Избранные материалы из сборника
"Географическое положение и территориальные структуры"
(продолжение. Начало см. в №11/2012
berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer11/Poljan1.php)
I
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО И.М. МАЕРГОЙЗА
МАТЕРИАЛЫ К БИОГРАФИИ
Исаак Моисеевич МАЕРГОЙЗ
АВТОБИОГРАФИЯ
Родился на Украине в маленьком местечке Янов Винницкой области в 1908 г. в семье мещанина. Отец мой, умерший от тифа в годы гражданской войны, имел лавку, а мать – домашняя хозяйка, после революции жила на иждивении детей-педагогов, она умерла в 1950 г. В 1924 я окончил семилетнюю школу в родном местечке и после этого в течение года работал жестянщиком-кровельщиком в мастерских сахарного завода в близлежащем селе Корделевка и в артели м[естечка] Мохновка Житомирской области, где тогда учительствовала моя сестра. В 1925–1928 гг. учусь в житомирском педтехникуме, по окончании которого преподаю. В техникуме я вступаю в ряды Ленинского комсомола (1926 – кандидат, 1928 – член), пребывание в котором мне очень много дало в смысле воспитания. Год я учительствовал в начальной школе (с. Народичи Житомирской области), а 3 года – в семилетней школе г. Овруча Житомирской обл., где в течение 1931–32 работаю и в качестве школьного инспектора. С тех пор я на всю жизнь полюбил педагогическую работу (быть может, сказалось и влияние старших братьев и сестер-педагогов).
В 1932–1937 гг. учусь на Геофаке МГУ, где больше всего работал в семинарах профессоров Н.Н. Баранского, Н.Н. Колосовского и И.А. Витвера; к географии у меня было тяготение с детства, географию я преподавал и в семилетней школе. В 1937–1940 гг. я был в аспирантуре МГУ, в 1940–1941 гг. я работаю научным сотрудником и одно время ученым секретарем Института географии Украины в г. Киеве. В начале июля 1941 ухожу в ряды Советской Армии, где гл[авным] образом преподаю военную топографию на различных курсах, в том числе в составе действующей Армии. По увольнению в запас из-за невозможности использования по состоянию здоровья отправляюсь в г. Куйбышев, где жила моя жена. В г. Куйбышеве я несколько месяцев лежу в больнице (тяжелая желтуха) и частично преподаю в педагогическом институте, читая экономическую географию Германии, Франции и Англии, занимался кроме того немного журналистской деятельностью.
С сентября 1943 преподаю в МГУ – сначала ст[аршим] преподавателем, а с 1947 – доцентом, заняв эту должность по конкурсу; в 1945 г. защитил диссертацию. Моя научная работа протекает в нескольких направлениях. Во-первых, я занимаюсь эк[ономической] географией СССР, считая что для занятий по зарубежным странам важно со всех точек зрения не отрываться от географии родной страны; больше всего работал по Украине и Ниж[нему] Поволжью, по которым имею печатные работы. Во-вторых, я изучаю в течение ряда лет Германию и Австрию (мною написаны в предварительном варианте конспект лекций по этим странам на 600 стр., напечатано пока только о Вене); в-третьих – европ[ейские] страны народной демократии, особенно Чехословакию и Венгрию, по которым опубликовал несколько работ. Из теоретических вопросов меня больше всего интересуют пробемы международного территориального разделения труда, роль в нем крупных городов. Мою работу немало тормозит болезнь, связанная с тяжелой наследственностью (депрессивные состояния начались у меня с 1936 г.). В преподавании я наибольшее внимание уделяю работе с дипломниками, со студентами, пишущими у меня курсовые работы, с аспирантами.
На оккупированной территории и в плену ни я ни мои родные не находились, за границей родственников не имею.
17.XII.1952.
Николай БАРАНСКИЙ
О КАНДИДАТСКОЙ ДИССЕРТАЦИИ И.М. МАЕРГОЙЗА
НА ТЕМУ «ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СТАЛИНГРАДА»[1]
Диссертация И.М. Маергойза очень резко отличается от обычного типа экономико-географических работ, представляемых на соискание кандидатской степени, и по объему темы, и по ее трактовке, и по характеру содержания, и по самому объему работы.
Обычно темой для кандидатской диссертации берут целую область СССР или большой экономический район какой-либо капиталистической страны, а если ограничиваются одним городом, что имеет место гораздо реже, то дают его полную экономико-географическую характеристику. В данном же случае мы имеем дело с одним лишь географическим положением одного города – Сталинграда.
Таким образом, первой специфической особенностью рассматриваемой работы является узость темы.
Еще резче выделяется работа И.М. Маергойза по трактовке темы. В громадном большинстве случаев кандидатские диссертации по экономической географии переполнены всякого рода фактическим материалом, статистическими таблицами (с показателями абсолютными и относительными, в статике и в динамике), картами, картосхемами, картограммами и картодиаграммами, всякого рода описаниями и элементов природы, и отраслей хозяйства, и населенных пунктов и т.д. и т.п. Всего этого бывает нагорожено в диссертациях чрезвычайно много, в результате чего диссертация разбухает до 300 страниц и более. Но если что в них встречается очень редко и в чрезвычайно скудном количестве, так это обобщений, выводов, вообще говоря, мыслей и тем более мыслей своих, оригинальных, не заезженных.
За густым частоколом всякого рода фактов лишь с величайшим трудом выискиваешь мысли, и приходится очень много тратить времени, чтобы докопаться до того логического стержня, к которому относятся приводимые факты. Сплошь и рядом этого стержня и не бывает, остаются факты для фактов.
У Маергойза дело обстоит как раз наоборот. Фактических сведений совсем мало, вернее, ровно столько, сколько требуется для освещения избранной им весьма узкой темы. Но зато логический стержень изложения всегда совершенно ясен. Автор владеет фактическим материалом, а не фактический материал – автором.
Фактические справки даются там, где они нужны, и в том количестве, в каком они необходимы для доказательства или иллюстрации мыслей. Мыслями же диссертация положительно изобилует, и мыслями свежими, оригинальными, смелыми.
По объему диссертация совсем не велика – всего 160 страниц, т.е. каких-нибудь 6-7 печатных листов, и читается с начала до конца с неослабевающим, захватывающим интересом.
Свою узкую тему автор исследовал досконально. В семи главах своей работы, начиная со второй и кончая восьмой, автор анализирует и макроположение Сталинграда, и его микроположение, и отношение его к низовьям Волги и Каспию, к среднему и верхнему течению Волги, к Каме и Уралу, к Москве, Донбассу и Предкавказью.
Тема узкая, но зато как всесторонне и детально она разобрана и как полно показаны все особенности положения Сталинграда и все значение этих особенностей для хозяйственного развития города на всех этапах этого развития.
Надо было страстно влюбиться в свою тему, глубоко «вгрызться» в нее, чтобы дать такой исчерпывающий ее анализ.
Мне приходилось не раз касаться темы диссертанта, коротенько в учебниках, полнее и обстоятельнее в лекциях, но должен откровенно признаться, что дальше самых главных черт этого положения – на выступе Волги к Дону и Донбассу, у пересечения с Волгой пути из казахских степей через ворота между Уралом и Каспием – я так-таки никогда и не доходил.
Диссертант же из этого простенького мотивчика на манер «Чижика» сделал целую «оперу». Обнаруженную автором способность так глубоко и основательно анализировать взятую для исследования тему надо считать качеством, для научного работника исключительно ценным. Я бы даже сказал, что переоценить это качество даже и нельзя. Концентрация мысли на определенном вопросе – первейшее и необходимейшее условие всякого научного достижения.
В кратком заключении (глава 9) автор подытоживает все особенности географического положения Сталинграда в их совокупности и сочетании, связывает с этим производственную структуру его промышленности и правильно намечает перспективы дальнейшего Сталинграда в связи с железнодорожным строительством (линии от Сталинграда на Южный Урал с продолжением на Сибирскую магистраль) и с развитием добывающей промышленности и сельского хозяйства в ближайшей к Сталинграду окрýге.
Очень большое значение в работе имеет первая, вводная глава, в которой автор дает теоретический анализ понятия положения, попутно критикуя взгляды Ратцеля, затем приводит очень интересные и имеющие глубокий географический смысл замечания об особенностях конфигурации речной сети на Русской равнине, а также обобщения о положении русских городов на пересечении реками переходных полос между широтными зонами. Это введение придает избранной автором узкой теме широкое методологическое значение. Географическое положение Сталинграда, так мастерски проанализированное автором, приобретает интерес и значение не как тема о положении только одного Сталинграда, а как частный и, я бы сказал, образцовый пример развития общих положений на конкретном материале. Одно подкрепляет другое и вместе представляет собой единое монолитное целое.
В диссертации много хороших географических сравнений. Умело использована значительная литература – русская и иностранная.
Что еще можно добавить по поводу этой диссертации?
Автор показывает себя в ней, во-первых, убежденным принципиально выдержанным марксистом, во-вторых, настоящим географом и, в-третьих, большим эрудитом. Каждое из этих качеств хорошо и само по себе, взятое в отдельности, а в совокупности они особенно хороши, ибо такое сочетание качеств создает, как говорится, «новое качество». Изложение диссертации безукоризненное.
Сказать, что диссертация вполне заслуживает кандидатской степени ее автору, было бы мало. Это, несомненно, лучшая из кандидатских диссертаций, с которыми мне приходилось знакомиться. Ввиду исключительности данного случая я позволю избавить себя от малоприятной обязанности выискивания недостатков. Это было бы совсем неостроумно, ибо данная диссертация специфична своими достоинствами.
Исаак Давидович МАЕРГОЙЗ
(в записи и с комментариями Павла ИЛЬИНА)
ЭТО БЫЛА ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ СЕМЬЯ
Два Исаака Маергойза
Канал Чесапик–Огайо был построен в 1830-е годы, чтобы суда могли обходить пороги реки Потомак.[2] Это давно уже не транспортная артерия, но по ней можно плавать на барке XIX века, то есть на ее имитации для туристов. Рядом дорога, популярное место велосипедных и пешеходных прогулок вашингтонцев. Если бы не этот памятник инженерного искусства позапрошлого века, мы не узнали бы много интересного про И.М. Маергойза и его семью. Именно на прогулке вдоль канала Чесапик–Огайо я встретил человека, которому был представлен как географ, окончивший Московский университет.
– Так вы с геофака? – спросил он. – Тогда вы должны знать мою фамилию.
– ?????
– Моя фамилия Маергойз. Исаак Моисеевич – мой родной дядя...
Так я познакомился с Исааком Давидовичем Маергойзом (И.Д.М.), племянником Исаака Моисеевича. И когда началась работа над сборником памяти И.М., я, по просьбе его составителей, обратился к И.Д.М. с предложением написать о дяде. Племянник отказался наотрез: «Я очень любил своего дядю. Мы были очень близки. Я не могу писать о нем. Для меня это слишком эмоционально». Пришлось поверить, ибо заподозрить И.Д.М. в неумении писать невозможно. Исаак Давидович Маергойз (Isаak D. Mayergoyz), математик и инженер, профессор Мэрилендского университета в Колледж-Парке под Вашингтоном – автор и соавтор более чем десятка книг и сотен статей. Однако упустить возможность узнать от близкого родственника то, что не могут рассказать друзья и коллеги, было нельзя. И я предложил записать его воспоминания на магнотофон, надеясь, что так будет для него легче. Он согласился.
Я посетил И.Д.М. в его уютном доме в Роквилле, северо-западном пригороде американской столицы. Нaша беседа продолжалась полтора часа. Беседа, а не интервью: не было ни подготовленных вопросов, ни подготовленных ответов. И даже беседой то, что я записал на пленку, можно назвать только условно. Это был монолог, лишь изредка прерываемый моими вопросами и замечаниями.
Такая форма имеет свои плюсы и минусы. Главный плюс – тот, что И.Д.М. мог говорить свободно, вспоминая всякие, порой неожиданные, детали, которые могли бы и не всплыть в жестко детерминированном интервью. А минус – это то, что информация (слово, не совсем подходящее для такого вольного жанра, но отражающее суть дела) разбросана по разным частям «интервью». Поэтому создать связный текст для печати непросто. В итоге я поступил так: собрал все, что говорил И.Д.М, в логические блоки и сопроводил их своими комментариями, а иногда самими вопросами – там, где они мне кажутся полезными. Далее мои слова даны курсивом, как и эта преамбула. В подстрочных примечаниях, при необходимости, содержатся пояснения.
Добавлю, что И.Д.М. вспоминал не только дядю, но и всю семью Маергойзов. И часто темы, которых он касался, детали, которые сообщал, относились не только к этой семье, а ложились дополнительными мазками на общую картину того времени.
Итак, слово Исааку Давидовичу Маергойзу.
Мой дядя
Я – киевлянин и никогда не жил в Москве. Но часто бывал там и всякий раз непременно заходил к Исааку Моисеевичу и его жене Рахили Марковне. Позвольте мне дальше называть их Исааком и Рахилью, или просто дядей и тетей, как я привык. Особенно часто я гостил у них, когда после окончания института работал по распределению в Пензе: мой путь домой всегда лежал через Москву. Бывать у них для меня было огромным удовольствием. Мы часто гуляли вместе. И о чем только мы ни разговаривали!
Жили они в доме, известном как Дом преподавателей МГУ, это на Ломоносовском проспекте. Вначале у них была однокомнатная квартира в первом подъезде, если идти от метро, а потом они получили двухкомнатную квартиру в самом крайнем подъезде с другой стороны – на самом верху.
Естественные факультеты МГУ переехали на Ленинские горы в 1953 году, я поступил туда годом позже. Дом, о котором говорит И.Д.М., пользовался у тогдашних студентов большой популярностью. Ломоносовского проспекта еще не было, дом стоял на Боровском шоссе. Он одиноко возвышался над окрестными пустырями, позднее сплошь застроенными. А популярен был потому, что в нем находился гастроном – ближайшее к университету место, где градус продаваемых напитков не ограничивался. Вино тогда продавалось в подвале Главного здания МГУ, а пиво – даже в факультетских буфетах, но любителям чего-нибудь «погорячее», приходилось ездить, как мы говорили, «на Боровское». У И.М. и его соседей по дому таких проблем не было.
