Однажды осенним вечером брел я через пустынный вечнозеленый парк Южного Тель-Авива. Вдруг на одном из кряжистых деревянных столов увидел я человечью голову. Сопряженное с нею тело находилось не под головой, как это принято у людей, а вертикально над нею, ногами вверх. Я остановился, голова меня окинула взглядом. Живая, решил я, и на всякий случай сказал: «Шалом». Голова уловила произношение и - «Здравствуйте», вежливо ответила на родимом русском. Поскольку я продолжал стоять, тело совершило поворот в воздухе, вернуло на место, подставило ноги и протянуло мне руку. Так мы познакомились. Голова принадлежала Якову Нелькину, инженеру, преподавателю, человеку поразительному, уверенному, что каждый способен лепить себя из той глины, которую даровал Господь, и что восемьдесят лет – это лучшее время жизни.
Как человек любознательный, я попросил Якова рассказать о себе, и привожу здесь запись не одного, а наших нескольких разговоров.
- Спасибо за ваш интерес, Михаил. Героями литературных статей обычно становятся люди чем-то особые, а я в их число не вхожу Но жизни людей следуют истории как щепки – потоку, повторяя его движение. Вот про движение – расскажу. Семья Бурак (правильно-то, наверно, Барак) столетий двадцать тому назад направилась через Яффо в Испанию. Часть ее, уцелевшая в инквизиции, продолжила путь на север и обосновалась в Литве. В восемнадцатом веке купец первой гильдии Янкель Бурак с женой Еленой поднимали своих девятерых детей уже в Санкт-Петербурге.
Революция расколола семью: голодом вышибла десятидневного младенца из жизни и породила глубокий спор деда Янкеля со своими детьми о сионистском или социалистическом пути для евреев. В итоге две сестры направились в Палестину в 1924 году, а из шести оставшихся два брата-коммуниста с женой одного из них были расстреляны в 1937 и старший брат погиб на Ленинградском фронте в 1943 году.
Семья Нелькиных прошла примерно такой же путь, и в начале двадцатого века в городе Вильнюсе жили родители и два сына, Юдель и Пинхас. В тридцатых годах сыновья уехали в Ленинград, где в 1937 году на протяжении месяца оба были расстреляны. Родители Нелькины, к 1941 году уже бездетные, погибли в Вильнюсском гетто. Однако семья не кончилась. Старший сын, Юдель Нелькин, женился на Надежде Бурак лет за шесть до ночи, когда подтянутый офицер НКВД (я его всю жизнь помню) минуты за три забрал отца.
Лет через тридцать нам сообщили:
«Нелькин Юдель Абрамович, 1900 г. р., уроженец г. Вильно, еврей, беспартийный, старший инженер Ленпроектстроя, проживал: г. Ленинград, Канонерская ул., д. 26, кв. 20. Арестован 5 сентября 1937 г. Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 3 ноября 1937 г. приговорен по ст. 58-6 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинград 10 ноября 1937 г.»
После расстрела Юделя Нелькина его жену Надежду и меня, четырехлетнего Якова, выслали в Кировскую область, сперва в город Яранск в полутораста километрах от железной дороги, а затем в общежитие деревни Кугушерга, где весной обвинили в антисоветской деятельности и поджоге деревенского клуба.
Офицер КГБ из Яранска приехал днем на тюремной двуколке. Он был попроще того, ночного, - человечен и не формален. Скамья двуколки обита кожей. Он взял вожжи слева, мать села справа. Он разрешил взять меня на колени и тронул лошадь по вязкой грязи. За крайним домом велел мне, 5-летнему, слезть. Двуколка с ушедшей в колени матерью оставила меня, где стоял. Когда она скрылась, попытка повернуться не удалась, - грязь засосала ноги. Я упал на спину - и прилип. Вода потекла за шиворот. Парень из ремонтной мастерской напротив с треском вырвал пальто и меня из грязи, поставил на обочину и приказал: «в общагу».
Телеграмма в Ленинград «позаботьтесь о Яке, остался один» упала на семью в ужин. «Ну, я поехал», - сказал младший брат.
Мать ожидала суда в Яранской тюрьме, а меня взяла ленинградская бабушка Лена. Бабушка любила меня, рассказывала мне Библию и читала по памяти стихи Фруга.
Невероятным усилием семьи, многих добрых людей Кугушерги и Яранска и, главное, благодаря на минуту открытой «форточке», матери удалось – в числе еще пары десятков вторично родившихся по Союзу – вырваться на свободу прямо из зала суда! Форточка - форточкой, но если бы не настояние приезжего ленинградского адвоката (жены моего дяди по матери - Юлия) и накал зала суда и яранской публики в ответ на глубокую правду матери, не одержать бы ей невозможной в те дни победы, не видеть бы больше света.
