(предыдущие части см. в №2 и №3 за 2012 г.)
Только берегись, и тщательно храни душу твою,
чтобы тебе не забыть тех дел, которые видели
глаза твои, и чтобы они не выходили из сердца
твоего во все дни жизни твоей; и поведай
о них сынам твоим и сынам сынов твоих.
Второзаконие 4:9
Необходимое предисловие
Любезный читатель, перед тобою 26 писем, написанных из Блокадного Ленинграда моими дедушкой и бабушкой – Гольдбергом Гиршем Иделевичем и Гольдберг (Слепян) Таубой Абрамовной – родителями моего отца Гольдберга Абрама Гиршевича.
Появление этих писем в моей жизни через 60 лет после их написания хочется отнести к событиям уникальным. Дело в том, что из четверых дедушек и бабушек мне посчастливилось пересечься только с одним дедом Гиршем, да и то он умер в 1951 году, до того, как мне исполнился 1 год… Бабушка Тауба умерла в блокадном Ленинграде, как и родители моей мамы Гольдберг (Вильниц) Ревекки Шмуиловны – Вильниц Шмуэл Ицкович и Вильниц (Гилерсон) Гинда Ицковна. Как я полагаю, все они захоронены в братских могилах на Пискаревском мемориальном кладбище.
После смерти отца в 1987 году я, просматривая его архив, наткнулся на письмо, написанное дедушкой Гиршем и бабушкой Таубой ему на фронт 18/I 1942 года. Несколько лет я считал это письмо единственной сохранившейся весточкой от них, дошедшей до меня. Но в 2002 году моя племянница Юлия Юрьевна Бунина передала мне часть бумаг из архива ее матери – моей двоюродной сестры Аллы Буниной (Пратусевич). Среди этих бумаг я обнаружил около 20 писем, написанных дедушкой Гиршем и бабушкой Таубой своей дочери Соне (младшей сестре моего отца и моей тёте) и ее дочери Алле в эвакуацию в 1941 и 1942 годах. Отмечу, что Аллочке в 1941 году исполнилось 3 года. Еще одно письмо было написано ими Льву Абрамовичу Пратусевичу – мужу тёти Сони и отцу Аллочки. Письма отцу и дяде Лёве написаны в действующую армию.
Последовательное прочтение всех этих писем ясно очертило для меня трагедию, произошедшую с моими родными в годы войны и приведшую к гибели бабушки Таубы.
Имея на руках маленькую дочь, которой летом 1941 года еще не исполнилось 3-х лет, тётя Соня собралась в эвакуацию, и настойчиво предлагала родителям ехать вместе. Но дед Гирш заупрямился, решив, что война окончиться быстро и уж Ленинград Гитлеру ни за что не отдадут. Его и не отдали, но кто же мог предполагать, какую цену за это придется заплатить жителям города-героя… Тётя Соня и Аллочка уехали в Сибирь, дедушка и бабушка остались в Ленинграде, надеясь, как я понимаю, на поддержку сыновей – Абрама и Бориса, да и мужа тёти Сони – Льва. Но все мужчины ушли на фронт. Отец был артиллеристом, дядя Боря – связистом, а дядя Лёва стал кадровым военным ещё в 1939 году и до войны работал в Академии связи. Старики (дедушке в 1942 году исполнилось 60 лет) остались одни и быстро поняли, что жизнь в прифронтовом городе слишком трудна для них, но эвакуироваться было уже поздно…
Все их письма пронизаны заботой и любовью о дочери и внучке, о сыновьях. Они выступали тем связующим звеном, благодаря которому все члены этой большой семьи находили друг друга в тяжелых и неопределенных условиях войны. Поражает контраст между письмами 1941 года, когда старики упоминают денежные переводы, отосланные в Сибирь, и последними письмами весны-лета 1942 года, в которых дедушка пишет о полном обнищании и полном отсутствии денег на элементарные расходы.
Ситуация усугубилась в декабре 1941 года, когда дед слег после того, как перестали ходить трамваи и на работу надо было ходить 10 км пешком. Они лишились рабочей карточки и реальных доходов. Оставалась надежда на детей. Судя по письмам, отец, дядя Боря и дядя Лёва помогали им продуктами, как могли. Но отец зимой 1942 года был госпитализирован с фронта с диагнозом "Авитаминоз C" (у него так распухли ноги, что он не мог надеть сапоги…). Восстановился он только к лету 1942 года… В самый тяжелый период зимы-весны 1942 года старики оказались без поддержки. Продовольственная помощь от нашедшегося зимой 1941-1942 годов дяди Лёвы запоздала и не смогла переломить ситуацию. В апреле 1942 года бабушка умерла.
Мой мужественный дед был в ужасном состоянии. Письма, в которых он описывает эту тяжелейшую потерю, полны неутешного горя. Вынужден отметить, что в двух самых драматичных письмах некоторые места вымараны бдительными военными цензорами…
Дед и сам был эвакуирован из Ленинграда в 1942 году, но с больным сердцем дожил только до 1951 года… Насколько мне известно, тётя Соня так и не простила ему смерти бабушки…
Эти письма нуждаются в некоторых комментариях, чтобы Вы поняли родственные и дружеские связи между всеми, упомянутыми в них. Постараюсь далее дать Вам эти пояснения в примечаниях к письмам.
Здесь же замечу, что мой дед Гирш (1882-1951) был старшим из 13 детей в семье Иделя и Брохи Гольдберг. Мой прадед Идель вместе с братьями Герцем и Евелем арендовал мельницу под Минском в местечке под названием Тумель. Там они с помощью многочисленного потомства успешно мололи муку для всех окрестных деревень (я почерпнул эти сведения из рассказов моего отца, который мальчишкой любил жить у своих дедушки и бабушки).
Моя бабушка Тауба (1884-1942) была старшей из 6 детей в семье Абрама и Роды Слепян.
Полагаю, что именно положение старших детей в семьях определило отношения дедушки Гирша и бабушки Таубы к многочисленным братьям и сестрам и их семьям. Повторюсь, они были тем центром, куда сходились тоненькие ниточки от собственных детей и от родных.
У Гирша и Таубы Гольдберг (фото 1) было трое детей: сын Абрам (1907-1987), мой отец (фото 4), дочь Соня (Сарра) (1911-1983) (фото 2 и 5) и младший сын Бер (Борис) (1917-1987) (фото 5 и 6).
Тетя Соня вышла замуж за одноклассника и близкого друга моего отца Льва Абрамовича Пратусевича (1908-1957) (фото 3) до Великой Отечественной войны. В 1938 году у них родилась дочь Алла, моя двоюродная сестра (фото 2). В 1950 году у них родился сын Миша – не только мой двоюродный брат и ровесник, но и товарищ на долгие годы.
Дядя Боря женился после войны на Эльзе Соломоновне Стеркиной (1925-2000), они родили двух сыновей Якова и Григория – моих двоюродных братьев.
Последним – в 1949 году – женился мой отец.
И это не случайность. Сначала надо было поставить на ноги младших сестру и брата, а уж затем думать о себе. Семья Гольдбергов всегда была очень дружной. Я это хорошо помню с раннего детства, ибо привык относиться к своим двоюродным братьям и сестрам, как к родным.
Тогда, в детстве, мне это казалось нормой. Только значительно позднее, потеряв родителей и став отцом, я по достоинству оценил то наше семейное счастье…
Эту публикацию я хочу посвятить памяти ушедших членов семьи Гольдберг, моим родителям, моим дядям и тетям, моим братьям и сестрам, моим детям и будущим внукам – чтобы знали, помнили и ценили.
Примечание
1. У деда Гирша был отличный почти каллиграфический почерк. Поэтому его письма я набирал шрифтом Times New Roman Italic.
2. У бабушки Таубы почерк более крупный и округлый. Ее письма я набирал шрифтом Times New Roman Bold-Italic.
3. Слова, пропущенные в письмах, набраны в квадратных скобках.
Мои бабушка и дедушка Тауба Абрамовна и Гирш Иделевич Гольдберги. Минск. 1936 год
Алла и Соня (Сарра) Гиршевна Пратусевич – мои двоюродная сестра и тетя
Лев Абрамович Пратусевич – муж моей тети Сони и отец двоюродной сестры Аллы. 1939 или 1940 год
Абрам Гиршевич Гольдберг – мой отец. 1946 год. Ленинград
Соня (Сарра) и Борис (Бер) Гольдберг – мои тетя и дядя. 1936 год.
Борис (Бер) Гиршевич Гольдберг – мой дядя. 1944 год
Письмо первое – открытое письмо от 31 августа 1941 года
Дорогая Соня!
Пишу на авось. Меня удивило твое предложение писать тебе в Омск «до востребования». Думаю, что вы уже на месте, и от тебя получим телеграмму и письмо с точным адресом. Нечаянно я на обороте написал Гольдберг и пришлось добавить Пратусевич. Мы живы-здоровы. От Абраши сегодня получили письмо от 27/VIII. Боря вчера уехал за город. От Левы писем нет. По-видимому, ему известно, что ты выехала, поэтому он не пишет.
Крепко целую Аллочку. Ваш папа и дед.
Дорогие Соня и Аллочка! Живы и здоровы, чего и вам желаю. Приходится много переживать. Пиши подробно и часто.
Целую вас крепко. Мама, бабушка.
Примечание:
Письмо адресовано: г. Омск. До востребования.
Кем-то адрес переправлен на: Омская обл. Ишимский р-н. Стрехнинский с/с. к-з «Красный Урал».
