Уолт Уитмен: песня большой дороги
Из сборника Листья Травы
1
Пешком, с лёгким сердцем, выхожу на большую дорогу,
Здоров и свободен. Весь мир открыт предо мной,
И выжженная солнцем дорога ведёт меня, куда захочу.
Я не ищу удачи, потому как сам я удача.
Я больше не хнычу, не откладываю на потом, ни в чём не нуждаюсь.
Конец попрёкам и жалобам, библиотекам и критикам тоже:
Сильный, готовый к любым переменам, выхожу на дорогу.
Земля – вот всё, что мне нужно,
И никаких созвездий поближе –
Я знаю, им комфортно там у себя:
Это то, в чём нуждаются обитатели дальних созвездий.
(Всё же я тащу в рюкзаке старый груз –
Куда б я ни шёл, всегда за плечами мужчины и женщины,
От которых, клянусь, невозможно избавиться –
Я полнюсь ими, и в отместку наполняю их тоже).
2
Ты, дорога, на которую ступила нога, я гляжу на тебя и думаю –
наблюдателю видно не всё;
Я верю: в тебе много невидимой сути.
Вот он, примерный урок восприятия – всех принять, никого не отвергнуть:
Негр с пыльной шерстью волос, преступник, калека, безграмотный парень –
никому нет отказа в дороге,
Если роды в дороге, добровольцы бегут за врачом, хромает откуда-то нищий,
спотыкается пьяный, гогочут подвыпившие мастеровые,
Вот сбежавший из дому подросток, карета богатого и фанфарон, вслед за ними
любовная пара, удравшая от родни,
Торгаш, спозаранку спешащий на рынок, погребальные дроги, повозка с мебелью
движется в город, а эти – обратно из города.
Все следуют мимо меня – а я мимо них – постоянно в движенье,
никто никому не помеха,
Никто не нуждается в признании встречных, каждый равно другим безразличен.
3
Ты, воздух, необходимый мне для дыханья и речи!
Вы, предметы, вызывающие из небытия строфы, придающие форму стиху!
Ты, свет, окутавший меня и дорогу моросящим настырным дождём!
Вы, тропинки, протоптанные пешеходами по обочинам мокрой дороги!
Я знаю, в вас роятся невидимо жизни – потому вы и дороги мне.
Вы, мощёные улицы города! Вы, грубые камни бордюров!
Вы, паромы! Вы, доски, сваи пристаней! Ты, обшивка причалов и Вы,
уходящие в море суда!
Вы, ряды бесконечных домов! Вы, пронзённые окнами фасады и крыши!
Вы, веранды и входы! Ты, мельканье чугунных решёток!
Вы, окна – прозрачность пустых оболочек, обнажающих больше, чем стоит
открыть посторонним.
Вы, ступеньки, ведущие к дому, вы, двери! Вы, округлые арки!
Вы, серые плиты уходящих вдаль мостовых! Вы, исхоженные перекрёстки!
Из множества прикосновений вы удержали частицы бредущих,
чтоб поделиться со мной по секрету посланиями живых или мёртвых,
до меня побывавших на этой бесстрастной дороге,
возникающими, словно духи, пришедшие с дружеской вестью.
4
Земля, простёртая влево и вправо.
Живые картины встают предо мной, выставляя себя в лучшем виде,
Если хочешь, прозвучит и музыка сфер, умолкая по твоему повеленью.
Радостен голос открытой дороги, освежающий чувства.
О, большая дорога, ты говоришь мне: «Не оставляй меня, путник!»
Не ты ли шепчешь: «Если не хочешь пропасть, не уходи от меня»?
Не ты ли мне намекаешь: «Я готова нести тебя дальше, наезжена, благонадёжна»?
«О, большая дорога, – ответствую я, – мне не страшно расстаться с тобой,
просто я тебя полюбил,
Ты способна сказать за меня всё, что трудно выразить в строфах,
Ты стала мне ближе, чем другие стихи моих странствий».
Думаю, подвиги древних героев зародились под небом открытых дорог
как вольные песни поэтов,
Наверное, сам бы я тоже мог здесь творить чудеса,
Я думаю, всё, что встретится мне по пути, достойно любви, и все, кто увидят меня,
полюбят меня несомненно,
Счастлив будет любой повстречавшийся мне.
5
С этого часа я провозглашаю себя свободным от мнимых границ и преград,
Иду, куда сам захочу, абсолютный хозяин себе самому.
