Престолы природы, с которых, как дым, улетают громовые тучи,
кто раз лишь на ваших вершинах творцу помолился,
тот жизнь презирает, хотя в то мгновенье гордился он ею!..
Лермонтов
I.
Конец августа. Владикавказ. Я живу в университетской гостинице — прямо напротив филологического факультета — и вечером, когда начинает темнеть, с удовольствием наблюдаю, как постепенно оживают, наполняются электричеством его этажи. Уже совсем скоро в аудиториях и кабинетах, где спешно заканчиваются ремонтные работы, сверяются списки и оформляются какие-то срочные документы, необходимые к началу учебного года (свет в окошках не гаснет до глубокой ночи), жизнь будет бить ключом, зазвучат голоса преподавателей, смех и реплики старательных (и не очень!) студентов. А пока всё это напоминает затаившийся в ненастной ночи призрачный дворец.
В одном из окон моего номера днём в хорошую погоду светится Казбек — блистающий белый клык над синими вершинами, похожими на застывшее бурное море. Кавказ пронизывает меня совсем другим электричеством, но оба эти потока как-то особенно соединяются во мне, и я чувствую, что вне этой энергии мне теперь всегда уже будет трудно дышать...
Это — любовь. Никуда не денешься.
Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ...
II.
Из дневника. Август, 2012
<...> Владикавказ — преимущественно старинной застройки, по крайней мере в центре. Всё преисполнено памяти о середине 19-го века, о тогдашних кавказских войнах... Вся прелесть южного города; купы деревьев... мои любимые чинары-платаны — с морщинистыми стволами, огромными круглыми листьями и пучками длинных стручков-плодов... очаровательные кафе с внутренними двориками, полными цветов...
Мне показали дом, где жил Коста Хетагуров,— я, конечно, достала фотоаппарат и начала снимать уже всё подряд. Так, мимо магазинчиков, кафешек, мемориальных досок и памятников, мы прошли до центрального парка — редкого по красоте и натуральности...
В духе современной «уличной скульптуры» — маленький, худенький — бронзовый? — Коста на скамеечке. Скульптура очень выразительная и чудесно вписывается в образ парка.
Дивный, почти дикий пруд — с утками и лебедями (тут я от умиления уже чуть не плакала); птички совершенно ручные, лебеди кормятся из рук гуляющих; много молодёжи. <...>
Владикавказ — город-сад, город-парк. Сказать, что он утопает в зелени,— значит, ничего не сказать. В нём всё настолько при-родо-сообразно, так пóлно глубокой гармонической связи истории, культуры и растительного царства, что диву даёшься, как местные власти всё это умудрились сохранить. Плюс ещё феерическое, роскошное двуязычие, звучащее повсюду и само собой разумеющееся... в общем, город совершенно волшебный. <...>
Осетины очень любят своих культурных героев-просветителей. Почитают их чрезвычайно. Наравне с воинами-защитниками. А может, и больше. А выше всех — конечно, Коста. При жизни человека власти его не то что ценили мало, но и гнали (при том, что народ и в самых отдалённых ущельях распевал его песни),— а посмертная слава Коста такова, какой он точно не ждал. Во Владикавказе везде Коста.
К осетинской православной церкви идём по улице Хетагурова. Поднимаемся к церкви по каменной лестнице между стенами старинной кладки. От каждого камня — крик. Энергия из этих камней идёт такая, что тело человека к ним притягивается, как железо к магниту. Руку кладёшь на камень, оттуда—звон!
Вверх по лестнице — там, наверху, некрополь. И храм, построенный в классической православной манере. Всё такое камерное, миниатюрное... и при этом — значительное.
Спустились — или поднялись? — опять к Тереку. К мосту с барсами. Прошли по бульвару. Во Владикавказе, кажется, ни одна улица не обходится без бульвара. Прелестный образчик уличной пластики — горец и мещанин, играющие в нарды. Вообще, «малая городская форма» здесь исключительно тонка, одухотворённа и эстетична. В отличие, допустим, от нашей. За редким исключением, отменно пошлой, к сожалению.
Перед мостом — памятник основателю первого осетинского поселения в этих местах, Дзаугу Бугулову. Осетинское название этого места — по имени Дзауга — Дзауджикау (Дзаугово село).
Терек я нафотографировала с разных точек. Удивительная река. Не Дон и не Енисей, конечно (сравнить — речка). Но... Терек сам — как памятник. Как всё во Владикавказе — при миниатюрных размерах производит впечатление чего-то исторически колоссального. <...>
По Владикавказу бегают очаровательные трамвайчики. Тоже — своего рода чудо. Никакого сравнения с нашими, красноярскими. У нас — банальный транспорт. А здесь... что-то среднее между аттракционом и колесницей богов. Трамвайные маршруты пролегают в таких местах... я не удивлюсь, если тут живут феи. <...>
III.
Древоград
1.
Дзауджикау... свет моих нежных чинар,
Строгих сестёр на дольней тропе серебра...
Руны вершин сквозь медленный утренний пар —
Рваной ли раны края или нервный росчерк пера?
Дзауджикау... твой ствол непреклонен и прям...
Звук из-под сердца, которое стало струной...
Рог полумесяца дерзок. Но Терек — упрям.
И золотистые барсы играют со мной.
Дзауджикау... сила твоих мертвецов...
Шум твоих крон... голоса премудрых камней...
Вечно желанная чаша на пире отцов...
Вечным заклятьем сплетённые пальцы корней...
Дай обниму тебя, брат, бархатистый орех.
Липа благая, позволь прижаться щекой
К светлым морщинам твоим...
Остуди мой праздничный грех...
И надели моих пчёл целебной строкой...
2.
Камни, со мной говорите!
Гёте
В хранилище костей, во глубине корней —
Громоподобный гул клубится и клокочет...
И травы вплетены в изложницы камней,
Откуда стройный хор заслуженных теней
Всё гуще и темней струится и стрекочет...
Ладонь моя течёт, как лист течёт с куста,
По розовой стене, сатин лаская вдовий...
О луковицы глав... о золото креста...
О мраморные волны изголовий...
О чернота цветов, обвивших колесо,
И горькое вино необратимых оргий...
И бронзовый Коста... и каменный Васо...
И в красных облаках витающий Георгий...
IV.
За несколько дней до моего отъезда Елена Коваленко, журналист республиканской ежедневки «Северная Осетия», попросила меня об интервью. Я охотно согласилась и даже ещё успела подержать в руках пахнущие свежей типографской краской цветные странички с этим интервью и захватить газету с собой. [1]
Я рассказала Елене о нашем проекте — «Мосты над облаками». Его цель — заново сблизить читателей, писателей, деятелей науки и культуры, живущих в разных уголках нашей общей Родины, бывшего СССР. Двадцать лет назад эти связи фактически были разорваны. А ведь культура может полноценно жить и развиваться только в постоянных взаимообогащающих контактах творческих людей, в перекличке идей, в живой полемике. Мы будем приезжать в разные города, встречаться с людьми, получать непосредственные целостные впечатления о жизни регионов — в первую очередь, конечно, культурной жизни. А потом — печатать материалы, полученные в результате этих поездок, в журнале «День и ночь» под специальной рубрикой. Мой приезд, собственно,— органическая часть проекта.
Лена тут же спросила: а почему — Осетия?
Действительно — почему? Как завладел моим воображением этот горный край, его народ, его культура, его язык? Вспомнить ли о прозе осетинского филолога Ирлана Хугаева, которую мы, в «ДиН», считаем своим открытием? Или, может быть, о фильме Аслана Галазова «Ласточки прилетели», созданном по одноимённому рассказу Ирлана? Фильм вышел на экраны в 2007 году, но до сих пор поклонники и критики из-за него ломают копья. Очарование Владикавказа и «буйного Терека», трагические судьбы героев и световая вертикаль надежды, пронизывающая это кино,— всё здесь есть и вызывает острый интерес, стоит только прикоснуться мыслью и взглядом.
Доктор филологических наук, сотрудник Владикавказского научного центра Ирлан Сергеевич Хугаев помог нам организовать «круглый стол» о русскоязычной литературе, полный текст которого был опубликован в одном из номеров 2012 года и имел достаточно широкий резонанс.
Оказалось, подобные темы на Кавказе давно уже переросли рамки филологии, эстетики и даже общефилософские границы. Занятия литературой здесь порой смертельно опасны. В мае прошлого года под Владикавказом убит народный поэт Осетии, декан факультета осетинской филологии, профессор Шамиль Джикаев, близкий друг отца Ирлана — известного писателя Сергея Хугаева. Убит за стихи, действительно очень резкие; конечно же, задевающие религиозные чувства мусульман, но — вырвавшиеся из глубины потрясённого и оскорблённого сердца...
Я была в Беслане. Там до сих пор всё кровоточит. Джикаев, натура, чуткая к тонкостям родного менталитета и поэтически пламенная, свои стихи буквально выдохнул, выплюнул, как закупоривший аорту кровяной сгусток... Помню, в каком ужасе я листала тогда Интернет, убеждаясь: нет мира на Кавказе... нет даже замирения. Цепочка шатких равновесных противостояний между религиями, идеями, языками. И регулярные разрывы цепи — взаимные претензии, стычки, убийства, оскорбления, угрозы.
Ирлан Хугаев сам время от времени втягивается в «околополитические» литературные споры, возникающие то по поводу наследия выдающегося учёного Васо Абаева [2] (ругал Абаев Сталина, или «та рукопись» — подделка?), то из-за статуса осетинского языка: что делать, если большинство современных осетинских писателей пишут по-русски?
На форуме сайта «Iriston.com — история и культура Осетии» я окунулась в дискуссию, от которой мурашки побежали по коже:
«Осетинский язык может исчезнуть, говорят в Европе. А что мы делаем для того, чтобы он не исчез? Мы даже не знаем, что именно делать. Некоторые даже подвизались ускорить его исчезновение — например, Ирлан Хугаев, который в своём филологическом труде предлагает отстаивать неосетиноязычные виды осетинской литературы. Это ли не шаг к исчезновению осетинского языка в осетинской литературе? На мой, может быть, даже циничный, взгляд, осетинскую печать прежде всего нужно ориентировать на тех осетин, которые как раз владеют родным языком. А те, что не владеют, либо будут вне новостей в прессе, либо им придётся выучить родной язык для того, чтобы понимать, о чём, так сказать, ныхас».