Все остальные письма тете Соне уже направлялись именно по этому адресу:
Омская область Ишимский район Стрехнинский с/совет Колхоз «Красный Урал».
Обратный адрес:
г. Ленинград “107” пр. Римского-Корсакова д. 29 кв. 3
Письмо второе – письмо от 15 сентября 1941 года
Дорогая Соня!
За все время мы получили от тебя три открытки из дороги и четвертую, наконец, с места с указанием адреса. Последняя доставила нам много радости. Вчера хотел тебе послать телеграмму, но не приняли без указания номера почтового отделения. Ходила с телеграммой мама. Сегодня попробую я. Обязательно сообщи номер почтового отделения и вообще твой телеграфный адрес.
Вчера мы вспоминали день рождения Аллочки, но ознаменовать было не с кем и не с чем. Очень сожалеем, что мы не поехали с тобой, а теперь приходится выждать время. Будем надеяться, что ты там мало-мальски устроишься, и придет время, и мы опять будем вместе. Главное меня интересует, имеешь ли ты связь с Левой. За все время твоего отсутствия мы от него никакого письма не получили, и на квартиру в Лесном тоже ничего не поступало. Наша к тебе просьба – писать нам часто и обо всем подробно, особенно, как ведет себя Аллочка. Мы – в свою очередь – скупиться на письма тоже не будем.
От Абраши получаем часто письма. На днях послали ему посылку: бритвенный прибор, одеколон, воротнички, носовые платки, карандаши и прочее. Он и Боря – живы-здоровы. Боря мало пишет.
Ну пока, на сей раз хватит.
Дорогая, милая Аллочка!
Поздравляем тебя с днем рождения и трехлетием! Желаю тебе прогрессировать в своем развитии. Будь счастлива на радость нам. Пиши нам тоже.
Соня! Пиши нам всегда о погоде в вашем районе.
Будьте здоровы! Любящий вас папа.
Дорогие Соня и Аллочка!
Во-первых, поздравляю Аллочку с днем рождения. Пусть ей будет то, чего я ей желаю… Смотри, Соня, следи за Аллочкой, и береги себя, не унывай, крепись, тебе лучше, чем нам. Теперь и папа жалеет о том, что мы не с вами, но сейчас об этом думать поздно. Будем надеяться, что все будет хорошо, ибо надежда нас поддерживает и крепит. Мать Веры нам часто звонит, она очень огорчена, что Вера с тобой разлучилась. Я мало огорчаюсь, ибо в твоем лице она имела бы больше моральной поддержки. Напиши подробно, как устроилась, достопримечательности местности, и в продуктовом отношении, и какой вес достать можно. Главное – про Аллочку, о ее здоровье, и свое. Из Москвы мы от Левиных родных также ничего не получаем. Рахиль бывает у меня и часто звонит, от сестры Мани они получили письмо, об остальных ничего не знает. От Дукоров третьего дня получила подробное письмо. Понемногу устраиваются, сейчас им лучше, чем нам. Адрес Дукоров:
г. Энгельс А.6.-6.Р.Н.П. Рабочая ул. №67. Слепян-Дукор.
Пиши часто, моя родная, хоть это на сей день пусть будет нашим утешением. Но, меня надежда не покидает, что настанут лучшие времена. Главное – уничтожить Гитлера и его свору. Мы победим, победа будет за нами. Целую и жму вас крепко в своих объятиях. Мысль о вас меня не покидает ни на одну секунду. Я только с вами, дети мои. Ваша мама и бабушка, которая желает вам много добра. Пиши, пиши…
Абрам очень интересуется твоими денежными ресурсами. Мы ему ответили, что ты нуждаешься, пока связь с Левушкой не установишь.
Примечания:
1. Этим бритвенным прибором отец дорожил всю жизнь и брился исключительно им, хотя хорошим качеством тот не отличался. Бритвенный прибор, с которым он ушел на фронт, пропал на одной из позиций, на которую они не вернулись из боя.
2. Рахиль Израилевна Пратусевич – это, двоюродная сестра дяди Левы Пратусевича (о ней бабушка упоминает еще раз в 19 письме, фото 19).
3. Дукоры – Захар (Зелик) Григорьевич (Гиршевич), Маня (Малке) – его жена – и Лора – их дочь (фото 7-8).
Это семья самой младшей сестры моей бабушки Таубы. Они жили в Москве. Бабушка и ее сестры были очень красивыми женщинами, что хорошо видно на снимке. Мы были всегда дружны с семьей Дукоров, а с внуком бабушки Мани и дедушки Захара Володей – моим троюродным братом – я переписываюсь до сих пор.
Младшая сестра моей бабушки Маня (Малке) Дукор (Слепян), ее дочь Лора и моя бабушка Тауба. 1934 (?) год
Захар (Зелик) Гиршевич Дукор – муж Мани Дукор. 1925 год
Письмо третье – письмо от 23 сентября 1941 года
Дорогие Соня и Аллочка!
Мы получили твое открытое письмо от 30/VIII. Почти одновременно мы получили письма от Абрама и Бори. Нашей радости нет границ. В ответ на последние твои письма я тебе дважды телеграфировал. Я это сделал с той целью, чтобы вести о нас ты получила как возможно скорее, а то письма долго путешествуют. Впредь будем тебе регулярно писать, и ты в свою очередь делай тоже самое. Напиши свой телеграфный адрес, а то я не уверен, пишу ли я его правильно.
Мы очень рады, что ты попала к хорошим хозяевам и что Аллочка чувствует себя там как дома.
О нашем выезде пока думать нечего. Пожалуй, ты скорее вернешься домой, чем мы поедем к тебе.
Дорогая Аллочка! Я еще не поздравил тебя с днем рождения “14/IX”. Желаю тебе радости и развиваться на радость всем нам и на наших же глазах. Надеюсь, что ты еще много радости и удовольствия будешь нам доставлять, и мы будем опять вместе. Крепко целую тебя.
Соня! Не скупись и пиши часто и подробнее о себе и Аллочке.
Пишет ли уже тебе Лева? И как у него дела?
Получаем также письма от Дукоров, Евсея и его жены Мани.
Адрес Дукоров мы тебе, кажется, писали. Повторяю: г. Энгельс Рабочая ул. №67. З.Г.Дукору. Понемногу они обзаводятся хозяйством. Приглашают нас тоже к себе. От гордых Слепянов давно не получали ничего. Аллах с ними. Ну, пока все. Будьте здоровы!
Любящий вас папа и дедушка.
Дорогие мои Соня и Аллочка!
Не можете себе представить, как я рада за вас, что вы находитесь в хороших условиях. Соня, отдыхай, поправляйся, и поправь Аллочку, следи за ней, пиши нам часто, и обо всем подробно. Мы будем тебе писать часто, а о подробностях – при встрече. Алушечка, моя родная, поздравляю тебя с днем твоего рождения, и желаю тебе расти и цвести крепкой на радость всем нам, и вместе с нами в скором будущем. Про Леву напиши нам, есть ли у тебя с ним связь. О нас лично особенно нет о чем писать, живы и здоровы. Живем надеждой на лучшее будущее, и это будущее пусть скорее придет для всего человечества. Пиши не только о картошке, но и о природе, как она там благоприятствует, подробно обо всем.
Жму и целую вас крепко.
Ваша мама и бабушка.
Твоим хозяевам мой привет.
Примечания:
Евсей (Ицик) Иделевич Гольдберг – младший брат деда Гирша – и Маня (Мира) Рабинович – его жена (фото 9-10). После войны они жили в городе Бокситогорске Ленинградской области. Евсей – дядя моего отца – был врачом, изредка приезжал в Ленинград и всегда останавливался у нас. Он был общительным и веселым человеком. Мы все любили встречаться с ним. А его младшая дочь Белла (моя двоюродная тетя) жила в Ленинграде несколько лет, пока училась в медицинском институте. Мы были хорошо знакомы и дружны и с ней, и с ее мужем Рувимом Рудиным.
Евсей Иделевич Гольдберг – младший брат моего деда и его жена Маня. Тумель. Около 1930 г.
Евсей Иделевич Гольдберг – 1949 г.
Письмо четвертое – открытое письмо от 30 сентября 1941 года
Дорогие Соня и Аллочка!
Твою телеграмму мы получили. Пока не имеем основания беспокоиться, почему у тебя нет связи с Левой. Надо полагать, что он еще не успел получить от тебя письма из места, и он еще адреса не знает. Будем ждать и надеяться, что все обстоит благополучно. Сегодня написал в Москву и запросил о Леве. У нас новостей никаких.
Будьте здоровы! Целую, папа.
Дорогие мои! Соня и Аллочка!
Пишите подробно, как устроились, как живете, и как питаетесь, как часто нас вспоминаете. О нас подробно – при встрече, а о себе пишите подробнее. О себе – мы живы и здоровы. Целую вас крепко. Будьте здоровы и не унывайте.
Мама
Письмо пятое – открытое письмо от 3 октября 1941 года
Дорогие мои Соня и Аллочка!
В такие тяжелые минуты на досуге (хотя какой там досуг) вспомнился мне 11-ый год – год твоего рождения, Соня, 3-его октября, по старому – 16-ого. Но это отошло в область далекого прошлого. Но поздравить тебя с днем рождения нашла необходимым, хоть в такую минуту. Коротко то, что я тебе желаю, и нам всем, пусть исполнится в недалеком будущем. Мы, т.е. я с папой ночуем на Петроградской, там спокойнее. В остальном приходится переживать от стервятников Гитлеровских. От Абрама имеем часто письма, и от Бори, но от последнего немного задержалось. Абрам тебе написал. Пиши о себе и Аллочке подробно, нас интересует всякая мелочь устройства вашей жизни. Как чувствует себя Аллочка и как часто она нас вспоминает? Напиши, как часто и чем питаетесь. Смотри не жалей на еду, не мори себя. Абрам к нам в письме запросил, каково у тебя с ресурсами. В общем, без внимания, как с нашей стороны, так и с Абрашиной, не останетесь. Пока мы живы, то все наши думы и заботы только о вас. Если ты от Левушки получила письмо, то сообщи нам. В общем, хочется поговорить по душам, но оставим до встречи.
