Ромашковый край
Цепляться за каждый земной город,
Влюбляться в него, воспевать песней!
О, пусть не проходит такой голод,
Ведь всем – с неизбежностью – жить в небесном.
Цепляюсь за Лысьву, Кунгур, Чердынь,
Кроссовки свои протерев до дырок.
Уральские реки маршрут чертят…
Люблю Чусовой, Соликамск, Ныроб!
Ромашковый край. Красота такая,
Что в мыслях мелькнёт – видно, рай возможен…
Читаю, как будто слепой – Брайля,
Руками читаю, самой кожей.
Любви не нужны пропуска, визы.
Достану зимой, чтоб душой согреться,
Усолье и Пермь, Александровск, Кизел –
Из памяти, снимка, стиха, сердца…
Прыжок
Он знал, он знал про путь неблизкий
И жуть, и мрак, и ад колымский,
Про злой нетающий снежок…
Проём окна. Рывок. Прыжок.
…И вот передо мной больница,
Где Мандельштам решил разбиться,
Сбежать, в небытие нырнуть
И «волкодава» обмануть.
Сгущались страхи – в колбе, в кубе…
И он лежит на свежей клумбе –
Комочек, трус, герой, поэт.
Свободы нет. Спасенья нет.
А те, в тюрьме, страшны, как черти.
Но успокаивала Чердынь,
И не пугал его потом
Мужик суровый с топором…
Судьба смягчилась, да не сильно.
На месте, где упал – осина.
И ветер шепчет стих листам,
Бормочет, словно Мандельштам.
Пермский период
Был тот, что из жизни вынут,
А был и – когда-то – детский…
Выпал в судьбе период
С кратким названьем – Пермский.
Так, эпизод из лета,
Маленькая страница…
Столько добра и света,
Что до сих пор искрится!
Был у Земли он влажным –
Палеозой и древность…
Пермский период – важный!
Пермского захотелось.
…Нас разлучают рельсы,
Годы, дела и лица…
Чувства остались в сердце,
Пермских стихов страницы!
Жучковый орнамент
Надо, надо прикасаться
К этим древним кирпичам.
Будут церкви Соликамска
Долго сниться по ночам.
И подскажет сразу память
Их небесный белый цвет,
И «жучковый» их орнамент –
Зашифрованный завет.
Изразцы на Храме – прелесть:
Всё павлины, петухи…
Церкви выдохнулись, спелись,
Прочитались, как стихи.
А ещё пускай приснится
Время стройки и леса,
И простые эти лица,
И глухие голоса:
«Белый-то цвет у луны можно взять,
А золотой – у солнышка.
И кирпича почти не видать,
Красен, как наша кровушка…»
Я плачу над Храмом в Покче…
Сентиментальна? Не очень…
Но, горечи не тая,
Я плачу над Храмом в Покче.
О, выжженная земля!
Жестоким огнём безверья
Всю родину обожгло.
На крыше растут деревья.
Разруха. Кирпич. Стекло.
Чернеют святые стены,
Коровы пасутся здесь…
А был он высоким, белым,
А нёс он Благую Весть.
Столица Перми Великой,
Уснула ты на века…
И в Колве прозрачной, тихой
Купаются облака.
…И Храмы свои порушив,
И предков своих забыв,
Быть может, спасём мы души,
Заплачем когда о них.
Благодарность
Валентине Чулаковой
Будем веровать в воскресение,
Доверять библейским словам.
Знает что-то матушка Ксения,
Что пока неведомо нам.
Видит что-то, что мы не видели,
С нами ласково говорит.
Так покойно в её обители,
И душа почти не болит…
От забот и от шума пермского
Мы попали в такой покой.
И могиле священника сельского
Мы поклонимся, как святой.
И пойдём за ограду тропкою,
Где он хаживал много раз.
И слова, простые и ёмкие,
Прозвучат, как его наказ.
И при всей нашей иности, разности,
Будем следовать им везде,
И на меди писать благодарности,
А обиды писать – на воде.
Антисоветская улыбка
Не дерзил, не убегал и не смеялся,
Не писал и ничего не говорил.
«Шёл в строю, антисоветски улыбался» –
И за это сразу в карцер угодил.
Пол бетонный. Стол железный. Стул да нары.
Небо в мелкую решётку, солнца нить…
Если был ты молодым, то выйдешь старым,
Будешь знать, как власть родную не любить!
В памяти людской, неверной, зыбкой
Страшных лет почти исчезнул след.
За антисоветские улыбки
Им давали всем по десять лет.
Что это за место? Сгусток боли.
Ощутишь, коль побываешь сам.
Мы свободны, выбегаем в поле –
К солнцу, травам, пчёлам и цветам…
Небесная ярмарка
Ирине Петровой
…Уплыли золотые шары,
Над нами постояв на мгновенье,
Как дивные иные миры,
Как юность или как вдохновенье.
Уплыли, покачав головой…
О, дайте к ним хотя б прикоснуться!
Но путь у них небесный, другой,
Они сюда уже не вернутся.
Их солнце, уходя, золотит,
Щекочет золотыми усами.
Ах, кто-то там в корзинке летит,
Беседует легко с небесами.
…И снова нас Кунгур позовёт
Своею красотой восхищаться,
Поверить, что возможен полёт,
Что можно от земли оторваться!
* * *
…И отныне любой рассвет и любой закат,
Белый шар луны и солнца огненный круг
Мне напомнят, как летом в Кунгуре шары летят,
Превращая в сказку всё, что лежит вокруг.
Он живой, этот шар – просыпается и встаёт!
Наполняется светом, силой, огнём, теплом,
Восклицательным знаком по небу, паря, плывёт,
Чтобы – там, где понравится – сделать привал потом.
И другие аэростаты, за ним паря,
Превращаются в многоточье, в цветную гроздь…
Голубым воздушным шаром летит Земля,
Тёплым, светлым, живым
Средь колких остывших звёзд.
И Россия на нём, и Кунгур, и прожилки рек…
О, бесценный Божий небесный дар!
…И на Млечном пути стоящий, взглянув наверх,
Завороженно смотрит на этот воздушный шар.
Ура, Урал!
«Ура, Урал!» - воскликнул Арагон.
И я кричу «ура» ему вдогон,
Кричу, ору, пою, не уставая.
Он излечил от хвори и хандры,
И свежи чувства, и глаза остры.
Ура, Урал! Ты видишь – я живая!
Ты выпрямил, ты хвоей надышал,
Ты показал историю, Урал,
Как будто мной период этот прожит.
Ты подарил кусочек горных сил,
Сваял, слепил, в дороге закалил –
И прочным оказался этот обжиг!
Теперь любое горе – не беда!
Я загадала, что вернусь сюда –
И в Каму угольком звезда упала.
Душа России ты, а не «хребет»!
Горит монастырей нетленный свет
В немеркнущем созвездии Урала…
30.06.2012