Рахиль была очень интересной женщиной. И внешне, и внутренне. Но дяде, видимо, не всегда легко было с ней, потому что она всегда настаивала на своем и умела это делать. Но она была добрым человеком, очень хорошо смотрела за ним и была предана ему до бесконечности. И я считаю, что у них была счастливая семейная жизнь. Хотя они прожили ее не зарегистрированными, что было нормальным для людей их поколения.
У меня с ней были очень интересные отношения. Мы постоянно спорили. Я был первым в семье антисоветчиком, а она – доцентом на кафедре марксизма-ленинизма Московского энергетического института… Мне казалось, что для нее, как и многих людей в советской России, существуют только два мнения – ее и неправильное. Дядя Исаак никогда в эти споры не встревал, сидел и улыбался. Он играл роль мудрого человека, каковым, на самом деле, и был.
Я был молодым и говорил то, что думал. Можете представить, что я наговорил ему, когда он подарил свою книгу Новотному![3] Он не хотел меня слушать и сказал, что я должен держать язык за зубами. А я – что язык не для этого дан человеку. Уже тогда моя тетя говорила мне: «Тебе повезло, что ты родился позже. Что ты не жил при Сталине». Сейчас я думаю, что наши разногласия во многом объяснялись разницей в возрасте. Но мы любили друг друга… Несмотря на все наши разногласия.
А, может быть, и поэтому тоже? – перебил я рассказчика. – Им были интересны ваши рассказы, ваше мнение – как я понял, всегда самостоятельное, нравилась полемика с вами. Но они, несомненно, знали и понимали больше, чем могли позволить себе говорить. Жизнь приучила их к осторожности. Вот ведь бросила Рахиль Марковна фразу: «Тебе повезло... ты не жил при Сталине».
А с годами мы сблизились невероятно. Когда умер мой папа, дядя Исаак сказал: «Теперь я твой отец».
Он был человеком искусства. Любил музыку, литературу, поэзию. Любил петь и пел очень хорошо. Когда-то, очень давно, мы часто отдыхали вместе, всей семьей. В Крыму или на Кавказе – в Кисловодске, Железноводске, Ессентуках. Мы гуляли вечерами, и он пел. Даже оперные арии. У него был изумительный голос, он был удивительно музыкален. А как он пел украинские песни! «Дивлюсь я на небо тай думку гадаю: Чому я не сокіл, чому не літаю». Или «Гори, гори, моя звезда». Потом я слышал этот романс в исполнении Козловского. Конечно, я не сравниваю дядю с Козловским. Но, понимаете, Козловского вы слушаете в зале, а здесь, когда певец рядом с вами, совершенно другое впечатление. И я помню, как на его панихиде в Московском университете выступал один человек с Украины и вспоминал, как он пел. Его пение... это был талант. Говорили, что если бы он не пошел «по географической части», то вполне мог бы сделать карьеру певца.
А у тети были сложности со слухом. Но когда он пел и брал очень громкую ноту, она закрывала уши и улыбалась. А я спрашивал: «Тетя, что вы там закрываете, вы ведь все равно ничего не слышите!». Но важно, что она улыбалась, когда он запевал.
Он восхищался моей памятью, тем, что я мог часами декламировать стихи наизусть, читать от начала до конца «Девушку и смерть» Горького. Больше всего ему нравилось: «Смерть – не мать, но – женщина, и в ней / Сердце тоже разума сильней...». Для меня это было тогда далеко, для него гораздо ближе. «В темном сердце Смерти есть ростки / Жалости и гнева, и тоски». Я читал ему и Блока: «Медлительной чредой нисходит день осенний, / Медлительно кружится желтый лист, / И день прозрачно свеж, и воздух дивно чист – / Душа не избежит невидимого тленья. / Так, каждый день стареет все она, / И каждый год, как желтый лист кружится, / Все кажется, и помнится, и мнится, / Что осень прежних лет была не так грустна». Последние две строчки он любил особенно.
Дядя был невероятно работоспособным. По-английски это будет: He was deeply immersed in his research work (глубоко погружен в свою научную работу). Он работал день и ночь. Я никогда не видел человека более работоспособного в его возрасте, чем он. Его работоспособность была уникальной.
Это свойство дяди настолько поражало племянника, что он не раз вспоминал его в нашем разговоре. А вот как отдыхал дядя?
О, он знал, как отдыхать. Но не в конце своей жизни. Он работал беспрерывно. Я поражался... Просто беспрерывно. Он садился за стол в своем кабинете и мог сидеть по восемь-десять часов, писать, не прерываясь. У некоторых это свойство проявляется в молодости, а у него тяга работать тяжело пришла в конце жизни. Молодым, как я его помню, он очень любил жизнь, любил хороший отдых, компанию, любил театр. А потом все это ушло, у него осталась только работа и больше ничего. Такое впечатление было. Когда бы я ни приехал, он работал. Сидел за столом и писал.
В конце своей научной карьеры он вдруг начал интересоваться математикой и ее применением к географии. Я с ним спорил по этому поводу; я считал, что применение математики там поверхностное, что ее результатом может быть лищь наукообразие. Он со мной не соглашался. В таких случаях Рахиль Марковна улыбалась. Она слушала и улыбалась.
Здесь я хочу присоединиться к И.М.. и выразить свое несогласие с И.Д.М. Я тоже помню, как первые попытки использования математических методов в географии вызывали улыбку у многих математиков. И у многих географов тоже. Пропоненты же этих методов порой бывали наивными, полагая, что «нам математика сделать все сумеет».[4] Но разве не благодаря этим первым энтузиастам возникли, в конечном счете, геоинформационные системы, без которых сегодня немыслимы как география, так и многие другие отрасли знаний? И математические методы уже давно входят в программу географических факультетов университетов.
Он любил молодежь, своих учеников. Он приглашал их к себе. Он проводил с молодыми много времени, часто беседовал по телефону. Он жил с ними. Я думаю, что он черпал от них энергию, так я это чувствую. Ученики его обожали.
Многие его ученики и коллеги работали в Институте географии Академии наук, он поддерживал с ними очень близкие отношения. А после того, как он скончался, тетка (я называю ее теткой от любви) взяла на себя эту миссию... Она много занималась с ними, и с ее помощью им удалось опубликовать его рукописи.
Я сказал И.Д.М., что в этом сборнике он сможет прочитать немало интересного о своем дяде – в воспоминаниях его учеников и коллег. А кто еще бывал в его доме?
Многие интересные люди. Например, Олег Тимофеевич Богомолов; помню Андрея Петровича Капицу, он тогда был деканом геофака; бывал Юлиан Глебович Саушкин. Я помню Саушкина и по другой причине. Когда дядя Исаак ездил в социалистические страны – в Прагу, в Будапешт, – он проезжал через Киев, и мы встречались с ним. Однажды они с Саушкимым ехали в одной делегации, и тогда я еще раз увидел его. Отношения у них в то время были дружескими, по крайней мере, внешне. Оставались ли они такими всегда, не знаю. Было видно, что они относились друг к другу с уважением.
Я считаю Саушкина одним из моих учителей, для меня ценны любые воспоминания о нем, и поэтому, естественно, спросил, какое он производил впечатление.
Я был тогда еще школьником, мне трудно судить... Он был профессором, знаменитым профессором... Производил впечатление человека, который знал себе цену. И был не так легко доступен, как мой дядя. Но он также производил впечатление человека исключительно образованного, здесь не может быть двух мнений. С дядей они были разные: мой дядя был экстраверт, а Саушкин – интраверт.
Надо отдать должное моему собеседнику. Еще в совсем молодые годы ему удалось метко ухватить некоторые черты, характерные для Ю.Г. Саушкина.
Соседкой дяди и тети была очень интересная женшина, Софья Александровна Яновская, математик-философ.[5] Она приняла большое участие в судьбе Евгения Борисовича Дынкина, опекала его, поселила в своей квартире. Дынкин стал известным математиком, он сейчас в Корнельском университете.[6] Он изумительный человек. А с Яновской у дяди и тети были добрые отношения, особенно у тети.
В 1935 г. посадили отца Е.Б. Дынкина. И поступок С.А. Яновской нельзя назвать для того времени тривиальным.
Общение с дядей дало мне очень много, я узнал от него массу интересных вещей. Большое впечатление произвел на меня его рассказ о братьях Свердловых. О том, что младшего Свердлова – Зиновия – усыновил Горький и дал ему свою фамилию: Пешков. Дядя рассказал, что Зиновий Пешков уехал во Францию, потерял руку на Первой мировой войне под Верденом, потом стал генералом и другом де Голля.[7] Я тогда нигде об этом не читал.
И не удивительно: брат Якова Свердлова и сын Максима Горького – французский генерал! Такого в СССР вынести не могли и делали вид, что его на свете не было.
Какое у Исаака Моисеевича было здоровье?
Он был очень мнительным. Тетя мне говорила, что он умер от мнительности. Что, когда у него случился инфаркт и кто-то сказал, что неизвестно, выживет ли он, он сдался. Этого нельзя было говорить при нем. Инфаркт у него случился под Москвой, куда тетя увезла его, чтобы он дышал свежим воздухом. Он и там работал. Они любили гулять вечерами. А инфаркт произошел, казалось, ниоткуда, не было никаких признаков, его предвещавших, дядя ни на что не жаловался. Хотя, может быть, он, как многие в его возрасте, страдал сердечной недостаточностью. Он был, как здесь говорят, overweight, имел лишний вес. Я был тогда в Ленинграде, – ездил за отзывом на мою диссертацию. Мне позвонила мама, я позвонил Рахили. И примчался на похороны из Ленинграда...
Семья
Это большая семья из Янова в Подолии, как вы знаете. В семье было семеро детей. Самый старший Михаил, потом Лейка (Елизавета Моисеевна), за ней Бася и мой папа, Давид (я не помню, кто из них был старше, кто моложе). Потом шли младшие, Эстерка (Эсфирь Моисеевна) и Исаак; с небольшой разницей в возрасте, они были особенно близки. И самый младший – Лева. Я знал, кроме отца и дяди Исаака, двух сестер: тетю Эстерку, она умерла здесь, в Штатах, и тетю Лейку.
Это была замечательная семья. Они были очень дружными. Но разными. Настолько разными, что мой отец и Исаак... Бабушка говорила, что произошла ошибка. Мой отец был более сурового плана человек, чем дядя Исаак, дядя Исаак был более мягким. И Рахиль была более суровая, она должна была сойтись с моим отцом, выйти за него замуж. А моя мать, она была мягче отца, должна была выйти замуж за Исаака.
Вас интересует мой дед – их отец? Он был очень религиозный и, в основном, занимался религией, молился и ничего больше не делал. А хозяйство вела бабушка. У них был маленький магазин в доме, она вела этот магазин, и она их всех вырастила.
В Винницком областном государственном архиве хранятся документы Пиковского райисполкома за 1922–1925 гг., в том числе списки домовладельцев села Янова. И первые из них – это «Списки владельцев денационализированных жилых домов» (Советская власть в революционном угаре национализировала вначале даже жилые дома на селе! А потом немножко одумалась). Так вот, в разных списках среди яновских домовладельцев числится Маергойз Удля Михелевна, вдова, на иждивении детей, безработная.[8] А также член комнезама.[9]
Это может быть только моя бабушка. Правда, в семье ее звали Ада, но вы ведь знаете, что у евреев домашнее имя часто не совпадает с паспортным. Никаких других Маергойзов в Янове тогда быть не могло... У нее, вероятно, отняли дело, но домом могла владеть только она.
«Отняли дело» – это моя редакция. И.Д.М. произнес современное слово – бизнес. Возобновлять его при НЭПе бабушка, видимо, не стала: в списках яновских торговцев и других «бизнесменов» этого периода фамилии Маергойз я не нашел. К сожалению, не нашел и описания дома, но, по аналогии с другими яновскими домами, описания которых сохранились, можно предположить, что дом Маергойзов был деревянный, крыт черепицей, и при нем были отдельно стоящие кухня и сарай.
Тетя Лейка рассказывала, что когда умер их папа, моему отцу было шестнадцать лет, Исааку одиннадцать. И старшие – она и Михаил – решили, что должны поддержать бабушку и взять заботы о семье на себя. Михаил был очень музыкальным и тоже хорошо пел. Он был учителем в сельской школе неподалеку от Янова и умер совсем молодым – то ли от испанки, то ли от чего-нибудь еще. Мой отец рассказывал, что это случилось во время погромов, и он один поехал в село, где работал и умер Михаил, чтобы его похоронить. Отец вспоминал, как вез гроб с телом брата на телеге, и о том, что не мог потом найти на кладбище его могилу.
Бася и Лейка были большими подругами, даже вместе защищали кандидатские диссертации. Они обе были врачами, но в разных областях: Лейка была терапевтом, а Бася – невропатологом и психиатром. Она была замужем за украинцем по фамилии Войтович, он рано умер. Бася осталась одна, когда ее сын Виля был еще совсем маленьким. И тогда бабушка стала жить с ними.
И вот... История, которую я слышал, – может быть, самая трагическая в нашей семье. Когда началась война, и немцы подходили к Киеву, Бася с Вилей собирались эвакуироваться и уже отправились на вокзал, а бабушка, которая и не думала уезжать, их провожала. Вдруг, в последний момент, Виля бросился к ней на шею: «Бабушка, ты едешь с нами!» И бабушка, как в чем была, так и поехала, без вещей, без ничего. Может быть, Виля, ему тогда было семь или восемь лет, почувствовал, что с его мамой что-то неладно. И в пути с ней случился нервный срыв. Ее сняли с поезда в Шахтах, где она, по-видимому, и умерла. А бабушка довезла Вилю до Сталинграда, там уже были другие члены нашей семьи, которые эвакуировались раньше. Они забрали Вилю, и бабушка поехала обратно в Шахты, но никаких следов дочери не нашла. Я учился потом в Новочеркасске и много раз бывал в Шахтах, мы там в футбол играли – я был футболистом, но я не знал, что этот город так тесно связан с судьбой моей семьи.