По выходе из тюрьмы мать возвратилась на положение ссыльной в Яранске, получила работу в городе и забрала меня к себе. Документальная повесть матери об этом периоде под названием «Глава из жизни семьи Бурак, Россия, ХХ век, форточка» хранится в музее А. Солженицына.
- В Яранске вас и застала война?
- Нет. До войны мама еще сумела вернуться в Ленинград, приобрести вторую специальность, начать работать. Перед блокадой мама отдала меня в интернат, эвакуировавшийся в Ярославскую область, а после забрала бабушку, приехала в нашу деревню и в нашем интернате работала. Зимой 1942 года мать увезла нас в город Бийск. Могучий сибирский приток Оби, река Бия, отделяет город Бийск от Заречья. В городе мы жилья не нашли, удалось поселиться в Заречьи. Связь с городом летом поддерживалась наплавным мостом и лодками, зимой шла по льду до его набухания, но весной и осенью прерывалась.
В Заречинской школе я оказался единственным евреем. На первую встречу собрали два класса, «в тесноте – не в обиде», но меня не пустили ни на одну скамейку. Потом стенку парты пометили мелом: «жыт». Я считал эту надпись позором школы и ждал, что кто-то ее сотрет.
- А чего сами не стерли?
- Не я ее сделал, не мне стирать. Я мог ее незаметно смахнуть штаниной. Я не унизился, не смахнул - и с надписью «Жыт» и жил. У нас не было ни чернил, ни бумаги, ни перьев. Мы учились по довоенным учебникам. В них были статьи о Блюхере, Якире и Тухачевском. «Зачирикайте портреты, фамилии в тексте исправьте на Ворошилов», - получили мы указание. Класс радостно его выполнил. Мир для меня разделился на тех, кто ЖИвет и Думает, и тех, кто уверен, что возвышен породой, не тратит время на мысли и в слове из трех этих букв делает две ошибки. «Жыт» выделял меня из людей, звал их меня презирать, иногда – ненавидеть, а иногда - «любить». Этих «любителей» я сторонился как уже полного извращения. Но были еще и обыкновенные люди, те, кто различал людей по их личным качествам. Таких просто людей, то есть, по мне, жидов, – встречал очень редко. И высоко ценил.
- Ваш «раздел мира» не учитывал национальность?
- Да, не учитывал. Я опасался всех животно самовозвышенных, чужих и своих. Все люди были в одной беде. В соседнем сарайчике жила женщина со всегда голодным своим сыном Ваней. Мы думали, Ваня нашего возраста, раз почти нашего роста. Но к лету Ваню забрали в армию! Еще со двора не ушла жара, в Сибири короткая, как мать его вызвали в военкомат, пять километров пешком в одну сторону. Часа через четыре стон ее прошел по Заречью – несла домой Ванину похоронку.
Долгая война всем несла смерть, голод, злобу, истощенность, озлобленность, - но многим еще и потребность непоправимо унизить. Она вскрывала ледяные трещины между людьми и тоску по надежной обоснованности человеческих отношений.
В одном из разрывов я был виноват. После двух лет содержательной дружбы с соседом Костей, года на два меня постарше, и его сестрой, моих лет молчаливой, хозяйственной Ирой с голубыми глазами, всегдашней участницей наших встреч, я раз зашел – ни Димы, ни их матери не было дома. Ира показала мне на тарелку свежих, сочных, холодных стручков гороха. И предложила попробовать. Мне надо было, конечно, сбежать, зная, что в нашей голодной реальности пищу ни в их, ни в любом другом доме не предлагали гостю. И я это знал, сознавал и чувствовал. Мне стыдно за себя по сей день, - но стручок за стручком мы с Ирой горох этот вместе съели. Я-то ушел, а Ира – осталась.
При встрече Костя. вдруг повзрослевший, старший и сильный, не помянув горох. заговорил о несовместимости «наших наций» и отстраненно пообещал: «погоди!» Конечно, горох мне нечем восполнить... Но обвинение шло в глубины, неисправимые просто ничем. «Фашистская сила черная» проникла в Заречье города Бийска, в сибирский тыл всенародной, болезной, пульсирующей, громимой, наступающе-отступающей Красной Армии. Бабушка отмечала все пульсы на карте.
А Костя, брат Иры, - он с той стороны? Он у расстрельного рва – исполнителем?
Та наша встреча была последней. Но люди, готовые объединиться и слюдоедить тебя без вины, множились по ходу войны. Жизнь приучала к замыкнутости на книгах, - мама брала их после работы из библиотеки в городе. Спартак, Робин Гуд, Отелло, Тилль Уленшпигель, Айвенго уводили в мир идеальных человеческих отношений.
