Если б каждый человек начинал свой день, наблюдая, как божий мир наполняется жизнью, светом и красотой, то в мире исчезли бы мерзость и злодейство – в омытой восходом душе просто не нашлось бы для них места.
Энно Идзавара – самурай, уставший от войны
ГЛАВА 1
* * *
Над крепостью Кофу, почтовым узлом Хондо и главным перевалочным пунктом объединённой армии Хадзиме в родовых владениях клана Такэда, стояла вечерняя влажная дымка. Со дня на день в город войдёт пятитысячная армия и двинется на север в обход горам Яманаси, чтобы соединившись с армиями Такэда и «северного тигра» Уэсуги, ударить на город Нагоя, резиденцию проклятого Оды. Вторая часть тридцатитысячной армии Ёсисада Хадзиме пройдёт по владениям Имагавы вдоль океанского побережья и вступит в сражение с вассалом Оды – Токугавой Иэясу, чтобы связать его силы и по возможности пройти к Нагоя с восточного направления. Кроме того, гайдзинские вако с южных островов под предводительством корабля комодзинов, оснащённого палубными мортирами и с вооружённой мушкетонами командой, должны были прорваться через рейд в залив Исе и атаковать Нагоя с юга. Одновременно, если Ода Бадафуса решит бежать морем, флотилия должна была перехватить его судно. Капитан галеона комодзинов звался лордом Коридвеном, он был рад стычке с южными варварами – на его далёкой родине, в Европе, эти народы враждовали.
Мицухидэ, правая рука Хадзиме, один из самых верных его вассалов, по договорённости с Такэдой временно держал оборону Кофу – враг не дремал, зная, что захватив город, запрёт Белого Тигра в котловине между хребтами Яманаси, и тем самым – перехватит стратегическую инициативу. Солдат в крепости оставалось немного, их большая часть ушла вылавливать недавно объявившуюся в окрестно-стях банду Кагасиро Тэнгу . Их увёл Ямамото – один из вассалов Та-кэды, наиболее искусный в борьбе со всякого рода «химицу сосики ».
Мицухидэ не спал трое суток. Со дня на день резидент сообщит о позиции врага. Задерживался, будь он проклят!
– Прибудет шпион, сообщить, – хмуро проговорил комендант. – Не тревожить меня пока…
Мицухидэ не слишком волновался за возможные нападения – надо быть глупцом, чтобы атаковать крепость. Во-первых, она, обнесённая глубоким рвом, имела высокие каменные башни, откуда специальные установки, разработанные изобретателями Ямато на манер китайских многозарядных арбалетов, могли на большом расстоянии при необходимости окатить градом стрел. Во-вторых, до крепости, стоящей в самом центре горной котловины на плато, не подобраться незамеченными – звуками барабанов тайко монахи-воины храма Минобусан – секты нитирэн , обученные искуснейшими мастерами, могли оповестить гарнизон задолго до того, как замеченная ими вра-жеская армия подступит к стенам. В-третьих, Мицухидэ нежился в деревянной кадке, наполненной горячей водой, и не желал думать об опасности. Вечная суета и тревога изрядно потрепали его, и полно-ценный отдых, конечно бы, не помешал.
Из-за долгой летней жары и затяжных дождей воздух отсырел на-столько, что позолота на маленьких статуях Будды и рисунки лаковой тушью на раздвижных перегородках казались подёрнутыми росою. Теперь из-за белого пара, призраком, витавшего по комнате, не раз-глядеть ни статуи, ни изображения на фусума . И пусть, ведь Мицу-хидэ заслужил долгожданную паузу. После недавней отчаянной раз-бойничьей атаки в горах, обрушившейся на соляной обоз, посланный своему старому врагу Такэде благородным Уэсугой, Мицухидэ хотел запереться и не выходить из комнаты никуда. Соль ценилась в этих землях на вес золота, благо это самое золото добывалось в окрестно-стях Кофу в огромных количествах и отчеканенные здесь «золото Каи» – косюкин, монеты, славятся по всей Японии едва ли не больше местных скакунов. Проклятый Кагасиро – утопил обоз в горной реке Фудзи-гава! Хотя бы коней отпустил, ведь лошади не только слишком дорогое имущество, доступное лишь очень состоятельным даймё, но – красивые живые твари. Да неужели буддист может совершить подобное! Коней же Мицухидэ жалел куда больше соли – из-за коней-то и переживал…
Окинув ленивым взглядом просторное помещение комнаты и двух очаровательных служанок, которые по мановению пальца исполняли любой каприз повелителя, Мицухидэ закрыл глаза, уложил влажную голову на подушку на крае фуро и, расслабив тело, блажено улыбался. Кашель, подхваченный им ещё на Хоккайдо, здесь, на термальных водах, проходил, с каждым днём Мицухидэ радостно чувствовал, что давнишняя болезнь отступает. Обильные трапезы, необычно вкусное виноградное саке из местных плодов, священные воды гейзеров Сэкисуйдзи, Мисава и женские ласки нежных ойран , вывезенных из Эдо, исцеляли лучше всякого лекаря.