Я согласен прислушиваться ко всему, что расскажут другие,
Внимая речам посторонних, размышляя, обдумывая варианты,
И со спокойной учтивостью, мягко, но твёрдо освобождая себя
От необходимости следовать посторонним советам.
Я пью большими глотками сквозняк открытых пространств,
Восток и запад – мои, так же, как юг или север.
Я стал больше, чем представлял себе раньше,
Никогда раньше не знал, сколько во мне доброты.
Прекрасным видится мир,
Я могу повторить многократно мужчинам и женщинам встречным:
Вы мне дали так много добра,
Я хочу отплатить вам добром –
Расстараюсь для вас и себя по пути –
Смешаюсь с людьми на открытой дороге,
Бросая всем встречным выносливость с радостью вкупе,
Меня не озаботит, если кто-то отвергнет меня,
А приемлющих благословлю и приму благословение встречных.
6
Теперь, если бы тысяча совершенных мужчин предстала вдруг передо мною,
я бы не удивился.
И если бы тысяча прелестнейших женщин явились сюда, меня тоже это бы не
удивило.
Потому что мне открылся секрет создания лучших людей:
Их надо растить под открытыми вширь небесами, чтоб питались и спали
на голой земле.
Здесь есть место для подвигов без прецедента
(для деяний, способных покорить сердца поколений,
вливающих силу и волю, превыше законов и установлений,
выше правительств, аргументов, табу и запретов)
Вот испытанье для мудрых,
Для мудрости, не пройденной в школе:
Мудрость не передаётся от одного человека другому, лишённому знаний,
Мудрость – в каждой душе, вещь в себе, неподвластная тьме доказательств,
Приложима к вещам и объектам, она самодостаточна и не криклива,
Это вещность реальности и бессмертия мира, совершенство явлений природы;
Есть нечто в потоке вещей, что рождает мудрость души.
Время пересмотреть философии и правдивость религий.
Они хороши в стенах душных аудиторий, но бессмысленны под покровом
затянутых тучей небес или близ звенящих ручьёв.
Осознание:
Здесь каждый поймёт свою цену, узнает, чего взаправду он стоит:
Прошлое, будущее, величье природы, любовь – если они далеки от тебя,
значит ты их лишён.
Пропитанье души – как зерно.
Где здесь тот, кто отвеет шелуху для тебя и меня?
Где он, готовый открыть нам разгадку, сняв покровы неведомых таинств?
Притяженье людей здесь взаимно, но не по согласованным ранее планам, напротив:
Знаешь ли ты, как прекрасно идти по дороге, когда в тебя влюбляется встречный?
Знакомы ли тебе слова внезапно перехваченных взглядов?
7
Теперь – откровенья души.
Избыток души истекает через тёмные шлюзы, провоцируя тучу вопросов.
Томленье дороги, откуда оно? И зачем здесь неясные мысли?
Почему встречные мужчины и женщины, возбуждают жажду близости
в напоенной солнцем крови?
Почему, когда они проходят мимо, флаги счастья обвисают на мачтах?
Почему, проходя под незнакомыми раньше деревьями, я чувствую, как в душе
начинают громно звучать певучие мысли?
(думаю, они обычно висят на ветвях, зимою и летом,
и падают лишь при моём приближенье)
Чем особым веду я обмен с незнакомым прохожим?
Или с кучером, усадившим меня рядом на облучок?
Или с рыбаком, когда я останавливаюсь поглазеть, как он тянет на берег
упрямую сеть?
Откуда берётся открытость к добру у встреченных мужчин и женщин?
И откуда она у меня в отношении встречных?
8
Излияние душ – это счастье, вот оно, счастье.
Я думаю, оно разлито повсюду, в ожидании каждого,
И теперь проникает в нас, наполняя до края,
Подымается в воздух, обретая черты незнакомца.
Эта жидкость и эти черты, словно свежесть и сладость мужчины и девы
(побеги утренних трав не бывают свежее и слаще излияния душ).
Сок любви привлекает любого, молодого и старого, на зов нежной неги,
От него расходятся волны флюидов, что сильнее самой красоты или воли,
Его жаждут утомлённые дрожью и болью души, ищущие контакта.
9
Идём поскорее! Кто бы ты ни был, отправляйся со мной!
Во мне ты найдёшь спутника, не знающего усталости.
Земля не устаёт никогда.
Сперва ты можешь подумать, будто она груба, молчалива, невнятна,
что Природа нам непонятна, чужда и груба,
Но ты не сдавайся, иди, впереди нас ждут удивительно новые вещи,
Клянусь, нас ждут чудеса, для которых и слов не найти.
