יִמְחַץ וְיָדָו תִּרְפֶּינָה
(איוב ה', י"ח)
וְאִם לֹא רָפְאָה הַיָּד הַמּוֹחֶצֶת
אִם אֵין לָהּ צֳרִי לָצֶקֶת לַלֵּב
חָטוֹא לֹא חָטְאָה לִי – בָּחַרְתִּי בָּעֶצֶב
הֵיטִיבָה עִמִי כִּי רָצִיתִי בִּכְאֵב.
רָצִיתִי בִּכְאֵב. בִּכְאֵב מְנַצֵּחַ,
בִּכְאֵב מְטַהֵר, מַעֳנִיק וּמַפְרֶה;
כְּאֵת-הַחוֹרְשִׁים לִי חֻדּוֹ הַפּוֹלֵח,
נִטְפֵי דִמְעוֹתָיו כְּאֶגְלֵי הַיּוֹרֶה.
בְּנוֹף עִצָּבוֹן קָמָה מִשְׂתָּרַעַת, –
גָּרְנִי הַשּׁוֹמֶמֶת נָכוֹן לָך יְבוּל!
וְאִם לֹא חָבְשָׁה הַיָּד הַפּוֹצַעַת –
הִגְדִּילָה חַסְדָּהּ... גָּמְלָה לִי הַגְּמוּל...
ה' אדר, תר"ץ
Он поражает, и Его же рука врачует
(Иов, 5-18)
Разила в упор, врачевать - забывала,
сметая меня в колесо, в колею...
Но что же? – Я это сама выбирала:
и боль, и печали, и участь свою.
Я боли хотела – чистейшей, упругой,
рождающей песни, стихи и холсты,
пластающей душу, как лезвие плуга,
меняющей слезы на влагу пустынь.
В полях этой боли желтеет пшеница,
амбары стоят, принимая зерно...
И если, изранив, не лечит десница,
то я не в обиде за то, что дано...
5 Адара, 5690
מִכְתָּב
...וְטוֹב לִי, טוֹב בְּכָךְ. אֲנִי שׁוֹמֶרֶת סוֹד
שֶׁל אֹשֶׁר מְדֻמֶּה נִגְלָה לִי וְנִכְחַד,
וּבִנְשִׁיקַת תּוֹדה נוֹגְעוֹת שְׂפָתַי בַּיָּד
אֲשֶׁר פָּצְעָה אוֹתִי וְתִפְצָעֵנִי עוֹד.
אַךְ יֵשׁ בִּשְׁעוֹת שָׁלוֹם, רִגְעֵי דִכְדּוּךְ וּדְוָי,
אַךְ יֵש רִגְעֵי טֵרוּף, רִגְעֵי זָדוֹן אַכְזָר:
לִקְרֹעַ שַׁלְוָתְךָ כִּקְרֹעַ קוֹל שׁוֹפָר
שְׁמֵי יוֹם הַדִּין... וְלוּ בִּמְחִיר חָיָּי...
אייר, תר"ץ
Письмо
И горько и легко хранить в душе секрет
о счастье показном – прибежище скопцов,
и руку, что сразит меня в конце концов,
смиренно целовать – пощёчинам в ответ.
Но есть часы тоски – унылой, отходной –
безумные часы, когда душа зовет
твой разодрать покой, как рёв шофара рвет
ткань Судных дней… – пусть гибели ценой.
Эйяр, 5690
שָׁכֵן
אֵינִי רוֹאָה אוֹתוֹ.
אֲבָל אֲנִי זוֹכֶרֶת.
זוֹכֶרֶת אֶל נָכוֹן: הוּא כָּאן, יֶשְׁנוֹ.
מִפַּחַד בַּלֵּילוֹת מָגֵן לִי וּמִשְׁמֶרֶת
רִבּוּעַ אוֹר זָהֹב שֶׁל חַלּוֹנוֹ.
לוּ אַךְ זָכַרְנוּ: יֵשׁ!