– Нектара мне, – нетерпеливо сказал разнеженный в тёплой кадке Мицухидэ.
Полуобнажённая юна торопливо подала поднос с прохладным вином в кувшине.
Надев юката , Мицухидэ, ощущая себя освобождённым и про-светлённым, отправил служанок восвояси. В блаженстве, лёг на ци-новку, застланную белым покрывалом, томно сложил губы – благо-дать! Накрывшись тонким полотном, военачальник отходил ко сну.
Колокол замковой часовни возвестил полночь. Окно с видом на далёкую Фудзияму открыто, освежающе овевает прохлада со снежных шапок окрестных гор; Мицухидэ услышал шум подъёмных цепей и приветственные голоса охранников. Мост опустился, глухо стукнувшись оземь. Лениво шевельнулась мысль: «Ямамото вернул-ся». Мицухидэ почесался, перекатился на другой бок и решил не вставать для встречи – сладко обволакивал сон.
Всё произошедшее дальше было внезапно – весёлые голоса сме-нились дикими воплями и горестными стенаниями, раздался взрыв, затем второй. Мицухидэ подскочил, бросился к окну, пелена сна вмиг спала с его глаз, когда увидел бойню во дворе.
В открытые ворота непрестанно вбегали бандиты, похожие на тех, ограбивших давешний соляной обоз. Немногочисленные стражники у ворот были вмиг переколоты, но тревога вынесла из казарменных помещений новую волну обороняющихся, которую вели проверенные в боях самураи. Схватка закипела по всему двору.
У одной повозки стояла высокая фигура в необычном синем дос-пехе, переливающимся ультрамариновым огнём в свете луны. Он, скорее она – на маске, скрывавшей лицо, горели индиговым пламенем два крупных камня-глаза. В отличие от обычного женского оружия, нагинаты , Онна бугэйся держала перед собой тати – длинный изогнутый меч, непохожий на обычный катана. Лезвие продол-говатого клинка – бледно-голубое, словно предрассветное небо. Онна помахивала им, играючи, извиваясь, точно змея. Один за другим ох-ранники падали, подкошенные молниеносным жалом, не имея воз-можности приблизиться. Застывая на месте в боевой позиции, воины валились, парализованные, захлёбываясь кровью, храпя нутром. Аго-ния нещадно била их на земле. У иных доспехи от удара тати почему-то воспламенялись и горели ослепительным бело-синим пламенем, и тогда воины в ужасе кричали, носились, бешено катались по земле. Нападая, опытные самураи пропускали, казалось, случайный блеск луны и падали замертво – настолько ювелирно женщина–воин орудовала мечом, смертельно поражала единственным ударом.
Мицухидэ невольно залюбовался великолепным смертоносным мастерством кэндзюцу, отметив, что поверху на подмогу сражающимся во дворе уже спешат стрелки. Но подоспевшие некстати, лучники почему–то по очереди повалились со стен! Не успевая пустить в ход своё оружие, они камнями грохались на землю. Вот разбило повозку, рядом с которой сражалась Онна, тело очередного лучника, свалившегося со стены. Другого точно выбило невидимым пальцем великана – взлетев, он проломил крышу помещения конюшни. Лошади истошно заржали, словно заплакали.
Мицухидэ побледнел: по стене двигались двое: человекообразное нечто, похожее на гигантскую клювоносую обезьяну, обёрнутую в плащ монаха-ямабуси, и огромный рыжеволосый воин с двумя мечами. Могучим прыжком Тэнгу наскочил на двух рядом вставших асигару с поднятыми луками, раздавил обоих. Затем вплотную притиснулся к стене, перегнулся через парапет, и вдруг из-за спины этой черной образины вырвалось облако дыма, поглотившее и отважную сапфировую красавицу Онна, и сражающихся с разбойниками самураев во дворе.