В один жуткий день мама получила письмо: Юлий Бурак, старший брат, ушедший добровольцем на Ленинградский фронт, погиб. Я знал о письме, но бабушка – нет. Мама не нашла сил добавить бабушке, «не знавшей» о судьбе двух расстрелянных сыновей, известия о гибели старшего. Живой, дядя Юля всегда писал раз в неделю. И вдруг – прекратились письма. Начались полгода отчаянных бабушкиных попыток выяснить правду – неопределенность не помогала нисколько. И правда – всплыла, конечно. Черная безнадежность невозвратимости ввела жизнь бабушки хоть в какое-то русло. И научила меня уважению к Правде в любых потерях.
9 мая 1945 года весь город собрался на площади: « …война завершилась. Мы победили. Дни мира вернулись на нашу землю». Мертвая тишина охватила толпу. И тут из конца в конец пронзил ее женский стон – не смолкнув весь День Победы.
- И вы вернулись в Ленинград?
- Да, мы возвратились в квартиру погибшего Юлия. Народ – обессиленный, на костылях, с продовольственной карточкой восстанавливал разбитую жизнь.
Я кончил школу и поступил на судомеханический факультет Института инженеров водного транспорта. Комсомольская работа в нем сохранила какие-то следы демократии и многому ценному нас научила. Потом уже больше такого не было, принуждение и повсеместная ложь все туже стискивали дыхание, толкая на путь покорного карьеризма.
- Не ваше направление?
- Не мое. Мелкий шрифт комментариев «Нового мира» звал нас в другую сторону, к свету в конце туннеля. «Поиск света» считался занятием модным, однако не подходящим для жизни. Друзья добросовестно продвигались в специальности, наращивали зарплату, разрабатывали взаимоподдержку, крепили свою репутацию и продвигались к ученой степени. Они создавали добротные семьи, растили детей и хоть участвовали во лжи, но лишь в минимальной степени. Что делать, люди хотят «хорошего». И если копилка полнится, с начальством вы в неплохом контакте, пепел Клааса не жжет ваше сердце, - какого вам света искать по туннелям? Работали ж немцы, детей растили и на концерты водили – в концлагере! В них там сам Эйхман играл на скрипке…
- Как же вы жили с такими взглядами?
- Пытался их отделять от жизни. В студенческие годы я получил несколько спортивных разрядов и специальность инструктора по туризму. С нею я подрабатывал в отделе туризма Дворца пионеров. При нем работала Школа инструкторов туризма. Мы водили детей в сложные многодневные походы - водные по Ладоге и Вуоксе, в пешие по Карпатам, в лыжные с ночлегом в лесу по Карелии, - теперь вспомнить страшно, какие возникали порой ситуации. Но главное случилось потом. Одна из групп курса инструкторов при Дворце пионеров по его окончании продолжила работу самостоятельно. Взяли, собрались – да создали Клуб Прочной Дружбы, он же КПД, он же Коэффициент Полезного Действия, то есть то самое, чего так недоставало задыхающейся стране, в особенности в ее воспитании молодежи. Главной работой стали походы по Ленинградской области, но с ясной культурной целью. Используя опыт Дворца пионеров, мы списывались с районными центрами, приходили к ним пешком или на лыжах и проводили концерты, спланированные нами самими. Ну, например, каждый разучивал по стихотворению Роберта Бернса – и в деревенском клубе прочитывал его, как умел, а общий наш хор исполнял песни Бернса. Искусство было, конечно, лыжное, но этой своей неспрошенной народностью оно и несло дух свободной силы в атмосферу российской затхлости. Эта само-стоятельность коллектива неизбежно вела нас к конфликту с силами принуждения. Дан был приказ – само-стоятельность нашу прикрыть. Но на дворе-то стояла советская оттепель. Мы обратились в «Литературную газету», сослались на ее же статьи о значении доверия к молодежи и попросили поддержки реально полезному делу. Газета привлекла к нам внимание Ленинградского Союза Писателей. Мы оказались втянуты в ту самую борьбу за человеческое достоинство, о которой все говорили. Только от нас она требовала стремительного гражданского становления семнадцатилетних мальчишек-девчонок и стала школой их Прочной Дружбы. Приказ о прикрытии Клуба принудители отложили. Вместо того районный дом культуры обратился к нам с предложением своей всесторонне казенной поддержки, включавшей зарплату руководителя Клуба, на условиях подчинения установленному порядку его работы, - «мы будем ответственны, вы – обеспечены и направлены». Директор был удивлен и обрадован, получив наш отказ. Вы не поверите, но мне домой позвонил секретарь комсомольской организации Ленинграда, чтобы понять – почему? Ко мне приставили «наблюдателя» от спецотдела Котлотурбинного института, где я работал. Многие в институте знали о Клубе и следили за ходом этой борьбы. Раз в институте был праздничный вечер с обязательной явкой передовых сотрудников – мы достали билеты, прошли в его зал - и взорвали его стандартную скуку подарком нашего Клуба - живым и броским молодежным концертом. Этакой дерзости принудители простить не могли. Они начали обрабатывать членов Клуба через комсомольские организации по местам их учебы, а Клуб в ответ - таять. Тогда партбюро втихую назначило «товарищеский суд» в институте. Но мы развесили объявления об открытом товарищеском суде над нашим Клубом и обратились с просьбой выдать пропуска на него всем членам Клуба, - ответа не было и членов суда не удалось найти. И все же принудители придавили нас, обратившись в парторганизации по местам работы родителей. Непобедимая и легендарная победила семнадцатилетних, а заодно и безответную институтскую интеллигенцию.