Я подумал, как все тесно переплетается в жизни. Вот и в этом рассказе И.Д.М.: трагическая гибель Баси и – чудесное спасение ребенком своей бабушки. А ведь предсказать ее судьбу, останься она в Киеве, не трудно... И в очередной раз помянул недобрым словом «эффективного менеджера» Сталина: сначала он не мог представить, что немцы начнут войну, потом, что они дойдут до Киева, потом – до Сталинграда и Пятигорска... И людям приходилось в очередной раз срываться с места. Не всем, особенно на Северном Кавказе, это удалось... А что дальше было с Вилей?
Вилю усыновил Исаак. Он вырастил Вилю, моего двоюродного брата. И как он, и особенно Рахиль, были преданы Виле, это трудно описать. У них своих детей не было, и всю любовь они отдали Виле... Помню, отец взял меня в Москву на Вилину свадьбу. Виля женился на племяннице Рахили Марковны Майе, дочери ее брата. Это было уже после смерти Сталина, году в 54-м или 55-м…
Очень характерное замечание: «после смерти Сталина...». Казалось бы, какое отношение имеет к ней рядовая свадьба двух молодых людей? Но настолько важную роль в нашей жизни сыграла смерть величайшего в мире тирана, что она осталась в памяти как временной порог, и мы, волей-неволей, привязываем к ней любые события.
Исаак с Рахилью встретили нас на Киевском вокзале. Сразу же взяли машину и поехали в Электросталь, где работал отец Майи. Там был первый день свадьбы. А во второй день свадьбу играли у Исаака дома. Тогда я первый раз увидел Москву, увидел, где жил дядя Исаак (до этого я видел его только у нас в Киеве). И как они общаются. Отец с Исааком были очень дружны, но они были разными. Мой отец был исключительно независимым и, видимо, раньше стал скептиком, чем дядя Исаак. Он, конечно, спорил с Рахилью. Не так, как я позже, но достаточно сильно.
Виля Войтович, Валентин... Он стал геологом и проводил много времени в путешествиях, занимаясь поиском полезных ископаемых в Сибири и на Урале. Защитил кандидатскую диссертацию, работал в одном из академических институтов. Виля был очень интересный человек, работящий, скромный. Ему сейчас должно было бы быть семьдесят пять. К сожалению, я потерял с ним связь. Его жена, племянница Рахили Марковны, развелась с ним, приехала сюда и здесь умерла. Его сын Миша бывал у меня, но потом он переехал, и связь прервалась.
У всех Маергойзов была невероятная тяга к образованию. И невероятное желание преподавать. Многие из них начинали учителями, дядя Исаак в их числе. Это была семья учителей и врачей. Я не знаю другой профессии среди них. Учителя и врачи; даже те, кто были врачами, преподавали. Ученики обожали их, где бы они ни работали – в университете, институте или, как Эстерка, в начальной школе. Они знали, как преподавать, и, может быть, в какой-то степени я унаследовал от них этот талант – по папиной, по маергойзовой линии.
Они были очень благородной семьей, у них было чувство, что они должны служить, и, откровенно говоря, они все приняли Советскую власть, верили в нее. Потом во многом разочаровались, но вначале, вне всякого сомнения, верили. Она позволила им выйти из этого заточения, выйти, так сказать, из гетто. Они все приехали в Киев – выплеснулись из местечка с этим желанием учиться. И вначале поселились в той квартире, где потом остался жить мой отец. Я там вырос. Эта квартира была на Жилянской улице, ее переименовали в улицу Жадановского. Был такой поручик Жадановский, революционер. Но местные жители продолжали называть ее по-старому: Жилянской.[10]
Потом к ним приехала бабушка. До войны она жила с Лейкой и Басей, потом, в Уфе, с Лейкой. Когда она вернулась в Киев, она жила с нами. У нас и умерла. По тем временам она была очень старая, ей было семьдесят два или семьдесят три года. Сейчас-то это еще не возраст. Вот мне, например, под семьдесят. А моя мама прожила девяносто три.
Я говорю моему собеседнику, что, как сам И.М. пишет в своей автобиографии,[11] он учился вначале в Житомире. Потом преподавал там и оттуда уехал в Москву.
Вот эту раннюю часть его жизни я знаю смутно. То, что он учился в Москве в университете и был студентом Баранского и Витвера, я помню. А что начинал в Житомире... Но, тем не менее, он, как и все они, стал образованным человеком. Это говорит о том, что образование зависит не только от того, где вы учитесь, но и от вашего желания. У них была неудержимая тяга к знаниям.
Они были очень преданы друг другу. И когда, я это помню, посадили мужа моей тети, их сестры, они все бросились ей на помощь. Его взяли в 52-м году в Уфе. Моя тетя Елизавета Моисеевна, Лейка, как ее все звали, во время войны эвакуировалась в Уфу с мужем и двумя детьми. Ее мужа звали Муня; полное имя мне неизвестно, скорее всего – Эммануил. Эммануил Заруди... Он, как и Лейка, был доцентом, только она по медицине, а он по педагогике. После войны они остались в Уфе. От нас, детей, скрывали, что Муня арестован, но папа вдруг уехал в Москву… Тетю не тронули, но в семье боялись, что она будет следующей. Обсуждали, как ей помочь. Они поехали и забрали ее дочку Жанну в Москву. Сын Лейки Мосик, Моисей Заруди, жил тогда в Новосибирске. В 44-м году он поступил в Московский энергетический институт, где работала Рахиль, ему было всего шестнадцать. Он жил у Исаака и Рахили вначале. А в Новосибирске работал на каком-то закрытом заводе, быстро продвинулся, но когда отца посадили, его тут же выгнали с работы. И он вернулся в Москву, он был женат на москвичке. А когда Сталин умер, Муню выпустили. Жанна, вслед за мамой, стала медиком. Тетя Лейка умерла много позже моего отца, когда я уже уехал. А Мосик живет сейчас в Израиле.
Много ли найдется в бывшем «Союзе республик свободных» семей, где кто-нибудь не прошел бы сталинские репрессии? И кто посчитает страдания сидельцев и их близких! Наша вашингтонская знакомая, врач-психиатр, однажды сделала поразившее ее открытие: среди ее пациентов, приехавших из СССР, нет ни одного, кто бы сам или чьи близкие не были бы в заключении – в тюрьме, в лагере, в ссылке, в плену...
Это была поразительная жизнь в России, как я ее вспоминаю. В научном отношении, в отношении образования и культуры это был какой-то взрыв. Для их поколения, вышедшего из местечка, я объясняю это тем, что у них появились возможности, которых они раньше не имели. А для нашего – они воспитывали в нас эту любовь, интерес, желание работать. А потом еще возникло стремление уйти от той ужасной реальности, в которой мы все пребывали, иметь другую жизнь. Это была их ниша.
Исаак Маергойз – младший
Я родился перед войной, 10 апреля 1941 года, в Киеве. Потом мы с матерью эвакуировались в Сталинград. Отца призвали в армию, но когда узнали, что у него есть ученая степень, то отправили преподавать в авиационное училище в Заводоуковске, в Западной Сибири. Тогда он забрал нас к себе в Заводоуковск.
Мой отец был математиком, доцентом математики в Киевском педагогическом институте. Иссак считал, что мой отец был способнее его, потому что он первым в семье защитил кандидатскую диссертацию, еще в 38-м, а может быть, даже раньше, в 37-м году. Его руководителем был Ремез, знаменитый украинский математик.[12] Исаак считал, что отец должен был защитить и докторскую, но отец к этому никогда не стремился. Он много работал, но не так, как Исаак. Как работал Исаак, я такого не помню.
Удивительно талантливая семья! Три довоенных кандидата и один послевоенный – Исаак Моисеевич.
Мой отец был замечательным отцом… Хотя он и мой дед по материнской линии всегда спорили. Отец хотел, чтобы я занимался математикой, а я хотел читать беллетристику: Джека Лондона и Драйзера я предпочитал математике. Отец этим был разочарован. А дед помогал мне, он тайком покупал для меня книги, и мы подписывались на собрания сочинений, стояли в очередях за подписками.
«Стояли за подписками» – еще одна примета ушедшего времени. После войны в стране был книжный голод, и когда в 1950-е годы стали массово издаваться собрания сочинений, за ними сразу началась охота. Эти книги не продавались свободно: надо было подписаться на издание и выкупать тома по мере их выхода. Книгочеи занимали очередь за желанной подпиской ранним утром, а то и с вечера.
Для нас это был другой мир. Я любил Фенимора Купера, особенно его «Последнего из могикан». Читая про форт Уильям-Генри на озере Джордж, я не мог даже подумать, что когда-нибудь увижу эти места. И когда мы приехали в Соединенные Штаты, то в первый же отпуск побывали на барегу Lake George, где стоял Fort William Henry. Это в Верхнем Нью-Йорке,[13] недалеко от канадской границы.
Кроме того, я с детства интересовался еврейской историей. В отличие от своего дяди – у него к этому не было особого интереса. Здесь мне тоже помогал дед, и я мечтал быть историком, но отец этого не поддерживал. Он хотел, чтобы я стал математиком. А когда понял, что к математике у меня нет склонности, то в отчаянии сказал, что так и быть... ты будешь инженером. У нас в семье никогда не было инженеров, пусть будет хотя бы один, кто будет знать, как забить гвоздь. Это было его представление об инженерии. Я до сих пор не знаю, как забить гвоздь, хотя имею по инженерии все возможные степени.
Я окончил школу в 1958 году. Но мне, как еврею, дорога в киевские вузы была заказана. У отца в Киевском политехническом институте были друзья, с которыми он когда-то учился, доценты, профессора, заведующие кафедрами. Они обещали помочь, но у них ничего не вышло, и я поступил в Новочеркасский политехнический...
Типичный случай еврейского ребенка, желающего получить высшее образование: на Украине это было труднее, чем верблюду пройти сквозь угольное ушко. И евреи уезжали. Среди моих знакомых есть уроженцы Украины, окончившие вузы в Воронеже, Свердловске и других российских городах.
Интересно, что я не проиграл: Новочеркасский политехнический институт был лучше, чем Киевский, где многие профессора занимали ведущее положение только потому, что были партийными. Он был основан в начале XX века, когда в Новочеркасск переехал политехнический институт из Варшавы, и первоначально назывался – Донской политехнический. К тому же Новочеркасск соседствует с Ростовом-на-Дону, куда во время Первой мировой войны эвакуировался Варшавский университет, положивший начало Ростовскому университету.[14] А в мое время в Новочеркасске преподавали многие профессора высокого класса, освобожденные Хрущевым из сталинских лагерей и ссылки.
Сейчас мне трудно объяснить почему, но, уезжая из дому, я прихватил с собой книгу из библиотеки моего отца. Это были «Восемь лекций по математическому анализу» профессора Хинчина.[15] Я начал ее читать и быстро осознал, что не понимаю, что я читаю. Но меня поразил язык… Он был настолько необычен для научных работ и красив, что я увлекся им… Лишь значительно позже я узнал, что Хинчин был не только выдающимся математиком, но и поэтом. Я читал и перечитывал первые десять страниц этой книги два месяца. А потом в моих мозгах произошел сдвиг, я вдруг все понял… И решил получить еще одно образование. В Новочеркасске по математике нам давали ограниченные знания, и я стал заочно учиться в Ростовском университете, параллельно... О нем у меня тоже сохранились самые лучшие воспоминания.
Словом, когда я приехал в Киев и стал вести с отцом «математические разговоры», то первое его чувство было – не может быть, чтобы я знал больше него! Он захотел проверить мои знания и был поражен. Его реакция была отрицательной, он не мог со мной беседовать. Но прошло время, и отец полностью изменился. Он вдруг посчитал, что его сын гений. Он, конечно, преувеличивал, но таковы все родители. Я тогда этого не понимал, теперь я это знаю.
Еще одно воспоминание. Это было в 1962 году, в начале лета. Мы поехали в Москву на практику, на завод электрических машин имени Владимира Ильича. Тогда я жил у дяди и у моего двоюродного брата Мосика. А когда вернулся в Новочеркасск, то увидел это восстание, это кровопролитие, которое там было.[16]
Я уехал в 1980 году «через закрытую дверь». Тогда почти никого не выпускали. Нам повезло, у моей жены все родственники уже были в Израиле, и у нас был прямой вызов. Вспоминать о нем, так просто умора: жена, получив на почте вызов из Израиля, пошла и купила мяса, и залила вызов кровью этой говядины. В таком виде мы его и подали в ОВИР... Я ведь работал в Институте кибернетики у Глушкова,[17] где велись секретные работы. И, когда приехал в Штаты, меня спрашивали, как случилось, что меня выпустили... Тут можно привести слова друга моего отца математика Якова Гольдбаума, что главным секретом в Советском Союзе было то, что среда идет после вторника. Настолько все было засекречено. И я отвечал, что не знаю, почему меня выпустили, и что это была политика КГБ, чтобы никто не знал, кого пустят, а кого нет. Такой политикой они держали людей в страхе; вы должны были, если хотели уехать, идти на риск. И многие не хотели рисковать.
Жизнь показала, что рисковать стоило. Об И.Д.М. я рассказал в начале; его жена Доба Маергойз – известный в районе Вашингтона и Балтимора детский врач; дети окончили лучшие университеты: сын – Корнельский (Cornell University), дочь – Пенсильванский (UPEN); оба стали юристами и публикуют статьи по юриспруденции.
Маергойзы и «еврейский вопрос»
Маергойзы вышли из местечка, их родным языком с рождения был идиш. И меня, естественно, интересовало, удалось ли им сохранить этот язык после того, как они покинули Янов? И как они относились к своему еврейству, как они его ощущали?
Несмотря на то, что они приняли советскую систему, чувство еврейства они никогда не теряли, у них всегда был сильный еврейский подход к жизни. Возьмите, например, мое имя и имя моего брата. Кто тогда называл детей Исаак и Моисей – в честь дедов? Меня назвали в честь деда моей матери. А в семье звали Изя.