«У осетин всегда была дурная привычка бежать впереди паровоза. Это прослеживалось всегда: и когда к России присоединялись, и когда революцию делали, и во Второй мировой... и сейчас, когда паровоз летит под откос, тоже».
«Пока не будут созданы объективные условия для «спроса» на родной язык, никакие решения, программы, призывы, методики, учебники не помогут. Любой осетин должен твёрдо знать, для чего ему нужно изучение и владение осетинским. Вот на эти меры наше руководство никак не решается и не решится. Значит, выход только один. Необходимо надавить на это руководство снизу, массой многочисленных патриотов».
Вспоминаю Ирлана, с его глубоким (хотя и не бросающимся в глаза) горским патриотизмом, и... мне становится страшно за него.
Не нужно обладать сверхзорким взглядом, чтобы видеть, как всё здесь кипит, бурлит и клокочет. И, как говаривал Лев Толстой, отдавший молодость Кавказу, «кто определит мне, что свобода, что деспотизм, что цивилизация, что варварство? И где границы одного и другого? У кого в душе так непоколебимо это мерило добра и зла, чтобы он мог мерить им бегущие запутанные факты?»
С прилежным вниманием я несколько месяцев исследовала захватившую меня проблему. И поняла: нужно ехать, видеть собственными глазами, слышать из первых уст... А контакты с представителем главы РСО-Алания по Красноярскому краю Русланом Челохсаевым перевели мою мечту, так сказать, в практическую плоскость. Руслан помог связаться с администрацией главы РСО-Алания во Владикавказе — и мой приезд, таким образом, получил все необходимые официальные «визы».
V.
Из дневника. Август, 2012
<...> Беслан. Нас туда возил чудный таксист — Слава (он представился по фамилии, но очень просил в случае публикации её не называть). Работает во Владикавказе. А сам родом из Грузии, родился там и вырос. Человек исключительной образованности. Осетин. Рассказывал много интересного.
В Беслане вокруг школы — хоть восемь лет прошло — всё до сих пор кричит. Первого сентября — очередная годовщина этого кошмара. Который не укладывается ни в сознании, ни даже в воображении. У Славы в этой школе погибли сестра и маленький племянник. А вторую сестру, тяжело раненную, спасли русские спецназовцы, которых тоже там много погибло... Слава рассказывает, что во время взрыва сестре его попал осколок в живот. Она вдруг почувствовала толчок, в шоке даже, кажется, боли не поняла, увидела, как хлынула кровь... решила, что всё равно помирать, так уж лучше на воле... приподнялась, подтянулась до подоконника и «выбросила» себя наружу. К ней подбежали трое спецназовцев, быстро осмотрели... один остался с ней, а двое побежали за носилками... побежали двое, вернулся один... тот, кто с ним был, убит... в общем, парни спасли девушку. Она осталась жива.
Благодарность ребятам из группы «Альфа» здесь, в Беслане, безмерна. Как и неутихающая боль, которой прямо стены истекают в спортивном зале, где всё это происходило.
У Славы слёзы на глазах... Он говорит, что в эпицентре взрыва всё горело. Некоторые тела опознали только по ДНК. Знакомому Славы отдали останки дочки-первоклассницы — обугленные куски. Тот чуть с ума не сошёл. Ветеран Афганистана, повидавший, кажется, все мыслимые и немыслимые ужасы. Тот же Слава рассказывает, что едва ли не всех взрослых мужчин и ребят-старшеклассников почти сразу же бандиты увели и расстреляли — буквально в течение первых часов. Так что говорить, что их спровоцировали и якобы поэтому они стали убивать, не приходится.
Люди до сих пор несут в школу и в Город Ангелов — воду и мягкие игрушки.
Мы оставили в школе цветы, побыли на кладбище. Всё это я ещё обдумаю и напишу.
А потом у нас очень интересный разговор развернулся с Ирланом и Славой.
— Да,— сказал Ирлан,— за последние двадцать лет осетины страшные жертвы понесли. Может быть, это и расплата.
— За что? — изумилась я.
— За то, что в чём-то лучше, сильнее, умнее...
— Нет,— вмешался Слава,— за то, что с русскими.
Комментарии, как говорится, излишни. <...>
В университете — а здание старое, даже, наверное, с привидениями,— пахнет краской, и всё сверкает только что законченным ремонтом. У входа в рекреацию факультета осетинской филологии — огромный выразительный портрет Шамиля Джикаева в позолоченной раме. Вообще, он — стихийно и всенародно — уже стал в Осетии национальным героем. На выезде из Беслана — огромный цветной рекламный щит с портретом Джикаева и надписью: «Шамиль Джикаев — краса и гордость осетинского народа».
Что за страна! Что за народ! Не устаю удивляться и всё больше проникаюсь почтением и любовью!
VI.
Монолог владикавказского таксиста
Мой род — осетинский род. А фамилия — грузинская. Меня всю мою сознательную жизнь интересует, почему у меня, осетина, такая фамилия. И я узнал, что моему предку фамилия была дарована. Когда даруют фамилию, даруют землю и титул. Этот дар мой предок заслужил в войну. Война была с турками, а он командовал конницей. Этот эпизод есть даже в фильме «Георгий Саакадзе»... он совершил какой-то хитрый манёвр — заманил в ущелье турецкую конницу, и всю конницу турецкую там положили. А царь, который смотрел за ходом сражения, увидел это и сказал: «Это не человек, это — лиса!» От грузинского слова «лиса» и пошла наша фамилия.
И вот, как человек, носящий такую фамилию, я счёл себя оскорблённым. Оскорблённым ещё потому, что я вырос среди грузин, родился в Грузии, всегда знал грузин как высококультурный народ, народ, который отличается своей толерантностью, терпимостью... прекраснейшая культура... доброжелательные люди. Я всегда знал их с такой стороны. А когда из-за какой-то политической моды вопрос поставлен так, и первое лицо государства говорит, что осетины — мусор, который надо поганой метлой из Грузии вымести... я, естественно, почувствовал себя оскорблённым. Как только провели референдум тридцать первого марта девяносто первого года, второго апреля я загрузил свою машину и уехал. Видит Господь, уехал не озлобленный... я и сейчас общаюсь со своими друзьями-грузинами. У меня есть очень хорошие друзья-грузины. Но я посчитал: раз вы так решили, ну и ладно... а я поехал на свою историческую родину. Всё очень просто и ясно. Зачем мне там... а я жил в самом центре, можно сказать, в географическом центре Грузии — Тбилиси и Гори. И думал: зачем мне эта война? Война с моими друзьями? С народом, который я уважаю? И я уехал.
...Я даже благодарен Гамсахурдиа. Ведь те, кто когда-то уехали, многие обратно вернулись. Дело ведь не в национализме, нет. Мы — слишком малочисленный народ и не имеем права легкомысленно относиться к своему генофонду. А он как-то поспособствовал тому, чтобы мы собрались. И как-то свой генофонд укрепили. Который был на грани расползания. Как когда-то. Уже давным-давно. Знаете, что самое главное? Многие плачутся: ах, как тяжело! Я говорю: да, вам тяжело. Но завтра — вашим детям будет легче. А детям ваших детей — будет совсем хорошо. Это — наша историческая родина. Мы вернулись на родину. Не ропщите, что вам трудно. Пройдёт время, и в общей сложности будет легче всему осетинскому народу нашему. Мы ведь тоже имеем право на существование, элементарное, правда ведь?
VII.
Нынешний глава республики, Таймураз Дзамбекович Мамсуров, кандидат исторических и доктор политических наук, профессор,— личность, без преувеличения, героическая. Если пользоваться термином Льва Гумилёва — типичный пассионарий. Уроженец Беслана, он в начале 1990-х годов, во время войны в Южной Осетии, будучи депутатом Верховного Совета Северной Осетии, в числе других политиков Северной Осетии инициировал обращение-ультиматум в адрес руководства России с требованием принять меры по предотвращению кровопролития. В противном случае авторы обращения грозили выходом Северной Осетии из состава Федерации. А в августе 2008 года, после встречи с президентом непризнанной Южной Осетии Э. Кокойты в посёлке Джава, Мамсуров попал на дороге под грузинскую бомбёжку.
Двое его детей (сын и одна из дочерей) находились в первой школе Беслана, когда её захватили бандиты. Дети были ранены. Так что боль родной земли высшее должностное лицо республики, без всякого сомнения, чувствует как собственную. Вообще, по моим наблюдениям, интеллигентность и пассионарность в самом позитивном смысле этих слов весьма свойственны представителям верхнего эшелона власти РСО. Более того, о каждом — или почти о каждом — из них можно сказать, что своими корнями он глубоко уходит в родной народ.
Во Владикавказе есть, например, улица Мамсурова. Кто такой? Чем славен? Делаю выписку из соответствующей статьи Википедии:
«Мамсуровы верой и правдой служили Отечеству. До наших времён дошли сведения о героизме и мужестве всадников известного Осетинского дивизиона Дзамбулата и Бекмурзы Мамсуровых, проявленных во время русско-турецкой войны.
Эрнест Хемингуэй, восхищавшийся смелостью и отвагой «полковника Ксанти» и сделавший его героем романа «По ком звонит колокол», не знал, что настоящее имя легендарного разведчика — Хаджи-Умар Мамсуров.
За годы советской власти и в новейшей истории из фамилии Мамсуровых вышли не только военачальники, но и писатели (первый осетинский поэт Темирболат Мамсуров, видный писатель Дабе Мамсуров), живописцы и целая плеяда партийных и государственных деятелей.
В с. Даргавс находится боевая башня Мамсуровых — памятник архитектуры XVII в.».
Передо мной — книга Таймураза Мамсурова «Построй свою башню». Не могу удержаться, чтобы не выписать несколько цитат:
«Что необходимо сделать, чтобы нация не растворилась в глобальном «человеческом муравейнике» и не затерялась на второстепенных дорогах истории? Прежде всего, надо подготовить свой внутренний мир к восприятию невероятных внешних перемен. Самый короткий и верный путь к этому — вернуться к своим корням, обрести силу духа в наследии наших предков, в их нравственной чистоте».