Идём поскорее! Вперёд и без остановок,
Как ни чудны битком набитые лавки, как ни сладок ночлег в домах у дороги,
нам нельзя оставаться,
Как тиха б ни была эта гавань и как ни спокойны здесь воды,
мы не бросим здесь якорь,
Как тепло нас сейчас ни встречают, нам позволено присесть
на одну лишь минутку.
10
Идём поскорей! Впереди ждут почище соблазны,
Поплывём без планов и карт по диким морям,
Туда, где рождаются ветры, где вздымаются бурные воды,
Куда мчит янки-клиппер, распустив паруса.
Идём поскорей! С нами сила, свобода, стихии,
Здоровье, восторг, бесшабашность, любознательность, гордость собой.
Идём же! Подальше от стылых доктрин!
От всех ваших формул, о, жрецы материализма с глазами летучих мышей.
Когда смрадный труп преградит нам дорогу – мы предадим его тело могиле.
Идём же скорей! Но предупреждаю тебя:
Моему спутнику понадобятся лучшая кровь, сила мышц и выносливость тела,
Пусть никто не поддастся искусу, кто не обладает здоровьем и мужеством,
Не приходите ко мне, кто растратил себя на пустое,
Только те, кто здоров, силен и бесстрашен.
Здесь не место для слабых, пьянчуг и больных венерических клиник
(Я и те, кто со мной, убеждаем не силой метафор и рифм и не логикой аргументаций –
Наша жизнь – убеждение слабым).
11
Слушай! Буду с тобой откровенен:
Я не предлагаю тебе старых почётных призов – будут грубыми эти награды,
Таковы будут дни, что тебя впереди ожидают:
Тебе не скопить по дороге того, что называют богатством,
Ты рассыпешь щедрой рукой всё, что сам наживёшь и создашь,
И когда судьба приведёт тебя в город, в который ты шёл, ты едва ли
задержишься передохнуть, потому что дорога зовёт тебя в путь.
Остающиеся и отставшие станут глумиться над путником, отпуская злые насмешки,
Какую б любовь ни нашёл ты, она оставит тебе только страстный
поцелуй на прощанье –
Тебе дано не больше того, как дотронуться до прощально протянутых рук.
12
Идём поскорей! За великими покорителями дороги! Пойдём вместе с ними!
Они тоже вечно в пути – быстроногие, сильные мужчины и чудесные женщины,
Радующиеся спокойной воде и дикому шторму,
Плывшие по разным морям, прошедшие много дорог,
Привычные к дальним краям, ночевавшие под крышами чуждых селений,
Внушающие доверие людям, одинокие труженики, исследователи городов,
Останавливающиеся в пути просто полюбоваться пучками травы, цветами
и ракушками на берегу,
Они танцуют на свадьбах, целуют невест, заботливо помогают маленьким детям
и сами рожают детей,
Солдаты всех революций, они стоят у развёрстых могил,
это они опускают в могилы гробы,
Идущие год за годом вперёд, каждый год их страннее другого,
Мужчины бодро идут по дорогам рядом с собственной юностью,
с бородатой уверенностью собственных зрелых лет,
И женщины – полны женственной статью, счастливы невозмутимо.
Старость их величава, приемля возраст мужской или женской природы.
Старость эта спокойна и так широка, что включает в себя бесконечность вселенной
И свободно стремится к уже драгоценному, близкому освобождению смертью.
13
Идём же скорей! К тому бесконечному, что не знает начала,
Впереди ждёт всё то же – марш-броски и ночлеги,
Идти, чтоб отдаться походу, для него наши дни, для него наши ночи –
начала других восхитительных странствий,
Чтоб не видеть в пути ничего кроме цели, а потом оставить и её позади,
Чтобы, как далеко ни смотреть, исчезало бы само время, когда ты нагоняешь его
и оставляешь потом позади,
Чтоб не было перед тобой ничего – лишь дорога, а ей всё равно,
сколько нужно тебя поджидать,
Чтоб не видеть ни созданья живого, ни Бога, самому шагая вперёд,
Чтоб не ради сокровищ, но для владения всем – без трудов и без денег –
избегая всех пиршеств и всё же участвуя в пире,
Чтобы взять всё лучшее из встреченной фермы и из вилл богачей,
из целомудренного счастья супружеских пар,
насладиться цветами, вкусить плодов садовода,
Чтобы взять во владенье себе городки, через которые шёл,
Чтоб нести в себе дома их и улицы, куда ни вела бы дорога,
Чтобы при встречах с людьми забирать с собою их мысли, собрать их любовь,
Увести за собою всех, кого полюбил по дороге, оставив им всё от себя,
Чтоб понять: вся вселенная – просто дорога, перекрестье несчётных путей,
дорог для блуждающих душ.