Они все говорили на идише. Более того, они учили на идише. Преподавательская карьера моего отца началась на еврейском факультете Киевского университета, был тогда такой. И в Киевском пединституте был еврейский факультет. Они не забывали язык и в дальнейшем, говорили между собой на идише дома, особенно когда хотели что-то скрыть от нас… Мой двоюродный брат выучил идиш, слушая их разговоры. А я помню только отдельные слова. Кстати, брат тоже сейчас живет здесь. У меня нет способностей к языкам. В отличие от моего отца и дяди Исаака, у которых они были просто феноменальными. Но я их не унаследовал. Может быть, моя жена их унаследовала, у нее к языкам очень большие способности. Норберт Винер говорил, что способности переходят не от родителей к детям, а от родителей к зятю или к невестке.
У всех Маергойзов был талант к языкам. Они поздно начали учить русский язык, а как грамотно потом все говорили. А дядина способность писать!
Да, писал И.М.М. блестяще. И речь его была абсолютно грамотной. Я помню, как поразил меня его акцент, когда я впервые попал на его выступление. Но не прошло и двух-трех минут, и его речь так захватила меня, что его акцент улетучился из моего слуха.
Вы знаете, это и для меня загадка... У него же был уникальный слух!
Когда они разочаровались в коммунизме, они стали возвращаться к своим корням, как это часто бывает. Дядя был больше ассимилирован, чем отец. Может быть потому, что он жил в Москве, работал в Московском университете, занимал там большую позицию. Кто это знает! Он, видимо, так и не сумел полностью перестроиться, как и Рахиль. Но она не осуждала меня, когда я уезжал.
Эту последнюю фразу я хотел бы выделить особо.
И еще о Маергойзах как евреях. Их самый младший брат Лев, Лева, учился на геофаке, он хотел стать географом, как Исаак. Он ушел на фронт в самом начале войны – и не вернулся.
Студент 4-го курса Лев Моисеевич Маергойз числится в списке студентов и преподавателей географического факультета МГУ, не вернувшихся с войны,[18] его имя занесено на памятную доску геофака. А запись в Списке погибших на фронте евреев Калиновского района Винницкой области мне хотелось бы привести полностью: «МАЕРГОЙЗ ЛЕВ МОИСЕЕВИЧ (1919 – февраль 1944). Призв. в 1941 г. Калиновским РВК. Ряд., стр. Пропал без вести».[19] Рядовой стрелковой части... В июне 1941 года студент Лев Маергойз был в своем местечке на каникулах и, скорее всего, сам пошел в райвоенкомат. Как это у Слуцкого о расхожей молве? «Евреев не убивало! Все воротились живы!».
Откуда пошли Маергойзы
Мы беседуем уже полтора часа. И вот, напоследок, я задал вопрос, который меня давно интриговал: – Исаак, в одном из наших прошлых разговоров вы вскользь упомянули, что ваш дед вышел из семьи Фридманов...
Да, это так. Была в Янове очень большая семья – Фридманы. Одни среди них были удачливы, другие нет. Был такой Фройка Фридман, вечный неудачник, они все ему помогали. Но были и другие колена яновских Фридманов, о которых ходят всяческие легенды. Например, что некий Фридман был министром здравоохранения во Временном правительстве Керенского. А другой человек мне по этому поводу сказал с улыбкой, что это не так, что он имел привилегию сидеть на скамье подсудимых с министром здравоохранения Временного правительства Керенского. И всегда говорил: я сидел на одной скамье с министром здравоохранения. А потом добавлял: на скамье подсудимых.
Еще была семья Аарона Фридмана, они жили в Израиле, в Хайфе. Его дети приезжали в Киев в конце 50-х годов, встречались с Эстеркой и моим отцом.
В семье Фридманов, из которой вышел мой дед, было много детей. Деда могли взять в армию. А был в царской России закон, по которому единственного сына у родителей не призывали. И тогда, – многие евреи так делали, – был там такой бездетный Маергойз, который согласился записать моего деда своим сыном – при условии, что он всегда будет носить эту фамилию, никогда ее не изменит. Таким образом, сын Фридманов избежал армии. А наша семья – это семья Маергойзов.
В архивных материалах, которые я изучал, в списках домовладельцев местечка Янова встречается, кроме Удли Маергойз, еще и Мирья Фридман.[20] И вот что интересно: адрес в этих списках указывался так: «сосед справа..., сосед слева...». Номеров домов не было. И в одном из списков я обнаружил: «Фридман Мирья, сосед справа Маергойз...».[21]
Вот видите, они даже жили по соседству. А фамилия наша редкая. В России я нашел еще только одного Маергойза, математика в Красноярске. Встретиться с ним мне не довелось. Это очень редкая фамилия.
Мне повезло больше. В Интернете я нашел не только двух Исааков (дядю и племянника) и Л.С. Маергойза, профессора математики в Красноярском Институте архитектуры и строительства,[22] но и других Маергойзов. Например, в списке учеников 2-й московской школы под 1968 годом числится Анатолий Маергойз,[23] на Пулковской улице в Москве – целая семья Маергойзов, пять человек.[24] И этим список «русских» Маергойзов не исчерпывается, а их однофамильцев можно встретить в Израиле, США, Германии и, подозреваю, в других странах тоже.
Меня всегда интересовало происхождение нашей фамилии, я обсуждал это с отцом. Он считал наиболее вероятным, что Маергойз – это искаженное Майерхаус, дом Майера.
Мне тоже стало интересно, и я обратился к знатоку еврейских фамилий Восточной Европы Александру Бейдеру, точнее, к егo словарю фамилий евреев Российской империи.[25] И на стр. 382 нашел фамилию Маергойз (Maergojz) с указанием, что она встречалась в Винницком уезде, где как раз находился Янов, и в Сквирском уезде Киевской губернии. Этимология фамилии в статье не указана, автор отсылает читателя к фамилии Mauergauz, которая происходит от немецкого Mauerhaus – кирпичный дом. В возглавляемом этой фамилией гнезде помещены еще 11 фамилий: Maergajz, Maergauz и др.[26]
С нашей фамилией случаются разные забавные истории… Звоню я как-то в один из ленинградских институтов и представляюсь: «Маергойз». А человек на другом конце провода отвечает: «Слушаю вас, майор Гоев». Маергойзы всегда гордились своей фамилией, и у них никогда даже мысли не было изменить ее обратно на Фридман…
Это была удивительная семья. Семья с большими принципами в жизни, и... слова «порядочность» здесь недостаточно. Как найти подходящее слово? Есть в Америке такое выражение: «he is a mensch»,[27] настоящий человек. Это были настоящие люди. Они все были успешны профессионально и прожили достойную жизнь.
Эта семья подарила миру замечательного географа и человека Исаака Моисеевича Маергойза.
Павел ИЛЬИН
ТАМ, ГДЕ РОДИЛСЯ И.М. МАЕРГОЙЗ,
ИЛИ ТОПОНИМИЧЕСКИЙ ПОГРОМ НА УКРАИНЕ
Местечко рождения
Мне не довелось слушать И.М. Маергойза учась на геофаке – нам, студентам кафедры экономической географии СССР, лекций он не читал. Но я всегда обращал на него внимание, когда встречал в университетских рекреациях (коридорах Главного здания МГУ). Небольшого роста, плотного сложения, с большой головой и гривой седых волос, он обладал внешностью, которую нельзя было не запомнить. Эти встречи случались редко: наши кафедры находились на разных этажах. И впервые я услышал его уже после того, как в 1960 году окончил университет.
В те годы у МФГО своего помещения не было, и его приютило Московское общество испытателей природы, квартировавшее в старом здании университета на Моховой. Вот там, в знаменитой Коммунистической аудитории, главной в МГУ до постройки нового здания, я впервые попал на выступление Маергойза. И тогда, и потом, встречая И.М. в официальной или неофициальной обстановке, я всегда восхищался его мыслями, талантом лектора, манерой общаться с другими людьми. Он был окружен молодыми, у него не было и тени менторства, он был мягок и терпелив. Его всегда хотелось слушать.
И.М. умер в 1975 г. А через десять лет после его кончины у меня случилась новая встреча с ним. Его ученики задумали издание трудов своего учителя. Для перепечатки текста им нужна была машинистка. А моя семья, подавшая в 1982 г. заявление на выезд в Израиль, пребывала, казалось бы, в безнадежном отказе. И, как это следовало в те годы, лишились почти всех источников существования. К счастью, у нас были друзья, которые находили для нас возможности заработать. И среди них – Павел Полян, который предложил нам перепечатать текст книги И.М. Большую часть работы проделала моя жена,[28] но и я принял в перепечатке участие.[29]
Затем Павел принес вторую готовившуюся тогда книгу И.М. – о географических проблемах городов. Но тут настали новые времена, мы получили выездные визы и в июле 1987 года покинули Советский Союз.[30] Говорить кому-нибудь о нашей «левой» работе и работодателях тогда было рискованно. И я рад, что могу сейчас публично поблагодарить Павла Марковича Поляна за искреннюю и небезопасную помощь в наши нелегкие годы.[31] Как и за предложение участвовать в этом сборнике.
Размышляя о том, чему посвятить свою статью, я стал просматривать книги, где было написано что-нибудь об И.М. Меня заинтересовало место его рождения: местечко Янов Винницкой области по одним источникам,[32] Янов в Подолии – по другим.[33] Собственно, тут нет противоречия, современная Винницкая область раньше была частью Подольской губернии. Уже работая над статьей, я обнаружил третью версию: местечко Янов в Подолии, ныне Иванполь Житомирской области.[34] Но его прежнее имя – не Янов, а Янушполь. Кроме того, Житомир никогда не был в Подолии, это город на Волыни. Повидимому, поводом для ошибки послужило то, что И.М. окончил педагогический техникум в Житомире и учительствовал в Овруче.
Итак, Янов под Винницей. А где он на карте? Тут меня подстерегала неожиданность: населенного пункта с таким названием не оказалось… во всей Украине! Не помог и справочник административно-территориального устройства Украинской ССР 1987 года из моей библиотеки.[35] Скорей всего, Янов переименован. Но как он теперь называется? Понадобились более ранние издания. И вот в Библиотеке Конгресса в Вашингтоне нашелся справочник 1946 года.[36] Как я и подозревал, Янов переименовали: теперь он Иванов.[37]
Мне повезло, что интрига поиска вывела меня на этот «древний» источник. Дело в том, что украинские справочники АТД, в отличие от российских, приводили имена всех населенных пунктов, в том числе старые для всех переименованных после издания предыдущего справочника,[38] в данной книге – за 1941–1946 гг. Среди них и Янов-Иванов в Калиновском районе Винницкой области, и все другие украинские Яновы. Всего за этот период там переименовали, если я правильно посчитал, около трех тысяч населенных пунктов. Надо полагать, что во время нацистской оккупации советской власти было не до переименований. А с ее возвращением на Украину возобновилась и смена географических имен, ставшая массовой в 1944 и особенно в 1946 гг.
Так родился замысел написать о переименованиях в Украинской ССР в конце Второй мировой войны и сразу после нее. Добавлю, что этот процесс затронул не только родное местечко И.М., но и его лично: в 1950 г., в разгар борьбы с так называемым космополитизмом, то есть развязанной Сталиным антисемитской истерии, в Географгизе вышла написанная Маергойзом книжка «Киев». Вместо его имени на обложке и титульном листе стоит: «И.М.Марченко».[39]
Но сначала – об истории местечка Янова, оно же село Иванов.
Янов до революции
Старые люди помнят и знают ЯНОВ, а не Иванов. Тот самый ЯНОВ, который славился своими ярмарками и шумными базарами, пьяными корчмами и многочисленными крамницами.[40]
Леонид Резник, уроженец местечка Янов[41]
Когда знаешь, где расположен населенный пункт, то указать его на карте нетрудно, даже если у него уже другое имя. В 30 километрах выше Винницы по Южному Бугу[42] река меняет свое направление, уклоняясь (если следовать от истока) круче на юг, а слева в Буг впадает река Снивода. Вот там – в ее устье и на излучине Буга – стояла «городня Яновская», упомянутая в описании Винницкого замка в 1552 г.[43] Этимология названия прозрачна: его основателем или первым владельцем был поляк по имени Ян. В то время Янов относился к Подольскому воеводству Великого княжества Литовского, но уже в 1566 г. оказался в Брацлавском воеводстве, выделенном из Подольского. Этот административный акт привел к появлению нового географического понятия: Брацлавщина. Причем современники твердо знали: Брацлавщина – это не Подолье.[44] Еще через три года Польша и Литва объединяются по Люблинской унии, но с разделом подчиненных каждой территорий. Подолье и Брацлавщина переходят под власть Польской Короны.[45] Янов (по-польски Janów – Янув) в Брацлавском воеводстве относился к Пиковской гмине (волости) Винницкого повета (уезда).
По местным легендам, Янов первоначально располагался на правом берегу Буга,[46] а затем перебрался на левый, к устью Сниводы.[47] Здесь, под защитой рек и лесов, яновцы чувствовали сeбя в большей безопасности. Но, главное, рядом проходил оживленный торговый путь из Винницы в Хмельник. Если в упомянутом 1552 г. в Янове было 16 домов, то через четверть века их стало, как минимум, втрое больше. И 1 марта 1578 г. польский король Стефан Баторий даровал ему статус местечка. Согласно королевской Грамоте, направленной тогдашнему владельцу Янова Гнeвошу Стрижевскому, ему предоставлялось право «основания города в имении его Янев Брацлавского воеводства». Было разрешено строить замки для защиты жителей окрестных селений от нападений и проводить дважды в год ярмарки, а населению предписывалось «выпивать, торговать, покупать, платить налог от товаров своих» и «иметь в домах своих корчмы разные, медовые, пивные, водочные и иное всякое питье», а «торговлю каждую неделю в пятницу».[48] Главными занятиями первых обитателей Янова были скотоводство, рыболовство, землепашество и лесные промыслы. Статус местечка дал толчок его развитию как торгового и ремесленного центра (раньше говорили: промышленного – от слова промысел). По-видимому, в это время в местечке появились евреи.