«Осетины — страстные интернационалисты и горячие противники самоизоляции — должны в то же время осознать, что при всех вариантах развития общества труд и талант нации смогут найти полнокровное применение только здесь, у себя дома, в непосредственном духовно-культурном окружении. Веками осетины, каждое поколение которых сталкивалось с угрозой быстрого или медленного исчезновения, обеспечивали своё выживание только благодаря самодисциплине, порядку и послушанию, умению воспитывать и культивировать в себе и своих младших безупречные нравственные и социальные стандарты поведения. Этим мы похожи на другие заметные и узнаваемые народы планеты и должны таковыми оставаться и сегодня, и через десятилетия, и через века».
«Ты бы вызвал восторг и восхищение, если бы тебе удалось воплотить в себе лучшие черты характера мужчины, которые века и тысячелетия бережно хранила национальная культура, исторические предания, осетинский уклад жизни. Бойся охладеть к ним в условиях современного миропорядка, на пороге неизвестности и непредсказуемости XXI века».
«Согласись, какая историческая нелепость — начинать всё сначала каждые двадцать-тридцать лет, когда есть опыт тысячелетий. Поэтому будь терпелив и усерден, воспитывай в себе, пока молод, каждое из достойных качеств. Построй из них свою боевую башню — символ крепкого духа и нравственной красоты».
«Стремящийся к гуманизму не должен быть немощным. Ты обязан реализовать и защитить своё благородство перед лицом невежества, экстремизма и несправедливости. Но помни: злые силы, как правило, сплочены и организованны. Они всегда вместе, потому что слабы, тщедушны и трусливы. Иди мимо них гордо и независимо. Они знают деликатность и тактичность благородного человека и играют на этих чертах его характера, чтобы ослабить его».
«Учись в молодости лучшим образцам достойного поведения. Упустишь время — уподобишься тем, кто претендует на роль старшего в доме, в фамилии, пытается всех поучать на том лишь основании, что он погрузнел, постарел и облысел. Такой становится настоящим посмешищем и позорит звание старшего».
«Даже самый голодный орёл не станет клевать зерно вместе с курами».
«Поднимаясь на вершины эмоционального духа, не упускай малейшей возможности открывать для себя культуру других народов, чти их гениев. Только тогда ты откроешь подлинное единство человечества, оценишь силу общечеловеческого братства. Если ты не научишься уважать другие народы, кто будет уважать тебя и твой народ?!»
«Семья — это твоя первая Родина. Поэтому надо научиться чтить, любить и строить свой очаг — самое первое гнездо свободы и совести, вечных основ духовной силы, столь необходимых человеку в его земной жизни».
Когда, готовясь к общению с руководителем такого уровня, открываешь в его деятельности высшие духовные горизонты — начинаешь глубже понимать происходящее: и по части предпосылок, и ввиду неизбежных следствий.
Я очень надеялась получить интервью у Таймураза Дзамбековича, но он, к сожалению, в те дни, когда я была во Владикавказе, не смог меня принять. Зато Сергей Таболов, заместитель председателя правительства РСО-Алания, кандидат исторических наук, журналист, специалист по этнополитическому анализу и прогнозированию, уделил нашей беседе около часа. Беседовать было легко и интересно. Причина — та же. Мой собеседник — интеллигент и умница. Родители Сергея — люди, оставившие в истории Осетии глубокий и яркий след. О его отце, Солтанбеке Таболове, выдающемся учёном, государственном и общественном деятеле, осетины с благодарностью вспоминают спустя двадцать лет после его трагической гибели. Мать — Ирина Таболова — известнейшая российская тележурналистка, чьи репортажи из «горячих точек» снискали ей славу отважного и честного корреспондента. Сам же Сергей, несмотря на молодость (ему нынче летом исполнилось сорок),— опытный руководитель и деятель культуры, уже очень много хорошего сделавший для республики.
С удовольствием воспроизвожу наш разговор.
VIII.
Интервью заместителя Председателя Правительства РСО-Алания Сергея Таболова литературному журналу «День и ночь»
МС. Кавказ — то самое место, где пересекаются геополитические интересы самых разных современных сил. Цивилизация вступила в тяжелейший кризис, может быть, за последние двести лет. Это касается всех. Я живу в Сибири, где более или менее спокойно, но чем ближе к Кавказу, тем ощущение кризиса, напряжения становится острее. Чувство «горячей территории» не исчезает. Как в этих условиях удаётся сохранять стабильность? Тем более что сейчас Россия вступила в ВТО. Готова ли республика к ответу на вызовы, которые с этим обстоятельством связаны?
СТ. Республика Северная Осетия слишком мала, малозначительна с экономической точки зрения в масштабах России, поэтому вступление России в ВТО на экономике республики вряд ли скажется. ВТО — в основном экспортно-импортные процедуры, а такие небольшие регионы, как РСО, в этом процессе не так значимы. В отличие от крупных регионов, которые заняты в транснациональных экономических процессах, связаны с экспортом энергоносителей, других каких-то серьёзных видов продукции. И — что более важно в данном случае — с импортом. Регионы — крупные сельхозпроизводители, производители традиционных для России товаров... вот эти регионы, конечно, в большей степени ощутят на себе последствия вступления в ВТО. У нас такой прямой зависимости нет.
Что касается собственно того, с чего вы начали... физическое приближение к Кавказу даёт ощущение нестабильности. Не знаю, как вы добирались — может быть, через другие республики Кавказа, но здесь, в Осетии, чего-то серьёзно отличающегося в этом плане от того, что вы привыкли наблюдать у себя в Сибири или в центральных регионах России... серьёзных отличий нет. Не ездят бэтээры, не стоят танки...
МС. Заметен повышенный уровень охраны...
СТ. Дело в том, что мы, как и наши соседи, да и, собственно, столичные города — Москва, Санкт-Петербург, пострадали, конечно, от терактов. Но терроризм приходит к нам извне. Ни один теракт из тех, что произошли за последнее десятилетие, не был подготовлен на территории республики. Всё было извне, и, конечно же, многое зависит от слаженности работы спецорганов, органов государственной власти, органов внутренних дел, отвечающих за безопасность, за экономическое положение субъектов не только и даже не столько Северной Осетии, сколько соседних субъектов, на территории которых всё это готовится. И иногда нашим спецслужбам удаётся получить информацию и упредить... и много терактов таким образом было предотвращено. Но, к сожалению, мы можем констатировать, что не всегда это удаётся. Часть задуманного террористами осуществляется. Но, слава Богу... по дереву постучать... последние два года у нас не было террористических актов.
Мы единственный субъект на Северном Кавказе, который за эти два года не допустил подобных инцидентов — слава Богу... если бы так было и дальше. Но над этим надо серьёзно работать. Это такое зло, такая беда, от которой никто не застрахован. В любой точке земного шара это может произойти. В Норвегии. В Америке каждый день в кого-то стреляют. Гибнут люди, ни в чём не повинные. Это цель любого террора. Поэтому здесь, в Осетии, к сожалению, люди научены эпизодами собственной трагической истории и относятся к этому с большей ответственностью, что ли, к возможной беде, нежели там, где не происходило подобного рода страшных событий. И, в принципе, это хорошо, потому что если люди будут мобилизованы всегда, то они в меньшей степени рискуют попасть под действие террористических групп... и у нас даже есть установка — не ослаблять бдительности. Даже если пять-десять лет ничего не произойдёт, всегда людям напоминать, чтобы они были бдительны. Как только спадает уровень бдительности, люди свыкаются, что всё нормально,— случается событие, которое опять всё переворачивает, случается трагедия... поэтому постоянная мобилизованность очень важна. Это, пожалуй, важнейшее из того, что можно противопоставить терроризму. Самый красноречивый пример — Израиль, который в таком режиме живёт уже на протяжении многих десятилетий. Не снижая планку мобилизованности. И при этом живёт, развивается. Имеет одну из самых крупных по численности туристов соответствующую инфраструктуру. Ко всему человек может приспособиться. Хорошо, когда никто не мешает.
И в этом смысле один из показателей того, что осетинский регион России — это регион, которому доверяют,— наличие инвестиций извне. Если никто ничего не вкладывает, не имеет каких-то активов здесь — это самый печальный показатель. Показатель депрессивности региона, знак того, что выходить из депрессивного состояния будет очень сложно, потому что тебе никто не доверяет, потому что в твои дела никто не будет вкладываться, кроме государства, которое и так обязано сохранять какую-то стабильность на этой территории, поэтому вынуждено вкладывать деньги.
Наличие частных инвестиций извне — ключевой показатель доверия региону. Так вот, есть крупные компании, которые работают здесь. Держат здесь свои активы, причём активы серьёзные. Вложено немало средств — с помощью государства, конечно, но основная часть всё же — собственность этих компаний. Мы очень трепетно к этому относимся. И если потенциальный инвестор хочет вложиться в какой-то проект, первый вопрос: а кто у вас там работает? И если слышит название известной компании, тогда этот потенциальный инвестор совершенно иначе начинает смотреть на возможность вложений на территории Северного Кавказа.
Например, у нас работает тот же ОГМК, «РусГидро»... В своих сферах эти компании входят в тройку крупнейших. «РусГидро» — вообще первая в Европе по производству гидроэлектроэнергии. Они строят у нас крупную ГЭС, первую очередь уже ввели практически. И малые ГЭС проектируют. В общем, они надолго сюда пришли. Тот же ОГМК здесь работает, входит в тройку крупнейших металлургических предприятий России, а следовательно, и Европы... Это вот так, навскидку... эти команды, зарабатывая здесь себе капитал, помогают нам весьма и весьма. В первую очередь, конечно, экономически — за счёт налогообложения серьёзную базу формируют. И, конечно же, репатриационно...
МС. Буквально вчера мы с Л. А. Чибировым [3] говорили об истории осетинского этноса, о тех проблемах, которые возникают во взаимоотношениях с соседями, и прежде всего — с Южной Осетией. Как сейчас складываются эти связи?