Всё расступается, открывая дорогу шагающим душам,
Все религии, установленья, искусства, правительства – всё, что есть
на этой планете и на любой из планет, прячется по углам, скрывается в ниши
перед этой процессией душ, шествующих большой дорогой вселенной.
Весь прогресс – только символ, эмблема, прообраз движения душ
мужчин и женщин, идущих по этой дороге.
Бессмертные души, устремлённые вечно вперёд,
В гордом достоинстве или печали, безумцы, не знающие покоя, теряющие силы,
изломанные или неудовлетворённые жизнью,
Отчаявшиеся, любящие, больные, удостоенные признанья людей и изгои –
Они идут! Они идут! Я знаю – они идут, но не знаю, куда.
И всё же я знаю, что это дорога к прекрасному, к чему-то великому.
Кто бы ты ни был, выйди вперёд! Выходи же, мужчина и женщина!
Нельзя оставаться в постели, хватит нежиться в доме,
даже в том, что построен тобой.
Прочь из тьмы заключенья! Выходи из-за ширмы!
Бесполезны протесты, мне известны твои отговорки, я их не приемлю!
Я вижу тебя насквозь: ты паршивец, как все остальные.
Сквозь смех твой и танцы, званые обеды и ужины, мельтешенье людей,
Сквозь одежду и мишуру украшений, сквозь умытые, холёные лица
Я вижу твой сдавленный ужас и отвращенье собой.
Ни жене, ни мужу, ни другу не исповедуешься в этом уродстве,
В существовании двойника, дубликата, что прячется, мрачный,
Бесформенный и бессловесный, на улицах города, учтиво толкует в гостиных,
В вагонах, пароходных салонах, в публичных собраньях,
В гостях у таких же мужчин и у женщин, за столом или в спальне, везде
Нарядно одетый, нарочито смеющийся, несгибаемо стойкий,
хранящий под рёбрами смерть, а в черепе – ад.
Под фраком и перчатками, под лентами и искусственными цветами,
Вечно верны обету: ни словечка о подлинном страхе,
Толкующие обо всём, что угодно, никогда – о себе.
14
Идём же! Через сраженья и войны!
Цель названа, и её не дано отменить.
Удались ли тебе предыдущие схватки?
Кто тогда победил? Ты? Народ твой? Природа?
Послушай и постарайся понять – суть вещей такова, что плод всякой победы
всегда выливается в нечто такое, что таит в себе новые войны.
Мой призыв – это тоже зов к бою, я готовлю восстанье,
И те, кто за мною пойдут, должны выбрать оружье получше,
Тому, кто со мною идёт, нужно быть готовым к голоду и к нищете,
ко встрече с жестоким врагом и к предательствам близких.
15
Вперёд! Перед нами открыта дорога!
Не бойся ступить на неё, я проверил её безопасность подошвами собственных ног,
давай же, не медли!
Оставь белый лист на столе, и книгу оставь нераскрытой!
Пусть скучают инструменты в твоей мастерской!
Пусть остаются незаработанными деньги!
Пусть стоит опустевшею школа! Плевать на зовы учителей!
Пускай проповедник жуёт свою жвачку с амвона, адвокат кривляется в зале суда,
пусть судья без нас вершит правосудье!
Товарищ, я протягиваю тебе руку!
Я даю тебе эту любовь, она драгоценней валюты,
Я даю тебе себя самого вместо проповедей и наставлений,
Отдашь ли и ты мне себя? Отправимся вместе в дорогу,
Друг с другом навек неразлучны, пока будем жить?
Йехуда Амихай: Еврейские путешествия
ЕВРЕЙСКИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ: ПЕРЕМЕНЫ - ЭТО БОГ, И ПРОРОК ЕГО - СМЕРТЬ
1.
Еврейские путешествия. Как написано: "Я подниму глаза вверх, к вершине горы,
откуда придёт ко мне помощь".
Это не восхожденье на пик ради того, чтоб увидеть величие гор,
не карабканье по отвесной стене в поисках невиданной панорамы природы,
это тяжёлый подъём с заранее заданной целью – испрашивать помощь у Неба.
Как понимать: "Я подниму глаза вверх"? Тяжёлые еврейские глаза, их ещё нужно
поднять.
Там написано: "Кто взойдёт на гору Господню?"