Небольшое отступление о местечке вообще.[49] Мы знаем, что это нечто среднее между селом и городом (вроде поселка городского типа), что оно было населено преимущественно евреями, отличаясь от окружения характером быта и культуры. И что это понятие стало синонимом своеобразного образа жизни и мировоззрения евреев в черте оседлости.[50] Почему они жили в местечках? Ответ лежит в социально-экономической и юридической плоскости: местечки (как и города) привлекали еврейских купцов и ремесленников тем, что в них разрешались ярмарки и базары, без которых была невозможна регулярная коммерческая деятельность. А владельцы местечек, заинтересованные в их экономическом развитии, предоставляли евреям некоторые привилегии: право застраивать определенную территорию, иметь свое кладбище, синагогу, самоуправление и ряд других.[51]
Известно, что в старину и реки были полноводнее, и леса погуще. Но ни те, ни другие не могли защитить Янов от крымских татар, постоянно разорявших Подолье и Брацлавщину. Янов оказался между двумя дорогами, по которым двигалась татарская конница при набегах на Правобережную Украину и Польшу: по левобережью Буга, а точнее, по его водоразделу с Днепром, проходил Черный шлях, по правобережью – водоразделу с Днестром – Кучманский.[52] Прибавьте к этому антифеодальные выступления крестьян и горожан, и станет понятно, почему Гневош Стрижевский затеял строительство замка. Но был он, судя по тому, что современники называли его «замочек», невелик.[53]
В начале XVII века Пиковская и соседние волости стали ареной борьбы между двумя магнатами: Яном Тышкевичем и князем Яном (Иваном) Острожским, вошедшим в историю под уменьшительным именем Януш. Конфликт закончился разграничением их владений, причем Пиковская волость досталась Янушу Острожскому.[54] Завладев, среди прочих мест, Яновом, новый владелец перекрестил его в Янушполь – город Януша[55] (первое официальное переименование). Но это название не прижилось; к тому же местечко вообще исчезло на время из письменных документов – наверное, было разрушено татарами. Во всяком случае, на знаменитой Генеральной карте Украины Боплана,[56] изданной в 1648 г., оно подписано как «новый град Иоанов», а в других документах того времени встречается под именем Новый Янов. В 1672 г. Подольем и Брацлавщиной завладела Турция, но в 1699 г. они вернулись в состав Речи Посполитой.
Янов относился к категории частных («владельческих») местечек и не раз менял хозяев, пока не перешел во владение Холоневских – будущих графов Австрийской и Российской империй, родственников короля Яна Собеского. В конце XVII века Холоневским принадлежало в Янове 300 с лишним крестьянских дворов и до 2 тысяч крепостных. В начале следующего века Холоневские делают Янов своей резиденцией. В 1750 г. король Август III подтверждает за Яновым права местечка. На средства Холоневских возводится новый замок, основывается монастырь бернардинцев, строятся костел Непорочного зачатия и ратуша с часами на башне. Янов бурно растет как торгово-ремесленный центр. Особенным спросом пользовались яновские ткани и продукция цеха сапожников; сапожники даже наряжались по-особому – носили одежду зеленого цвета.
Ремесленники и торговцы жили в центре, недалеко от замка. Надо полагать, что это были в основном (если не исключительно) евреи. Их число в Янове и окрестных деревнях в 1765 г. составляло 795 человек. Остальные жители местечка были украинцы, и, в меньшем числе, поляки.[57] За Сниводой, вверх по течению Буга, возникает «пригород» Янова – Яновская Слободка.[58]
В 1793 г. при втором разделе Польши Янов со всей Брацлавщиной отходит к Российской империи. На землях воеводств создаются Подольское и Брацлавское наместничества, а в 1797 г. – Подольская губерния с центром в Каменец-Подольске. Брацлавщина уходит в небытие, и сам Брацлав навсегда теряет какое-либо серьезное значение.[59] «Подолье» постепенно превращается в «Подолию».[60] Янов включают в состав Литинского уезда,[61] но в 1882 году переводят в Винницкий.[62]
В начале XIX века в местечке работали, хотя и не одновременно, две типографии: хасидская и «христианская», где печатались польские и раскольнические книги.[63] В 1864 г. в Янове были две церкви: православная церковь Св. Николая с 1617 прихожанами (приход стал православным после присоединения к России; до этого он был униатским) и римско-католическая – уже знакомый нам костел Непорочного зачатья – с 1010 прихожанами. Синагоги и их прихожан источник не упоминает, приводя лишь общее число евреев в губернии и отмечая места их обитания, (точнее, наличие в них «еврейских обществ») подчеркиванием названий населенных пунктов.[64] Среди них и наш Янов: по ревизии 1847 г., в Яновском «еврейском обществе» состояли 1798 душ.[65]
После 1861 г. в Янове установили памятник Александру II.[66] Устроили две школы, одну из них – для девочек. А вот данные 1882 года: «Жителей до 2000, из коих половина евреи, домов 410. Костел... 2 каменных церкви, 2 синагоги, пивоваренный и винокуренный заводы, 4 мельницы, 26 базаров, 44 лавки; 362 ремесленника, из которых выделяются сапожники. 1372 десятины[67] обрабатываемых земель...».[68]
В ХIХ веке Янов И.М. Маергойза был далеко не последним среди одноименных местечек западных губерний.[69] По крайней мере, в трех изданиях авторитетного географического словаря Липпинкота о нем сказано: «Янов (Yanov, Ianov, or Janov, Ya’nov), название нескольких торговых поселений (market-towns) в России, знатнейшее (the principal) из которых находится в Подольской губернии на реке Буг в 14 милях к северо-востоку от Литина».[70] Л.Резник, ссылаясь на «архивные материалы», рисует такой портрет:
«Через все местечко проходит почтовая дорога. Центральная часть… занята еврейскими жилищами. Посредине находится базарная площадь, на которой, в качестве гостиничного ряда, сохраняются остатки четырехугольной ратуши. На краю этой площади, при въезде в местечко с западной стороны, помещается усадьба Холоневского с дворцом в виде замка и примыкающим к нему римско-католическим костелом. Часть местечка, расположенная на возвышенном берегу реки Сниводы, носит название “Царской горы”… как говорит народное предание, некогда, во время польско-турецкой войны, здесь стоял лагерем один из польских королей...[71]
Цеховое деление среди ремесленников местечка Янов сохранилось и до сих пор: делятся они на три главные категории – сапожников, горшечников и свинобоев. Эти цехи составляют особого рода касты, которые стараются не смешиваться с людьми других званий и сохраняют известные особенности в одежде... Кроме указанных промышленников, большинство православных прихожан состоит из крестьян, которые занимаются преимущественно земледелием...
Всех православных в приходе насчитывается... около 3000 душ; католиков около 400 душ; больше всего здесь евреев... в 1887 году в местечке было 2220 евреев, одна синагога и два еврейских молитвенных дома».[72]
По переписи 1897 г. в Янове было 5545 жителей, в т.ч. 2088 евреев.[73] В начале ХХ века здесь появились сельский банк и почта. По-прежнему пользовалась большим спросом продукция ремесленников. Одних только вышитых рубашек из Янова вывозилось и сбывалось на местных ярмарках тысячи на три[74] – немалые деньги по тем временам. В 1900 году через Янов провели узкоколейную железную дорогу Бердичев – Калиновка. [75] Один из ее участков должен был пройти по земле графа Холоневского, который разрешил строить дорогу при условии, что его именем будет названа станция. Условие было принято, и с тех пор здешняя станция называется Холоневская.[76]
А вот картинка Янова в годы, когда И.М. Маергойз появился на свет: «Два раза в месяц по пятницам на Яновский рынок съезжались торговцы и покупатели из ближних и не очень ближних сел и местечек. На Базарной и Конной площадях скапливалось до четырехсот подвод, на продажу стояло 150 голов крупного рогатого скота и несчетное число более мелкой живности. Два дня шел оживленный торг, корчмы были полны народу. Особенно славился знаменитый на всю округу “Голубой Дунай”. Затем жизнь затихала до следуюшего базарного дня.»[77]
Янов после революции
Фронт Первой мировой войны до Янова не дошел. В 1917 г. была провозглашена Украинская Народная республика. Реальная власть там, и в Янове тоже, часто менялась: приходили и уходили войска разных украинских правительств, махновцы, всякие банды. Происходили еврейские погромы – И.М. Маергойз должен был их помнить. Самый страшный погром длился три дня, с 15 по 17 июля 1919 г., когда были убиты 300 евреев.[78] В местечке был создан еврейский отряд самообороны, но защитить яновцев от громил ему не удалось.[79] Современник называет Янов в числе мест, наиболее пострадавших от погромов.[80] В 1920 г. в Янов вошли поляки; через несколько недель – Красная армия.
Губернское деление на Украине в 1922–1923 гг. заменили окружным, а уездное – районным. Янов вошел в состав Пиковского[81] района Винницкого округа Украинской ССР. Категория местечек была упразднена, и официально Янов стал селом, хотя все продолжали называть его местечком, даже в документах. Так, справки, выдаваемые Яновским сельсоветом, сопровождались подписью: «Предсельсовета м. [местечка] Янова» на русском языке, или «Голова сельради м. [мiстечка] Янева – на украинском.[82]
Годы НЭПа для Янова были относительно благополучными. Его жители, как и прежде, занимались кустарными промыслами, торговлей, сельским хозяйством. Появились машино-тракторная станция и первые сельхозартели – украинская, затем польская (просуществовала недолго).[83] Евреев тоже призывали обратиться к земле, была организована еврейская артель «Хлебороб». Документы Пиковского райисполкома за 1922–1925 гг. дают представление о небезынтересных сторонах жизни Янова. Самым большим из «промышленных предприятий» там была водяная мельница, в прошлом принадлежавшая Холоневскому, с «двигательной силой» 12 л.с. и тремя работниками; два кожевенных и сахарный завод были того же масштаба.[84] Он типичен для местечек, как и тот факт, что эту деятельность, да и коммерческую, вели исключительно евреи: в списках ремесленников и торговцев я не нашел ни одной нееврейской фамилии.
В 1929 г. здесь проживал 6481 человек, в том числе 4570 украинцев, 240 поляков, 47 русских, 5 белорусов и 1619 евреев.[85] В Янове был организован второй сельсовет – еврейский национальный.[86] В нем в 1931 г. числился 2301 житель.[87] Несмотря на антирелигиозную пропаганду, еще действовали церкви, молитвенные дома и синагога, еврейские дети учились в своей школе.
В те годы И.М. Маергойз, как многие его земляки, покинул родное местечко навсегда. Оставшиеся стали жертвами «великого перелома»: раскулачивания и насильственной коллективизации.[88] В Янове организовали еще один колхоз – им. Ворошилова. Крестьяне, как повсюду на Украине и в других зерновых, скотоводческих районах, пытались сопротивляться. Чтобы не отдавать в колхозы свой скот, они стали его забивать.[89] Катастрофа пришла в 1932 г., когда не осталось ни еды, ни посевного зерна, конфискованного подчистую. Самой страшной была зима 1933 года. Началось людоедство. По некоторым данным, в Янове от голода умерли триста человек.[90] Голодомор сломил сопротивление, и в 1935 г. уровень коллективизации в Янове достиг желаемых властями 100%.[91]
В 1932 г. Винницкий округ вошел в состав вновь образованной Винницкой области. Произошло укрупнение районов,[92] и Янов попал в Калиновский, где пребывает по сей день. Жизнь в местечке постепенно наладилась. В 1936 г. через Янов прошла новая железная дорога Киев – Каменец-Подольский. Материально жить стало легче, но были закрыты все культовые учреждения, еврейский национальный сельсовет и школа. Не миновал местечко «большой террор». А вскоре пришел год 1941-й.
Немцы заняли Янов ровно через месяц после начала войны, 22 июля 1941 г. Мало кому удалось эвакуироваться. Вначале местечко находилось под управлением военной комендатуры, а в конце октября было передано под управление германской гражданской администрации и получило следующий «адрес»: Janow, Rayon und Kreisgebiet Kalinowka, Generalbezirk Shitomir, Reichskommissariat Ukraine.[93] Для яновских евреев настали самые черные дни. Им предписали носить шестиконечную звезду, к которой позднее добавили желтый круг; запретили покидать местечко; посылали на тяжелые работы, часто без всякой оплаты. Как повсюду на Украине, их грабили и избивали украинские полицаи и антисемиты-добровольцы. А в начале 1942 года для них было создано гетто.[94] В марте в него пригнали группу молодых мужчин и женщин из Пикова. Работали они на лесозаготовках в ближнем лесу, в мае их перегнали в Калиновку.[95] Яновское гетто просуществовало недолго: 30 мая там расстреляли 814 евреев.[96] Не все обреченные покорно встретили свою смерть. Портной Лейб Яновский, пожилой и немощный человек, подозвал жандарма и, выхватив из кармана бритву, полоснул врага по затылку: одним фашистом стало меньше.[97] Еще 194 еврея были убиты в акциях 6 и 11 июня.[98] Таким образом, число жертв среди яновских евреев составило 1008 человек.[99]
Вот фрагмент из воспоминаний Леонида Резника: «Дедушка, бабушка и еще 7 членов нашей семьи, которые не смогли уехать…, были заключены в гетто вместе со всеми евреями местечка и 30 мая 1942 года расстреляны во рву в центре поселка... В 1945 году, сразу после окончания войны, моя сестра... приезжала в Винницу и была в местечке Янов на могиле родных и близких. На братской могиле евреев местечка стоял скромный памятник. Местечко было как вымерший пустырь.»[100]
Янов освободили 9 марта 1944 года войска 1-го Украинского фронта. Евреи были уничтожены, но село, уже и по существу не местечко, осталось. Переименование в Иванов только подчеркнуло разрыв с его прошлым.
В современном Иванове живут 5,4 тыс. человек.[101] Население в основном занимается земледелием (главные культуры – пшеница и сахарная свекла) и животноводством. Имеются мельницы, предприятия по ремонту сельскохозяйственной техники, учреждения бытового обслуживания – обычный для большого села набор. Разве что гранитный карьер и щебеночный завод выделяются из этого стандартного ряда.