- Да был ли у советских специалистов какой-нибудь другой путь?
- Другого пути лишили оцепленных в рабские лагеря. А мы, советские образованцы, заискивающе ковали цепную ложь плановых качества и количества, чтобы питающая нас система ценила нас и продвигала.
- Уж очень вы строго судите интеллигенцию, Яков.
- Не строже истории. Россия жила принуждением и дожила до развала.
- Вы до отъезда проработали в своем институте?
- Нет, поступил на шоферские курсы, кончил их и нашел работу «сутки через трое» в лифтовой аварийной службе. Постепенно я получил диплом лифтового механика, а также второй и первый шоферские классы – и по зарплате сравнялся с друзьями.
В тот период я стал членом Клуба моржей «Большая Нева» - совершенно добровольной организации. Мы делали порой прекрасные вещи. Например: парой шлюпок поднимались за два моста, ныряли в Неву и между льдин и шлюпок плыли по течению под полуденным солнцем, под мостами, трамваями, пешеходами в шубах – на свой пляж у Петропавловской крепости. Или - новогодний снегопад на Неве, тишина, освещенная крепость, двадцатипятиметровая спокойная прорубь, полночный выстрел крепостной пушки, нырок наш в черную звездную воду – и замечательной чистоты чувство ко всем участникам ночного заплыва. С этим могу сравнить только Новый Год нашего Клуба в лесу у живой и громадной ели с живым Дед-Морозом с мешком подарков – поди, догадайся, что от кого и – после ужина - танцы в обнимку под ручной патефон в снегу в толстых походных куртках и лыжных ботинках, - дела прекрасные, как восхождение на Эльбрус, как велосипедом из Ленинграда в Москву за три дня! Высшее счастье, которое знаю – вот, на Валдае я, и триста километров уже за спиной, - но четыреста еще впереди, все – мои! Их пройти до конца - это как поступить на работу, убедиться, что принятая система расчетов не отражает процесса, вместе с друзьями найти и выразить верный путь, описать математическую картину явления, создать расчет и защитить его на ученом совете! Это как переехать из России в Израиль…
- Когда вы приехали?
- В 1978 году, в августе.
- Вы ожидали увидеть такой Израиль?
- Нет. Я ожидал глубины учета египетского изгнания и исторического европейского опыта. Безусловно, в Израиле есть культурный слой, но влиятельнее – противоположный, тот, что богаче, мельче и жуликоватее на всех уровнях. Обеспечив себе плошки с мясом и работу не свыше сил, желают евреи, как все народы, «отдохнуть у этой речки». Но не про нас эта пошлость писана, не принимают ее все народы. Да, может, и правы. Задача нашего народа - хранить мораль еврейской Библии, тысячелетиями сохранять цивилизацию. Поэтому гитлеры начинают свой путь «наверх» с разрушения библейской морали и с геноцида самих евреев - эту «работу» не с нами делить. Оценить значение Израиля может, по-моему, очень простой расчет. Вот он по семье Бурак: исходное число ее членов в России в 1926 году - 13, в Израиле – 3. В период с 1926 по 2010 год в терроре, войнах и на дорогах в России погибло 10 членов семьи, в Израиле – 3. Число членов семьи на 2010 год, в России - 23, в Израиле – 54.
Сравнив, мы видим, что выживаемость «сионистской» ветви в Израиле в десять раз выше, чем в тот же период в России. Полезно бы сделать тот же расчет и по других семьям.
- Как вы начинали в Израиле?
- Мы попали в хороший ульпан в Ашдоде, и нам даже скоро дали квартиру. Но дали так, что было не взять. Я тяжело изучал иврит с переводом не на русский, а на английский, которого тоже почти не знал. Я даже разработал методику параллельного изучения двух языков и купил словари и книги по ним обоим. Никакой путаницы слов и понятий не происходило, но времени мне всегда не хватало. Приходя же в отделение жилищного «Амигура» на другом конце города, я постоянно находил его закрытым. Хорошо, у вас не наши порядки жизни. Но вы же страна олим, уважайте же тех, для кого существуете, - напишите вы четко часы работы, пусть не на русском, пусть на иврите, - перерисую и разберусь! Так нет, их часы работы приходилось изучать методом проб и ошибок ценою в часы учебы. Верно, в конце концов мы получили квартиру не по заслугам, как я считал. То же считал, как видно, и религиозный начальник «Амигура», бесполезно затягивающий ее передачу. Я заявил, что пойду в синагогу и расскажу там Богу по-русски, как человек выполняет распоряжения страны и Сохнута. Это сработало.