לוּ אַךְ נִתַּן לָדַעַת:
יֵשׁ מִי בִּלְתִּי נִרְאֶה וּוַדָּאִי כָּאוֹר,
וְזֵכֶר קִרְבָתוֹ כְּיָד מַרְגַּעַת
עַל מֵצַח מְיֻזָּע שֶׁל עֲיֵפֵי מָגוֹר.
סיון, תר"ץ
Сосед
Не глядя на него,
я знаю: он на месте,
я твердо помню: он всегда при мне –
от страхов ночи щит, заступник и наместник –
квадратик света желтого в окне.
Ах, только знать бы – есть!
Ах, только б верить в чудо
невидимой руки, дарующей покой,
врачующей недуг томящихся под спудом,
уставших от борьбы со страхом и тоской…
Сиван, 5690
עַצֶּבֶת אַחֶרֶת
יָנוּעוּ הַשְּׁחוֹר וְהַתְּכֵלֶת –
יָמַי, לֵילוֹתַי – לַמֶּרְחָק.
עָיַפְתִּי, אַבְרִיךְ הַגַּמֶּלֶת,
אֵשֵׁב לִי, אָנוּחַ לִי דַק.
אֶרְמֹז... וּמִבַּעַד לַנֵּכֶר
הִנֵּה מִתְרוֹמֶמֶת לְאוֹת
הַדְּמוּת הַשְּׁלוּבָה בִּי בְּזֵכֶר
שֶׁל אֶלֶף יָמִים וְלֵילוֹת.
לְעֶצֶב, לְזַעַם, לְמֶרֶד –
הָבִינָה וּסְלַח לִי! נִזְכֹּר:
מַגָּע שֶׁל עַצֶּבֶת אַחֶרֶת
צָרַף אֶת כֻּלָּנוּ כַּבֹּר.
סוף קיץ, תר"ץ
Другая тоска
Уйдут – голубые и темные
дни и ночи мои – уйдут.
Усталая, спешусь на склоне я,
Присяду на пару минут.
Зажгут мираж над барханами -
постылый, чужой, ничей,
а в памяти – благоуханная
толща дней моих и ночей.
Их страсти, бунт и отчаянность
пойми и прости, прозрев:
связала тоска другая нас,
как братской могилы зев.
конец лета 5690
רוּחַ עֶרֶב אִוְּשָׁה לִי: "הִכּוֹנִי, אָחוֹת..."
אָנָּא סְלַח לְעָצְבִּי! אָנָּא שָׂא הַמַּשָּׂא
שֶׁל שִירַי הַמָּרִים, שֶׁל עֵינַי הַלֵּאוֹת.
וְהוֹסַפְתָּ לִהְיוֹת לִי מִשְׁעָן וּמָעֹז
וְהוֹסַפְתָּ לִהְיוֹת לִי מַתַּת נְהָרָה
עַד הַלֵּיל הַקָּרֵב כַּאֲשֶׁר חִדָּלוֹן
יַעֲצֹם אֶת עֵינַי בְּיָדוֹ הַקָּרָה.
אדר, תרצ"א
Ветер ночи холодный коснулся лица,
Ветер ночи шепнул мне: "Готовься, сестра..."
Что ж, прости мне упреки и тяжесть конца,
И отчаянье взгляда, и горечь пера.
Будь, как прежде, опорой и берегом будь,
Будь лучом, обещающим свет и покой,
В той ночи недалекой, где кончится путь,
Где возьмет меня ветер холодной рукой.
Адар, 5691
מֵתַי
"רק המתים לא ימותו"
י.ש.ק.
הֵם בִּלְבַד נוֹתְרוּ לִי, רַק בָּהֶם בִּלְבַד
לֹא יִנְעַץ הַמָּוֶת סַכִּינוֹ הַחַד.
בְּמִפְנֵה הַדֶּרֶךְ, בַּעֲרֹב הַיּוֹם
יַקִּיפוּנִי חֶרֶשׁ, יְלַוּוּנִי דֹם.
בְּרִית אֱמֶת הִיא לָנוּ, קֶשֶׁר לֹא נִפְרָד
רַק אֲשֶׁר אָבַד לִי – קִנְיָנִי לָעַד.