Интересна судьба приметных зданий села. В замке в 1920 г. разместили заготконтору, через три года – детскую колонию, а незадолго до войны – детский дом для детей репрессированных родителей. С 1963 г. это школа-интернат. Ратуша разрушена во время войны. Продолжает действовать по назначению вокзал станции Холоневская. Церковь св. Николая разобрали в 1935 г. на кирпичи, пустив их на строительство школы. Через 70 лет построили новую церковь. Костел использовался как клуб, потом был передан спортивной школе. Сейчас в нем снова проводятся богослужения, но красная звезда с его фасада еще не удалена.[102] А вот синагоги в Иванове нет: после Второй мировой войны евреев здесь не осталось. Они появляются в бывшем местечке раз в году – 30 мая, когда родственники расстрелянных фашистами евреев собираются у памятника, установленного на месте их массовой гибели.
Топонимический погром
– Кто же жил раньше на Владимирской земле? – спрашивал писатель Солоухин карту во «Владимирских проселках». И карта ему отвечала... – А кто жил раньше на Украинской земле? – спросим мы карту. Скудный будет ее ответ...
В 1918 г. Украинская Центральная Рада переименовала Екатеринослав в Сечеслав (Катеринослав – в Сiчеслав) в честь Запорожской сечи, по-украински, сiчи.[103] В Советской Украине переименования расцвели пышным цветом – как всюду «под солнцем Октября». Исторические названия городов, поселков, сел, хуторов теснили имена типа Советское и Комсомольское, Октябрьское и Жовтневое, Красно- и Червоноармейское, Перво- и Першемайское. Немалую группу новых имен составили те, что давались в честь партийных и советских руководителей.[104] Но переименования 1943–1946 гг. отличаются, во-первых, массовостью, и, во-вторых, украинизацией топонимии Украины – своего рода «пролетарским национализмом». Напомню, что справочник АТД Украины, которым я пользовался, зафиксировал более трех тысяч случаев принудительной смены имен населенных пунктов в те годы.[105] Эта «топонимическая реформа» может служить темой отдельного исследования.[106] Сейчас я хочу вкратце осветить только изменения имен, имеющих отношение к вопросу «кто жил раньше на Украинской земле?».[107]
Советизацию географических названий называют теперь на Украине топонимическим геноцидом. Но пройдитесь по любой карте, и вы увидите, что плотность «советских» названий, на самом деле, не столь высока, просто они сразу бросаются в глаза. К тому же, при советизации топонимии не ставилась задача уничтожить украинское. А вот явление, обсуждаемое в этой статье, правомерно назвать топонимическим погромом, направленым на искоренение имен немецкого, польского, еврейского, венгерского, румынского, татарского и другого «чуждого» происхождения.
До топонимического погрома на Украине было 9 Яновых и 33 Яновки, плюс Яново, Янувка, 3 Янковки, 4 Янополя, 3 Янушевки и 2 Янушполя, 7 сел Янковцы и 7 сел Яновщина, 3 села Яновцы и 2 Янчинцы. Были Янкевичи и Янковичи, Янки, Янков и Янково, Янушевка, Янушивка, Янушевичи, Янушивцы, Янчин и Янчино. А еще Ян, Янгур, Яневичи, Янжулевка, Янич, хутор Яновский, Яномысль, Яношево, Янциборовщина, Янчекрак, Янчилово и Янчелово, Янчивка и Янчики, Янкулов. Ян встречался и в двойных названиях, таких, как Слободка Яновская и Яновская Слободка, Янов Мост, Яновская Долина, Яновский и Янцевский Карьеры, Поречье Яновское, Бирки Яновские и Янов-Каролинка. Находились они не только на аннексированных в 1939 г. польских территориях, но и в «старосоветских» областях, унаследовавших названия от дораздельной Польши и затем царской России. Пример тому – родина И.М. Маергойза.
Возможно, не все эти названия восходили к польскому имени Ян или уменьшительному Януш, но 107 из них явно переименованы из-за первых двух букв. Место Янов и Янушей на карте заняли, как правило, Иваны: половину этих селений назвали Ивановка, остальные – Иванов, Иванковка, Иванковичи, Иваничи, Иванинцы, Рудня-Ивановская и др. А поселок Янов Львовской области получил имя «п.г.т. Ивана Франка», столь же нелепое, как «город (село) имени...».[108] Уцелели тогда Янишевка в Одесской области, Янушевка в Харьковской и «поселок ж.д. станции Янов» в Киевской области. Но судьба этого Янова еще трагичнее: рядом построили Чернобыльскую АЭС и при ней город Припять, поэтому ныне поселение захоронено и «снято с учета в связи с отсутствием жителей».[109] Нет и харьковской Янушевки. Одесская Янишевка осталась в одиночестве, одна из ста десяти.
Вторым после Янова популярным топообразуюшим польским именем на карте Украины был Юзеф: 20 сел Юзефовка, 5 Юзефполей, Юзефин и Юзефины, Юзефов и Юзефово, Юзефка, Юзина, Юзини и другие, всего 48 населенных пунктов, чьи имена начинались на «Юз».[110] И ни одного не осталось, причем 43 получили имя Осиповка.
Та же участь постигла и другие иноязычные имена людей на карте. Вот список 60 имен, которые легко распознавались на старой карте: Адам, Альберт, Альфред, Адольф, Андре, Барбара, Бронислав, Вацлав, Вильгельм, Винцент, Витольд, Войцех, Вольф и Вульф, Гелена, Генрих, Герман, Густав, Диана, Зигмунт, Зося и Зофия, Зузана, Изабелла, Изидор, Ираклий, Йоган, Казимир, Карл и Каролина, Клара, Леопольд, Леонард, Лизабет, Людвиг, Марцелл, Матильда, Михай и Михал, Петер, Радзивил, Рафаил, Сария, Свентослав, Тадеуш, Теодор, Тодор и Тудор, Фауст, Феликс, Фелица, Фердинанд, Франц, Фридрих, Цезарь, Цецилия, Штефан, Элеонора, Юстин, Якуб. Большинство имен польские и немецкие, но есть чешские, венгерские, румынские, болгарские и даже имена представителей народов, обитающих далеко от украинских земель и занесенных сюда каким-то ветром: французское Андре, шведское Густав, грузинское Ираклий. Личные имена входили в географические в разных формах, например, просто Герман, Германов, Германовка, Германовская Слободка и хутор Германа. Всего я насчитал 220 населенных пунктов, чьи названия произошли от названных (кроме Яна и Юзефа) имен. И все они исчезли.
Я не упомянул еще имена, которые для законодателей того времени звучали хуже иноземных: имена еврейские. А ведь были Мееровка, Таубовка, Лейбовка, Герцево, Берков и просто Беня, без всяких прикрас. Уж они-то уцелеть никак не могли. К еврейским топонимам я еще вернусь. А к числу неугодных добавлю имя Аристарх: хотя и есть оно в святцах, но тоже какое-то «не нашенское»: Аристарховка не уцелела.
Перейдем к рубрике «Страны, народы, города». Были на Украине тезки зарубежных земель: хутор Америка в Львовской области и Ново-Америка в Николаевской, Китай и две Манчжурии, две Швейцарии, Эльзас, Баден и Альт-Насау (Старый Насау), Боснячина. Все – переименованы. Правителей Советской Украины не устроили даже названия «братских» республик у хуторов Литва, Молдова и Новая Молдавия.
Стерто с карты и большинство названий, производных от этнонимов. А на Украине, через которую проходили и в которой селились разные племена и народы, их было много. Первое место занимали поляки, по-украински ляхи. Первые четко просматривались в именах лишь двух хуторов – Поляки и Польский, а ляхи – в сорока с лишним: Ляхи, Ляхов, Ляховцы, Ляцкое, Ляшки Шляхетские, Ляшки Королевские и др. Ни одного из них теперь нет. За ляхами-поляками шли татары – 29 имен: Татары, Татаринцы, Татаровка, Татарка, Татарский Брод и др. Были село Немецкое, хутор Немцев-Колонистов и Хатки Немца, Прусы и Швабы, был хутор Еврейская Долина (в Станиславской, ныне Ивано-Франковской области). Были хутор Литовский, Чехоград, Болгарка, Угорцы (венгры), Турки, Турчанка и Турецкая Гора, Французы, Британы, Греки, Киргиз, Итальянка, Цыганы, Персияновка. Плюс производные от этих и других этнонимов. Были, да сплыли. Несколько лет еще продержался Ногайск – ныне Приморск.
Особую, и немалую, группу топонимов составляли пары типа Долина Украинская и Долина Чешская, Лани Немецкие и Лани Польские, Новоселки Русские и Чешские, Слободзея Молдавская и Украинская, Ульяники Польские и Украинские и т.д. Определения в этих названиях говорили о народах, живших, по-существу, в одном поселении или в соседних. Все они удалены, отброшены даже такие определения, как «Украинская» и «Русская». А как же иначе: если оставить, например, Крошню Украинскую, а Чешскую переименовать, то, глядишь, и возникнет у кого-нибудь мысль, что раз есть Крошня Украинская, значит, была какая-то другая. И стала Крошня Украинская просто Крошней, а Чешская – Крошней Второй.[111] Украинский топонимист А.П. Коваль рассказывает о происхождении нескольких уцелевших названий, например Чехи, но из этнонимов, полностью стертых с карты, говорит только о ляшско-польских и прусских (но не немецких!), а об остальных даже не упоминает.[112]
Теперь о весях, то есть сельских поселениях, названных по дальним градам. Весей много – поселенцы часто давали им имена родных мест. Особенно много было тезок немецких городов: немцы-колонисты играли большую роль в освоении украинских земель, особенно новороссийских. Карту Украины украшали Лесные Берлинцы и Воробьево-Берлин, Галле и Гейдельберг, Старый Данциг и Новоданцевка, Кассель и утративший второе «с» Касель, Мюнхен и Ново-Мюнхен, Мангейм и Ново-Мангейм, Карлсруэ, Дармштадт и целых три Страсбурга. А еще Далекий Рим, Цюрихталь (Цюрихская Долина), Варшава, Варшавка и т.д. И все они –жертвы 1946 года. Уцелевший тогда Нью-Йорк, поселок в Донбассе, та же участь постигла через несколько лет.
Может быть, дело в переизбытке чуждых топонимов? Давайте ненадолго покинем Украину и перенесемся на Южный Урал, в Челябинскую область. Я помню, как на студенческой практике 1957 г. мы проезжали Варну и на следующий день въехали в Фершампенуаз – центр Нагайбакского района. Сколько лет прошло, давно позабылись имена других селений края, но Варну и Фершампенуаз помню. А есть там еще села и поселки Париж, Кассель, Арси, Берлин, Лейпциг, Бородино, Тарутино, Березинский, Чесма и другие, названные при освоении этих земель в честь побед российской армии и флота.[113]
Бородино, Тарутино и Березино есть и на карте Украины – в Южной Бессарабии, бывшей Измаильской области.[114] Они тоже названы в честь памятных сражений. И там же были свои Лейпциг, Берлин, Париж и Новый Париж, Старый и Новый Фершампенуаз да еще Кульм, которого нет на Урале. Эти имена в память битв союзников с Наполеоном селения Южной Бессарабии получили при ее колонизации в начале XIX века, но найти их можно только на старых картах.[115] С Уралом Украину топонимически связывало и название Оренбург. Уральский город перекрестили за три года до войны; теперь та же участь постигла его украинскую тезку – хутор в Днепропетровской области. Когда же в 1957 г. российскому Оренбургу вернули его историческое имя, об украинском Оренбурге вряд ли кто-нибудь вспомнил.
Коротко о других иноземных названиях. Начну с немецких. На Украине было много мест, имена которых оканчивалось (в скобках значения и примеры) на -берг (гора: Гайберг); -бург (город: Ямбург); -штадт и -штедт (тоже город: Либенштадт, Гохштедт); -таль (долина: Кляйнлибенталь); -вальд и -вальден (тоже долина: Гринвальд, Унтервальден); -фельд (поле: Дорнфельд); -штейн (камень: Блюменштейн); -гейм (дом: Гнагенгейм); -дорф (село, деревня: знаменитый одесский Люстдорф, ставший Черноморкой). Или начинались на ней-, най-, ной- (новый: Найдорф). И еще масса других. Ничего не осталось! Наряду с такими категориями сельских населенных мест, как село, хутор, поселок, на Украине были колонии – напоминание о немецких колонистах. Это слово входило в названия села Колония Дубровка, хутора Колония Мельница и т. п. И с ними покончили: колонию как тип поселения упразднили, имена изменили.
У польских названий своя специфика. Если немецкие, обычно занесенные колонизацией XIX века, были все же «пришлыми», то польские можно рассматривать как «коренные», поскольку украинские земли входили в разные – и весьма длительные – периоды своей истории в польское государство. Отсюда исторические особенности этой топонимики. Так, я насчитал 24 названия, связанные со словом войт:[116] Войтов, Войтовка, Войтовцы и др. и шесть производных от слова солтыс:[117] Солтысы, Солтыство и др. Кроме того, на карте были две Шляхты и четыре Ксендзовки, Панка и Панская, Жеребки Королевские, Жеребки Шляхетские и т.д. Все они сгинули.
Тюркские названия, тоже ведь коренные! Перед войной десять имен начинались на ак – «белый» (Акмангит и др.);[118] были Юртук, Урзуф, Хаджи-Хурда; Черемурза; Кайраклия; Калга Саръяры, Аджиголь и другие – не осталось ничего.
Неугодными стали названия, напоминавшие о чуждых православному уху верованиях: Скопцы и хутор Молоканский, Баптисты и Масонов, Мечет и Мечеть. Или о ненавистной унии – Унев и Униев. Их не стало, как и всяких Карузо, Орианда, Ландскроне, Камбурлиевка, Гегелевка, Сюрте, Шептередюри, Кодкитай, Сарацица, Апшица, Доминополь, Королево-Альбертовка, Тартанай, Гамильтон, Косай Братолюбовка, Рено, Кисельбаж, Моту Баян, Адаман-Чалган, Варум Секретарка, Нанси-Марково, Кебабча (сколько удовольствия от одного перечисления этих исчезнувших имен!).