Не распевающий песни турист с рюкзаком за плечами, но хор Божьей паствы,
молящей о чистых руках и об искреннем сердце,
здесь не нужны крепость мышц и упругие ноги.
Раздолье плодородных долин – лишь место для вознесенья молитв,
ведь написано: "Из тёмных глубин я взывал к тебе, Боже".
"Зелёные пастбища" и "недвижные воды" – речь идёт не о лагере, разбитом в тени
у журчанья ручья для отдыха в летний солнечный полдень,
но о вознесении славы Всевышнему, потому что сразу за этим идёт:
"Долина Теней и Смерти" – тень смерти затмевает все прочие тени.
Еврейские путешествия. Сам Моисей лез на гору Синай
не скалолазом, влекомым вершиной, но за тяжестью груза Заветов.
Он карабкался на Хар Нево – Небесную Гору,
Не для того, чтоб спуститься, a чтоб умереть.
2.
Йехуда Галеви писал: "Востоку принадлежит моё сердце,
хотя я обитаю на крайнем Западе".
Вот вам еврейские путешествия:
еврейские игры по метанию сердца между востоком и западом.
Между телом и сердцем, взад и вперёд, вперёд без возвращенья назад, или только
назад,
беглецом и бродягой без всяких причин и греха. Бесконечный поход, путешествие
Фрейда,
еврея, скитавшегося между телом и разумом, подсознаньем и разумом,
только ради того, чтобы умереть в пути между ними.
Что же это за мир, где сердце существует само по себе, а тело – совсем в другом
месте,
сердце, будто вырванное из нутра и пересаженное в другую размерность.
Я думаю о людях, которым даны имена в честь посёлков,
где они никогда не бывали и куда никогда не приедут,
или о художнике, рисовавшем портрет с фотографии – лицо человека, которого нет.
Или о евреях, по зову пропавшего сердца бродящих по свету, невзирая на лето и
зиму,
на жизнь и на смерть, вроде птиц перелётных.
Вот почему они так мертвы, и почему зовут своего Бога Makom,
что значит по-вашему – "Место".
А теперь, когда они вроде вернулись на Место, сам Господь их отправился в путь
по разным далёким местам, и теперь его именем будет "Места", а не "Место",
теперь это Бог Разных Мест.
Но даже воскрешенье из мёртвых – путешествие невероятной длины.
Так что ж остаётся? Чемоданы на верхней полке в шкафу, вот что нам остаётся.
3.
Моисей, стоявший на вершине горы Хар Нево, был первым, сказавшим себе:
"Западу принадлежит моё сердце, хотя я нахожусь на крайнем Востоке", но он же
сказал:
"Востоку принадлежит моё сердце, хотя сам я на крайнем Западе",
и тем положил начало длиннейшей дороге, великому путешествию евреев.
Гора Хар Нево стала водоразделом, разделившим его устремленья:
хотя сердце тянулось к земле Канаана, которую ему не суждено было увидать,
он повернул на восток, в пустыню сорока нескончаемых лет,
где было достаточно времени для написания Торы,
мемуара о путешествии, путеводителя,
в каждой части которого он оставил часть самого себя,
одинокого, как дочь Фараона, как его сестра Мириам, как его брат Аарон,
как чернокожая жена его. Одинокого, как десять Заповедей.
4.
Моисей отправился на военные сборы, готовясь к долгому маршу в пустыне.
Он оставил патруль следить за возможным самовозгораньем кустов,
объяснив, что делать в случае появленья столбов огня или дыма,
и вернулся в Египет, организовывать репетицию в костюмах, последнюю перед
Исходом.
Акробат, он повторял каждое движение множество раз, пока не ощутил,
что руки его чувствуют волшебную перекладину, как родную.
Это манёвры со взрывчаткой, взаправду живые снаряды, здесь вас могут убить.
Те, кто ещё не знаком с топографией местности, изучите, пожалуйста, карту до
марша.
Опоздавшим посланье: «Здесь я прошёл, здесь я уже был».
Значит: здесь состоялась печаль, и будет отныне печаль.
Так один из евреев – Иисус – отправил отряд на разведку к вершине Голгофы,
в долину вблизи Гефсемана и вверх по Via Dolorosa,
внимательно осмотрел своё место захороненья, обмерял дотошно,
проверил вес надгробной плиты, разузнал, какова здесь будет погода, и выяснил,
с какой глубины ему предстоит подыматься из ямы, чтоб предстать перед вами
Христом.
5.
Каждый год наш отец Авраам водил своих сыновей на вершину горы Мориа,
как я везу наших детей к негевским холмам, где когда-то гремела война.