Мицухидэ испугался: действительно, в крепости Кофу, непри-ступной для вражеских армий, орудовал отчаянный и опасный бандит – Кагасиро Тэнгу! Рядом – здоровяк Бодзу : навьючен бомбами, на теле толстенный панцирь, в лапищах оружие – громадный тяжёлый железный шест с лезвием, в котором издалека узнавался бисэнто .
Из густого серого облака, шурша, вылетали стрелы, вываливались шары и, разбиваясь, с шипением чёрными струями выдували новый и новый клубящийся смрадный дым.
– Как же такое случилось? – Мицухидэ, нервно накинув на плечи каригину , подвязывал под коленками широкие хаками .
– Стреляйте, стреляйте! – кричал выбежавший на стену начальник замковой охраны. По мосту, визжа, издавая нечеловеческие вопли, в крепость рвались всё новые бандиты, терялись в дыму. Начальник охраны ринулся к стене, подобрал лежащую около мёртвого стрелка аркебузу, ловко вскинул и выстрелил в Бодзу. Пуля ткнула в бронированное плечо, но тому хоть бы что – даже не качнулся. Раз-махнувшись, он бросил что-то неимоверно тяжёлое, и начальника ох-раны с хрустом припечатало к стене.
В комнату Мицухидэ на нетвёрдых ногах вбежал охранник с широко открытыми глазами. Из дрожащего рта вырвались слова:
– Они з–здесь! Нас пре… – и упал на колени, отхаркнув кровяной сгусток, ударился о пол. Под его лицом разлилось булькающее багро-вое пятно, похожее на лепестки огромного пиона. И эта кровавая сценка была крайне, отвратительно реалистична – не то, что завора-живающее красотой войны действо за окном. Мицухидэ опомнился, побледнел, отскочив от окна, рванул в угол комнаты – к черному ходу. Быстро надел сандалии, пояс с ножнами, в которых дремал катана на пару с коротким вакидзаси , схватил мешочек со связкой сюрикэнов. Сбежал по ступенькам подземелья, не помня себя от страха, давившего грудь, оглушённый громким тревожным стуком сердца, не слыша шлёпанья подошв собственных гэтта .
В углублении стены находился рычаг. Мицухидэ торопливо дёр-нул за холодную рукоять, приведя механизм в движение – через пять минут трос быстро потянет лодку на ту сторону рва. Он знал, что пять минут – время, потребное на преодоление приличного расстояния, поэтому бежал быстро-быстро. Кашель, будь он трижды неладен, сбивал темп бега, но комендант оказался в храме даже раньше, чем обычно проделывал это ради тренировки.
Длинный узкий туннель проходил под крепостью и вёл к реке. Три монаха-воина ждали. Накинув на господина шёлковую куртку, сами вооружились мечами, кинжалами для метания и луками. Вчетвером они забрались в лодку.
– Мицу-сан, – обратился настоятель храма Минобусан по имени Сендэй. – Предала Саюке-химэ… далеко не уйдёт.
Удивление отразилось на испуганном лице Мицухидэ. Он произ-нёс в замешательстве:
– Родственница императора!?
– Как ни скорбно слышать…
Мицухидэ посмотрел Сендэю в лицо так, будто хотел прочитать мысли.
Возложив на тетиву стрелу, монах подождал, пока соратник по-дожжёт обмотанный паклей наконечник, и выстрелил высоко в звёзд-ное небо. На крутом склоне горы яркий огонь – вспыхнул и снова по-тух.
– Нас ждут, не медлим!
Они забежали в гущину леса. Крепкие стволы были плотно опле-тены жёсткими ядовитыми лианами плюща с гроздьями ягод и уси-ками. Прорываясь, беглецы стремительно двигались между деревьями, обходили муравейники, кишевшие большими чёрными насекомыми, избегая открытого пространства тропы. Бамбуковый подлесок поредел, закончился, сменился магнолиевой рощей. Лунный свет проникал сюда и янтарными пятнами ложился на мох, на землю, за-сыпанную мокрой листвой. Сквозь переплетение веток деревьев сверкала река Фудзи-гава, за ней поднимались в гору и спускались в теснину извилистые тропы. Перейдя по камням шумящий порожистый поток, они попали в узкое ущелье Микю. Тропа, сжатая густыми зарослями серебристого гингко, сузилась настолько, что люди едва пробирались между могучими стволами. В самом ущелье у монахов–воинов имелось множество «секретов».