СТ. Я вчера только приехал оттуда. Возглавлял делегацию Северной Осетии на праздновании годовщины признания РФ независимости Южной Осетии. Я, в принципе, там часто бываю. Наверное, чаще всех из состава правительства. Когда я возглавлял министерство по делам национальностей, оно было уполномоченным органом государственной власти Северной Осетии, на базе которого строились отношения с югом. На нас были возложены основные функции взаимодействия с Южной Осетией. И плюс ещё работали с местной контрольной комиссией по урегулированию грузино-осетинского конфликта — при той грузинской власти, в то время, когда не было войны. В связи с этим часто приходилось бывать в Южной Осетии, принимать и готовить более высокие визиты. На сегодняшний день, конечно, условия изменились. Теперь это признанное государство. В девяносто третьем году парламент Северной Осетии первым принял решении о признании Южной Осетии... и хотя это не вполне укладывалось в законодательные нормы государства нашего, но тогда это было необходимо сделать, важно с политической точки зрения, и Москва, тогдашнее руководство России в целом не стали мешать. Это всё было сделано ради одной цели — сохранить мир. С девяносто второго года было принято решение о вводе трёхсторонних миротворческих сил в Южную Осетию, и, в принципе, кровопролитие было остановлено на тот период. По прошествии двадцати лет понятно, конечно же, что авантюра Саакашвили восьмого года не оставила Грузии никаких шансов иметь хоть какое-то влияние на Южную Осетию. И на Абхазию. Это всё перечеркнуло раз и навсегда.
Сейчас картина такова, что Южная Осетия — независимое государство, признанное несколькими странами, входящими в ООН. Но самое важное, что перекрывает всё остальное,— это признание России. Больше, собственно, нам никто и не нужен, как говорится. И вот сегодня мы, как субъект РФ, напрямую взаимодействовать с этим государством не можем. Как бы со стороны это ни звучало странно. Но, тем не менее, так оно и есть. Все наши действия по сотрудничеству с Южной Осетией мы согласовываем с министерством иностранных дел. Сейчас готовятся документы о сотрудничестве, наши соглашения межправительственные... старые документы потеряли легитимность, всё надо делать заново, в свете новых геополитических реалий. Поэтому такая работа ведётся, но, с точки зрения постоянной связи и рабочих моментов, всё, что происходит в Южной Осетии, естественно, происходит в Северной Осетии даже чисто физически, географически. Часто возникают моменты, даже бытовые... операцию надо срочно сделать — сюда везут... многое делается в режиме повседневного, постоянного общения. Потому что мы все друг друга давно знаем. И руководство... и не руководство... это всё на бытовом уровне осуществляется ежедневно, независимо от государственных действий. Совершенно ясно, что мы один народ...
Хотя я не думаю, что в ближайшем обозримом будущем появятся ещё какие-то новые документы, изданные российским руководством, направленные на изменение статуса Южной Осетии. Сейчас это совсем невыгодно. Нет никакой необходимости. Есть независимое государство, есть базовые документы, соглашения в области безопасности, в области экономического сотрудничества и так далее. Там всё прописано. Это нормативные акты, легитимные, признанные, подготовленные так, как это делается в любом цивилизованном современном обществе. И не противоречат никаким уставным документам ООН и других международных организаций. Делать сейчас какие-то дополнительные шаги по интеграции Южной Осетии в Россию, в первую очередь,— это несвоевременно и не нужно. Рано или поздно это произойдёт, но это произойдёт естественным путём. И если завтра провести какой-нибудь очередной референдум в Южной Осетии, поставить два вопроса: хотите ли вы быть в составе РФ или хотите остаться независимыми,— конечно, на первый вопрос положительно ответит абсолютное большинство жителей Южной Осетии. Это понятно всем, в том числе и северо-осетинским властям. Но делать это сейчас — значит, провоцировать в свою сторону дополнительные стрелы со стороны наших западных партнёров...
МС. «Заклятых друзей»?
СТ. Да. Они же задушат в объятиях сразу. Нельзя этого делать. И сейчас никто не будет этого делать. Ничто и никто не мешает Южной Осетии формироваться, становиться как самостоятельное государство. Есть какие-то вещи, которые ещё можно было бы подшлифовать, но это всё детали, которые при возникновении тех или иных проблем можно быстро решить. Сейчас проблем особых нет. Но всё равно... чисто психологически. Например, наличие государственной границы между Северной и Южной Осетией. Между Россией и Южной Осетией! Но по географии, по сути своей, получается, что между двумя Осетиями — государственная граница. Чисто психологически это играет определённую роль. Но это... настолько несущественные вещи... о которых на высоком государственном уровне даже и говорить не стоит. Всё это можно решать спокойно, по мере появления проблем.
МС. Анатолий Кусраев, председатель Владикавказского научного центра, говорит: чтобы закрепиться в Южной Осетии, чтобы поднять Южную Осетию, необходим очень серьёзный кадровый «вброс», причём желательно даже не только из Северной Осетии, но и со всей России. Учителя, врачи, учёные, инженеры... он даже мечтает в горах Южной Осетии построить пансионат, в котором можно было бы проводить постоянно какие-то школы, научные семинары... такой вот «кремлёвский мечтатель» Анатолий Георгиевич Кусраев... Действительно, как обстоит дело с подготовкой национальных кадров?
СТ. Кусраев в этих вопросах прекрасно разбирается. Он был в Южной Осетии министром образования. Он понимает, что без «вброса», как вы сказали, очень сложно. Причём не только руководящего состава республики, но и действительно работников образования... это очень важный момент. Конечно, такую программу надо делать. Самим, в первую очередь. С нашей помощью, если они обратятся. Но прежде всего — самим. На самом деле нужны не один и не два таких объекта. Привозить туда людей и проводить мероприятия. Причём на разные темы. Это правильно. Это важно. И, в принципе, я думаю, что так оно и будет. Со всех точек зрения — это очень доступное и в то же время красивое место. Единственное место на южном склоне Кавказского хребта, которое сегодня доступно для любого российского гражданина. Много очень причин, почему это нужно делать. И в первую очередь, может, даже политических.
Вообще, проблема с кадрами существует, и не только здесь, в Осетии, и не только на Кавказе. Куда девать людей, которые в большинстве своём учились на юристов и экономистов и больше ничего не умеют? Их уже столько, что некуда девать. А те специальности, которые нужны, и перечень их большой... для трудоустройства сейчас есть возможности... относительно неплохие, на неплохую заработную плату... но — нет кадров. Работодатели вынуждены обращаться за рабочей силой даже за пределы страны. И привозят из-за границы людей, которые с удовольствием идут на эту работу и на эту зарплату... потому что здесь, у нас, образование получают вот такое... а дальше стоят толпами в очереди на трудоустройство...
МС. Здесь же есть замечательный агроуниверситет...
СТ. Да. Хороший. У нас и горно-металлургический институт... кстати, у вас в Красноярском крае как минимум половина людей, выходцев отсюда,— выпускники ГМИ, который когда-то входил в первую тройку институтов этой направленности. Они все инженеры, и в становлении того же Норильского комбината выпускники нашего ГМИ сыграли одну из ключевых ролей. Комбинат, собственно, многие из них и сделали. Многие именно там сделали карьеру, кто-то вернулся сюда. Эти специальности, инженерные, до сих пор востребованы.
То же самое и сельхозинститут. Он назывался Горский в советское время, но, по сути, был — как и ГМИ — Северо-Кавказский. Учились в нём не только с Северного Кавказа, но и из Закавказья в советское время... и агроуниверситет — готовил кадры от Дагестана до Карачаево-Черкесии... для всех. Многие руководители министерств, крупнейших производств — выпускники нашей высшей школы. В этом смысле подготовку эта школа вела хорошую.
МС. В связи с этим... я постоянно слышу, что необходимы специальные меры по поддержке осетинского языка, литературы на национальном языке, издания книг на осетинском языке. Тем не менее, катастрофически падает набор на филологические специальности.
СТ. Абсолютно верно. Это проблема большая. Что осетинская филология, что русская филология... хотя на русскую филологию всё-таки больше молодёжь идёт. И на журфак идут. Хотя там бюджетных мест всё меньше и меньше. Идут сокращения постоянные. Федеральные власти ведут их постоянно. Непонятно почему. На русскую филологию всего десять мест бюджетных в год. А заявок бывает больше. А осетинская филология — конечно, большая проблема, потому что люди не идут. Там даже специальные меры принимаются. Стипендии сделали... гранты, преференции... посмотрим — может быть, что-то удастся. И демографический спад последних лет мы как-то преодолеем.
МС. А как в школах поддерживается осетинский язык?
СТ. Есть учителя. Это ещё одна инициатива главы — доплачивать учителям за преподавание осетинского языка.
МС. Дети-то говорят по-осетински. Идёшь по улице — и слышишь. Совершенно очаровательное явление — этот владикавказский, осетинский билингвизм. Дети говорят — значит, в семьях говорят по-осетински.
СТ. Ну да. Наша интеллигенция... она любит либо приукрашивать, либо — драматизировать. Всё! Умирает язык. Язык умер. Как — умер? Иди на улицу — послушай. Как минимум пять из десяти человек будут говорить на осетинском языке. Нет, язык умер. А чуть-чуть деньгами поможешь, издаст человек книжку свою... оживает язык! Издаётся литературы на национальном языке немало. Другой вопрос, что она не востребована.
МС. Жанна Григорьевна Козырева, директор государственного книжного издательства «Ир», говорит: можно бы и больше!
СТ. Не знаю, осталось ли где-нибудь ещё государственное издательство! По-моему, нигде нет. Это уже просто анахронизмом стало. Государственное издательство. Что это такое? Это всё, что ты запланировал, ты должен на тендер поставить... Но нам важно сохранить издательство, людей прежде всего. Из-за этого мы его держим. Вопрос другой — если бы их раскупали, эти книги. А то они пылятся на полках, никому не нужны. Родственники автора купят... и всё. А то, что мы сами издаём на свои деньги, мы всё это, естественно, распределяем по библиотекам.
МС. И по-русски же пишут писатели здесь.
СТ. По-русски пишут. Выходит журнал «Дарьял». Руслан Тотров — человек интеллигентный, с широким кругозором, и может распознать литератора, поэтому набор у него, как правило, бывает очень неплохой.
МС. Очень многие «дарьяльские» авторы и у нас печатаются.