Авраам водил сыновей по тропе: «Вот здесь я оставил всех слуг позади,
здесь, у подножья горы, привязал к оливе осла, а здесь, в этом месте, ты Исаак, сын
мой,
спросил меня: “Благословенны дрова и огонь, но где твоя жертва для Бога?”,
и здесь вот, чуть выше, о том же спросил ещё раз».
Добравшись до самой вершины, они могли передохнуть, перекусить и напиться воды,
здесь он им показывал место, где горный козёл запутался рогами в кустах.
Когда Авраам умер, Исаак стал водить в то же место своих сыновей:
«Здесь я собирал дрова для костра, здесь у меня перехватило дыханье,
когда я спросил папу, а он отвечал: “Господь сам позаботится
о жертвенном малом барашке, а здесь я и сам уже знал, что предназначен для
жертвы”».
Когда под старость глаза Исаака затуманились дымкою лет,
дети водили его туда же, на вершину горы Мориа, и рассказывали ему о местах,
где они проходили, обо всём, что, наверное, он давно позабыл.
6.
Мы больше не спрашиваем о том, куда исчезает Солнце, когда в небе восходит Луна,
куда исчез мой отец, где живёт Бог и где мой возлюбленный.
Наши вопросы теперь хитроумны, полны скрытого смысла,
как крючки рыболовов с наживкой: куда делся тот человек, что был здесь минуту
назад?
в каких точках меридианы пересекаются с параллелями? –
вопросы с подмигивающей усмешкой, с прищуром смерти.
Где улица имени Пальмаха? Где улица, которую раньше звали «Пальмах»?
Где сам Пальмах, который они превратили в улицу, которая стала потом
перекрёстком?
Что нам остаётся? Движение за и движение против.
Когда они сходятся вместе, возникает одна турбулентность.
Востоку и Западу не встретиться вместе, это две половинки туннеля,
которым не суждено повстречаться из-за ошибки тех, кто строил туннель.
Так что ж остаётся? Ощущение расширения – оно же и сжатие,
так расширяются и сжимаются звёзды в ночи,
сжимаются в виде рта, вкусившего дольку лимона.
Всё о том же, что было и что могло бы здесь быть.
остаются наши дела, пустота наших жестов –
ровный ряд аккуратных деревьев, высаженных вдоль бровки бульвара.
7.
В петербургском музее недавно нашли брачный еврейский контракт,
датированный семнадцатым веком. Контракт с золочёным обрезом,
обрамлённый изображениями фазанов и голубков, но без обличия жениха и невесты.
Слова хорошо сохранились, так же, как и золочёная вязь украшений.
Сегодня эта кетуба стоит больше, чем память о паре, вступающей в брак.
Голоса жениха и невесты навсегда позабыты, умолкли – это фокус воронки времён.
Как это было?
Он выдохнул «Я люблю тебя» до того, как сказал «Во имя Господа, ты мне дана»,
или после?
И как много вытекло времени между «Я люблю тебя» и формулой «Ты мне дана»?
Чему суждено было прорасти из этих слов,
что случилось, что произнеслось, что шепталось, что осталось от праздничной ночи?
Чемоданы на верхней полке в шкафу, вот что осталось,
чемоданы, пустые хранители снов.
8.
Еврейское путешествие совсем иного сорта: с женой и детьми
я отправился в деревушку в Германии, где родилась моя бабка.
Дом с красной крышей стоит до сих пор, ручей возле сада струится, как прежде,
а между ручьём и игрушечным домом – разноцветье ухоженных клумб.
Мне пришла в голову мысль – хорошо бы украсить все клумбы цветами детского хора,
детьми с открытыми ртами, наподобье львиного зева, поющими песню о мёртвых.
Здесь девочка, ставшая потом моей бабкой, собирала малину, шелковицу,
мечтая, что потом, в незапамятном будущем, могут вырасти новые дети:
Шелковушка, Малинушка и Шелковинка, Малинка.
Тогда песня детского хора могла быть благовознесена к Богу...
В сухом жёстком суглинке Оливковой Горы похоронена бабушка,
оттуда ушли теперь даже оливы, остались лишь камни и плиты могил.
Там лежит она, и память о ручье, бегущем у дома, о шелковице и о малине
лежит рядом с ней.
9.
Маленькое кладбище на невысоком холме среди плодородных полей –
еврейское кладбище за ржавой калиткой, прячущейся в кустах,
заброшенное и давно позабытое. Ни плача, ни звука молитвы здесь больше не
слышно,
мёртвые не возносят Богу хвалы.
