* * *
Я нынче — как смотритель маяка,
Чей океан для всех давно в кавычках.
Вода ушла. Но не ушла привычка
К бог весть кому взывать издалека.
Старик прекрасно знает, что фальшив
Его фонарь, мерцающий в пустыне,
Но зов давно ушедшего — святыня,
И он ползёт наверх, покуда жив.
А впрочем, так ли важен писк мышей,
Раз ухо слышит (даром что оглохло!),
Как ветер океанский бьётся в стёкла,
Стекая горькой пеной миражей?
И вспыхивает странная звезда,
Лучом во мраке шаря бестолково.
Она погаснет — кто проронит слово?
Но океан умолкнет навсегда...
* * *
Плесни мне, Пиросмани, на разлив
Той непосредственности, о которой позже
Серьёзный критик скажет: арт-наив;
Моя дочурка: «Я сумею тоже!»
Она сумеет тоже? Ну и пусть!
Уроки мамы не проходят всуе!
Я ярко-жёлтым солнце нарисую
И ярко-синим фоном задохнусь...
* * *
В этом доме опустелом
Всё не так и всё некстати:
Бродит тётка с дряблым телом
В старом байковом халате.
Бродит с миной невесёлой,
Ест невовремя и пресно,
Потому как разносолы
Для себя — неинтересно.
Ни к чему её репризы,
Ни к чему её капризы.
Ждёт её квадратом сизым
Невключённый телевизор.
Телевизор — это средство
Ощутить себя живою,
В чью-то юность, в чьё-то детство
Завернувшись с головою.
Позабыв, что чудо-юдо
Караулит Несмеяну...
Я сама такою буду...
Я вот-вот такою стану...