СТ. Это же тоже показатель долгого взаимодействия. Проблема — с писателями, пишущими на осетинском языке. Большая проблема. В Союзе писателей сейчас самому молодому — чуть ли не пятьдесят лет. А кто виноват? Разговариваю с руководителями СП: а почему вы не готовите смену? Должны готовить, отбирать... смотрите по сёлам, смотрите по университетам... Есть проблема авторства на осетинском языке. А на русском языке пишут многие — и молодые, неплохо очень пишут.
МС. Мы стараемся и в журнале переводческую линию осуществлять. И рядом с журналом. Будем осетинских поэтов переводить. Это ведь так интересно! Осетинский язык сам по себе очень красив. Он очень древний. И фонетически чрезвычайно созвучен русскому слуху, ритмике русского стиха.
СТ. Да, да. Это действительно так. Семья индоевропейская. И иранская группа самая распространённая была и охватывала многие аспекты взаимодействия с большими группами языков, нежели автохтонные кавказские языки. Особенно — с восточнославянскими языками. И, естественно, на протяжении многих веков бесследно все эти соприкосновения пройти не могли. Чисто фонетически осетинский язык более созвучен русскому, чем языки других кавказских народов.
МС. Скажите, с осетинами в других регионах вы как-то поддерживаете отношения?
СТ. Да, конечно. У нас есть министерство по делам национальностей — миннац, как мы его называем,— в полномочиях которого прописано, в том числе, официальным документом, взаимодействие с диаспорами...
МС. Вот если мы с Русланом Челохсаевым составим программу культурного взаимодействия Красноярского края и РСО-Алания на несколько лет, мы можем рассчитывать на поддержку?
СТ. Конечно, конечно. Есть разные варианты взаимодействия. Обмен ансамблями, коллективами. Театрами.
МС. Визитами учёных с лекциями?
СТ. Разумеется. Давайте сделаем такую программу.
МС. Сразу, как только приеду в Красноярск, встречусь с Челохсаевым, и мы посмотрим, какой сделать широкомасштабный долгосрочный проект.
СТ. Я скажу вам, что когда Александр Хлопонин был губернатором вашим, мы ещё тогда говорили, что надо какие-то события межрегиональные организовывать... Теперь, конечно, когда он здесь, он будет всячески поддерживать всё это.
МС. А, кстати, как он вам, наш Александр Геннадьевич?
СТ. Александр Геннадьевич — высокопрофессиональный человек. Это сразу было видно. Очень серьёзный экономист. Практический экономист, не просто в теории. Очень многого человек добился на этом поприще. Конечно, на Кавказе такой вот нужен был в первую очередь. Нужен человек, который знает — что, как. Куда вложить, кого привлечь. Собственно, его участие, его имя немаловажную роль сыграло и играет в деле привлечения сюда инвесторов. На его имя очень многие идут, и идут смело, зная цену его слову, его гарантиям. Когда рядом с губернаторами, с главами республик стоит Хлопонин, это играет важную роль... ему здесь тоже, наверное, нравится. Поначалу, может быть, и не очень. Но сейчас уже прикипел. Везде был, побывал во всех регионах. И в столицах, и, что называется, на земле. Для нас для всех, по-моему, очень удачный выбор.
МС. И последний вопрос касается спорта. Мы знаем, что Северная Осетия — кузница олимпийских медалей. Как это удаётся?
СТ. На последней Олимпиаде в сборной России было двенадцать наших спортсменов. Это большой процент для республики с населением семьсот тысяч. А всего на Олимпиаде было наших спортсменов — в том числе и выступающих за команды других стран — двадцать два человека. В общей сложности наши ребята завоевали две золотых медали, шесть серебряных и три бронзовых. Если бы мы выступали отдельным государством, то заняли бы тридцать шестое место из двухсот семи команд, обогнав Италию, Испанию... Самая сильная наша победа была, конечно, в Афинах, когда мы заняли в общем зачёте семнадцатое место, но на этой Олимпиаде ребята тоже прекрасно выступили, практически по многим видам спорта... не только в борьбе — как мы привыкли. У нас два серебра в тяжёлой атлетике, серебро — в фехтовании... в классической борьбе — золото и два серебра... вольная, естественно, золото. То есть, в принципе, выступили наши спортсмены очень удачно. И здесь, конечно, традиции, в первую очередь, сыграли роль. Последние годы стараемся спорту помогать. Принимаем дополнительные меры стимулирования. Появляются новые спортивные залы, спортивные площадки. Всё это незаметно не проходит. Главная причина — это, конечно, традиции, талант самих ребят. Но мы стараемся им помогать. Если это получается — результаты высокие. И, что ещё более важно, за последние пять-шесть лет увеличилось количество людей, занимающихся массовыми видами спорта. Это самый важный момент, конечно. Профессиональный спорт — главный показатель, но если количество людей, занимающихся спортом, физкультурой, увеличивается, то это, безусловно, сразу отражается и на результатах спорта высоких достижений. Количество переходит в качество.
IХ.
Монолог экс-президента Южной Осетии, доктора исторических наук, главного научного сотрудника СОИГСИ, профессора Л. А. Чибирова
Во время грузино-осетинского противостояния грузинские политики утверждали, что мы — гости на юге, а гость должен знать своё время и уходить обратно. Вот так они считали. И, кроме того, начали утверждать, что Южную Осетию создали большевистские власти... «Большевики, убирайтесь отсюда» и тому подобное. А если посмотреть в анналах истории, получается, что мы — такие же коренные кавказцы среди других кавказцев.
Сейчас всё очевиднее становится, что скифы были нашими отдалёнными этногенетическими предками... и, несмотря на то, что прошло две тысячи семьсот с чем-то лет с тех пор, как исчезли скифы, очень многие элементы скифской культуры сохраняются в осетинском быте. Я потому это говорю, что осетинский элемент на Кавказе всегда присутствовал. Миллер, наш классик, говорит о том, что грузины помнят осетин именно на Кавказе с тех пор, как они сами себя узнали. Так что ещё надо посмотреть, кто раньше пришёл на эту землю. Предки грузин или предки осетин. Аланские раскопки пятого — седьмого веков, двенадцатого века самих же грузинских археологов свидетельствуют о том, что осетинский элемент на Кавказе, на юге всегда присутствовал. Учёные считают, что Южная Осетия образовалась в итоге переселения с севера на юг. Я склоняюсь к той точке зрения, что массовое переселение осетин на юг произошло во время монголо-татарского нашествия. Тимур полностью разгромил алан. Произошла в буквальном смысле слова катастрофа Алании, весь Северный Кавказ, вся равнина Алании была опустошена в итоге. В некоторых районах Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии сохранились немногочисленные группы аланов, остальных согнали и уничтожили. Одна часть, более двухсот тысяч, ушла на восток. Третий поток — в современные венгерские Яссы. Это тоже переселенцы тринадцатого столетия. Остальная масса населения в течение этих двухсот лет при столкновении с татаро-монголами постепенно всё дальше и дальше уходила в горы. Люди заполняли горные ущелья. Самым доступным оказалось Алагирское ущелье. А потом началось постепенное вытеснение — одной волны другой. И поселения всё выше и выше поднимались.
К семнадцатому веку северные склоны переполнились беженцами... в районе селения Нар, на этом крошечном пятачке, было двадцать шесть населённых пунктов, где проживали сотни людей. Люди жили буквально друг на друге. Это были самые тяжёлые времена в истории нашего народа. С пятнадцатого по семнадцатое столетия. Земля, на которой лежал бык, стоила столько же, сколько сам бык. Много легенд создано относительно этого. Когда северная сторона переполнилась окончательно, люди уже стали переходить через главный хребет. Это я наглядно вижу на примере собственных предков. Так что Южная Осетия является такой же нашей родиной, как и другие земли, и сказки грузинских историков, что осетины там гости, ломаного гроша не стоят. Сами грузинские источники, начиная с начала семнадцатого века, говорили об Осетии. Шах Аббас в начале семнадцатого века вошёл в Никози, это южнее Цхинвали, и оттуда в Осетию. Значит, страна, которая была выше Никози,— Цхинвали — уже тогда считалась Осетией. Так что я в своих статьях доказываю, что если люди, двести лет назад колонизовавшие Америку, считают её своей страной, то мы здесь четыреста лет пребываем и не имеем права называть свою страну Южной Осетией? Это наша земля! Когда я был руководителем Южной Осетии, будучи историком по профессии и слыша вот такое искажение исторической истины, много раз предлагал грузинской стороне: давайте сядем за «круглый стол», и докажите нам, что мы являемся пришлым народом.
Вот так наши предки в Южной Осетии и жили. Когда в тысяча восемьсот первом году Грузия вошла в состав России, то и Южная Осетия вошла в состав России. В двух губерниях — Тбилисской и Кутаисской — жило в основном наше население. Бывали случаи в девятнадцатом веке, что численность осетинского населения на юге даже превышало север. Иногда возникали вспышки эпидемий — и население уходило то от холеры, то от других эпидемических болезней. Это очень сильно сократило население севера. А на юге этих эпидемий не было. К счастью.
За нашу независимость нас всегда укоряли. В двадцатом году произошёл первый геноцид. Осетины были изгнаны в итоге. Благодаря советской власти в тысяча девятьсот двадцать первом году была восстановлена Южная Осетия, и двадцать второго апреля тысяча девятьсот двадцать второго года возникла Юго-Осетинская автономная область. Вот там мы и жили. Сказать, что всё было плохо в этой АО, я не могу. Законы советской власти распространились на Южную Осетию, и — хотели или не хотели — грузины этим законам подчинялись. У нас была своя интеллигенция, свои образование, культура и так далее. Мы ничуть не отставали от других регионов в целом. Проводилась достаточно разумная экономическая политика. И всё же уровень жизни в Южной Осетии был ниже, чем в Грузии, по всем показателям. А после развала Советского Союза нам стало очень плохо. Развалился Союз, грузины развязали у себя шовинистические силы... «Грузия для грузин» — и всякие шовинистические лозунги против Абхазии и против Южной Осетии. Вот тогда началась настоящая борьба за свободу и за независимость. Уже в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году стали сгущаться тучи. Стали насильно насаждаться грузинский язык и письменность. В официальной сфере, в делопроизводстве и так далее. Это вызвало сопротивление. Ответные действия. И постепенно разгорелся пожар.