- Ульпан устроил вас на работу?
- Нет, у ульпана не получалось. Но однажды я попал на завод «Левидей Ашкелон», где меня тут же приняли, и утром я вышел на работу. Завод назначил мне хорошую зарплату и помог купить машину: дал ссуду, аванс и взял на себя большую часть расходов по ее содержанию. Но вскоре завод закрыли, и его современные громады-машины были демонтированы и пошли на продажу, а то и на слом - с огромным, конечно, убытком. В Ашдоде я с улицы зашел на завод по сборке тяжелых грузовиков «Мак». Один звонок начальника кадров главному инженеру завода - и наутро я был поставлен в начало сборочной линии, чтобы изучить весь порядок сборки. Я очень ценил отношение руководства, да и рабочих, по большей части арабов из Газы, еще не испорченных «мирным процессом» хороших сборщиков. Я должен был проверять их работу, бывали и переделки – конфликтов не было. Через месяц меня уволили по сокращению штатов, - я был последним из поступивших. Через неделю позвали назад – я был счастлив вернуться, Но поработал всего два дня – и меня уволили. Завод закрылся, - и снова были рассеяны огромные ценности. Позднее меня принял тель-авивский колледж им. Сингаловского, им были нужны лаборатории гидравлики и измерений, а также организация дипломного проектирования. Я всегда старался работать по темам реальных предприятий и вовлекать в эти связи колледж. Однажды один из кранов крупнейшей израильской фирмы «Манофей Ави» перевернулся, его гидравлическая рулевая машина была деформирована. Мне ее подарили, предупредив: и не пытайтесь с ней разобраться. Два брата-студента решились взять на себя проект рулевой машины 500-тонного крана. Колледж нам помог разобрать машину по всем деталям. Мы много работали, но поняли все в рулевом управлении крана - и ребята изготовили ясные чертежи, расчеты и гидросхемы. На совместной защите братьев выслушали, не прерывая, и поставили по высшей оценке. Я продолжал проекты еще дет десять после ухода на пенсию, но, удалившись от предприятий, постепенно переключился на йогу.
- Как это произошло?
- Однажды я наткнулся на книгу по йоге и стал пробовать ее асаны (стойки) в спортзале «Бейт-Дани». Девушка-инструктор обратила на них внимание и принесла телефон Шивананда-центра в Тель-Авиве. Я окончил там три уровня практических упражнений, а затем прошел курс преподавателя йоги по системе Шивананда и получил диплом. После этого я поработал четыре месяца в ашраме на Багамских островах в качестве преподавателя и штатного члена его коллектива.
- Просветите нас, что такое ашрам.
- Исторически ашрам – это монастырь со школой йоги при нем. Ашрам сегодня - это международное общественное многоцелевое предприятие, главный пункт подготовки преподавателей йоги и популяризации многих ее направлений, а также очень своеобразный дом отдыха. Все участники ашрама учатся и работают, но никто не получает зарплаты. Жизнью ашрама правят свами – постоянные «настоятели монастыря» - его духовные и административные авторитеты. Им помогают временные работники - преподаватели йоги вроде меня. Главная привлекательность ашрама – его бережно сохраняемый психологический климат. Ашрам – деревня, где все всех знают с минуты, когда вас заботливо встретили. В нем каждый работает на коллектив, и вы погружены в постоянную заботу товарищей, которая носит название «Карма Йога». Вы получаете в ней свой участок и тоже стараетесь не оплошать - деревня это тотчас заметит и примет вас в круг любви. И чем душевнее ваша отдача, тем более сильным, незабываемым, важным периодом жизни для вас станет ашрам.
- Для вас он стал?
- Для меня – да, очень. Я сперва влился в рабочий двор и, значит, во все хозяйство. Люди не только просили помощи, но и сами порой предлагали помочь. Вот так и хотел бы я жить в Израиле! Вернувшись домой, я много занимался йогой - и сам, и преподавал.
- Вы, кроме того, много пишете.
- Да, в последние годы русские газеты и Интернет-журналы опубликовали около полусотни моих статей.
- Теперь это ваша работа?
- Нет, «Карма-Йога», - за статьи обычно не платят.
- Какова же ваша тематика?