По сравнению с весями, переименованных городов было немного, а в «чужеземном» аспекте вообще только два: Севлюш в Закарпатье, ныне Виноградов (калька с венгерского названия), и Каменка-Струмиловская в Львовской области, с 1944 г. Каменка-Бугская.[119]
Теперь о судьбе еврейских имен. Хотя, возможно, с них надо было начинать: еврейские названия стали стирать с карты сразу после освобождения от нацистской оккупации (благо евреев не осталось физически). Как известно, в языке идиш много слов, совпадающих с немецкими. Например, в обоих языках дорф означает село, а фельд – поле. Понять, еврейскими были, скажем, Найдорф и Найфельд или же немецкими, можно только зная, когда и при каких обстоятельствах эти имена получены. Наибольший материал для определения именно бывших еврейских «дорфов», «фельдов» и других подобных названий на Украине мне дали исследования Якова Пасика.[120]
В первой половине XIX века правительство России инициировало и поощряло колонизацию недавно присоединенных причерноморских земель, в том числе еврейскую. Всего с 1807 по1860 гг. в Новороссии – Херсонской и Екатеринославской губерниях – было создано 38 еврейских колоний. Но только четыре, из числа самых первых, получили названия на иврите: Сейдеменуха, Ефингар, Нагартав и Израилевка.[121] С этой практикой власти быстро покончили.
Следующий этап создания еврейских земледельческий поселений в Южной Украине пришелся на советское время: в 1924–1938 гг. возникли более 120 таких поселков, и многие из них получили имена на идише: Ленин-, Войков-, Ратн-, Фрай- и другие дорфы; Блюмен-, Ройт, Фрунзен- и прочие фельды; Гроссер, Найвельт, Фрайланд и Фрайлебен, Эмес, Эрштмай, Шолом Алейхем… Тогда же Большую Сейдеминуху переименовали в Калининдорф, Малую – в Штерндорф. Новообразованный поселок Чемеринск получил имя Сталиндорф. Топонимы оказались недолговечными. Еще немецкие оккупанты, уничтожив не успевших уйти евреев, дали их поселениям свои названия: Калининдорфу – Большой Ингулец (Gross Ingulez), Сталиндорфу – Фризендорф (Friesendorf).[122] Не исключено, что из-за имен советских вождей. К сожалению, у меня нет сведений о переименовании других поселков, но мыслимо ли, чтобы на территории Рейхскомиссариата Украина сохранялись, например, Юдендорф и Нитгедайгид?
Они не сохранились и на территории Украинской Советской Социлистической Республики: еврейский вопрос на карте Украины был окончательно решен после освобождения. Большую часть еврейских имен стерли (или, употребляя терминологию современных антисемитов, смыли) в 1944 году, остальные – в 1946-м. Переименовали и поселок Озетовку – чтоб не напоминала о ликвидированном перед войной Обществе по земельному устройству трудящихся евреев (ОЗЕТ).[123] Остались – по недосмотру или другой неведомой причине – только названия села Малая Сейдеминуха (его вернули в 1944 г.) и станции Калининдорф Одесской железной дороги.[124]
Вот так прошелся каток топонимических репрессий по земле Украины.
После ликвидации Советской власти, некоторые населенные пункты Украины стали возвращать себе старые имена. Среди первых ласточек – Берлин и Германовка, Ляховцы и Войтовка, Шляхтенцы и Унив, Угорское и Угорск, Татаринов, Татаринцы, Татаров и Урзуф, Тудоров и Тудоровичи, Сюрте. И два поселения, чьи имена начинаются на «Ян»: Яноши и Янгеловка[125].
***
Нынешний Иванов – бывший Янов – гордится своими уроженцами. Среди них писатели Стефан Витвицкий[126], Олег Черногуз[127] и Виталий Березинский,[128] другие замечательные люди.
К их числу по заслугам должен быть причислен и профессор Московского университета географ И.М. Маергойз.
(окончание следует)
Примечания[1] Отзыв официального оппонента (другим оппонентом был проф. Р.М. Кабо; защита состоялась 14 декабря 1945 г. на заседании Ученого совета Географического факультета МГУ). Печатается по текстам в сб. «Проблемы экономической географии социалистических и капиталистических стран» (М.: Моск. фил. ГО СССР, 1975, с. 24-26) и в кн. «Географическое учение о городах» (М.: Наука, 1987, с. 115-117).
[2] Chesapeake and Ohio, а проще – C&O Canal. Чесапикский залив – это эстуарий реки Саскуэханны, в который впадает Потомак. Канал начинается в Джорджтауне, районе Вашингтона, и тянется вдоль левого берега Потомака вверх по течению на 300 км, но до Огайо, несмотря на свое название, не доходит.
[3] А.Новотный, президент социалистической Чехословакии в 1957–1968 гг.
[4] Перефраз слов из популярной в мое время песни «Нам электричество сделать все сумеет!»
[5] С.А. Яновская (1896–1966) – профессор механико-математического факультета МГУ.
[6] Е.Б. Дынкин (род. в 1924 г.) – профессор мехмата МГУ. Уволен за подписание письма в защиту диссидентов А. Гинзбурга и Ю. Галанскова. Ныне профессор Корнельского университета в г. Итака, штат Нью-Йорк, член Национальной академии наук США (http://ru.wikipedia.org/wiki/Дынкин_Евгений_Борисович).
[7] Зиновий Алексеевич Пешков (Zinovi Pechkoff), настоящее имя Зиновий (Залман) Михайлович Свердлов (1884–1966), эмигрировал в 1904 г. Французский генерал и дипломат.
[8] USHMM (United States Holocaust Memorial Museum) Archives, RG-31.075. Selected records from the Vinnitsya Oblast Archives – ДАВО (Державний aрхiв Вiнницькой области), фонд 961 (далее: Архив), опись 12, дело 18, лист 30; дело 19, листы 430, 580, 620; дело 20, лист 40, и др.
[9] Комнезамы – комитеты незаможных селян, т.е. неимущих крестьян (укр.), организации сельской бедноты в первые годы Советской власти. В России они назывались комитетами бедноты (комбедами).
[10] Жилянской улице (когда-то в тех местах текла речка Желань), в 1993 году вернули ее старое имя.
[11] Автобиография И.М. Маергойза помещена в этом сборнике. – Ред.
[12] Е.Я. Ремез (1896–1975), чл.-корр. АН УССР.
[13] Верхний Нью-Йорк (Upstate New York) – так в США называют территорию штата Нью-Йорк за пределами Большого Нью-Йорка. Название связано как с ее положением к северу от Нью-Йорка (здесь принято вместо «севернее» и «южнее» говорить «выше» и «ниже»), так и с гористостью рельефа.
[14] Сейчас Политехнический институт в Новочеркасске называется Южно-Российским техническим университетом, а Ростовский университет – Южным федеральным.
[15] А.Я. Хинчин (1894-1959) – чл.-корр. АН СССР, заведующий кафедрой математического анализа механико-математического факультета МГУ,
[16] 1-2 июня 1962 г. в Новочеркасске прошли волнения рабочих, вызванные снижением трудовых расценок с одновременным повышением цен на продовольствие. Волнения были подавлены войсками. Эти события остались в истории под именем «Новочеркасский расстрел».
[17] В.М. Глушков (1923-1982) – академик, один из пионеров кибернетики в СССР, основатель и директор Института кибернетики АН УССР.
[18] http://www.geogr.msu.ru/about/front/sotrudniki.php.
[19] http://www.pluto.hop.ru/holocaust/kalinovka.html.
[20] Архив, опись 12, дело 18, лист 30; дело 19, листы 430, 620; дело 20, лист 40, и др.
[21] Архив, опись 12, дело 18, лист 30.
[22] http://www.sfu-kras.ru/about/people.
[23] http:// www.school2.ru.
[24] http://www.hapys.ru/fam/6a/389.html.
[25] A. Beider. A Dictionary of Jewish Surnames from the Russian Empire. 2nd edition. Teaneck, NJ: Avotaynu, 2008. В том же издательстве вышли другие его книги: A Dictionary of Jewish Surnames from the Kingdom of Poland (1996); A Dictionary of Jewish Surnames from Galicia (2004).[26] Ibid., с. 394
[27] Слово mеnsch (менш) пришло в американский английский из идиша, где оно, как и в немецком, означает просто «человек». А здесь приобрело значение «человек хороший, надежный, достойный». Ср. рус. «Вот это – человек!»
[28] Микаэлла (Элла) Каган, кандидат наук, урбанист.
[29] «Территориальная структура хозяйства» вышла в 1986 году, еще «при нас».
[30] «Географическое учение о городах» увидело свет после нашего отъезда в 1987 году.
[31] Пользуюсь случаем, чтобы помянуть добрым словом и других наших коллег, которые помогали нам тогда зарабатывать на жизнь: Эмму Ильиничну Вайнберг, Жанну Антоновну Зайончковскую, Бориса Юрьевича Иванова и Ингу Вениаминовну Канцебовскую.
[32] Большая советская энциклопедия, 3-е изд. Т. 15, 1974, с. 209 и др.
[33] Современные советские экономико-географы. Экономическая география в СССР. История и современное развитие / Под ред. Н.Н. Баранского и др. М.: Просвещение, 1965, с. 183; И.М. Маергойз. Территориальная структура хозяйства. Новосибирск: Наука, 1986, с. 5 и др.
[34] У А.В. Краснопольского в его книге «Отечественные географы (1917–1992). Биобиблиографический справочник» (Т. 2. СПб: РГО, 1993, с. 48) и на сайте географического факультета МГУ (автор Н.С. Мироненко – http://www.geogr.msu.ru/about/rank/element.php?IBLOCK_ID=4&SECTION_ID=0&ELEMENT_ID=1047).
[35] Українська РСР. Адмiнiстративно-территориальний устрiй на 1 сiчня 1987 року. Київ, 1987.
[36] Українська РСР. Адмiнiстративно-территориальний подiл на 1 вересня 1946 року. Київ, 1947. Между прочим, это единственный справочник АТД Украины, хранящийся в этой замечательной библиотеке.
[37] По-украински, был Янiв, стал Iванiв. Поскольку эта статья публикуется на русском языке, все географические названия в ней даются по-русски.
[38] Всех, да не всех – с исключениями. Среди исключений могу назвать не упомянутые в справочнике «обратные» переименования г. Орджоникидзе в Енакиево, г. Серго – в Кадиевку и города им. Л.М. Кагановича (да, именно так!) – в Попасную. В то же время возвращение старых имен поселениям, носившим имена «вождей» рангом пониже, справочник не скрывает: Мархлевск – Довбыш, им. Г.И. Петровского – Городище. Как и переименование двух хуторов Луначарский и одного хутора Джон-Рид.
[39] Это одна из реликвий моей библиотеки. В Москве у меня были еще две столь же уникальные книжки, изданные Географгизом в начале 1950-х гг. в серии «Страны мира»: В.М. Венин «Гватемала» и его же «Панама и Панамский канал», автором которых на самом деле был другой замечательный географ и человек Вениамин Максович Гохман, которого – увы! – тоже давно нет среди нас.
[40] Крамница (укр. крамниця) – лавка, магазин.
[41] Л. Резник. Воспоминания по дорогам моей жизни. Я родом из местечка Янов. – http://leonid-70.narod.ru /text/Doc12.htm.
[42] Для жителей Побужья он просто Буг, так же, как и Западный Буг – просто Буг для обитателей его берегов. Два Буга, однако, текут так далеко друг от друга, что нельзя, отправившись купаться на один из них, по ошибке окунуться в другой. «Урезанные» названия этих рек получили отражение даже в литературе. Впрочем, поляки зовут эти реки по разному: Западный Буг – Bug, Южный – Boh.
[43] Есть предположения, что поселение, от которого пошел Янов, существовало еще раньше, в XIV–XV веках. (Д. Гончарук. Хронологія окремих родин батьківщина – села Iванів та Iванівська Слобідка Калинівського району Вінницької області та осіб із України, близького і далекого зарубіжжя. Київ – с. Іванів, 2007. Фрагменты книги приведены на сайте: http://uk.wikipedia.org/wiki/Користувач:Alex_Radzijewski. До этого была издана книга: Д.В. Гончарук и Л.С. Бадрак. Історія України (на прикладі села Іванів (Янів) Калинівського району Вінницької області). Київ, 2002. Ее содержание см. на том же сайте.[44] М. Крикун. Адмiнiстративно-територiальний устрiй Правобережної України в XV–XVIII ст. [Київ]: Ин-т Укр. археографiї АН України, 1993. Эта книга – пример любопытного феномена, наблюдаемого в современном издательском деле на Украине: текст на русском языке, а название, аннотация, выходные данные и прочие издательские атрибуты – на украинском.
[45] Ibid.
[46] Местность на правом берегу Буга несколько ниже Янова до сих пор называется Яновка.
[47] Д. Гончарук. Ук.соч.
[48] Ibid. Tрадиция проведения базаров в Янове по пятницам сохранялась в течение четырехсот лет, и лишь недавно их перенесли на субботу.
[49] По-польски «местечко» (miasteczko, то есть городок), а на языке идиш – «штетл».
[50] Подобное определение местечка дают, например: Ф.Я. Горовский, Я.С. Хонигсман, А.Я. Найман, С.Я. Елисаветский. Евреи Украины (Краткий очерк истории). Часть 1. Киев, 1992, с. 101; В. Лукин, Б. Хаймович (сост.). 100 еврейских местечек Украины. Вып. 1.Подолия. Иерусалим–СПб., 1997, с. 228; В. Лукин, А. Соколова, Б. Хаймович. 100 еврейских местечек Украины. Вып. 2. Подолия. СПб., 2000, с. 605.