В восемьдесят девятом году избрали меня... я, кстати, был первым избранным ректором Юго-Осетинского государственного университета... и всё, что происходило там, происходило на моих собственных глазах. С тех пор по две тысячи первый год. Так что теперь мы добились очень большой победы. Когда в две тысячи восьмом году произошла последняя война и двадцать шестого августа я уже слушал указы Медведева о признании Южной Осетии, я свои ушам и своим глазам не верил. Как во сне. Никак не верилось, что после всего этого... после переговорного процесса, когда Россия убеждала нас, чтобы мы сами заняли какую-то нишу в составе грузинского государства... конфедеративного государства... разрабатывались различные проекты конституции. Но никто даже в России в это не верил. Мирные решения только в составе Грузии. И вдруг вот после этого... Но... я уже понял, почему Россия пошла на это. И великое ей спасибо.
Есть, уважаемая Марина, два великих события в истории нашего народа. Им цены нет. Первое — присоединение Осетии к России. Это было великое событие. И осетины знают и отдают должное. Осетины никогда не были враждебным элементом России на Кавказе. Начиная с шестнадцатого века, после монголо-татарского нашествия, они жили в основном в горах. И эта жизнь была мучительна. Мучение, а не жизнь. В горах жизнь в пятнадцать раз тяжелее, чем на равнине, посчитали учёные. Перенаселённость, а земли нет фактически. Поэтому с шестнадцатого столетия начались российско-осетинские отношения. Россия тоже заинтересовалась этим. Начались экспедиции Ванявина, Бабурина... Приезжали, изучали недра. Недра были богатые. Сама Россия была заинтересована, чтобы установить отношения с Осетией. С восемнадцатого столетия, используя грузинскую православную религию, русские через грузинских православных миссионеров стали распространять христианство на Кавказе. А через христианство — ближе расположить к себе народ. И в середине восемнадцатого века дело дошло до того, что было сформировано осетинское посольство в Петербург. Туда собрались представители Алагирского, Дигорского ущелий, были представители Южной Осетии... и три года они ходили в Петербург. С сорок девятого по пятьдесят второй годы. Это посольство прибыло к Екатерине Второй и заявило о том, что осетины полностью готовы быть вместе с вами... их хорошо приняли, с подарками они вернулись, и их уверили в том, что это будет сделано, но в тот период были очень натянутые отношения у России с Турцией и с Персией. Посольству дали понять, что как только будут соответствующие условия, вопрос будет решён. Обе стороны были заинтересованы в сближении. Осетинская сторона, во-первых, потому, что в лице России получала покровителя по защите от внешних врагов... под эгидой России кто бы ещё посмел выступить против них? Во-вторых, осетинам надо было как-то расселяться на равнину. Древние аланские земли уже были заняты другими. Осетины в течение трёхсот лет... кабардинские феодалы стояли как бы сторожами выходов из ущелий, и ни одному осетину выйти не удалось. Вот в таком жутком положении находился народ. Хотели, чтобы Россия помогла переселиться. Но у России были тоже свои интересы. Осетия занимает очень важное стратегическое место в центре Кавказа... и уже проявились богатства горных недр. Но военно-стратегическое значение было, конечно, важнее. Если Осетия войдёт в состав России, значит, уже и есть доступ к грузинской стороне, и другим северокавказским территориям тоже будет легче. Заинтересованность была общая, и в итоге дело закончилось тем, что после очередной русско-турецкой войны в тысяча семьсот шестьдесят восьмом — семьдесят втором годах Россия одержала верх над Турцией, и большая часть Северной Осетии, за исключением Дигори, вошла в состав России. Тысяча семьсот семьдесят четвёртый год. Эта историческая дата считается очень большой датой для нашего народа. Не будь этого присоединения тогда, возможно, мы оказались бы сегодня в Красной книге исчезнувших народов. В результате всего этого из шестнадцатитысячного населения в середине восемнадцатого века осетин сегодня около шестисот тысяч человек. Не будь России, ничего бы этого не было. И Осетия знает, и благодарна России, и поклоняется ей.
И второе крупное событие произошло на ваших глазах. Будучи руководителем Южной Осетии, я стремился к урегулированию конфликта. Чтобы больше не было кровопролития, решить вопрос окончательно. Осетия потеряла очень много своих сыновей. Достойных сыновей. Молодёжи. Почти четверть века мы воевали с грузинскими националистами. Но всё-таки, слава Богу, благодаря России, после этого сумасшедшего вторжения Саакашвили в Южную Осетию, представилась возможность России признать Юго-Осетинскую республику. На сто процентов и на тысячу процентов могу утверждать, что, не будь России, сегодня Южной Осетии бы не было. Ничего бы мы сами не смогли сделать. И патриотизм был большой, и молодёжь воевала вовсю. Но без содействия российских Вооружённых сил вряд ли мы смогли бы взять верх над ними. И Южная Осетия была бы потеряна, этот замечательный уголок Осетии. Как не благодарить после этого Россию! Мы в вечном долгу перед российским государством, перед русскими.
Вспомним Горького: если я не за себя, то кто за меня? Но если я только за себя — зачем я?
Х.
Монолог народного поэта Осетии,
главного редактора детского журнала
«Ногдзау» Музафера Дзасохова
Россия — а прежде Советский Союз — была самой читающей страной в мире. Сейчас мы превращаемся в свою собственную противоположность. Если вино перестоит, то превращается в настоящий уксус. То есть в свою собственную противоположность. Недавно ко мне пришли на встречу школьники для телевизионной передачи, сели передо мной, и девочка спрашивает соседа, показывая на мою пишущую машинку: а это что такое? Никогда не видели пишущей машинки. А я, как старый представитель советской эпохи, по-прежнему стучу по этой машинке. У меня даже нет сотового телефона. Я родился в селе, где было всего три телефонных аппарата — на почте, в сельсовете и в правлении колхоза. И люди жили. И мудрость свою получали и передавали через печатное слово, через книгу. Думаю, что человек — как вид — со временем не становится умнее. Ум человеческий должен развиваться. А этого нет. Нынешние люди — даже философы — они что, Сократа переплюнули? Или Архимеда? Или Коперника? Если и переплюнули — то не в ту сторону. Человек глупее мыши. Мышь никогда не изобретёт капкан. А человек изобретает такие формы уничтожения самого себя, что ни одна мышь не додумается до этого. Вот куда мысль человека направлена. Что нужно людям для того, чтобы жить на земле? Всё есть. Природа всё дала. Но мы не умеем пользоваться этими дарами. Чем сейчас занимаются лучшие умы? Америка чем занимается? Что ей делать в Югославии было? Что — в Ираке? В Ливии? В Египте? Что — в Грузии, в конце концов? Нет, человечество не становится умнее...
Валентин Распутин правильно сказал: Интернет — это гибель человечества. Что творится в Интернете: что хочешь пиши и о ком хочешь, стравливать можно людей, государства, народы... И поэтому нет читателя. Тем более на таком языке, как осетинский. Языке немногочисленного народа. Вот я перевёл Хайяма на осетинский язык (показывает книгу). Здесь сто рубаи, на одном листе — на осетинском языке, на другом — на русском. В девяносто первом году книга вышла, тираж — двадцать тысяч экземпляров. И у меня нет этой книги, она вся разошлась. А сейчас мой двухтомник вышел к моему юбилею, и посмотрите, тираж какой... пятьсот экземпляров. И будет лежать годами. Так же, как все остальные книги и книги других осетинских писателей. Коста Хетагуров лежит. Нартские сказания, величайший эпос, который наравне со всеми выдающимися эпосами мира, никому не уступает... не читают.
Вот к чему привело разрушение Советского Союза. И это будет ещё продолжаться. Потому что капитализм не имеет будущего. Это — тупик. Куда мы придём? Деньги — не самое главное. Человек состоит из трёх этажей. Голова. Сердце. И — желудок. А сейчас мы перевёрнуты. Голова внизу находится. А живот, который является третьей ступенью человека... это, конечно, тоже необходимо, без этого не обойдёшься, но какая-то субординация, какая-то этажность должна быть.
...Мы не понимаем, что мы погибаем как народ. Есенин сказал: миру нужно песенное слово петь по-свойски так же, как лягушка. А такой язык, как осетинский, который является древнейшим языком на ветви скифо-алано-сарматских языков,— единственный скифский язык, сохранившийся в живом виде. И мы пренебрегаем этим языком. Вот сегодня в газете — статья... не умрёт язык, на котором создан нартский эпос... Умрёт! Латынь умерла. Что — на ней меньше людей говорило, чем на осетинском?
Эх, огорчил я вас.
XI.
Интервью председателя Владикавказского научного центра, доктора физико-математических наук, профессора СОГУ Анатолия Георгиевича Кусраева литературному журналу «День и ночь»
МС. В последнее время достаточно серьёзно обсуждается проблема, связанная с распадом Российской Федерации примерно по той же модели, как когда-то распался Советский Союз. С. Е. Кургинян, который недавно приезжал во Владикавказ, говорит об этом как о проблеме очень насущной, серьёзной и прямо угрожающей. Сибирь, как и Кавказ, для России регион проблемный. У нас очень любят повторять знаменитые стихи Леонида Мартынова, новосибирского поэта:
Не упрекай сибиряка,
что у него в кармане нож,
ведь он на русского похож,
как барс похож на барсука.
При последней переписи населения очень многие, даже некоторые мои знакомые, в графе «национальность» написали «сибиряк». Муссируется тема, что мы вполне можем обойтись без Москвы, жить самостоятельно. То есть активно развивается идея сибирского сепаратизма. Это очень неприятная — для имперского сознания — вещь. Но она существует. С другой стороны, мы постоянно слышим от русских националистов: хватит кормить Кавказ. Понятно, что эти проблемы могут преодолеваться в большой степени только за счёт горизонтальных связей, за счёт живых контактов учёных, деятелей культуры, художников. Как этот круг проблем решается здесь, в Северной Осетии, где эти вопросы сами по себе настолько остры, что, кажется, если здесь не прилагать каких-то специальных усилий, то ситуация вообще выйдет из-под контроля и обернётся глобальной катастрофой?