Мои мертвые
"Лишь мертвые не умрут"
Я.Ш.К.
Лишь они остались у моей межи...
Не грозят им смерти острые ножи.
На чужой дороге, на излете дня
Тихие, родные, окружат меня.
Сладки их объятья, вечно их житьё –
Что навек утратил – то навек твоё.
חַג
נִיבִים דּוֹבְרִים אֵלַי: זִרְעִינוּ
בְּמַעֲנִית לֵבָב;
וְיוֹם יַגִּיעַ וְהָיִינוּ
לְשִׁבֳּלֵי זָהָב.
וְיֶלֶד רַךְ יָבוֹא אֵלַיִךְ
פִּרְחֵי דָגָן לָבֹר,
וְהֵלֶךְ דַּל בִּמְלִילוֹתַיִךְ
רַעֲבוֹנוֹ יִשְׁבֹּר.
חֲרֹשׁ, חוֹרֵש, וּזְרַע, זוֹרֵעַ,
בְּמַעֲנִית הַלֵּב,
וּבוֹאוּ, בּוֹאוּ, זָר וָרֵעַ,
לְחַג קָצִיר קָרֵב.
שבט תרצ"א
Праздник
Слова мне говорят: посей нас
На склон души своей,
И мы взойдем порой весенней
Колосьями полей.
И он придет к тебе, ребенок, –
В цветник твоих пшениц,
На ниву стонов погребенных,
И налитых страниц.
Пускай ведут по сердцу плуги
Крутую борозду…
Сбирайтесь, недруги и други,
На праздник и страду.
Шват, 5691
לְשַׁבֵּר וְלִבְכּוֹת
לְשַׁבֵּר וְלִבְכּוֹת עַל גַבֵּי שְׁבָרַי –
זֶה חֶלְקִי הָאָיֹם, גוֹרָלִי.
יַד אַחִים טוֹבָה לֹא תוּשַׁט אֵלַי,
לְהָגֵן מִפָּנַי עַל שֶׁלִּי.
יַד אַחִים טוֹבָה לַשָּׁוְא בַּלֵּילוֹת
מְשַׁוֵּעַ אֵלַיִךְ נִיבִי.
כּמוֹ עַל הַר הַזֵּיתִים אַעְפִּיל לַעֲלוֹת
וּקְבָרוֹת מֵעֶבְרֵי נְתִיבִי.
Разбить и заплакать
Разбить и заплакать, собрать черепки
и снова, рыдая, разбить.
И нет на земле благодатной руки
меня от меня защитить.
Нет братней руки – не моли, и слезу
не лей – не появится друг.
Я словно в Масличную гору ползу,
где только могилы вокруг.
וְלוּ
"אנחנו – ילדים"
וְלוּ יְלָדִים, יְלָדִים קְטַנִּים –
בָּרוּךְ מַשְׁכִּיחֵנוּ עָקַת הַשָּׁנִים.
עוֹד רַב לְפָנֵינוּ הַדֶּרֶך – לִהְיוֹת
גְדוֹלִים וְנוּגִים וְזוֹכְרֵי זִכְרוֹנוֹת.
וְלוּ יְלָדִים וְרֻדֵּי נְשָׁמָה,
קוֹטְפֵי שְׂשׂוֹנוֹת כַּפְּרָחִים בַּקָּמָה.
יָדָם לֹא תִיעָף, אוֹצָרָם עוֹד לֹא תַם
וְשֶׁמֶשׁ צוֹחֶקֶת בִּרְסִיס דִּמְעָתָם.
שבט, תרצ"א
Представь
«мы – дети…»
Представь, что мы дети – совсем налегке –
без тяжести лет в неподъемном мешке,
что мы не вступили еще на маршрут,
где плачут и помнят, клянутся и лгут,
что мы – как родник ключевой чистоты,
что счастье срываем, как в поле цветы,
и даже в слезах быстротечных обид
смеется нам солнце, и радость кипит.