Аллушечка, моя дорогая деточка, напиши ты нам с дедушкой письмо. Как хочется тебя видеть, прижать к груди и целовать без конца. Скука и грусть отчаянная. Будьте здоровы, дорогие мои.
Целую вас крепко. Ваша мама и бабушка. От дедушки горячий привет и поцелуи.
Примечание:
Одно из немногих писем, написанное только бабушкой Таубой.
Письмо шестое – письмо от 10 октября 1941 года
Дорогая Соня!
Сегодня прибыло твое открытое письмо от 10/IX на имя доктора Красносельского.
Я не сомневаюсь, что наши последующие письма (после 10/IX) ты уже получила и о нашем существовании тебе известно уже по тому признаку, что мы получили твою ответную телеграмму на нашу, насчет связи с Левой. Меня только удивляет, откуда у тебя такая уверенность, что мы уже выехали отсюда по направлению твоего настоящего местожительства? Или же у нас есть эта возможность, но мы почему-то медлим?
Должен признаться, что мы крайне сожалеем, почему мы этого не сделали тогда, когда ты это нам предложила. Теперь же это пока не возможно. Твое одиночество нам стоит много здоровья, но ничего не поделаешь. Будь бодра и развлекайся с Аллочкой и некоторыми знакомыми односельчанами, каковые, наверное, у тебя уже имеются.
Спишись с Дукорами (г. Энгельс, Рабочая ул. №67, З.Дукору); как будто они тоже хотят переменить местожительство. Может быть вы съедетесь в одно место, а на нас пока не рассчитывай.
Если у тебя деньги на исходе, телеграфируй и укажи точный адрес для перевода, и я не замедлю выслать. В этом всегда поможем.
От Абрама также сегодня получил письмо. От тебя он еще ничего не получил. От Бори уже две недели, как нет письма.
Сегодня мы получили телеграмму от Сарры. Наконец, она обнаружилась. Но, где Зяма и Оля, она не знает, и запрашивает у нас в телеграмме. Можешь себе представить мою радость, что Сарра жива. Надо надеяться, что Зяма с Олей тоже найдутся. Видно они бежали из Минска врозь.
Адрес Сарры следующий: г.Хвалынск Саратовской обл., Райздрав, врачу С.Рабинович.
Напиши ей открытое [письмо].
От Евсея и Мани Дукор сегодня также получил открытки.
Одновременно с этим письмом я тебе телеграфировал, что мы здоровы и беспокоимся, почему от тебя нет писем. Думаю, что ты пишешь даже часто, но мы их получаем с большим опозданием.
Дорогая Аллочка! Всегда думаем про тебя, и хотя не суждено нам тебя лицезреть на определенное время, но надеемся, что ты будешь развиваться и расти на пользу тебе и радость нам.
На этом кончаю. Будьте здоровы!
Любящий вас папа и дедушка.
Дорогие мои Соня и Аллочка!
Меня очень удивило твое письмо на имя доктора Красносельского. Мы все время тебе пишем и телеграфируем, но письма, вероятно, задерживаются. Жизнь в Ленинграде течет своим потоком. Не смотря на то, что свора Гитлеровских мерзавцев не дает нам покоя ни днем, ни ночью, но мы стойки и переносим всю тяжесть бремени. Мы живы и здоровы, много переживаем, главное, ваше отсутствие, но мы надеемся, что мы вновь будем вместе с вами. Твое одиночество сильно отражается на мне. Я …
Примечания:
1. Сарра Рабинович – младшая сестра деда Гирша (см. фото), врач, ей удалось спастись из Минска до прихода немцев. Ее муж Зяма и дочь Ольга погибли в Минском гетто. Она сама погибла позднее на фронте…
2. Это письмо бабушка закончила на отдельной открытке (см. 7-е письмо)
Рахиль Гольдберг и Сарра Рабинович (Гольдберг) – младшие сестры моего деда Гирша. Снимок сделан около 1920 г.
Письмо седьмое – открытое письмо от 10 октября 1941 года
…Пришлось окончить письмо на открытке. Понимаю твое положение, но бодрись, ничего не вечно под луной. Не хнычь, постарайся развеяться среди твоих знакомых, эвакуированных вместе с тобою, и в том числе – новых знакомых того района.
Вера, вероятно, находится вблизи от тебя. Первое время [после] вашего отъезда мы имели связь с ее родителями, но сейчас у них сняли телефон, и мы перестали общаться. Пиши о них, как они устроились. И главное – о себе более подробно. Дукоры нам писали, что у них есть желание двинуться дальше в путь. В том числе и Лева из Москвы хочет свою семью также куда-нибудь отправить. Если ты с ними спишешься и сможешь оказать им помощь или совет, то вот тебе адрес Левы: Москва, «114», Дербенская ул. 24 фабрика им. Менжинского, бухгалтеру Слепяну Льву Аркадьевичу. От Абрама письма получаем аккуратно и часто, от Бори уже порядочно времени не было письма. И Лева нам не пишет. Все это порядочно отражается на моем здоровье. Аллочка, родная доченька моя, невыразимо скучно мне без тебя. Расти, резвись, моя девочка. До скорого свидания с вами всеми. Будьте здоровы, крепитесь.
Любящая вас ваша мама-бабушка.
Пиши, Соня, не унывай.
Примечания:
1. Это письмо, по-моему, является непосредственным продолжением предыдущего…
2. Вера Писаревская – подруга тети Сони (см. фото), жена товарища дяди Левы по Академии связи Серафима Конюховского (о ней упоминалось и во 2-м письме).
3. Лев Аркадьевич (Абрамович) Слепян – младший брат моей бабушки Таубы (см. фото). Жил с семьей в Москве.
Вера Писаревская – подруга тети Сони и жена Симы Конюховского – коллеги Льва Пратусевича по Академии Связи. 1953 год
Лев Абрамович Слепян – младший брат бабушки Таубы – с женой Ниной и дочерью Светланой. Москва. 1938 год
Письмо восьмое – письмо от 14 октября 1941 года
Дорогая Соня!
Долго от тебя не было письма. Наконец сегодня мы получили сразу три открытки от 1/IX, 20/IX и 23/IX. Вот как аккуратно получаем письма. Мы тебе пишем очень часто. Изредка, кроме почтовой связи с тобою, я пользуюсь и телеграфной, дыба ты быстрее получала вести о нас. Вчера тоже послали тебе телеграмму о том, что вчера мы, наконец, получили письмо от Левы, датированное 25-го августа, и сообщили тебе его новый адрес. Хотя письмо уже старое, все же оно нас обрадовало. Мы сейчас же ему написали и сообщили твой адрес. Хотел бы ему послать телеграмму, но в действующую армию телеграмм не принимают.
Повторяю адрес Левы: Действующая Красная армия, Полевая почтовая станция №716, Почтовый ящик №100, Л.А.Пратусевичу.
Лева пишет, что 20/VIII он кому-то поручил перевести тебе деньги, и, возможно, что этот перевод лежит в 21-м почтовом отделении в Лесном. Если это так, то я буду хлопотать, чтобы эти деньги переслали тебе.
Почему ты на всех трех открытках по-разному редактируешь свой адрес? Я тебя просил, чтобы ты мне сообщила твой сокращенный телеграфный адрес, а то я тоже по-разному его излагаю. Адреса Абраши и Бори мы тебе давно послали. Могу повторить:
Абраши: Полевая почтовая станция №217,
Штаб артиллерии дивизии,
Лейтенанту А.Г.Гольдбергу.
Бори: Полевая почтовая станция №463
Подразделение У.С.
Б.Гольдбергу.
На этом кончаю. Пользуйся случаем и поправляйся и поправь Аллочку. Крепко целую ее. Как у тебя с финансами? Пиши.
Будьте здоровы!
Любящий вас папа и дедушка.
Дорогие Соня и Аллочка!
Я бы желала, чтобы ты нам писала о себе и Аллочке более подробно. А, по сему, пиши письма, а не открытки. Меня очень радует, что у тебя есть продукты, и хорошего качества. Главное – хлеб, и ты его сама учишься печь. Как жаль, что я не могу присоединиться к такой работе… Почему тебе пришлось переехать в другую комнату? И не пишешь подробно об этом, у этих ли хозяев ты или у других? Имеешь ли связь с Верой, и с некоторыми эвакуированными женами нач. состава?
Смотри, используй место и время, как дачу, даже я бы сказала, как курорт, имея такие возможности, надо использовать их. А по сему поправляйся и поправь Аллочку. Я ее представляю с кнутиком бегающей по деревне. Пастушечка моя Аллушечка, золотце мое, как жалею, что не поехала с вами. Даже папа осознает свою ошибку в настоящем положении, в котором мы очутились. Но сейчас об этом не говорит (меня надо было ему послушаться), а теперь жалеет. Левушка пишет, что сейчас он находится поблизости от нас, а был в длительной командировке. Надеюсь, что сейчас с ним у нас связь наладится, а также и с тобою. Убедительно прошу не волноваться за нас. Правда, приходится много переживать от двуногого зверя Гитлера, но со всяким положением свыкаешься. И надо надеяться, что под Ленинградом он и его банда озверелая найдут свою могилу.