Только голоса наших детей разносятся звоном,
они ищут могилы и радостно восклицают всякий раз, когда им удаётся найти –
как грибы в осеннем лесу или как землянику.
Вот, здесь ещё одна! На ней имя матери моей мамы
оставшееся с прошлого века. А вот ещё имя, и ещё!
Я пытаюсь счистить мох с одного из имён, вдруг –
гляди! Открытая ладонь – гравировкой на древней плите –
могила благочестивого,
пальцы протянуты в спазме святости, благословенья.
А эта могила спрятана в гуще ягодных зарослей,
и приходится раздвигать ветки, как пряди волос,
закрывающих лицо прекрасной любимой.
10.
Потом мы пришли к ритуальной купальне, спрятанной среди руин.
Добрый человек привёл нас сюда, как водят в одно из святилищ в джунглях Бирмы
или где-нибудь в Мексике.
Сорок лет эта миква лежала здесь без единой души, покрытая слоем еловых иголок,
некому их разгрести. Дождевая вода, очищавшая раньше бассейн,
временами всё ещё падает с неба, но разрушен бассейн, больше здесь нечего
чистить.
Малиновый куст вырос там, где на стене висело зеркало,
а вместо еврейки, глядевшей на своё отраженье, растёт дикий папоротник.
Где над водой подымалось благоуханье, смешанное с запахом женщин,
плескавшихся в чистой струе, выросли плети вьюнка,
испарения стали запахом смерти:
женщины уничтожены в цикле грязи и очищенья огнём,
в цикле Больших Перемен и Стремленья к Другому.
Говори, о, душа моя, Перемены есть Бог.
Цикл вообще есть Вселенная: кругооборот крови в телах, вод в Природе
и молитвенный цикл, отмечающий праздники в храме.
Говори, о, душа моя, пой о Боге, который и есть цикл жизни,
цикл восхвалений и жалобных всхлипов, молитв и проклятий.
Говори, о, душа моя, пой же, душа,
Перемены есть Бог, и пророк его – смерть.
11.
На закате, в последних лучах уходящего солнца, мы смотрели
на маленькое футбольное поле в прогалине леса.
Белые меловые линии давно исчезли в траве,
здесь больше не было ни границ, ни судей, ни правил игры.
Мёртвые футболисты продолжали невидимо бегать по полю,
и свисток разрывал тишину неслышным женским, жалостным вскриком.
Ворота – Правого Суда на одном конце футбольного поля
и Ворота Милости – на противоположном конце, стояли без дела,
с разорванной сеткой, не способной улавливать мёртвые души.
Единственной вещью в центре футбольного поля,
был старый чёрно-белый истрёпанный мяч,
вполне реальный, такой же, каким был и раньше.
12.
Я бродил ночью один вдоль аллеи плакучих ив, опустивших бессильные ветви к
земле,
потом присел на скамейку, где маленьким мальчиком, многие годы назад,
ждал когда-то того, что случится.
Два поколения моих ожиданий пришли и ушли,
теперь черёд поколения, которому предназначено забывать.
Цикл замкнулся – но сам цикл сломан.
Вот я сижу здесь опять, ожидая, под нависшими ветками ив,
ожидаю появленья мужчины. Другого.
В глазах моих слёзы серебром тянут нити ночных фонарей.
Если есть плакучие ивы, должны же где-то быть ивы восторга,
у которых ветви тянутся вверх? (А когда ты сам последний раз плакал?)
Кольца ствола покажут в разрезе, как долго жила эта ива,
так же, как слёзы обозначат длину человеческой жизни.
Когда ты последний раз плакал?
13.
Он вышел из автомобиля, я предложил ему воды
и спросил, откуда пришёл он, куда теперь держит путь,
и действительно ли всё это нужно. Он отвечал сбивчиво, сам сомневаясь:
«Я в дороге. Путешествую туда и сюда. Это цикл отправлений, дорог и прибытий.
Я прибыл сегодня из давнишних дней, направляюсь к другим,
но Сейчас постоянно со мною».
Он выпил глоток, вернул мне стакан и сказал:
«Они построили маленький храм там, где старый когда-то стоял.
Новый храм вполне современен, сияет, кондиционер работает без перерывов,
сиденья удобны и стенка, отделяющая женскую часть от мужской,
обита дорогостоящей тканью, дизайн высокого класса,
вот только они не могут собрать миньян для молитвы,
и в женской секции вовсе нет женщин.