Шват, 5691
– וְרָצוֹן רַק אֶחָד:
לְהַשְׁכִּיחַ הָרֶגַע הַמָּר –
זַעֲקַת אֵימָתוֹ
שֶׁל הַלֵּב שֶׁנִּתְעָה לַמִּדְבָּר,
וְלָשׁוּב וְלִחְיוֹת
אֶת גִּילוֹ הַבָּרוּךְ שֶׁל אֶתְמוֹל –
הוֹי. אַתָּה, אִילָנִי...
הוֹי, אַתָּה, אֲגַמִּי הַתָּכֹל...
Я хочу одного:
схоронить эту стылую стынь,
стон усталого сердца,
простывшего в сердце пустынь
и вернуться к тебе,
о, вчерашняя радость и боль,
в тень прохладной листвы,
на озерный простор голубой...
"מוּתר יש ואָסוּר יש..."
עֲבוֹתוֹת הָאָסוּר שֶׁקָּלַעְתִּי
אֵשׁ הַכֹּסֶף כַּפְּתִיל תַּחֲרֹךְ,
וְכֻלִי, כְּגִבְעוֹל אֶל הַשֶּׁמֶשׁ,
אֶמָּשֵׁך אֶל נִדְבַת הָרֹךְ.
עֻרְטְלָה נַפְשִׁי הַגּוֹחֶנֶת
עַל תּוּגַת חַיַּי וּמוֹתִי.
אַלְלַי לִי! הָסֵבָּה עֵינֶיךָ
מִנֶּגְדִּי, מִקְּלוֹן דַּלּוּתִי.
טבת, תרצ"א
«можно и нельзя»
Нищим саженцем, жаждущим света,
я тянусь к подающей руке,
и горят кандалы запретов,
как свеча на ночном сквозняке.
Горечь жизни и смерти услада,
состраданья скупые гроши…
Горе мне! Не смотрите, не надо,
на позор попрошайки-души.
Тевет, 5691
עֶדְנָה
וּמוּזָר כָּל כָּךְ: הָרֹגֶז הַלָּז
וְדִבְרֵי תּוֹכָחָה הַקָּשִׁים
כְּמוֹ הִשִּׁיבוּ רוּח מֻפְלָא וָעָז
בִּשְׁבִיבֵי עֶדְנָה לוֹחֲשִׁים.
וְלֹא עוֹד אִשָּׁה וְגֶבֶר בַּקְּרָב,
זֶה הַקְּרָב הָעַתִּיק, קַטְלָן –
כִּי הָיִיתָ לְאָח לִי, לְאָח נֶאֱהָב
כִּי הָיִיתָ לִבְנִי הַקָּטָן!..
טבת, תרצ"א
Нежность
Счет базарный упрёков, обид, долгов,
слов безжалостных мёрзлый ком
обернулись ветром лесных лугов,
тихой нежности шепотком.
Словно нет мужчины, и женщины нет,
что сошлись в извечной войне,
словно стал ты мне братом молочных лет,
словно стал ты сыночком мне.
Тевет, 5691
נֶבֶט
אֶל פְּנֵי עֲרוּגָה גָחַנְתִּי לִרְאוֹת,
אֶל פְּנֵי עֲרוּגָה בַּגָּן:
צְבָא אַחִים קְטַנִּים, נִבְטֵי אִילָנוֹת,
לֵב בּוֹטֵחַ וְשֶׁכֶם סַבְלָן.
עָלֹה וְעָלֹה בְּקַשְׁיוּת זַכָּה;
שְׂדֵה הַקְּרָב מִתְרַפֵּט וְנָע;
עוֹד מְעַט וְשִׁכְבַת הֶעָפָר הַדַּקָּה
תֵּרָתַע מִפְּנֵיהֶם, תִּכָּנַע.
מְקַדְּשֵׁי נְהָרָה בְּמַחְשָׁךְ עָגוּם,
גְבוּרַתְכֶם הַצְּנוּעָה הַזֹּאת –
לַלֵּאֶה, לַכּוֹפֵר, לְדַל-אֵין-מְאוּם –
נִחוּמִים בָּהּ וְצַו בָּהּ, וְאוֹת.