Вчера была у меня Рахиль, днями ее отправляют на фронт, очень интересуется всеми нашими, и просила передать тебе привет. Было письмо (хотя давненько) от Аси, приглашала тебя приехать к ней, но адрес ее папа уничтожил вместе с письмом. О нас особенно писать не имею чего, живы и здоровы, и это главное. За всех вас волнуемся и много переживаем. Но за тебя и Аллочку мы спокойны и рады. Только ты смотри, выполняй все то, о чем мы тебя просим в письме. Ешьте, пейте, и не унывай, поправляйся, и научись хорошо печь хлеб, а когда освоишь эту премудрую “химию”, то пригласишь нас к себе, и мы на него набросимся…
Будьте здоровы, не скучайте. Целую вас крепко. Мама, бабушка.
Письмо девятое – открытое письмо от 24 октября 1941 года
Дорогая Соня!
Вчера послал тебе два перевода и письмо. Сегодня послал телеграмму и, придя со службы, застал твои три открытые письма от 4/X и 5/X. Очень рад, что ты с Аллочкой чувствуете себя хорошо. В финансах у тебя нужды не будет, и ты себя особенно не ограничивай. Поправляйся и поправь Аллочку. Надеюсь, что, в конце концов, и в ближайшее время нам и тебе удастся связаться с Левой, и тогда пойдет нормальная переписка с ним. Особенно не волнуйся. В такое время такие случаи бывают.
Крепко целую. Ваш папа и дедушка.
Дорогие Соня и Аллочка!
Ешьте, пейте и поправляйтесь. В ясли Аллочку ни в коем случае не отдавать. Следи за ней и за собой. Не волнуйся, все перемелется. Победим гитлеровскую шайку и опять заживем. Пиши про Аллочку подробно, мне это доставляет удовольствие.
Целую вас крепко, мама и бабушка.
Письмо десятое – письмо от 29 октября 1941 года
Дорогая Соня!
Вчера я выслал тебе по телеграфу еще 700 рублей, третий перевод по счету. Кроме того, мы получили письмо от Абрама, в котором он пишет, что выслал тебе 750 руб. Таким образом, на зимний период ты уже финансами обеспечена. Надеюсь, что связь с Левой у тебя в скором времени тоже наладится, и он тебя тоже будет снабжать деньгами. Тебе только остается жить спокойно и ухаживать за Аллочкой. Деньги при себе не держи, а только в сберкассе и по мере необходимости будешь оттуда брать. Не исключена возможность, что я тебе еще буду переводить деньги на тот случай, если мы решим выехать отсюда и, конечно, держать направление, чтобы добраться к тебе. Пока еще этой возможности нет.
Вчера приехал один командир и привез живой привет от Абраши. Это уже второй такой привет. Рассказывает, что Абраша поправился, т.е. пополнел. От Бори тоже получили письмо. Он чувствует себя неплохо. Ну, что тебе еще писать, не знаю. У нас все по-старому.
Дорогая Аллочка! Могу тебя заверить, что мы тебя вспоминаем не реже, чем ты нас, и не только вспоминаем, а беспрестанно думаем о тебе. Придет время и опять будем вместе. Будь здорова и слушай маму. Желаю вам спокойной жизни и уюта.
Любящий вас папа и дедушка.
Дорогие Соня и Аллочка!
Особенно у меня лично нет о чем писать. Живы и здоровы, живем той жизнью, которую диктуют нам условия ея. Нередко приходится волноваться и переживать, если от вас нет регулярных писем. Но, получая их, мы успокаиваемся. У меня к тебе единственная просьба, чтобы ты не волновалась ни за кого из нас. Ибо этим не облегчишь жизнь ни нам, ни себе. Меня мое чутье никогда не обманывало, и на сей раз не подведет – придет время и мы будем все вместе. Абрам к нам собирается приехать на октябрьские праздники. Вот это будет гость!!! С нарочным он прислал нам 3 банки консервов и немного печенья. На сегодняшний день – это большой подарок.
Соня, у меня к тебе просьба: муки ржаной и пшеничной заготовь себе на зиму, дабы не хлопотать об этом в каждом отдельном случае. В остальном – ешьте, пейте и не скучайте, поправляйтесь, дабы встретить вас такими, как я вам желаю. Алушечка, моя родная деточка, как мне скучно без тебя, как хочется тебя видеть и целовать без счету. Не горюй, моя детка, придет это время, и без счета с большими процентами тебе отдам все мои чувства. Играй, ешь, пей и расти нам на радость, поправляйся, этим ты окрасишь нашу старость. Будь здорова и крепка, детка моя, твои папенька и маменька чтобы радовались на тебя, и они чтобы тебя растили. Целую вас крепко. Пиши, Соня, часто и подробно, как у тебя время проходит. И вот что, главное, на кушанье денег не жалей. Желаю вам всем в скором времени быть вместе втроем.
Любящая вас мама и бабушка.
Письмо одиннадцатое – открытое письмо от 1 ноября 1941 года
Дорогие мои Соня и Аллочка!
Давненько от вас нет писем. Но, думаем, что мы их получим сразу несколько. Послали вам несколько переводов денежных с указанием в письме, как с ними поступать. В первую очередь ешьте, пейте, не жалея для себя на доброе здоровье. У нас все по-прежнему. От Абрама имеем частые письма, два живых привета (последний – с посылочкой съестного, чmо очень кстати). Собирается к нам в гости на пару дней к октябрьским праздникам. Передавали, что он хорошо поправился – даже пополнел. Не терпится увидеть его своими глазами. Когда приедет, напишем тебе совместное письмо. От Бори тоже имеем письма, но не такие частые, как от Абрама. Я думаю, что от Левушки у тебя уже есть письма и у вас связь налажена. Хотя в настоящий момент это не представляется возможным, думаю, что газеты ты читаешь, и от жизни фронта не отстала. Пиши о себе и Аллочке побольше и подробнее. Меня каждая мелочь вашей жизни больше, чем интересует. Поправилась ли Аллочка, подросла ли? И потому – подробнее обо всем, до мельчайших подробностей. Не волнуйся, переноси одиночество и прочие переживания терпеливо. Будьте здоровы.
Целую вас крепко, мама, бабушка.
От папы – привет.
Примечание:
Второе письмо, написанное только бабушкой Таубой.
Письмо двенадцатое – письмо от 7 ноября 1941 года
Дорогая Соня!
Сегодня в день праздника 24-й годовщины Октябрьской Социалистической Революции поздравляю тебя и Аллочку и желаю вам скоро вернуться к нам. Твое открытое [письмо] от 9/X мы вчера получили. За последнее время ты стала нам реже писать, и почему ты все пишешь открытые [письма]? Неужели у вас там нет бумаги и конвертов? Ты бы хоть раз написала самое подробное письмо о себе и Аллочке.
Высланные мною тебе три перевода по телеграфу по 700 р. каждый, также и от Абрама 750 р., ты уже, наверно, получила. Теперь ты насчет финансов успокоишься.
От Левы писем нет. Я послал запросы о нем в три военные учреждения. Надеюсь получить ответ, и тогда тебе протелеграфирую. Во всяком случае, я за него не беспокоюсь. Здесь только почтовые затруднения. Вооружимся терпением.
От Абраши получаем письма очень часто – каждые 3-4 дня, а от Бори – каждые 8-10 дней. Вчера получили два письма от Абрама от 31/X и 2/XI и от Бори от 26/X. Боре уже надо писать опять по старому адресу: Полевая почтовая станция №463. Подразделение УС, для него.
Абраше писать по следующему адресу: Полевая почтовая станция №217. Штаб артиллерии дивизии, для него.
В остальном у нас ничего нового. Сидим сегодня дома и пишем всем письма. Аллочку крепко целуй за меня.
Будьте здоровы и пиши часто. Любящий вас папа и дедушка.
Дорогие мои Соня и Аллочка!
Не можешь себе Соня представить, какое удовольствие я имела, читая твое письмо о том, что Аллочка хорошо начала кушать, и даже просит. Ничего не жалей ни для нея, ни для себя. То, что Аллочка имеет успех у вас там, то я в этом не сомневаюсь, ибо в Ленинграде ведь она всюду имела успех, ведь она умница. Мне только больно, что мы на время разъединены со всеми вами. Но придет время и мы опять будем вместе, и все это вспомним. Мне очень приятно, что Аллочка вспоминает отдельные эпизоды, проведенные со мною вместе. Я же также впадаю в такие моменты в воспоминания и начинаю все перебирать в памяти до мельчайших подробностей. И мне становится больно, и тогда я проклинаю кровавого Гитлера и его свору собак. Скорее бы нам покончить с ними и зажить снова, как жили. Но это желанное время не за горами. Победа будет за нами.
Сегодня мы скромно с папой отпраздновали 24-ую годовщину Октябрьской революции, закончив письмами ко всем вам. Ждали Абрама к нам в гости на праздники – так и не приехал. Надеюсь, что все же он к нам приедет. Пиши Соня подробное письмо о себе и Аллочке. Как проходят у вас дни, чем питаетесь и как время проводите, о своем новом месте жительства и о некоторых совместно приехавших с тобою.
У нас все по-прежнему, живы и здоровы. Только одни думы о всех вас не покидают нас. Будьте здоровы и счастливы. До скорого свидания с вами. Целую вас крепко, крепко.
Мама-бабушка.