- Основная - как Израилю выжить. У этой нужнейшей в мире страны слишком мало друзей, слишком много врагов и хватает проблем – даже и у себя дома. Главная из них – мировая атака несозидательной исламской цивилизации на либеральную западную. Свободный Израиль в нее включен как вызов и препятствие охвату исламом цивилизации Запада. Большегрузные транспорты нефтеденег вбрасывает ислам в разрушение Израиля. Но результат поражает совсем не ту цель. Вот вам пример из моих статей: Мертвое море пересыхает и прекращает испарение кубических километров его воды в год. Наступающая засуха сталкивает Ближний Восток в климатическую катастрофу. В содружестве с ООН и страдающими странами района Израиль мог бы пробить водовод из Средиземного моря в Мертвое и чудо света восстановить. Но для ООН и для стран района важней устранить Израиль (что не принесет исламу ни хлеба, ни воды и ни мира), чем встать на созидательный путь.
- Одна из ваших тем - йога и потенциал ее влияния на здоровье. Вот на фото (см. в конце текста) ваша стойка на вазах. Да сколько ж вам лет на снимке?
- 77, раньше мне было бы так не подняться. Опрокинуться и встать на горшки – это не то же самое, что сделать асану на полу. Но те, кто включен постоянно в йогу, получают ее подарки, и тут один из них ясно виден: йога подтолкнула, я освоил движение – и получился «Портрет на горшках».
- Это «подталкивание» и называется омоложение?
- Ну, возраст никто не способен понизить. Поэтому правильнее - движение-против-возраста, а коротко – антиэйджинг. Он пока мало известен в Израиле, хотя Дом престарелых «Алленби» дал мне возможность работы в группах возрастом 80 - 100 лет и старше. Работа в них учит нас, что старение – во многом субъективный и обратимый процесс.
- Что ж обратимо в нем, если не возраст?
- Обратимы самочувствие, самооценка, самостоятельность, работоспособность. И, следовательно, – социальная суть человека. Жизнь нашу принято делить по годам и доходам на три возраста: до 20 – беспечное иждивенчество, 20-65 – напряженно рабочий производительный возраст, 65-80 – пенсионное существование – рукой махнуть: старость – не радость. Рост ее продолжительности за восемьдесят и выше – сегодня общемировая проблема.
- Но если, как вы говорите, старость - не радость, зачем же миру ее продлять?
- Вот как раз я говорю обратное: продлите свою работоспособность в пенсионный период жизни. Каждый из нас во все возрасты и созидатель, и потребитель, и потребительство приходится обеспечивать. В первый период жизни – нашим молодым родителям, во второй – нам самим, в третий – обществу, за счет ценностей, произведенных нами же на протяжении второго периода. Антиэйджинг - это комплекс мероприятий, физических, психологических, физиологических, социальных, – выполняемых человеком своими силами и превращающих пассивный процесс старения в активное использование скрытых возможностей организма.
- Но есть медицина, почему же «своими силами»?
– По причинам анатомическим. Наш организм состоит, как известно, из двух частей: из души и тела. Душа – это личность, а тело – инструмент взаимодействия души и природы, запускаемый в действие через мозг. Мозг – замечательный управляющий механизм, требующий, однако, постоянного присмотра души, без которого он опускается на уровень наименьших энергозатрат и пассивности, то есть: старения. Антиэйджинг же заставляет мозг работать в режиме высокого напряжения.
- Яков, но пенсионный период - время заслуженного отдыха, а не высокого напряжения!
- Что делать. Физиология не оставляет нам выбора: что не используешь, то теряешь. Термин «заслуженный отдых» следует понимать как освобождение от ежедневных производственных напряжений, а не от напряжений вообще. Уложите свое тело на неделю в постель – вы с трудом подниметесь. Это – временная пассивность, но современная медицина все настойчивей рекомендует при первой возможности выходить и из нее, всегда храня бодрость мозга и управление организмом. Иначе мозг ловит сигнал о частичной отмене функций и перестраивается на режим частичной работы тела в облегченных условиях. Дайте временной пассивности стать постоянной – и в ваше тело войдет анархия, то есть неуправляемое равновесие в работе систем без дружеского взаимодействия между ними. Культура тела страдает первой. Неупражняемая скелетная мускулатура ослабевает, перестает поддерживать позвоночник, тело сутулится, плечи вжимаются в легкие, их объем сокращается, дыхание становится поверхностным и более частым, но все равно недостаточным для поддержания кислородопотребности тела, окислительные процессы в нем нарушаются, сгорание шлаков крови становится все менее полным, кровь тела роняет свое отбросы, не донеся до печени, загрязняет суставы, ограничивает их движение, забивает сосуды, повышает их сопротивление току крови, затрудняя работу сердца и снижая нашу выносливость, ухудшает питание органов и, в частности, мозга. Все это вместе рушит связь с жизнью, - я описал здесь старение человека, предпочитающего «заслуженный отдых» высокому жизненному напряжению.
- Но это же и есть природная судьба человека!