כסלו, תרצ"א
Росток
На садовой клумбе – за рядом ряд,
всё смелей ростки, всё сильней –
меньших братьев моих боевой отряд,
вера листьев и труд корней.
Крепнут стебли, пронзая упрямый прах,
поле битвы гудит, дрожит...
Скоро дрогнет и страшный незримый враг –
испугается, побежит!
Эта скромная доблесть зеленых рот,
свет и святость цветочных глаз!..
Для заблудших, заброшенных душ-сирот –
утешение, знак, наказ.
Кислев, 5691
זִכְרוֹנוֹת
הָרוֹעֶה הַזָקֵּן אַבּוּ-צַלַח
מְעִירֵנִי: "קוּמִי, רָחֵל!"
הַחֲלוֹם כִּזֵּב. מִן הַבַּיִת
אָנֹכִי צוֹנַחַת כַּצֵּל.
הֶחָצֵר – אַחֶרֶת, אַחֶרֶת,
גַּם אֲנִי אַחֶרֶת, כֻּלִּי –
יְחִידָה וּקְטַנָּה וְנִפְעֶמֶת
בָּעוֹלָם הַגָּדוֹל, הַלֵּילִי.
הַנָּמִים יוֹסִיפוּ יָנוּמוּ
וּשְׁנָתָם לָהֶם תֶּעֱרַב;
אַךְ אֲנִי – שֻׁתֶּפֶת לַלַּיְלָה.
וּמוּבֵאת בְּסוֹדוֹ הַמְכֻכָּב.
כסלו, תרצ"א
Воспоминания
Снова старый пастух Абу-Цалех:
«Поднимайся, Рахель, проснись!»
Этот сон мой – из детских спален –
как я падаю в темную высь.
Двор другой, да и я другая –
вся другая, до дна, дотла –
в мире черном, ночном, бескрайнем –
одинока, слаба, мала.
Спите, спящие, – сон ваш прочен,
нерушим благодатный рай…
Ну, а я – я подруга ночи –
запредельных и звёздных тайн.
Кислев, 5691
בְּלֵילוֹת מִקֶּדֶם
לשרה'לה בכנרת
כַּחֲלוֹם: הַכֹּל – אַחֶרֶת, אַחֶרֶת
וְאֶל חוֹף לֹא-נוֹדָע טָסִים
אָנֹכִי וְאַתָּה עַל פְּנֵי הַכִּנֶּרֶת
בְּסִירָה לִבְנַת מִפְרָשִׂים.
מִקַּרְנֵי הַיָּרֵחַ שָׁזַרְנוּ שְׁנֵינוּ
אֶת הַפְּתִיל הַקּוֹשְׁרֵנוּ מֵאָז.
לֹא כִּזֵּב הַחֲלוֹם – הֵן עוֹדֵנוּ, עוֹדֵנוּ
מְהַלְּכִים בִּשְׁבִילוֹ הַמּוּפָז.
הֵן זִכְרוֹ הָרָחוֹק כְּמֵימֵי הַמַּבּוּעַ
הַמַּרְוִים-צוֹנְנִים בַּשָּׁרָב.
לֵיל יָרֵח אֶחָד – וְאוֹרוֹ זָרוּעַ
עַל יָמִים רַבִּים אַחֲרָיו.
כסלו, תרצ"א
В прежние ночи
Сареле, на Кинерет
Там, во сне, все иначе, иначе –
Мы к далекому берегу мчим…
Я и ты – и Кинерет прозрачен,
И белеет наш парус в ночи.
Мы из лунных лучей соткали
Ту мечту, что связует нас.
Она здесь еще – крепче стали,
Не сломается, не предаст.
Эта ночь мне – вода криницы,
Благодатный глоток в жару...
Свет той давней луны струится
Сквозь бессчетных дней мишуру.
Кислев, 5691
___
Напечатано в альманахе «Еврейская старина» #4(75) 2012 —berkovich-zametki.com/Starina0.php?srce=75
Адрес оригиначальной публикации — berkovich-zametki.com/2012/Starina/Nomer4/Tarn1.php