Письмо тринадцатое – открытое письмо от 13 ноября 1941 года
Дорогие мои Соня и Аллочка!
Очень беспокоимся, Соня, твоим до сих пор молчанием. Ждем от тебя ответа на послания, на [посланные] тебе переводы. На днях решили еще выслать тебе, но воздержались до получения от тебя ответа на первые посланные. Напиши, как живешь, как самочувствие, как здоровье Аллочки? Такое длительное молчание заставляет нас волноваться. У нас лично новостей никаких, живы и здоровы. От Абрама есть письма, у него немного изменился адрес. Я тебе его сообщаю: Действующая Красная Армия. Полевая почтовая станция 217. 704 артиллерийский полк. У Бори адрес предыдущий. Пиши им обязательно, а то они обижены. От Веры писем нет, не пишут. Лева в особенности. Месяц с лишним тому назад она мне написала, чтобы я воспользовалась их дровами. Когда я туда за этим поехала, то узнала от соседки, что сараи разобраны и дрова растасканы. Такая же участь с дровами нас постигла у Абрама. Но, наплевать, лишь бы пережить это тяжелое время. Остаться [бы] живыми и здоровыми. Пиши Соненька. От Мани тоже давно не было письма. Одновременно пиши и ей. Будьте здоровы и невредимы. Целую крепко, мои родные. Целуй за меня Аллочку.
Ваша мама-бабушка.
От папы привет.
Примечания:
1. Третье письмо, написанное только бабушкой Таубой.
2. Вера (Двойра) Абрамовна Слепян – младшая сестра бабушки Таубы – и Лев Давидович Слепян – ее муж и двоюродный брат ее и бабушки Таубы (фото 14-15). Это те “гордые Слепяны”, о которых упоминается в 3-м письме.
Вера (Двойра) Слепян – младшая сестра бабушки Таубы
Лев Давидович Слепян – муж Веры (Двойры) Слепян – младшей сестры бабушки Таубы и их двоюродный брат
Письмо четырнадцатое – открытое письмо от 1 декабря 1941 года
Дорогая Соня!
Долго мы ждали от тебя письма и поэтому мы также долго не писали. Две недели тому назад телеграфировали тебе, и неделю тому назад я послал вторую телеграмму «молния», а ответа пока нет. Нашей радости, что ты, наконец, связалась с Левой – нет границ. Твое открытое письмо, сообщающее об этом, мы получили 4 дня тому назад. Сегодня посылаю письмо Леве по сообщенному тобою адресу.
У нас новостей никаких. Живы, здоровы. От Абрама получаем письма часто, а от Бори редко.
Крепко целую Аллочку. Любящий вас папаша и дедушка.
Дорогие мои Соня и Аллочка!
Как долго мы будем ждать от тебя подробного письма о вашей жизни? Жду, не дождусь. Может быть, ты Аллочка, напишешь? Хочется знать о вас, даже о всякой пустяшной мелочи. У нас нового ничего. Живы и здоровы. Думаем только о вас. Очень рада, что, наконец, тебе удалось списаться с Левой. От души желаю вам в скором времени быть вместе. Будьте здоровы, ешьте, пейте, крепитесь.
Любящая вас мама, бабушка.
Письмо пятнадцатое – открытое письмо от 5 декабря 1941 года
Дорогие Соня и Аллочка!
Сегодня мы получили твои две открытки от 7/X и 8/X. Поскольку прошло уже два месяца со дня посылки открыток, то они уже потеряли свое значение. Мы уже получили от тебя письмо с новым адресом Левы. Меня удивляет, почему нет от тебя ответа на мои последние телеграммы и подтверждения на получение денег по трем моим телеграфным переводам по 700 р. каждый. Почта, конечно, путешествует очень долго, но на телеграммы пора уже было получить ответ тоже по телеграфу. Последнюю телеграмму я послал «молния». Предупреждаю, что буду писать теперь редко, пока не получу ответа на телеграммы, ибо это бесполезно. У нас ничего нового, живы и здоровы. Всего хорошего!
Любящий вас папа и дедушка.
Аллочка, моя дорогая, хотя мало места папа оставил мне, чтобы написать вам, но все мои мысли, чувства, думы и помыслы всегда вместе с вами во все минуты жизни. Думаю только о вас и льщу себя надеждой, что придет время и будем вновь вместе. Как только получим письмо от Левы, пошлем ему просимые вещи. Будьте здоровы и счастливы.
Целую крепко, мама и бабушка.
Пятнадцатое письмо от 5 декабря 1941 года
Письмо шестнадцатое – открытое письмо от 9 декабря 1941 года
Дорогие Соня и Аллочка!
Сегодня получили твое открытое [письмо] от 28/X. Об изменении адреса Левы ты мне уже раньше писала, и я ему тут же послал письмо по новому адресу. Сегодня Абраша проезжал через Ленинград, говорил с нами по телефону. Зайти к нам он не смог. Твои письма он получает с той же аккуратностью, что и мы. От Бори нет писем уже больше двух недель. Его адрес я уже давно тебе сообщил. Повторяю: Полевая почтовая станция №463, Подразделение У.С. На последние телеграммы пока еще ответа от тебя нет. В остальном ничего нового.
Крепко целую Аллочку. Папа.
Дорогие мои детки! О себе особенно не имею о чем писать. Спасибо за совет крепиться. Мы и стараемся это делать, но время такое, что заставляет нервничать и волноваться. Думы о вас меня не покидают ни на одну минуту, буквально. Но, все же надежда на лучшее будущее нас поддерживает. И хотим верить, что все наши вояки останутся целы и невредимы.
Целую крепко Аллочку, мама.
Про Аллочку пиши подробно. Бабушка.
Письмо семнадцатое – открытое письмо от 8 января 1942 года
Дорогие Соня и Аллочка!
Ваше письмо от 31/X прошлого года мы вчера получили. Оно шло два с лишним месяца. Так что потеряло свое значение. Все же приятно читать. За последнюю неделю мы получили письма от всех, в том числе и от Левы. Пишет, что от тебя он еще не имеет письма по новому адресу и интересуется, получила ли ты деньги с его аттестатом. В 10-ый раз сообщаю адрес Бори: Полевая почтовая станция №463, Подразделение У.С., Гольдбергу. Кроме этого, новостей никаких. Пиши закрытые письма и вложи по две открытки в каждое (у нас их нет).
Любящий вас папа.
Дорогие Соня и Аллочка!
Соскучилась по вам, мои дорогие, но рада за вас, что вы находитесь в хороших условиях. Не скучайте, ешьте, пейте чем попитательнее, ибо это вся основа. Не жалейте ничего для себя, и только об этом в настоящий момент и думайте.
Целую вас крепко, мама.
Аллушечка моя, подросла ли? Твоя бабушка.
Письмо восемнадцатое – письмо от 18 января 1942 года
Дорогой Абрам!
Обстоятельства заставляют меня сообщить тебе такую новость, которую я скрывал от тебя в течение последних трех недель. Этот грех я беру на свою совесть, потому что я не хотел тебя огорчать в нынешнее время. Дело вот в чем: 16-го декабря прошлого года в связи с временным прекращением трамвайного движения мы, работники завода, стали ходить на работу пешком. Это значит, что я проделывал по 10 км в день. При моем возрасте и слабом сердце это слишком большая нагрузка. И так я ходил до 23/XII прошлого года. В этот день я уже еле добрался до завода. Обратно меня отвезла случайная грузовая машина. В результате этого я заболел (только не пугайся).
Мое состояние сегодня: сильные истощение и слабость и опухоль ног. Медпомощь не имею, так как-никак нельзя получить врача, несмотря на то, что мы его вызывали 4 раза. Сами врачи болеют. К счастью получаю советы от соседа, хотя он по специальности хирург. Он говорит, что никаких лекарств не нужно. Признанное лечение этой болезни медицинский мир Ленинграда находит в одном лекарстве – питании и жирах, и особенно в сладости. Я еще не совсем серьезный больной. От головы до ягодиц, не считая моего никудышного сердца, могу считать себя нормальным человеком. Но, могу стать даже очень серьезным больным, если не приму соответствующие меры. В этом отношении ты мне можешь очень помочь. Я почему-то в этом очень уверен.
А потому вывод таков: доложи об этом своему начальству и очень попроси, чтобы тебя отпустили, хотя бы на такой срок, чтобы из всего времени твоей отлучки мы использовали для личного свидания только несколько часов. Надеюсь, что тебя отпустят, что чем ты хуже других, которых отпускают даже не по такому личному важному делу?
Собираясь в город, постарайся достать продукты. Хлебные, рыбные, жировые и сахарные. Мне почему-то кажется, что ты находишься в таком районе, где за деньги можно, во всяком случае, достать больше, чем у нас. Кроме того, надеюсь, что ты все же устроишь, чтобы меня посещал врач.
Третьего дня приехал сюда шофер радиостанции, где работает Боря. Хороший парень. Они с Борей спят под одним одеялом. Рассказал, что Боря выглядит хорошо, настроение бодрое. Боря подтверждает это письмом от 11/I-42 г., привезенное этим же шофером. Кроме [этого] новостей никаких. Письма поступают слабо. Будь здоров!
Ждем тебя с нетерпением, любящий тебя папа.
Дорогой сынок!
Обо всем тебя информировал папа. И таково положение у нас на сегодняшний день. Я со своей стороны по этому поводу могу прибавить лишь то, что только зависит от тебя помочь нам. На сегодняшний день это с твоей стороны будет большое дело. И ты своим действием спасешь наше положение. Ну, вот и все, постарайся приехать, поговорим.