- Простите за жестокое слово, но природная судьба организма, потерявшего способность поддерживать свое полезное место в стае – удаление от стаи и смерть. Силой разума человек поднялся над естественным законом природы как раз потому, что способен наращивать разум на протяжении всей своей жизни. Но раз способен, то значит – обязан. Обязан своей специфической ролью в цепочке развития человечества, своим стремлением к работоспособности и достоинству в любом возрасте.
- Но вечная молодость – мечта человечества - не от человека зависит!
- В том-то и дело, что не-старение (а не вечная молодость) – зависит от человека и все больше людей на свете осознают эту зависимость. Осознают могучую силу высокого жизненного напряжения, обеспечивающего общественно-полезное долголетие и достойное место в стае. Осознают – и сознательно выбирают не облегченный «заслуженный отдых», а трудный путь постоянного подъема по жизни, называя его «антиэйджинг».
- Я этот «постоянный подъем» плохо себе представляю.
- «Постоянное восхождение» - это процесс нормального обучения в молодости: день за днем вы знаете и можете больше. Продолжайте этот процесс всю жизнь. Каждый день требуйте от мозга физической и умственной нагрузки на тело и разум и контролируйте выполнение этих заданий. Заметьте, я говорю об субъективной нагрузке, а не о ее объективной мере, - не о вечной молодости, а о независимости и работоспособности в любом возрасте. Поступив в ваше личное учебное заведение, ваш мозг, подчиняясь приказу души, привыкает работать в режиме нарастающей сложности - и день за днем движет способности подчиненных ему тела и личности на подъем, к чуть более полноценной работоспособности, чуть выше вашего предела вчерашнего. Процесс не легок – ни вам, ни мозгу. Но он и не противоестественен. Вы и ваш мозг так же втянетесь в эту учебу, как мозг вашего расчетливого соседа, забившегося в свой угол и почуявшего страшный вред в перегрузке, втягивается в режим постоянного отдыха, вскоре становящегося тоже слишком тяжелым. В то время, как вы растете, душа соседа шлет своим системам и мускулам приказ на снижение энергозатрат. И мозг, получая «добро» души на движение вниз по склону, охотно приступает к демонтажу мускулатуры и органов до их генетически минимального состояния.
Активность вянет, связь с жизнью ослабевает. И вот ваш сосед, сэкономив время и напряжение, растраченные вами на бодрость и перспективу, истратит все, что сберег, на медицинское оживление спадающих органов, не способных уже поддерживать нормальную физиологию тела. Теперь придется ему годами принимать дюжину противоречивых лекарств, имеющих кумулятивное (накопительное) действие и выводящих его из равновесия с самим собой и природой. Вас же каждый час антиэйджинга избавляет от четырех часов врачевания с обратным эффектом: врач с годами все меньше нужен. Начав всерьез заниматься в 65 лет (если вы не сделали этого раньше), к 75 вы снизите зависимость от медицины до ежегодной врачебной справки в спортзал.
Двигаясь в противоположные стороны, вы с соседом приходите, естественно, к противоположному результату. «Все там будем», машет рукой ваш сосед-ровесник. Он прав, антиэйджинг не даст бессмертия, - лишь перестроит вам «старость - не радость» в качественные, рабочие, достойные годы. Сосед уйдет из них раньше вашего, залеченный, отравленный, больной и обиженный, поленившись использовать отпущенный природой резерв. Вам же ваше напряжение принесет несколько дополнительных лет интенсивной, полноценной, продуктивной, молодой и полезной жизни, из которой уйдете здоровым, уравновешенным человеком. Если вам повезет, то прямиком из спортзала, оставив завидный пример соседям, к 80 годам уже не способным пройти с рюкзаком и внуками десяти километров, выполнить элементарную стойку на голове или написать в газету содержательную статью о здоровье. Так что решайте, какой путь лучше?
- Выбор очевидный, но как этого достичь?
- Вашему мозгу нужны, как минимум, три нагрузки: физическая, ментальная, социальная. Включившись в систематическое движение на свежем воздухе, вы поступите правильно. Но отнеситесь спокойно к тому, что ваши технические результаты, невзирая на все усилия, все-таки будут падать в каждой наступающей пятилетке. Дозируя нагрузки, введите в свои занятия здравый смысл, не затмевающий главной цели - систематического наращивания напряжения, а не его технического результата. Войдя в многолетнюю работу в спортзале, вы поступите правильно. В особенности, если ваша нагрузка включит в себя йогу. В этом случае вы отрабатываете одновременно и технику, и дыхание, и симметричное – восстанавливющее - владение телом. Оно устранит односторонность мускульной стяжки, скопившуюся за рабочие годы, и освободит вас от местных болей. Отрабатывая технику йоги, вы не рискуете дойти до предела, у вас всегда будет, куда расти, и тело ваше, освоив каждую новую асану (позу йоги), снова и снова повторит «Ну?! Этому я уже научилось, давай делать новый шаг». Вы отвечаете на все растущие требования и возможности тела (инструмента вашей связи с природой). Систематически сочетая различные виды движений, вы развиваетесь многосторонне. Современные израильские многоцелевые спортивные залы растут в стране и числом, и объемом, и качеством. И предлагают все лучшее оборудование. Сегодня оно включает в себя основные станки для «качания» (развития скелетной мускулатуры подъемом тяжестей), начиная от минимальных нагрузок, станки для ходьбы и бега, станки-имитаторы подъема на лестницу, бега на лыжах, гребли. Есть и место для йоги – и на полу, и, в последнее время, на этаж выше, на уровне положения тела при основных силовых упражнениях.