Сендэй остановился, приказав спутникам выпустить сигнальную стрелу. Он зашёл под навес из трёх кривых гингко, что сплетались кронами, позвал Мицухидэ. Раздвинув траву, настоятель расчистил землю от листьев.
– Ёми , Исами , поторопимся! – скомандовал Сендэй, с помощью кресала и кремня зажёг толстый чарог .
Вместе они подняли большой пласт дёрна, обнажилась тяжёлая крышка, окованная металлом, – лаз в пещеру.
Внутри пахло мокрой землёй, слышалось капанье воды. Они шли, согнувшись, – корневища торчали из низкого свода над головой. На-стоятель, молча, двигался впереди, освещая проход.
Пещера в ущелье Микю представляла собой длинную наклонную галерею, частично природного происхождения, а частью вырублен-ную в пемзе воинствующими монахами секты нитирэн. Внешняя стенка этой галереи кое-где имела прорехи – виднелась осиянная ян-тарём неровная пила горного хребта Акаиси, выступающая из бледно–серого тумана. Луна, точно из грубой старинной бронзы, зависшая медальоном над пиками высоких громад, золотила шапки снега на них. Дорогой несколько раз встретились узкие расщелины, обрывавшиеся в бездонную пропасть, через них проходили по перекинутым кем-то деревянным лестницам и канатным мостикам. На подъём двигаться тяжело, Мицухидэ попросил передохнуть – не хватало воздуха.
– Выйдем, Сендэй… я приказываю! – прохрипел бывший комен-дант Кофу. Пот крупными каплями скатывался у него со лба.
– У меня приказ повелителя, – невозмутимо ответил настоятель храма Минобусан. – Если с вами что–нибудь случится, я лишусь го-ловы, и мои братья тоже. Хотите того или нет, но я доставлю вас в целости и сохранности на побережье Яидзу. Оттуда отправитесь на корабле в Эдо.
– Вы испытываете моё терпение! – рассердился Мицухидэ. – По-вторяю: дышать не могу! Теснота душит…
Он сунулся в узкую прореху в каменной стене – туда, к лунному свету, к свежему воздуху, но его живо вытащили, бранящегося и тол-кающегося. Крепко схватив под руки, Ёми и Исами поволокли ко-менданта за Сендэем.
– У меня приказ оберегать вас лично! – повторил настоятель, по-качав головой. – В том, что крепость пала, нет вашей вины. Отряды провинции Каи утром выбьют разбойников, и с бандой Кагасиро Тэнгу будет покончено.
Единственный вассал, за чью судьбу переживал жёсткий и власт-ный военачальник Ёсисада Хадзиме, – генерал Кено Мицухидэ, ха-тамото Белого Тигра. С божьей помощью или по чистому везению за восемь лет «северной кампании» проявивший себя в сражениях против айнов, не раз спасавший шкуру своего даймё, буси Мицухидэ стал любимцем и лучшим другом нынешнего сёгуна. Одно лишь присутствие этого вассала во дворце поднимало Хадзиме настроение. Мицухидэ, со своей стороны, также дорожил дружбой с Ёсисадой, который считал его талисманом, приносящим победу. Нередко в ок-ружении приближённых возникали скандалы: повелитель прислуши-вался только к советам фаворита, а иногда даже назначал руководить войском «второго человека в армии» – генерала Хавасана, который смертельно обижался, но, верный долгу самурая, философски сносил унижение, превращаясь в молчаливую тень. Ко многим сановникам Белый Тигр относился строго, порой необоснованно жёстко, но к Мицухидэ – с теплотой и трепетом, добрым чувством едва ли не мальчишеского доверия. Их привязанность друг к другу не ослабевала – чистая, что родниковая вода, восторженная, как душа хмельного.