Целую крепко, мама.
Письмо девятнадцатое – письмо от 3 марта 1942 года
Дорогие Соня и Аллочка!
Давно я вам не писал. С тех пор, как перестали доставлять почту, я просто прекратил писать всем, ибо это бесполезная трата времени. В настоящее время вся накопившаяся корреспонденция разбирается и доставляется адресатам. За последние три дня мы получили пару десятков писем, в том числе полдесятка от вас. Получили от Левы, Абрама, Евсея, Мани, Давида, Левы из Москвы, Левы из Березовска, Дукоров. И все они датированы декабрем и январем. От Абрама вчера имели живой привет: письмо от 26/II и посылочку (немного масла и пшена). От одного только Бори ничего не получили. От Левы из Кеми мы получили (10 дней тому назад) солидную посылку, о чем я тебе телеграфировал (и ему также), и просил тебя сообщить ему. Я это сделал потому, что по адресу ПИС телеграмм не принимают. Пришлось послать в г. Кемь, до востребования. И чем я уверен, что он там будет и пойдет на почту спрашивать корреспонденцию? Большую поддержку Лева оказал нам своей посылкой, и в знак благодарности я просил выслать еще. Письмо я ему послал по адресу ПИС. Правда мы теперь снабжаемся значительно лучше, но жиров и сахара маловато. Мы Абрашу тоже просим, но у него возможности весьма ограничены.
В твоих письмах от 5/I и 16/I ты спрашиваешь, работаю ли я? Не понимаю, в какой плоскости ставится вопрос: нет ли перерыва стажа и вообще прогула по болезни? Отвечаю, что последнее да, имело место. От хождения на работу пешком (трамвай не работал) я заболел, и ноги перестали служить [мне]. И я проболел больше месяца, о чем от всех скрывал, кроме Абрама. Хочу, чтобы он приехал повидаться, ведь он близко находится от нас. За время болезни здорово осунулся, и, чтобы вернуться к прежнему состоянию, мне необходимы жиры и сахар. В настоящее время чувствую себя неплохо, но хуже, чем до болезни. Сегодня в выходной день собрался всем писать, что отныне буду регулярно всем писать, т.к. связь налаживается.
Дорогая, милая Аллочка! Радость наша! Все подробности о тебе – это наше наилучшее удовольствие. Ты молодец, старайся! Будем надеяться, что недалеко время, и вы приедете в свою обитель, и мы будем вместе здесь в Ленинграде. Наш приезд к вам мало вероятен, поэтому прошу не расстраиваться от такого пожелания.
В комнате у нас сегодня не совсем тепло (мне некогда топить – надо письма писать), а мама ходит по магазинам. Поэтому почерк корявый, да и перо пригодно только для тебя Аллочка. Мы теперь топим «времянку», т.н. печку железную. Она довольно хорошо греет и варит обед, но за то копоти в комнате много. Обои, т.е. стены и потолок стали неузнаваемы. Не долго уже осталось пережить зиму, а потом пойдет хорошо. На этом пока кончаю. Мама сама о себе напишет. Будьте здоровы и счастливы!
Крепко целую. Любящий вас папа и дедушка.
Дорогие мои Соня и Аллочка!
Давненько не было от вас писем, но зато за последние дни мы получили несколько десятков писем от всех вас, что, конечно, нас очень обрадовало и успокоило.
О себе папа вам написал. Не стану скрывать и свое настоящее положение и самочувствие (только не огорчайся). И я не совсем здорова, также ноги стали слабо ходить, но против папы я – герой. По мере сил и возможностей выполняю возложенные на себя обязанности по дому и вне дома. Левушка, дай Бог ему здоровья, нас поддерживает. В настоящую для нас трудную минуту, можно сказать, что он нас просто спасает. В остальном в нашей жизни ничего хорошего нет. Единственное – это ваши письма, нас это крепит и поддерживает. За тебя и Аллочку я рада, только смотрите, не жалейте из съестного для себя ничего. Чем побольше и получше питайтесь, это и есть вся основа. Скука одолела совсем, как хочется иметь возле себя родного и близкого человека. Но надо надеяться, что не далек тот час, и мы все опять будем вместе. Заканчиваю свое письмо с пожеланием скорого совместного нашего соединения. Аллочка, дорогая, неоцененная моя деточка, как я рада за тебя, что ты поправляешься, это очень хорошо. Поправляйся, вырасти здоровой, крепкой, и когда приедешь, чтобы я могла похвалить тебя. Будьте здоровы и счастливы, не скучайте по нас.
Целую крепко, крепко. Ваша мама и бабушка.
У меня сегодня была Рахиль Пратусевич, просила передать тебе привет, обещала написать тебе.
Примечания:
Давид Иделевич Гольдберг – самый младший из братьев моего деда Гирша, ровесник моего отца (см. фото). Именно он первым переехал в Ленинград, а по его инициативе перебралась из Минска и значительная часть семьи Гольдберг, что спасло многих из них в годы войны.
Давид Иделевич Гольдберг – самый младший брат моего деда Гирша. 1929 г.
Рахиль Израилевна Пратусевич – двоюродная сестра дяди Левы Пратусевича. 1930 годы.
Письмо двадцатое – письмо от 8 марта 1942 года
Дорогие Соня и Аллочка!
Поздравляю вас с праздником Международного Женского Дня 8/III!
Не успели мы опустить в ящик первое письмо, как вновь, в порядке разгрузки, почта прислал нам новую пачку писем, в т.ч. от тебя штук 6. Все посланные тобою письма авиапочтой и заказным 3-4 месяца тому назад, прибыли сейчас. Из центрального телеграфа получили извещение о прибытии 6 телеграмм. Полагаю, что это все телеграммы от тебя, и они уже потеряли свое значение. В общем, все твои письма, как и наши, похожи друг на друга содержанием. Наиболее характерные [письма] о вашей жизни сохраняю, остальные – в топочку. Чем больше ты спрашиваешь: «Как у папы дела с работой?», тем любопытнее становится узнать, с какой точки зрения тебя это встревожило?
Кстати, ставлю тебя в известность, что в скором времени начну хлопотать о переходе в инвалидность, так как мне 19-го февраля сего года уже минуло 60 лет. Полагаю, что мне дадут 3-ю категорию, и я смогу при пенсии работать тоже. Если я болел и сейчас тоже изредка не выхожу на работу по болезни, то это еще не значит, что я безработный. На заводе некому заменить меня, и, конечно, работа отстает. От этого у меня настроение испортилось. Здоровье мое и мамы, конечно, пошатнулось. Все же крепимся и надеемся с вами встретиться, хотя бы с худыми постаревшими физиономиями. С ходом наших годов и их влиянием на наши изношенные организмы бороться трудно, и поэтому надо с этим мириться. Боря в своем письме от 24/I пишет, что, по его мнению и определенно, вам, т.е. всем нашим детям, не исключая мужчин, живется сравнительно лучше, чем нам старикам. На эту тему можно много дискутировать. Только что от Левы получили еще одну продуктовую посылку. Как по количеству, так и по качеству она не уступает первой. Никогда не забудем эту громадную поддержку, которую он нам оказывает в настоящий момент. Когда наше здоровье восстановится, то больше всех мы будем обязаны Левушке. Надеюсь, что это и тебя обрадует. Ну, пока все. Крепко целую Аллочку.
Любящий вас папа и дедушка.
Дорогие мои дети, Соня и Аллочка!
Обо всем тебе, Соня, папа написал, что я еще могу тебе сказать по этой части? Лишь только то, что боремся с трудностями настоящего положения, и думаем, что выйдем победителями в борьбе. То, что Левушка в данный момент оказывает нам громадную поддержку, про то говорить не приходится. Он просто нас спасает. Никогда не забудем такую услугу, и внимание, и преданность. И если Левушке в дальнейшем эту возможность предстоит нам оказывать, тогда можно сказать, что мы гарантированы на поправку. И надеемся, что при встрече со всеми вами произведем хорошее впечатление, и подробно тогда поговорим обо всем. Очень хочется со всеми вами увидеться, обнять и расцеловать всех вас, родные мои. Больше прибавить о нас пока ничего не имею, а только при встрече. Мне очень лестно, когда ты пишешь подробно о своей жизни. Главное – про Аллочку – пиши о ней побольше. Аллушечка, моя родная детка, это пишет тебе твоя бабушка. Напиши мне, деточка моя, как ты катаешься на саночках, как кушаешь и что, как твой пузик, а то в Ленинграде он у тебя болел. Приезжай ты с мамой к нам, моя родная, крепко целую тебя моя миленькая деточка. Твоя бабушка, которая ждет тебя с мамочкой в Ленинград. С нетерпением, еще раз целую бессчетно и крепко.
Мама, бабушка.
Соня, Левушке нашу благодарность вырази.
Письмо двадцать первое – открытое письмо от 16 марта 1942 года
Дорогие Соня и Аллочка!
Сегодня получил вашу телеграмму с сообщением о том, что Лева выслал вторую посылку. Мы уже ее получили. Спасибо за внимание. У меня и у мамы хватает дерзости просить его и тебя по части твоего содействия, чтобы Лева продолжал посылать такие посылки и впредь. Меня удивляет, почему он прислал конфет всего только 200 гр. Напиши ему, чтобы он продолжал высылать посылки и третью, и четвертую, и т.п. И пусть пришлет по больше сахара и конфет, и пусть добавит папиросы и табак, включая махорку. Вся наша надежда в смысле восстановления здоровья моего и мамы – это на Левушку. Ибо результаты его внимания и помощь, которую он нам оказал полученными двумя посылками, на лицо. Мы уже немного окрепли и начинаем опять молодеть. Вчера пришла к нам одна радистка, приехавшая из фронта, и передала нам живой привет от Бори. В бытовом отношении ему лучше, чем Абраше, так как он находится в теплом доме. Его адрес сейчас: ПИС №16, Отдельная рота связи ВВС, Б. Гольдбергу. Всего! Любящий вас папа и дедушка.
