё не дай бог с книжкой, уже через две минуты зело оговорят: сходи туда-то, сделай то-то (и сие буквально, безо всякой гиперболы или литоты!) — крестьянин я родился, к тому же как-то почему-то литератор сам… Но ведь годков с 12 до 17 довольно плотно и исправно занимался: «плунжерил навоз» и «крутил хвосты»!.. — сознательный эскапизм начался только годам к 19… «Куда-никуда приткнуться» — лишь бы быть при деле, работать — квинтэссенция житейской мудрости в деревне (да и не только в ней!), что не один раз настоятельно советуют и мне. Начнёшь, начнёшь, а потом и втянешься, как говорят, да и потянешь!.. Как ни крути, придётся в эту упряжь, в рутину-реку с крутыми кручиной берегами с засученными штанами, рукавами…
Блять, какая же поебень-то всё-таки, блять! Ладно бы просто тривиально-жовиальные субъекты и точка, а то кругом-то все ведь, в рот, учтиля жизни! Но, в самом деле, не оканчивать же мне из-за этого самоубийством — тогда как есть так называемый «медленный способ суицида» — алкоголизм, альтернативный официальному способу — через работу, заботы и т.д. К тому же, по учению святых М.-У., сие есть не самоубиение и грех, но фактически равноценный магистральному Путь Спасения. Не знаю, не знаю… По их виду и обрядам не скажешь, что спасаются и спасены будут… ересь какая-то да бахвальство… сластолюбие да тунеядство!.. Но ведь и апостолы, допустим, рыбаки были какие-то, сброд, и многие святые, а тем паче юродиевые крайне непрезентабельно выглядели и позиционировались… Ладно, надоть вникать…
Тут пришла начальница Всего Отдела и какая-то тётка из ВИП-Клиентов, и я был вынужден быстренько — как и приказано! — ея обслужить — перетаскать без одёжки и отдыха целую партию каких-то плафонов, плееров, ваз, стаканчиков и проч. в джип без приступки, припаркованный из-за гололёда и снега на углу магазина, метров за сто. Ну ничё, лиха беда начала, вещала начальница, так же быстренько (но видимо, всё же быстрей, чем я, поскольку меня опять подгоняли!) заполняя на прилепках две ведомости — липовую и нормальную. Будете Работать, Будете Хорошо Получать — Не 5 Тысяч, а 7, а то и Все 10 или 15, Как Я! (И ещё добавили: «Пусть только эти суммы останутся в этих стенах» — «Как это?!» — подумал я. — «У меня даже в семье все думают, что я получаю 5 тыс., а не 15!») «Шёл Штирлиц по гололёду, поскользнулся и упал. «Ни х-хера себе!!» — подумал Штирлиц» — анекдот, про который О’Фролов почему-то думает, что его сочинил я. (На самом деле моим сочинением пыталось стать немного другое, нечто вроде загадки для «Что? Где? Когда?»: — В чём различие между мятым пиджаком интеллектуала (Дугина, Гордона) и выглаженным приличного человека (бизнесмена, политика, чиновника или под них косящего)? — Сигнализируют, сколько у них денег? — Не-а, символизируют, сколько у них извилин!) Потом меня завели в подвал гестапо и показали там склад. Когда покупатели спрашивали, я должен идти туда и принести товар. Быстренько метнуться и нырнуть. Несколько раз я всё же принёс хоть и совсем немного — моему интеллекту сразу были сделаны комплименты, поскольку другие претенденты, хоть и мужи по паспорту, ясно, вообще не могли отличить розетку от выключателя и лампу от абажура, — но всё же не совсем то…Тогда мне сказали, что на первоначальном этапе я должен помогать освобождать склад: сначала с помощью топора и молотка демонтировать весь хлам — ящики, старые витрины и проч., вынеся их по частям на свалку, потом перемотать на катушках все кабели (2 километра), а потом переставить по-нормальному Почти Все коробки, коими был забит вплотную весь подвал от пола до потолка, и где они кончались, и кончались ли, неизвестно.
Этим я занимался три дня — с 8 утра до 18 вечера (всего-то!), дошёл До Предпоследнего Ряда, У Стены. Потом мне сказали, что я для этой работы не подхожу, есть ведь и другие претенденты… работал я недостаточно быстро, и главное — Без Огонька В Глазах! — ни с кем не разговаривал (это уже не озвучивалось, но очевидно, здесь и далее сие есть самая первая причина моих провалов), отвечал односложно (несколько раз спросили расхожее «А зачем тебе борода?», на что сами и ответили: «Духовность, это хорошо — главное, чтоб не гомик. У меня дочка тоже — 14 лет — слушает всё эту скрёбаную рок-музыку — что ты будешь делать! — «Сплит» там что ль какой-то или «Свитч»!.. А можть и есть какой смысл, кто ж щас их, молодёжь, разберёт!..»), не поддерживал разговор (всё хотел, но я таких, прости господи, «звёзд» даже и не знаю вообще!), постоянно о чём-то думал и т.п. Понятно. (И ещё я, помнится, на обычный проклятый русский вопрос «Как у вас с алкоголем?» в полушутку или механически сказал: «Люблю»!) Немного перепутав, Паспорт хотели выбросить в мусорку, а Анкету вернуть мне… Я обрадовался, сразу подсчитав в уме, что мне должны выплатить более 150 рублей — щас как пойду!.. Но мне сказали: нет, официального договора нет, вы на испытательном сроке, стажировались. Тогда я помялся и всё же замолвил о 32 рублях, которые, уж не помню почему — кажется, процент от ВИП-сервиса — были железно обещаны мне на пропой. Нет, сказали с равнодушным видом, вы учились — будьте благодарны хоть за то, что вас научили!
«…А как, например, вот этот вот шпиздрик называется?!» — хитро-мудро-хищно спрашивает она, показывая какой-то аппендикс развития конструкторской мысли. «А ведь Белл-то ваш, думаю я, сам ни клепа не изобрёл — токо всё скупал да присваивал от насосов-ортодоксов: гения обсосал как липку, Николу Теслу!..» А сам отвечаю: «Наколпачникъ, — довольно уверенно отвечаю, — от цоколя от лампы». — «Правильно, — хитро-мудро-хищно говорит она, — только подколпачник и для лампы — не путать с подкаблучником!» Вот оно остроумие, думаю я, жизнь-то, её не обманешь, и просыпаюсь в холодном поту, в захолодевшей комнате, на ледяной железячной кроватке…