[51] В. Лукин. Образование еврейских общин (В. Лукин, Б. Хаймович. Ук. соч., с. 21–22). См. также: M. Altshuler. Soviet Jewry on the Eve of the Holocaust. A Social and Demographic Profile. Jerusalem: The Hebrew University; Yad Vashem, 1998, p. 40–41. Интересную подборку статей под рубрикой «В поисках “настоящего еврейского штетла”» см. в журнале «Новое литературное обозрение», 2010, № 102 или на его сайте http://www.nlobooks.ru/rus/magazines/nlo/196/1791/).
[52] Iсторiя мiст и сiл Українскої РСР. Вiнницька область. Київ: Головна редакцiя Українскої Радянської енциклопедiї, 1972, карта на с. 18.
[53] О. Пiддубняк, М. Крикун. Топонiмiчны об'єкты Брацлавського воєводства останньої чтвертi XVI – першої половини XVII ст. (на пiдставi родинного архiву Пiсочинських) // Історичне картознавство України: Збірник наукових праць. Львів; Київ; Нью-Йорк, 2004.
[54] М. Крикун. Ук. соч. С. 124–125.
[55] Д. Гончарук Ук. соч.
[56] Гийом Левассер де Боплан (ок. 1595–1685), выдающийся французский военный инженер и картограф, в 1630–1640-х гг. находился на польской службе. Составил, среди прочих, Генеральную и Специальную карты Украины, а также «Описание Украины». Подробнее см.: Гийом Левассер де Боплан. Опис України. Київ: Наукова думка, Cambridge, Mass.: Ukrainian Research Institute of Harvard University, 1990; Guillaume Le Vasseur, sieur de Beauplan. A description of Ukraine. [Cambridge, Mass.]: Harvard University Press, 1993.
[57] Д. Гончарук. Ук. соч.
[58] Ныне село Слободка Ивановского сельсовета.
[59] Еще раньше воеводское управление было перенесено из Брацлава в Винницу. Ныне Брацлав – поселок городского типа в Немировском районе Винницкой области.
[60] В русском языке; в украинском же старое понятие сохраняется поныне (Подiлля).
[61] Литин, бывший уездный город в 25 километрах юго-западнее Янова, ныне поселок городского типа, районный центр Винницкой области.
[62] Разумное решение: прямой связи между Яновым и Литиным не было, и яновцам, чтобы попасть в свой уездный город, все равно приходилось проезжать через соседний Винницкий уезд (см. карту Подольской губернии в Атласе народонаселения Западно-Русского края по исповеданиям. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб.: Мин-во внутр. дел, 1864).
[63] Факт, на первый взгляд, странный. Мы привыкли, что раскольники – это Лесное Заволжье, Сибирь... Но в середине ХIX века в Подольской губернии жили более 10 тысяч старообрядцев (Атлас народонаселения... Пояснительные таблицы к карте Подольской губернии).
[64] Ibid.
[65] Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. Т.10, кол. 303.
[66] Нужно ли пояснять, что памятник не сохранился?
[67] Около 1250 га.
[68] Słownik geograficzny Królewstwa polskego i innych krajów Słowiańskich. Tom III. Warszawa, 1882, s. 423. Но неужели еврейское население Янова, без войн и погромов, так уменьшилось после ревизии 1847 г.? Подобные неувязки вообще-то не редкость. В данном случае они, на мой взгляд, объясняются не только несовершенством учета, но и тем, о каком населении идет речь: самого Янова или Янова с окрестными селениями.
[69] В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона помещены статьи о тезках подольского Янова в Гродненской, Ковенской и Херсонской губерниях (Полутом 82, с. 676).
[70] Lippincott’s Gazetteer of the World. 1866; 1873; 1883.
[71] Документальных подтверждений у этого события, кажется, нет, в отличие от посещения Янова королем Станиславом Августом в 1781 году (Słownik, s. 423).
[72] Л. Резник. Ук. соч.
[73] Еврейская энциклопедия. Т. 16, кол. 404.
[74] Еврейская энциклопедия. Т. 12, кол. 650.
[75] Калиновка – бывшее местечко, а ныне город в 15 километрах к востоку-юго-востоку от Янова.
[76] Фамилия Холоневских заслужила быть увековеченной в Янове, они всячески способствовали его развитию. В начале XX века Андрею Холоневскому принадлежали 2 тысячи десятин (около 1400 га ) пахотных земель, на которых использовались сеялки, жатки, сноповязалки, культиваторы и даже американский трактор «Кейс». Когда однажды от искры трактора случился большой пожар, граф на свои средства построил погорельцам новые дома, крытые жестью, и возместил остальные убытки. В 1905 году он, при посредстве сельской общины, построил мост через Буг, заменивший паромную переправу (Д. Гончарук. Ук. соч.).
[77] Ibid.
[78] В. Сергiйчук. Погроми в Українi: 1914–1920. Київ, 1998, с. 454; The Encyclopedia of Jewish Life Before and During the Holocaust. V. 1. Jerusalem: Yad Vashem; New York: New York University Press, 2001, p. 559–560.
[79] Л. Резник. Ук. соч.
[80] Н. Полетика. Воспоминания. – http://lib.ru/memuary/poletika/wospominaiya.txt.[81] Пиков – бывшее местечко, ныне село Калиновского района в 10 километрах к северо-западу от Янова, вверх по течению Сниводы. В прошлом волостной, а в 1923–1932 гг. районный центр.
[82] USHMM (United States Holocaust Memorial Museum) Archives, RG-31.075. Selected records from the Vinitsya Oblast Archives – ДАВО (Державний aрхiв Винницькой области), фонд 961, опись 6, дело 13, лист 770; 890 (далее в ссылках – Архив). Я благодарю моего сослуживца, сотрудника Американского национального музея Холокоста (USHMM) в Вашингтоне Вадима Алцкана за помощь в работе с архивными материалами.
[83] Д. Гончарук. Ук. соч.
[84] «Промышленность Янова согласно списку предприятий по отраслям промышленности». Архив, опись 6, дело 12, лист 32.
[85] Д. Гончарук. Ук. соч.
[86] Ф.Я. Горовский и др. Ук. соч. Ч. 2, с. 245.
[87] А.И. Круглов. Кастастрофа украинского еврейства 1941–1944 гг. Энциклопедический справочник. Харьков, 2001, с. 130. Очевидно, что это евреи не только Янова, но и его сельской округи.
[88] Подробнее см.: I.А. Лановiй. Колективiзацiя та голодомор в с. Iванiв Калинiвского району Вiнницкої областiї // Подiльска старовина. Вiнниця, 1993, с. 237–244.
[89] В 1931 г. в Янове на базаре было столько мяса, «что им можно было накормить целый полк» (Ibid, с. 240).
[90] Ibid, с. 243.
[91] Ibid, с. 245.
[92] До этого они были здесь такими небольшими, что их часто по привычке называли волостями.
[93] Рейхскомиссариат Украина находился в ведении министерства по делам оккупированных Восточных территорий во главе с Альфредом Розенбергом и делился на генеральные округа (Generalbezirkе). В один из них, Житомирский, были включены Житомирская и северная часть Винницкой.области. Оккупационные власти сохранили довоенное районное деление, но добавили среднюю между округом и районом единицу – область (Kreisegebiet). Таким образом, Янов оказался в Калиновском районе (нем.: Rayon) Калиновской области Житомирского генерального округа. На следующий год адрес изменился, поскольку Калиновский район был включен в состав Хмельницкой (по имени своего центра города Хмельника) области (Kreisgebiet Chmelnik) См. Generalbezirk Shitomir. – http://territorial.de/ukra/shitomir/shit.htm.[94] A. Kruglov, M.Dean. Ianov // M.Dean (ed.), Encyclopedia of Camps and Ghettos, 1933–1945. Vol. 2, German-Run Ghettos. Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press, in association with the United States Holocaust Memorial Museum, Washington, D.C. В печати.
[95] В.Дильман. В конюшне под охраной немцев. – Жизнь и смерть в эпоху Холокоста. Свидетельства и документы. Кн. 2. Киев, 2007, с. 10–11. Автору воспоминаний Владимиру Дильману удалось бежать из этой группы и после скитаний по лесам примкнуть к партизанам.
[96] A.Kruglov, M. Dean. Ук. соч.
[97] В рядах народных мстителей. – http://www.pluto.hop.ru/holocaust/geroizm.html.
[98] А.И.Круглов. Уничтожение еврейского населения Украины в 1941–1944 гг. Хроника событий. Могилев-Подольский, 1997, с. 61.
[99] В книжке М.Альтшулера (M. Altshuler. Ук соч.), авторитетном источнике информации о евреях СССР накануне войны, содержится, может быть, всего одна неверная цифра – численность еврейского населения Янова в 1939 году. Исходя из числа расстрелянных, ее можно оценить в тысячу с лишним человек.
[100] Л. Резник. Ук. соч.
[101] Калинівський район (інформація станом на 01.04.2009). – http://www.vininvest.com.ua/geo/area/8.doc.
[102] Подробнее о памятниках Иванова см.: Анна Вольф. Пам'ятки України. – http://ukraine.kingdom.kiev.ua/region/01/janow.php.
[103] Советская власть сделала вид, что этого не было, и в 1926 г. назвала город Днепропетровском. Я впервые узнал о Сечеславе из книги: Валентин Сiмянцев. Роки козакування, Филадельфiя, 1976, с. 73.
[104] См. Pavel Ilyin. Renaming of Soviet Cities after Exceptional People: Historical Perspective on Toponymy. – Post-Soviet Geography, December 1993, p. 631–660; Павел Ильин. О переименовании городов в Советском Союзе в честь «выдающихся личностей». – Новый журнал, Кн. 192–193, Нью-Йорк, 1993, c. 462–498. Среди множества топонимов, в которых фигурируют имена этих самых «выдающихся личностей», самым замечательным, пожалуй, было название шахтерского поселка Сталинский Забой в Донбассе.
[105] Это не считая переименований сельсоветов и районов – как правило, для приведения их в соответствие с новыми наименованиями их центров.
[106] Не обязательно критического. Например, вряд ли может вызвать возражения присвоение «нормальных» имен таким пунктам, как село Село, хутор Хутор, село и хутор Поселок.
[107] То есть на территории Украины в границах того времени (без Крыма).
[108] Впоследствии переименован в Ивано-Франково.
[109] http://pomnite-nas.ru/mshow.php?s_OID=3471.
[110] Среди них – бывший тезка донецкой Юзовки, нынешнего Донецка, – село в Херсонской области. Только первое имя столицы Донбасса было не польского, а хуже того – британского происхождения.
[111] Позднее объединенная Крошня вошла в черту Житомира.
[112] А.П.Коваль. Знайомi незнайомцi. Похождення назв поселень України. Київ: 2001.
[113] См. Н.И.Шувалов. От Парижа до Берлина по карте Челябинской области. Топонимический словарь. 2-е изд., перераб.и доп. Челябинск, 1989. Электронная версия: http://toposural.ru/.
[114] Южная Бессарабия входила в состав России в 1812–1856 и 1878–1918 годах и в состав Советского Союза в 1940–1941 и с 1944 года. В 1954 году присоединена к Одесской области.
[115] Одно такое название чудом уцелело. Это имя города Арциз, напоминающее о битве 1814 года при Арси-сюр-Об во Франции.
[116] Войт (пол. wójt, вуйт) – должностное лицо в городах, волостях и селах Речи Посполитой.
[117] Солтыс (пол. soltys) – сельский староста.
[118] Аккерман (тур. Белая Крепость) был переименован в Белгород-Днестровский в 1944 г., но в порядке возвращения его старого славянского имени. Между прочим, он был первым центром области, образованной в Южной Бессарабии после ее аннексии Советским Союзом. И называлась она тогда Аккерманской.
[119] Особый случай с первым городом на западе Украины, потерявшем свое имя. Это Радзивилов, названный в честь своего основателя, знаменитого польского магната. Как известно, территория Западной Украины, отобранная у Польши в сентябре 1939 года, была формально аннексирована в ноябре. И Новый год Радзивилов встретил уже не только под новой властью, но и под новым именем Червоноармейска. В 1991 г. его историческое название – для Украины случай нечастый – восстановили. Однако ненадолго: Радзивил – имя польское, а поскольку руководству независимой Украины тоже не чужд топонимический национализм, город теперь называется Радивилов, согласно украинской форме этого имени.
[120] Я. Пасик. Еврейские земледельческие колонии Юга Украины и Крыма. –
http://www.evkol.nm.ru/js_ukraine.htm.
[121] Сейдеменуха – от ивритских слов (тогда говорили древнееврейских) сде менуха (тихое поле); Ефингар – от слияния слов ёфи (красота) и нагар (река), так что имя колонии означало «красивая река»; Нагартов – перевод на иврит названия местной реки: река Добрая – нагар тов (Я. Пасик, Ук. соч.).
[122] Kreisgebiete im Reichskommissariat Ukraine [Stand: 1. 9. 1943]. – http://territorial.de/ukra/kreise43.htm
[123] Та же судьба постигла еврейские названия в Крыму. Обратим внимание на еще одно сходство советского режима с царским в «еврейском вопросе». Поселения евреев в Крыму в начале 1920-х гг. получали, как и в 1800-е гг. к северу от него, ивритские имена. Советская власть с этим тоже быстро покончила. Правда, дозволила топонимы идишские, но, как мы знаем, ненадолго.
[124] Стирая с карты «нехорошие» названия, законодатель проявил известную прозорливость, переименовав Вейсмановку и Мендельдорф и предвосхитив тем самым Августовскую сессию ВАСХНИЛ 1948 года.
[125] Верховна Рада Украïни. Офiцiйний веб-сайт. – http://www.rada.gov.ua/zakon/new/ADM/zmist.html.
[126] Стефан Витвицкий (Stefan Witwicki, 1801–1847), польский поэт и публицист, друг Адама Мицкевича. Многие его стихи положены на музыку Шопеном и Монюшко.
[127] Олег Черногуз (род. в 1936 г.), украинский прозаик – сатирик и публицист.
[128] Виталий Березинский (Віталій Березінський, род. в 1937 г.), украинский поэт.
___
Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #12(159) декабрь 2012 — berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=159
Адрес оригиначальной публикации — berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer12/Poljan1.php