Дорогие мои, Соня и Аллочка!
Сонечка, не могу выразить тебе и Левушке, ваше внимание в данную трудную минуту, переживаемую нами, Левушка нас буквально спасает. Дай вам бог здоровья и в скором будущем быть вместе. Любящая вас мама.
Аллушечка, родная моя деточка. Как я соскучилась по тебе. Приезжай к нам. Целую крепко тебя, моя дорогая. Твоя бабушка.
Письмо двадцать второе – письмо от 3 апреля 1942 года
Дорогие Соня и Аллочка!
В результате беспрерывной 3-х месячной болезни, о чем я частично скрывал от вас, вчера 2/4 определилось мое положение. ВТЭК мне установила инвалидность по 3-ей группе и выдала мне профпутевку, что я могу работать только по легкой работе и вблизи местожительства.
Из завода я уже уволен, так как больше 2-х месяцев они не имели права ждать моего выздоровления, хотя они ждали гораздо больше.
Я доволен увольнением из завода, и надеюсь получить работу вблизи дома, чтобы не быть зависимым от трамвая. Пока я еще не буду искать работы до того, как окрепну. Ноги пока еще слабы. Поддержка Левушки пока еще необходима, тем более что я теперь получил продкарточку, как инвалид без службы, и буду получать на 100 гр. хлеба в день меньше, чем раньше.
Вот все мои последние новости.
Будьте здоровы! Целую. Любящий вас дедушка и папа.
Посылаю тебе бумаги для ответа.
Дорогие мои, Соня и Аллочка!
Теперь, доченька моя, для тебя ясна и открыта вся наша жизнь за эти последние три месяца болезни папы. Все пережитое позади, но впереди еще много трудностей. Вот теперь-то именно нам нужна поддержка Левушки. Я со своей стороны нисколько не лучше в смысле здоровья. Ноги отказываются ходить, а приходится выполнять все обязанности по дому и вне дома. И к всей работе прибавилось воду приносить и выносить, что очень тяжело для меня. Буквально на один хоть час в день я отдохнуть не могу. Не хотелось обо всем так открыто писать, но вынуждены. Не огорчайся. При поддержке поправимся и надеюсь, что увидимся здоровыми. Целую вас крепко, мои родные.
Аллушечка, моя дорогая доченька! Как я соскучилась по тебе. Приезжай к твоей бабушке и дедушке. Крепко целую тебя, моя доченька.
Твоя бабушка.
Письмо двадцать третье – письмо от 3 апреля 1942 года
Дорогой Лева!
В результате беспрерывной 3-х месячной болезни, вчера (2/4) определилось мое положение. Я проходил врачебные комиссии и, наконец, ВТЭК установил мне инвалидность по 3-ей группе с оговоркой в проф-консультационной путевке о том, что я могу работать только на легкой работе и в районе своего местожительства.
Из завода я уже уволен, согласно закону, после 2-х месячной беспрерывной болезни, о чем мне сообщили только на днях. Правда, они воздержались еще пару недель. Исходя из состояния моего здоровья, я доволен, что ухожу из завода. Так как сейчас у нас есть спрос на счетных работников, то надеюсь, что получу работу вблизи местожительства и не буду зависеть от трамвая. Отеки (опухоль) на ногах у меня почти сошли на нет, действуют они [ноги] еще слабо. Могу пока пройти (с палочкой) не более 1 км туда и обратно. Твоя поддержка пока еще крайне необходима, тем более что с апреля месяца мне уже выдали иждивенческую продкарточку, и до новой службы я буду получать на 100 гр в день меньше, чем в 1-м квартале.
О всех предстоящих изменениях в моем положении я буду тебе сообщать своевременно.
Не успели мы старики сколько-нибудь окрепнуть, и вдруг новое горе: посланное мною 8/III письмо Абраше ППС №217 вернуло обратно с пометкой «выбыл в госпиталь». Куда и в какой госпиталь не сказано, и степень его ранения нам пока тоже не известна. 26/III я послал запрос командиру 704 артполка, но ответа пока еще нет. 31/III я написал в Москву в Главное Санитарное Управление, но оттуда, видимо, не скоро получу ответ. Возможно, что он здесь в Ленинграде, или его направили на север куда-то недалеко от тебя. То, что он сам про себя не сообщает, говорит за то, что он тяжело ранен. Думаю, что ты в таких делах лучше разбираешься. Пошли запрос, куда следует от своего имени, и о результатах сообщи нам по телеграфу.
Соне об этом писать не буду, хотя ей тоже могут вернуть письмо с такой же отметкой.
От Бори мы имеем живой привет. Одновременно подтверждаю получение твоего открытого письма от 24/2 и закрытого от 27/2. Ответ на них найдешь в предыдущих письмах.
Постарайся Левушка, по возможности, поддержать нас до того, пока мы немного окрепнем.
Будь здоров и счастлив! Любящий тебя папаша.
Дорогой сынок Левушка!
Что я могу еще сказать о вышеописанном папой – подтвердить все вышеописанное…
В этом месте цензором аккуратно залито чернилами 8-10 строк…
Был бы хоть близкий человек с нами, с которым можно было бы выплакать свое горе, а то мы одни и стараемся об этом не говорить, дабы не расстраивать себя. Помоги нам в данный момент хорошим словом и действием постольку, поскольку сможешь и ты нас спасешь. Был бы возможен твой приезд, для нас было бы большим счастьем.
Целую, мама.
Письмо двадцать четвертое – письмо от 12 мая 1942 года
Дорогие Соня и Аллочка!
Давно я вам не писал и не писал я вам по очень печальной причине. Но, прежде чем сообщить причину я тебя, дорогая Сонечка, умоляю не терять своего сознания и мужества, чем ты, по-моему, достаточно обладаешь, и щадить свое здоровье и тем более не расстраивать Аллочку.
О своей болезни и работе я тебе не всю правду писал, а теперь напишу тебе точно обо всем. Я заболел 23-го декабря прошлого года и до сего времени не работаю. Мама заболела в феврале текущего года
В этом месте цензором аккуратно вырезана нижняя часть листа в 3-4 строки…
В этом месте цензором аккуратно залито чернилами приблизительно 3 строки в верхней части страницы…
Я почти уже пережил эту болезнь, но мама к великому нашему прискорбию, не смогла противостоять этому злу и в субботу 18-го апреля днем она скончалась. В этот грозный момент меня не было дома. Я ездил на Петроградскую кое-что взять из комнаты Абраши, и когда я вернулся, я уже застал ее мертвой. И в ея руке она держала мешочек с белой мукой, ибо она варила суп. Похоронил я ее в воскресенье 21/4
В этом месте оборотная сторона вырезанного листа в 3-4 строки…
…Этим маму не оживим. Вот почему я вам давно не писал. Я никак не решался писать вам об этом. Я много переживал и переживаю сейчас от этого, но, в конце концов, я пришел к заключению, что от детей нечего скрывать то, что происходит с их родителями. Леве я написал назавтра же после похорон. Тебе и Боре пишу сегодня, а Абраше я пока писать не буду, поскольку он болен. Хотя ему будет казаться подозрительным, почему мама не пишет. И так, моя дорогая доченька, я теперь остался одиноким не только у себя дома, но и в городе.
Мое состояние таково: у меня еще ноги слабы. Могу ходить по прямой площади 1-2 км, но на горку и на лестницы подыматься мне трудно. В остальном самочувствие было бы удовлетворительное, ели бы не были переживания от постигшего нас горя. Я с первого мая прикреплен столовой на 21 день, где дают дистрофикам усиленное питание и кормят почти, как в доме отдыха три раза в день. Моя столовая находится на Международном проспекте дом 9 и я туда хожу три раза в день. После этого опять необходимо, чтобы Лева помог, пока я окрепну. Из завода, согласно нового закона, меня уволили, как беспрерывно болевшего больше 2-х месяцев, но я все же числился там до 2/IV, когда я получил расчет. Но, завод просит, чтобы я вернулся и приступил к работе.
Главбух согласен, чтобы я приезжал на завод два дня и на четыре дня брал работу на дом. Причем все будет восстановлено обратно и старый оклад будет сохранен. Но я решил не возвращаться туда, ибо по состоянию моего здоровья, в частности слабости ног, я не могу быть зависимым от трамвая. Я найду себе работу хоть за половину того оклада, но в своем районе, чтобы мне надо было ходить не более 2-х-3-х кварталов.
Сейчас на завод тоже трамвай не доходит порядочный кусок и мне это будет вредно. На днях оформится в Райсобесе моя инвалидность по 3-ей категории, и я буду получать пенсию около ста рублей. После оформления инвалидности и окончания питаться в спецстоловой, я буду искать работу. А сейчас все мои документы в Райсобесе, а без них никуда не могу заходить.
Уже прошел почти месяц после смерти мамы. За это время я занимался перестраиванием своей комнаты на холостяцкий лад. Кое-что из вещей я уже продал, вернее, выменял на хлеб. Буду еще [что-то] ликвидировать, но об этом более подробно в следующем письме.
Твое письмо от 16/IV я получил вчера. От Бори получил два письма, но от Абрама ничего, не смотря на то, что из Свердловска он всем написал. На этом пока закончу.