АК. Ну, во-первых, распад или сохранение территориальной целостности государства — это дело власти. И если наша власть окажется некомпетентной, мы с вами ничего поделать не сможем. Тогда нас ждёт распад, долгое собирание и так далее. После распада Советского Союза двадцать лет прошло, и мы вот только-только начинаем как-то подвигаться к собиранию. Это же на самом деле элементы сборки, механизм сборки. И почему-то я верю, что Путин — тот человек, который не сдастся. Он слишком далеко зашёл, чтобы не думать о своей судьбе и не понимать, что он не гарантирован от чего-нибудь вроде участи Каддафи или Мубарака. Но я почему-то верю.
Но то, о чём вы говорите, единая культурная среда — без этого никакой сборки не будет. Власть может предложить определённые механизмы сборки, технологии. Но собрать можно только собираемое. То, что не собираемо принципиально,— его никак не соберёшь.
И ваша деятельность, как я её понял, направлена на то, чтобы было собираемое, а то, что сборка необходима, в этом тоже никаких сомнений нет, потому что специалисты говорят о том, что минимальное количество экономически состоятельного населения — это триста миллионов человек, лучше — пятьсот миллионов. Остальные — неконкурентоспособны. Современная экономическая, хозяйственная жизнь в странах всей планеты привела к тому, что экономически состоятельными являются только вот такие крупные социальные образования — триста-пятьсот миллионов человек. Почему — понятно. Потому что для следующего рывка к новому технологическому укладу нужны очень большие средства. Большие средства можно собрать только в очень большом пространстве. Экономическом. Поэтому евразийские союзы — это те механизмы, совершенно, с моей точки зрения, адекватно понятые на евразийском пространстве... бывший Советский Союз плюс-минус... невозможно предсказать, как это всё будет, но идея правильная. Может быть, Прибалтика отпадёт, а какая-нибудь... Никарагуа присоединится. Мне кажется, что по существу будет правильно и организационно, если вы привяжете свою идею именно к этой идее — сборки. Важно, что есть государственная, властная воля такая — политическая — это делать. Политическая воля должна на что-то опираться.
МС. А вступление в ВТО?
АК. Вступление в ВТО — вопрос сложный. Я тоже против вступления России в ВТО. Но... скажем так, Кургинян — человек темпераментный. Может быть, даже излишне. Иногда это хорошо. Когда надо встречный пал пустить. Болотная — Поклонная. И тому подобное. Для трезвого, совершенно спокойного размышления это не годится. Он хороший аналитик, но немножко переигрывает... ну что поделать... это Сергей Ервандович. Насчёт ВТО у него крайне категорическое неприятие. Есть другие позиции. Мы же всего не знаем. Я тоже негативно воспринимаю это, но мы тоже не располагаем всей информацией. Дело в том, что идёт торг. Пока ещё все карты выложить рано. Обозначить Америку как нашего геостратегического противника или конкурента можно. А вот как врага — ещё рано. Есть какие-то сдерживающие моменты, и ими как-то пользуются. Но мы же не знаем, что мы выторговали вступлением в ВТО. Нам это неизвестно. Поэтому я не могу однозначно сказать. Я бы сказал: да, это плохо. Но поскольку я вижу точечные действия Путина — они достаточно точные, выверенные и на благо нашей страны. Мне кажется, что что-то позитивное происходит.
МС. Такие научные центры, как ваш,— к «сборке» имеют отношение?
АК. Самое непосредственное отношение. Но не формально и не официально. Что, кстати, наверное, плохо. Мы живём, на самом деле, на окраине Российской империи. И очень многие вопросы мы ощущаем острее... не то, что за чертой Садового кольца вообще ни черта не чувствуют... но даже в России, и даже беру на себя смелость сказать, что и в Новосибирске, и в Красноярске... там всё же спокойно, спокойно... а у нас это остро воспринимается. Когда начались заигрывания с американцами — что они в Грузию пришли. Ну и что такого? Ну и пожалуйста... И нормально. Помните, Путин приветствовал приход американцев в Грузию? А мы дёргались в это время! Потому что граница с Грузией проходит в шестидесяти километрах от Владикавказа. Дарьяльское ущелье — граница Грузии. Северные склоны Кавказа находятся на территории Северной Осетии, а южные склоны — на территории Грузии. И те склоны, которые ещё на территории Грузии,— вот там разместится американская военная база. И американцы будут своими станциями всё просматривать до Воронежа или даже до Смоленска. Мы это остро чувствуем, потому что это наша судьба. Если в Грузии что-то происходит — москвичу до лампочки... москвичи вспоминают хорошее вино, шашлыки-машлыки и прочее... А мы вспоминаем, что там живут наши братья. Я родом из Южной Осетии, и любой писк оттуда у меня сразу вызывает стресс. Потому что я сразу продумываю, а что там будет дальше. А дальше будет... Вы представить себе даже не можете. Вот Лениногорский район Южной Осетии. Там тоже живут наши сородичи. Так вот от центра Лениногорского района до Тбилиси — пятьдесят километров. В ясную погоду с сопки Тбилиси можно разглядеть. Слава Богу, сейчас там российская база. В течение всего существования нашего центра мы поддерживаем Южную Осетию, учёных Южной Осетии, университет Южной Осетии... Разве это не вклад в «сборку»? У нас добрые, хорошие отношения с чеченскими, с дагестанскими коллегами. С кабардинскими учёными. То есть потенциал — большой. Содружество северокавказских учёных-исследователей вполне назрело.
Так что научный центр, безусловно, вовлечён в интеграционные процессы. Официально у нас такой роли нет, в Положении у нас это не записано, потому что Положение наше утверждает Академия наук, но вся наша деятельность, направленная на контакты с окружающими,— всё это работает на «сборку».
МС. А с Московским центром, с Российской академией наук?
АК. Мы — подразделение РАН, она нас поддерживает. У РАН установка тоже есть. Вот юг России — они создали в Ростове научный центр, в Кабардино-Балкарии. Так что установка есть — поддерживать юг России, Кавказ. И установка такая — насыщение интеллектуальным ресурсом — это путь к стабильности. Это правильная установка. Путь к «сборке». Но. Когда сказал «А», надо говорить «Б». Если мы являемся... ну, пусть малюсеньким элементом стабильности, так его же надо расширять, всё вокруг привязывать, и чтобы системно расползалась эта... «зараза» стабильности. Вот этого нет. Нет адекватного восприятия остроты и значимости момента.
Немного ещё про Южную Осетию. Потому что Южная Осетия — никакое не самостоятельное государство. И никогда она не будет никаким государством. Это сателлит Российской Федерации. Это наша территория. Это наши люди. Это наша политика. И все срывы, которые там происходят,— это провалы российской политики. Это не то, что вот... дикие южные осетины не могут себе государство построить. Мне пришлось вот тут журналисту объяснять... теоретически он правильно сказал, что южные осетины, к сожалению, так и не поняли, какой великий шанс им выпал. Понимаете? Вот представьте голодного человека, который находит слиток золота. Он его выбрасывает, а вокруг говорят: какое ему выпало счастье, а он этого не оценил! Так он с голоду умирает, зачем ему этот слиток? Примерно в таком положении Южная Осетия. Я, кстати, год там работал — был министром образования и науки. Поэтому не только снаружи, но и изнутри ситуацию знаю. Южные осетины настолько истощены — физически и морально,— что никакого государства построить не в состоянии. Я эту точку зрения озвучивал. Нужен кадровый десант. Если не будет мощного кадрового десанта в Южную Осетию, ничего не получится.
МС. Из Москвы?
АК. Почему обязательно из Москвы? Со всей России! В этом ничего сложного нет. Я вам могу рассказать про свой опыт. Когда я понял, что официальных движений не будет, я сделал так. Есть такой фонд — Российский фонд фундаментальных исследований. Мы договорились и подписали договор. Дело в том, что этот фонд проводит конкурсы. Российско-британский, российско-украинский и так далее. А почему не российско-юго-осетинский? Мы подписали договор и провели российско-юго-осетинский конкурс грантов. Объявили. Что бы вы думали? Со всех концов России потянулись люди. В разных научных учреждениях. В разных лабораториях. В Красноярске, Иркутске, Новосибирске, Петербурге. Это наши люди. Либо этнические осетины, либо выходцы из Осетии, которые неравнодушны к этим проблемам. Одни предлагают медицинские технологии, другие — технологии солнечной энергетики, третьи — технологии переработки пищевых отходов... масса всего. Мы из них отобрали шестнадцать очень интересных проектов. Ведь это тоже «сборка»!
Так вот — всё это потянулось, а задержать, зацепить их было нечем. Ресурсов нет. Миллиарды «распиливают», миллиарды закапывают в землю. А вот на это — нет. Я когда год поработал, ещё такое сформулировал: всё, ребята, надо сказать себе и Москве — восстановление Южной Осетии в основном закончено. Ну, конечно, не закончено. Везде перекопано, везде развалины. Но я говорю: вот пошло уже... и либо... ну, год пройдёт, ну, два, может, три пройдёт, но всё восстановится. Это ясно уже. Надо переключиться на восстановление интеллектуальных потерь. Духовных, интеллектуальных потерь. Без этого ничего не будет.
МС. Да я сама бы поехала с удовольствием восстанавливать Южную Осетию! И взяла бы с собой свою команду. Я — основатель и первый директор Красноярского литературного лицея, у меня более тридцати лет педагогического стажа, я учительница русского языка и литературы... с моими выпускниками мы могли бы много сделать хорошего. Причём совершенно не шутя это говорю. Можно придумать, как это сделать.
АК. Я это так себе и представлял. Что я предлагал? Давайте в горах построим небольшой пансионат, где ежегодно проходили бы не игрища всякие... хотя это тоже надо! Мы это понимаем. Но спорт... Республика спортивная. Нечего доказывать. Посмотрите Олимпиаду. Нам нечего уже доказывать. Это всё уже состоявшееся. Теперь нам вот эту систему, которая порождает олимпийских чемпионов, надо перенести в интеллектуальную сферу. Вот пансионат, где проходили бы семинары, конкурсы, школы — физико-математические, литературные, другие... Вот это будем восстанавливать! Дороги, конечно... дороги — как без них?.. Но — вот этого, к сожалению, нет.