Как же случилось так, что отважный военачальник позорно бежал от каких–то разбойников? Мицухидэ и сам не мог на это ответить. Конечно, не вид кровавой лужи на полу поверг его в безумный трепет и толкнул к дезертирству. И не Кагасиро он испугался – подумаешь, бандит! Сколько возов он наполнил отрубленными головами таких вот отчаянных молодцов!.. Мицухидэ, наблюдая за Онна, кожей ощутил нечто такое, что было ему непонятно, и не знал, как этому противостоять. Вероятно, имей он достаточно времени для медитации, тайна сия открылась бы даровитому полководцу, выросшему при храме Атидзен на горе Курама.
Комендант павшей Кофу, мучаясь приступом клаустрофобии, чтобы отвлечься и забыть про недуг, бормотал длинную мантру.
Они вошли в большое помещение с множеством расходящихся узких и широких туннелей, сквозь скальные проломы пронизанное золотисто–синими лучами лунного света. На стенах у входа в каждый туннель были выцарапаны символы, их смысл знали лишь монахи. В железном кольце под каждым входом были установлены факелы, но пока, ни один не горел. Сендэй недоверчиво оглядел озабоченные лица братьев.
– Может, нас не увидели? – предположил Ёми. – Откуда же мы теперь узнаем, в каком туннеле ловушка, а в каком нет? Брат Арата часто меняет их расположение.
Предосторожности служили страховкой на тот случай, если най-дутся те, кому в голову пришло бы гнаться за посвящёнными. В одном из широких ходов блеснуло что-то, напоминавшее жемчужину, потянуло ароматом хризантемы, Мицухидэ обрадованно замахал ру-ками:
– Эй, сюда! Я подумал...
– Тихо! – прервал Сендэй, его птичьи глаза недоверчиво блестели.
– Верно, померещилось?! – отмахнулся Мицухидэ. – Кроме сума-сшедших, таких, как вы, некому там находиться!
Увиденное в темноте могло быть отсветом луны и звёзд, или бликом от ледяных сосулек, капавших с потолка, или просто игрой воображения. В подобных местах, пронизанных неверным светом – иллюзорного больше, чем реального.
– Не показалось! – громоподобный голос, не мужской, не женский, раздался из туннеля. Зелёно–голубой, отражённый от мокрых сталактитов, блеск ночного светила заскользил по человеку, вышед-шему навстречу. Доспех на нём переливался буйством индиговых ог-ней, на ногах сверкали синие лакированные цумагакэ и гэтта на высокой подошве. Из-за левого плеча торчала усыпанная драгоцен-ностями рукоять клинка. На боках, придавленные атласной лентой пояса оби, чёрнели несколько сюрикэнов. На голове причудливый двойной узел: такая причёска характеризовала воинов старой школы, канувшей в небытие вместе с последним мастером Ита-рю . По обе стороны маски, вылитой, точно из вулканического стекла, ниспадали две тонкие косы с пушистыми кисточками на концах, в больших глазах – ничего, кроме ярости и жажды крови.
Монахи изготовились атаковать, Мицухидэ вытащил из ножен катана и вакидзаси, но его руки дрожали – Онна! Как проникла в тун-нель? Она ведь осталась в крепости! Их двое?
– Кто показал сюда путь? – гневно бросил Сендэй. – Отвечай!
– Не думаю, что бой между нами – хорошая идея, – в маске отра-жался оранжево-жёлтый огонь догоравшего чарога. – Оставьте труса. Обещаю, будет жить. Слово Оннигороши, – она проделала изящный жест пальцами и медленно повернула левую руку в запястье, указав пятернёй на монаха посередине – настоятеля. К нарукавнику сапфи-рового воина был пристёгнут заряженный тэппо, мини–пистолет.
Монахи, мастера дзен, расслабленно ждали, готовые мгновенно и точно отреагировать на любое действие врага.
– Вы совершите ошибку, – повторила назвавшая себя «Онниго-роши». Она резко присела и, выхватив клинок, не глядя, ударила назад. Кравшийся монах замер, выронил катана. Багровым фонтаном брызнула кровь. Умирающий покачнулся, зажимая обеими руками рану в животе, рухнул навзничь. «Сапфировый воин» отступила в темноту туннеля, выпустила оттуда два хисякэна – огненных сюрикэна. Одновременно, осознав свои до , Ёми и Исами отскочили в разные стороны, метнули в ответ заточенные звёздочки. Внезапно из крайнего туннеля возник ещё монах: «Предательство!!!» – и замер. Отправив Мицухидэ с Исами, Сендэй громко свистнул.