Будьте здоровы и счастливы.
Любящий вас папа и дедушка.
Письмо двадцать пятое – письмо от 23 мая 1942 года
Дорогие Соня и Аллочка!
Получив твою телеграмму, я долго думал, что тебе телеграфно ответить. Я не хотел, чтобы моя ответная телеграмма опередила мое печальное письмо, посланное тебе 12-го [мая] сего года с трогательным сообщением о смерти мамы, и чтобы тоже сообщение было выражено в телеграмме. Поэтому я тебе телеграфировал так, чтобы ты ждала письма, где найдешь ответ на вопрос о “нашем” здоровье и положении.
И так, мои дорогие, вашей мамы и бабушки уже нет среди живых, и я вот уже вдовствую 2-ой месяц. Никто мне не может завидовать. Все же, очутившись в таком положении, надо подумать и о себе, как бы построить свою жизнь, сколько мне еще суждено будет жить. Здоровье мое понемногу улучшается.
С 20-го мая я поступил на работу в Строительную Контору Октябрьского Райисполкома на должность зам. главного бухгалтера с окладом 475 руб. Представь себе, что контора эта помещается на Театральной площади. Это почти рядом с моей квартирой, и я выхожу на работу за пять минут до начала занятия. Это очень удачно для меня. Кроме указанного жалованья по работе я, видимо, буду получать от государства пенсию около 100 руб. в месяц. На днях это оформится. Оба источника дохода для меня будут достаточны на прожитие. Хоть бы здоровым быть, а то я еще слаб, и ноги плохо ходят.
Из маминых вещей придется много чего ликвидировать, часть продать, а часть выменять на продукты. Лучшие вещи я намерен оставить для тебя, а именно: зимнее и летнее пальто, три шерстяных платья (черное, синее и бордо), большой вязаный платок, шелковую шаль и другие. Ты мне обязательно напиши об этом. Может быть, что-нибудь из перечисленного тебе не нужно, или наоборот, может добавить еще чего-нибудь. И сообщи мне об этом срочно, а то я сейчас, после пятимесячной безработицы, остался без денег и без продуктов. Патефон с пластинками я уже выменял. Теперь у меня на очереди швейная машина и одна кровать с матрацем и периной. В остальном у меня ничего нового. Я очень рад, что так близко от квартиры я устроился на работу. Хожу домой пока обедать, а с 1-го июня перехожу на котловое довольствие в имеющуюся при Стройконторе столовую, где буду кормиться три раза в день.
Мне, главное, устроиться с едой и со стиркой белья, и я буду вполне удовлетворен своей вынужденной холостяцкой жизнью. Вторично жениться я, конечно, не собираюсь, и не думаю даже об этом.
Последние свои годы я хочу провести только с вами всеми, без участия каких-то чужих женщин. Лишь бы скорее уничтожить гитлеровских захватчиков, и опять встретиться с вами в семейном кругу. Так я собираюсь устроить свою жизнь, и не иначе.
Вот со стиркой у меня дела пока плохие, хоть возьми, да сам стирай. Так [и] придется, видимо, сделать. На этом кончаю. Будьте здоровы и счастливы! Крепко целую.
Любящий вас папа и дедушка.
Пишите почаще, и я отставать не буду.
Письмо двадцать шестое – письмо от 6 июня 1942 года
Дорогие Соня и Аллочка!
От тебя, Соня, за последнее время письма не пребывают. От Абрама тоже ничего нет, и я даже не знаю, куда ему писать. Тоже самое и от Левы. Полагаю, что почта где-то опять застряла. Только от Бори на днях получил письмо с выражением соболезнования по поводу постигшего нас горя. Письмо его довольно толково изложено.
Сегодня я тебе телеграфировал перевести мне телеграфно из денег Абраши пятьсот рублей. За последнее время я так обеднел, что живу без денег. Вещи мамы очень туго ликвидируются. Предложения на вещи в значительной мере больше спроса.
С 29-го мая я уже на службе. Работаю в строительной конторе, которая помещается напротив Оперного театра. Я выхожу на работу за 10 минут до ея начала в конторе. Теперь я уже не зависим от трамвая. В этом мне повезло. Получаю жалованья 475 рублей. Кроме того, получаю уже пенсию, как инвалид 3-й категории, 100 рублей в месяц, так что в дальнейшем мне это будет достаточно, но сейчас я задолжался, и я должен расплатиться с долгами. Боря мне в письме предлагает денег из его маленькой зарплаты.
Состояние моего здоровья несколько улучшилось, но ноги пока слабы и ходить мне много нельзя.
Сегодня получил письмо от Мани и Ляли. Они пишут, что Дукора вызвали в Москву и он туда уехал.
Обедаю, вернее столуюсь, в столовой на котловых началах, т.е. сдал свою продкарточку, и получаю завтрак, обед и ужин. Для одиночек это выгодно, чтобы не возиться с примусом дома. Столовая находится на Сенной площади. Но, скоро мы откроем свою такую столовую при конторе на 1-м этаже. Плохо только со стиркой, это у меня самый больной вопрос. Прачек за деньги нет, я платить продуктами не могу, ибо у меня их нет. Придется, видимо, самому заняться этим искусством. Первый опыт я уже сделал, и получается сносно. Но, много белья осталось грязного после смерти мамы.
Ох, как я нуждаюсь в посылке от Левы, а ему, видимо, не удается сейчас посылать. У меня из продуктов абсолютно ничего нет, а жиры и сахар мне крайне необходимы.
Ну, пока, больше не о чем писать. Будьте здоровы и счастливы!
Целую, папа.
Напиши, как у тебя с продуктами? Как чувствуют себя эвакуированные из Ленинграда за последнее время.
Пишите и пишите.
Письмо двадцать седьмое – письмо от 8 февраля 1943 года
Г. Ишим 8/II-43 г.
Дорогой Абрам!
6-го [числа] сего месяца вечером я вернулся из Омска (куда ездил с годовым отчетом) и застал твое письмо от 16/I. На все вопросы буду отвечать по порядку:
1. Из твоих документов я сюда привез следующие:
-
Диплом Б.Г.У.
Дополнение к диплому
Копия диплома не заверенная
Копия дополнения заверенная
Грамоту Рабфака
Послужной список комвзвода
Свидетельство об окончании Общеобразов. Курсов
Копия свидет. заверенная
Аттестат Общ. обр. курсов
Копия аттестата заверенная
Свид. Об окончании 7-летки
Удостоверение 7-ми-летки об удовлетворит. Успехах
Метрическое свидетельство о рождении
Удостоверение о хорошей работе в Чаусах
Тоже об откомандировании на проведение хозполиткомпании в Дижовский сельсовет.
Справка об общественной работе в Университете
Справка о проведении занятий на курсах по подготовке во ВТУЗ в 97 стр. полку
Копия удостоверения покойного Макса о его принадлежности к Компартии.
-
А вот насчет твоего паспорта, если я его не оставил у Сони, то значит не привез. Меня это страшно коробит, почему я его не захватил. Поверь, что мое состояние, при сборке в дорогу из Ленинграда, было ужасное. Я еще был больным человеком и вез с собой много багажа. Никто мне ни в чем не помогал. Буквально ползал на четвереньках.
3. Никакого закрепления на твою комнату я не оформлял.
Домоуправление ни разу не заходило в твою комнату. Им известно, что ты и Боря на фронте. Согласно постановлению СНК СССР, если кто бы занял твою комнату, то подлежит немедленному выселению.
А если кто бы занимал, то тогда составили бы опись имущества и документов, и это должно быть в полной сохранности. Во всяком случае тебе выдадут другой паспорт, лишь бы ты вернулся живым и здоровым.
В квартире остались только Лена и новая пожилая солидная жиличка с дочерью, весьма интеллигентные люди. Филановский и Василиса умерли. Мичурин выехал, а его комнату занимала его сестра. Больше в квартире никого нет. До твоего отъезда квартплата вносилась аккуратно. Что касается моей комнаты, то она несомненно занята другими жильцами, которые, наверное, и пользуются моей мебелью. К сожалению, я не имею писем от Гени, которой и поручено наблюдение за комнатами. Я ей передал твои ключи, чтобы она изредка навещала. Сегодня я ей телеграфирую об этом.
У меня новостей никаких. Дорога в Омск и обратно была тяжелая, но я как-нибудь благополучно вернулся в Ишим. Пришлось ехать на буферах.
Соня была здесь 4 дня тому назад, но меня, конечно, не застала.
Всего наилучшего!
Любящий тебя папа.
Примечания:
Это письмо, написанное моим дедом моему отцу из эвакуации, я нашел значительно позднее. Оно хранилось отдельно от остальных бумаг. Я решил добавить его к блокадным письмам. Хотя дед писал его в Сибири, оно пропитано мыслями и заботами о Ленинграде и об отце.
Краткое послесловие
Почти все главные герои этих писем уже ушли из жизни.
Надеюсь, что моя двоюродная сестра Алла и моя тетя Лора не будут возражать против этой публикации.
Но я хочу попросить прощения у моего деда Гирша и моей бабушки Таубы за то, что предаю гласности эти блокадные письма, не испросив на то их согласия…
© Семён Гольдберг
Санкт-Петербург
Август 2002 года – октябрь 2003 года
___
Напечатано в альманахе «Еврейская старина» #4(75) 2012 —berkovich-zametki.com/Starina0.php?srce=75
Адрес оригиначальной публикации — berkovich-zametki.com/2012/Starina/Nomer4/SGoldberg1.php