Есть и разнообразные станки для прогиба тела, допускающие сложные асаны, выполняемые с большим удобством, чем просто на коврике. Это новизна, постепенно входящая в жизнь, исключительно важна, так как само «качание» вызывает остаточное укорочение мускулов, становящееся привычным. Для их обратного растяжения приходится выполнять специальные растягивающие упражнения. Позы же йоги, включаемые между основными подъемами, позволяют и отдохнуть, и выполнить растяжения тут же, со станка не вставая. С другой стороны, силовые упражнения укрепляют мускульную систему самым удачным для силовой йоги образом, так что занимающийся любого возраста получает возможность двигаться (развиваться) сразу в нескольких направлениях.
В лучших тренировочных центрах каждый занимающийся получает еще и дополнительное право на бесплатное посещение занятий вне основного зала: женщины – четыре урока в неделю, мужчины – два. Сам я использую свои два, но есть в центре женщины, что посещают четыре. Годами встречаясь с ними на общих уроках пилатиса и йоги, не могу не заметить положительных изменений в их технике, фигуре и психологическом облике. Получаемое физическое развитие оказывается и достаточным, и разносторонним, и развивающим – преподаватели усложняют задания и каждый участник развивается на своем личном пределе, понятия не имея, что дорога стихийно ведет в антиэйджинг. Та же технология применима и к умственной деятельности. Ее диапазон должен постоянно углубляться и расширяться, и нет ему никаких пределов. Читая свои заметки пятилетней давности, вы будете отмечать духовное повзросление. И, наконец, аспект социальный. Все, что вы делаете, имеет свой адрес – и адрес этот – не лично вы. Ваш антиэйджинг освобождает медицинские и социальные службы от расходования на вас средств и времени – кроме пенсии за сверхрасчетные годы жизни. Кроме того, есть понятие «карма-йога». Это радость вашей бескорыстной любви, вашей заботы о других людях, вашего обогащающего обе стороны служения им. Равновесие получения и отдачи включает вас в коллектив в определенной и нужной роли. Осознание рабочей включенности дарит вам чувство нужности и уместности вашей работы – и ответное признание со стороны товарищей. Это значит, что ваше моральное здоровье установлено на твердой основе. Вы живете полезной, полноценной, счастливой жизнью человека на своем месте.
- Яков, сегодня вам почти 80. Вам удается чувствовать себя «человеком на своем месте»?
- По жизненному напряжению – да. По результатам – судите сами. Лет шесть назад йога подтолкнула меня в акробатику, точнее, в Акробатическую Йогу. Я тогда кончил недельный курс в Лондоне. АкроЙога – это работа в составе группы, взаимоподдержка, взаимоответственность, глубокие психофизиологические связи между людьми, дающие возможность расти и учится быстро. Но в Израиле АкроЙога не была развита до прошлогодней международной встречи в израильском городе Мицпе-Рамон. Я оказался в ней самым старшим участником, однако многие вещи сделал впервые в жизни, познакомился с гостями Израиля и поработал с израильтянами. От них я узнал, что в тель-авивских парках работают две самодеятельные группы по АкроЙоге. Я вступил в обе, будучи там втрое-вчетверо старше всех, что обе стороны мало смущает. Сказать вам правду – свою работу на равных с этими мальчишками и девчонками я считаю самым значительным достижением к восьмидесятилетию своей жизни. Нелегкий эксперимент подтверждает предположения: вместо болезней, запустения и обреченного опускания в бесполезность, антиэйджинг раскрывает резерв наших жизненных сил. За практику их раскрытия я глубоко благодарен тому самодеятельному израильскому молодежному коллективу, в который принят и где работаю. И лучше я остановлю слова и приведу вместо них несколько снимков из наших открытых всему миру сайтов - "בואו לעוף" «Приходите летать», поскольку вам лучше работу увидеть, чем семь раз о ней прочесть.
___
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #12(159) декабрь 2012 — berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=159
Адрес оригиначальной публикации — berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer12/Judson1.php