Но вообще-то не забывайте про красный мемориальный фонарь, это вечное пламя –
неизлечимый огонь, возбуждающий племя евреев.
Теперь вот построили новую микву на месте разрушенной старой,
а стены облицевали мрамором, покрыли золотом краны,
построили даже парилки и залы для гимнастических упражнений.
Проблема лишь в том, что женщин почти не осталось,
а те, что остались, не нуждаются в микве. С этим циклом покончено. Всё».
14.
«Теперь мне опять нужно ехать.
Предстоит новый цикл возвращения памяти и забыванья.
Прощайте. Мы, может быть, встретимся снова», –
так он сказал, отворачиваясь от меня.
Я проводил его до чёрного автомобиля. Машина тронулась и мгновенно исчезла.
Что же осталось?
Чемоданы на верхней полке в шкафу, это всё, что осталось –
как чемоданы, плавающие на поверхности масляных пятен, когда корабль утонул,
пока и они...
15.
Я когда-то сказал: Бог есть Смерть, и Пророк Его – Перемены.
Теперь я успокоился, поразмыслил и говорю вам:
Перемены есть Бог, а Пророк Его – Смерть.
ЧАРЛЬЗ БУКОВСКИ: ВОЛШЕБНО-ТАИНСТВЕННАЯ ПОЕЗДКА
Я веду спортивный приземистый автомобиль
ярко жёлтого цвета
под солнцем Италии.
У меня английский акцент.
Я в модных чёрных очках,
дорогой рубашке из шёлка,
и у меня под ногтями
нет грязи.
Радио играет Вивальди.
Со мною в машине
две дамы,
одна черноволоса, как ворон,
вторая – блондинка,
у них маленькие аккуратные груди,
красивые ноги,
и обе смеются всему,
что я ни скажу.
Когда машина идёт на подъём,
блондинка тискает моё колено,
придвигается ближе,
а прядь волос цвета воронова крыла
щекочет мне
ухо.
Мы останавливаемся перекусить
в тихом старинном отеле.
Перед ланчем
мы много смеёмся,
смеёмся во время еды,
да и после.
После ланча,
с другой стороны горы
за перевалом
спускает автомобильное колесо.
Блондинка начинает
ставить запаску,
а женщина с чёрными волосами
фотографирует меня,
пока я,
облокотившись на дерево,
раскуриваю свою трубку.
Совершенный пейзаж,
безупречно гармонирующий
с солнечным светом,
цветами,
облачками
и всяко поющими
птицами.
ЧАРЛЬЗ БУКОВСКИ: НИРВАНА
отрешён от жизненных целей
без шанса
на достиженье успеха
молодой человек
сидел в автобусе
следовавшем
неизвестно куда
через Северную Каролину.
начинал идти снег
когда автобус остановился
в предгорьях
перед крохотным
придорожным кафе.
Пассажиры вышли
один за другим
и он уселся
у бара со всеми
заказал
и когда принесли поесть
оказалось
здесь готовят особенно вкусно
даже кофе.
официантка тоже
была непохожа
на других женщин
которых он знал.
она держалась естественно
от неё исходил
добрый юмор.
повар за стойкой
дурачась
отмачивал шутки.
посудомойка
в помещении сзади
смеялась
нормальным
человеческим
смехом.
молодой человек смотрел
на снег
густо сыпавший
за окном
и ему хотелось
остаться
в этом кафе
навсегда.
странное ощущение
овладело им
будто всё
здесь
было невероятно прекрасным
таким же
прекрасным
всё
здесь останется
навсегда.
потом водитель
сказал пассажирам
что пора отправляться
дальше
в дорогу.
молодой человек
подумал
я буду сидеть здесь
останусь и всё.
но потом
поднялся вместе со всеми
и побрёл на посадку
в автобус.
он нашёл своё место
взглянул на кафе
за окном
автобус тронулся
повернул за угол
ещё дальше
за гряду холмов.
молодой человек
смотрел не мигая
вперёд.
он слышал
голоса других пассажиров
обсуждавших
разные вещи
некоторые читали
или
старались уснуть.
они не заметили
волшебства.
молодой человек
склонил голову
набок
закрыл устало
глаза
притворяясь
что спит.
больше нечего
было делать
только слушать
гуденье
мотора
и шорох
шин
на снегу.
___
Напечатано в журнале «Семь искусств» #12(37) декабрь 2012 — 7iskusstv.com/nomer.php?srce=37
Адрес оригиначальной публикации — 7iskusstv.com/2012/Nomer12/Kalmejer1.php