МС. Да, эта особая тема. И, кстати, следующий вопрос, который меня очень беспокоит. Вот сейчас весь мир, чуть ли не вся культурная элита всего мира горько плачет об участи несчастных девушек, которые осквернили в Москве храм Христа Спасителя... Боже мой! Льётся кровь, в Сирии ужас что творится, вообще — на Ближнем Востоке, в Северной Африке... здесь, у нас, без конца теракты, кровавые, страшные... а мы вот плачем-рыдаем по поводу этих девочек...
АК. Во-первых, мы не плачем...
МС. Я имею в виду всю эту вакханалию, которая тут началась. Вот этот список из ста тридцати двух человек, представляющих российскую культурную элиту.
АК. Это не сто тридцать два человека российской культурной элиты. Это не та терминология, извините. Эти сто тридцать два человека — пятая колонна. Чьи бы фамилии там ни были. Пусть бы там были мои учителя, мои самые близкие люди. Это — пятая колонна. Это всё делается синхронно и одинаково. Всё одно и то же. Здесь абсолютно всё прозрачно. И нет никаких секретов. Есть люди — просто несведущие. Бабку вот на улице встретите — она может вам сказать: ой, бедные девочки. Потому что она не понимает. А люди грамотные всё понимают. Если они подписывают — значит, они враги сознательные. Для меня никаких секретов тут нет. Это спецоперация. Идёт война. То, что в Сирии кровь льётся, и эти девочки — звенья одной цепи. Просто разные методы ведения войны. Разные методы теснить противника. Допустим, Путин встречается с Кэмероном. Что бы Путин хотел с ним обсудить, какие-то у него есть серьёзные вопросы, а ему — раз, в лоб: у вас там девочек обижают. И он должен... а что он сделает? Что их надо посадить — ведь уже не скажешь этого. Потому что создан уже весь этот ажиотаж. Информационная среда уже сформирована. Он должен как-то извиняться или сказать, что, я думаю, их не осудят или не будут слишком жёсткими. И всё. А главное, чего он хотел, уже уплыло. Не скажешь Кэмерону, что это ты спецназ в Сирию направил?! Уже не скажешь.
МС. Так у Асада химическое оружие!
АК. Вот, у него химическое оружие, видите ли. Будут его там изымать и так далее. Всё это звенья одной цепи. Я бы сказал: вот дурочки, попались просто как орудие. Но этого я теперь сказать уже не могу. Когда я послушал, что они там несли. На суде и после.
МС. Но — вытекает отсюда другой вопрос, связанный с мультикультурацией. Вся Европа уже от этого стонет. Это уже не только чревато кровавыми событиями, они уже и происходят. С одной стороны — мультикультурализм, с другой — стремление малых народов во что бы то ни стало удержать свой язык, свою культуру. Возможно ли вообще это? В таких условиях... Сегодня я была в издательстве «Ир» — я столько слышала горьких слов о том, что уходит осетинский язык, уходит из обихода, истончается литература, она становится никому не нужна. Возможно ли в условиях тотальной глобализации сохранение малых культур? Если возможно, то есть ли у осетин какой-то опыт, на который можно было бы ориентироваться?
АК. Речь здесь идёт о России... О чём бы ни говорили, мы говорим о России. Так вот, люди, которые похоронили Россию... как вообще линейно планируют...если движется с какой-то скоростью по прямой нечто... то через пятьдесят лет оно окажется там-то, а через сто лет там-то... пока не свалится, в конце концов... Так вот, это неправильный подход. Это механистический подход. Россия — организм. Духовная сущность. И она накапливает в себе эту духовную силу. Где, на каком вираже произойдёт какое-то непредсказуемое действие, никто не знает. Можно только предугадывать, что же произойдёт. А произойдёт, мне кажется, вот что. Россия формировалась... понимаете, слово «мультикультурализм» — это западное слово. Это они так назвали свою неудавшуюся попытку из колоний забрать себе свежую кровь. Не получилось. Потому что эта вот свежая кровь оказалась чужеродной. Отторгается. Не приживается. У России опыт совершенно другой. Уникальный. Она, конечно, завоёвывала, колонизировала. Но она никогда не насиловала территории и те народы, которые вбирала в себя. Россия им давала возможность развиваться в едином государстве. Давала им возможность культурно состояться. Вот, пожалуйста, пример Осетии. Советский опыт Осетии, российский опыт Осетии был исключительно позитивным. Осетия была приобщена к мировой культуре через русский язык, через русскую литературу, через российское культурное пространство. Осетия состоялась как культурное явление именно в рамках российского культурного пространства. Осетия познала мировую культуру и Осетию узнала мировая культура через российское культурное пространство. Понимаете? Это — высшие ценности. Если Осетия каким-то образом вдруг от России оторвалась бы, то потери были бы... экономические и прочие... напряжения, связанные с обрывом связей... но это не главное! Самой страшной потерей, самой крупной потерей была бы именно потеря культурного пространства. Это абсолютно недопустимо. Ни сибиряки от этого не выиграют, ни москвичи от этого не выиграют... то, о чём грезят некоторые — либо недалёкие, либо враги. Что самостийная там Сибирь, Дальний Восток... дескать, объявим войну японцам и сразу сдадимся... или там — Запад нам ближе и дороже... Это всё детский лепет! Нормальному, здравомыслящему человеку это совершенно очевидно. Абсолютно очевидно, что эти лоскутки на самостоятельность не способны, это лакомые кусочки — их просто сожрут. Россия может быть только единой. Западному неудавшемуся опыту я противопоставил бы удачный советский опыт. Что бы там ни говорили. Дружба народов была? Была. Мы на кухнях хихикали: «единое советское общество». А ведь сложилось! А ведь была единая общность людей — советский народ. На огромных просторах от Прибалтики до Дальнего Востока я мог... представьте, молодой человек — под любым кустом у меня приют. Ничто в этой огромной стране, никакие национальности, никакие этносы, никакие особые отношения мне не были страшны. Это была моя страна. Какая нужна ещё иллюстрация? Мои родители — крестьяне... мой отец, правда, был уже не крестьянин, он был учитель средней школы, но он вышел из глухого горного аула. Я вырос в деревне. И мой брат тоже. Мы поехали в Новосибирск учиться. Я перевёлся на второй курс, а брат на первый курс приехал. Он закончил физический факультет, а я математический факультет. Он в Петербурге в Институте имени Иоффе возглавляет отделение — он один из пяти директоров, а я работал в Новосибирском институте им. Соболева, мог бы там остаться работать, меня никто не гнал. Я приехал на родину. Какие ещё нужны доказательства, что это единое пространство? Дружба народов и единый советский народ реально существовали. Был и такой предмет учебный в школах и вузах — «Литература народов СССР». В Новосибирске люди, не знатоки какие-нибудь, а просто нормальные культурные люди, знали, кто такой Коста Хетагуров... кто такой Якуб Колас... А теперь не знают и себя.
МС. И ещё вопрос. Я последнее время стала следить за осетинской периодикой и заметила, что часто вспыхивает довольно острая полемика, которая говорит о том, что осетинская интеллигенция тоже переживает раскол на «патриотическую» и «либеральную». Как вы можете охарактеризовать состояние умов в Осетии?
АК. Знаете, когда нет мейнстрима, нет основного русла... когда было произнесено: глотайте столько суверенитета, сколько можете,— вот это было начало кризиса. У осетинской интеллигенции нет достаточного потенциала, чтобы мыслить креативно в серьёзном, большом масштабе. Осетинская креативность была связана с тем, что она была подключена к России. По мере того, как осетинская интеллигенция отходит от этого культурного пространства, она задыхается. Проще говоря, есть второе начало термодинамики. Любая система стремится к энергетическому минимуму. То есть вырождается. И чтобы этого не было, должна происходить подкачка. Развели в печке огонь, дрова не будете подбрасывать — она рано или поздно погаснет. Так вот, как только перестали подбрасывать российские дрова, потихоньку гаснем.
МС. А что делать? Как молодых учёных воспитывать? Как их растить?
АК. Воспитывать на великих традициях русской, российской культуры. На единой культуре. И на великих цивилизационных пластах, которые мы унаследовали. Только так.
МС. А это возможно?
АК. Возможно. Абсолютно возможно. Осетины — осколок древней цивилизации. В генотипе сидит всё это. Но мы маленький народ. У нас нет достаточного потенциала, мы не вполне соответствуем великому наследию, которое мы получили. Как южные осетины не соответствуют тому великому событию, в результате которого они получили государственность. Легко сказать — государственность. А как её построить? Нужны знания, нужны люди с опытом, со знаниями, которых у них нет. И здесь точно так же. Но в ином, конечно, масштабе и в другом ракурсе. Нам нужно единое культурное пространство. Путин говорит о едином экономическом пространстве. Это Таможенный союз, Евразийский союз... Политика и экономика. Вы говорите о культурном пространстве. Не может быть никакого единого Таможенного союза... он может, конечно, работать, но этого недостаточно. Это — звено «сборки». Чтобы было единое государство, нужно единое культурное пространство, культурное и интеллектуальное. Потому я и считаю, что тем, что вы делаете, вы дополняете Путина. План Путина — в действии.
XII.
Мосты над облаками, как и вообще все на свете мосты,— соединяя людей, ведут к Человеку.
Красноярск — Владикавказ — Красноярск, август 2012
__________________________________
1. http://www.sevos.ru/2012/12-08/12-08-31/08-kultura.htm
2. Васо Абаев — выдающийся учёный, иранист-осетиновед, академик АН России, профессор, доктор филологических наук, старший научный сотрудник Института языкознания АН СССР, действительный член Азиатского Королевского общества (академии) Англии (1966), член-корреспондент Финно-Угорского общества в Хельсинки (1973), дважды лауреат премии им. К. Хетагурова, заслуженный деятель науки Грузии и Северной Осетии, лауреат Государственной премии СССР.
3. Л. А. Чибиров — этнограф, доктор исторических наук (с 1978 года), профессор (с 1981 года), ректор Юго-Осетинского государственного педагогического института; первый президент Южной Осетии (в 1996–2001 годах).