– Будь проклят, демон, кто бы ты ни был! – процедил настоятель храма. Вытащив клинок, выкинул потухший задымивший чарог, рва-нул на Оннигороши. Ёми последовал за ним.
Из отверстий в потолке послышались голоса и шуршание одежды, показались монахи нитирэн; они быстро протискивались между камней и, зажигая друг другу факелы, обнажили клинки.
Мицухидэ нёсся без оглядки, стирая до крови локти об узкие стенки туннеля, пропахшего ароматом хризантем.
– Бежать – нет смысла! – хохотала Оннигороши.
В дыры стен сверкала платиновым блеском сталь, отражая удары монахов, бросавшихся отовсюду. Но демон был не один! Бандиты, словно в них вселились злые духи сикигами, сейчас захватывали туннели, смеялись, истошно визжа – они в убежищах монахов Мино-бусан! Получая смертельные раны, те и другие валились, отлетали, глухо стукаясь о камень. Мицухидэ чудилось, будто людей поражали серебристые лучи. Клинок тати, неистово вертевшийся в руках Он-нигороши, не оставлял и мизерного шанса на выживание, сея смерть. Монахи грозно ревели, оглашая туннели, словно били в барабаны тайко, устрашающе орали бандиты. Онна преследовала коменданта Кофу, Мицухидэ. Лязг мечей, протяжные стоны и крики ярости сле-довали за ним по пятам.
Комендант, хрипло дыша, споткнулся, и, стукнувшись лбом о сталактит, упал. Искры вспыхнули в глазах, но даже на миг не осветили сузившийся проход. Туннель впереди оказался сжат, точно тиски. С болью в ушибленной голове, слезящимися глазами, Мицухидэ пополз на четвереньках. Призывая на помощь Будду, задыхаясь и рыдая, причитал. Он опасался отверстий в стенах – в них мелькали огни факелов, серебристые шлейфы, оставляемые резкими взмахами клин-ков; через них доносились отчаянные вопли сражающихся и навязчи-вое звяканье доспеха неотступного, словно рок, Оннигороши.
– От лунного света не сбежишь, Мицу-кисама ! – хохот Сапфи-рового Воина – издевательский, пронзительный, словно ветер с гор. Эхо прокатывалось по туннелям снова и снова.
Смерть, вопли и кровь, казалось, питали дьявола-убийцу, придавая ему силы.
Крики утихли, но лязг оружия и шелест одежды не пропали. Онна сражалась только с одним монахом. С настоятелем храма Минобусан, Сендэем.
Мицухидэ выбрался из туннеля на канатный мост, внизу, сквозь огромную трещину, увидел выбившегося из сил окровавленного Сен-дэя. Монах отступал к зияющей чернотой пропасти, за ним медленно продвигалась неотразимая как смерть демонесса Онна. Дух настоятеля был невозмутим – даже на краю гибели, раненый, он отбивался и нападал. Комендант прошёл мост и потерял обоих из виду. Наконец воцарилась тишина, нарушаемая лишь уныло свистящими сквозняка-ми. В любую минуту страшная Онна могла выбраться из трещины, поэтому беглец обрубил канаты моста.
В следующем туннеле пол скользкий, мокрый, крутой спуск с го-ры. Мицухидэ покатился и, шлёпнувшись в лужу холодного лунного блеска, отполз, приникнув к стене. Тело билось сильной дрожью, он ведь основательно промок. Страх сковал руки и ноги, голос будто бы тоже замёрз. Мицухидэ лишь бессмысленно глядел перед собой. Сколько он так просидел в темноте и беспамятстве, неведомо. Ужасное приключение из раннего детства, позабытое и похороненное, как мнилось ему, в водах утекшей реки, нахлынуло вновь и никуда не убежать от него потому, что не убежишь от себя самого. Тогда давно, мальчишка лет пяти, Мицутти потерялся в лесу и нечаянно стал сви-детелем синтоистского обряда, как показалось ему, общения с на-стоящими огромными духами, пылающими алым и ультрамариновым сиянием. Для его неокрепшего умишка справиться с ужасом увиден-ного театрального по существу действа, было невозможно, и… Ми-цутти долго не мог говорить, не мог ходить на подгибающихся нож-ках, страдал от стыдной болезни. Отец и мать отдали его за много ри от дома в храм Атидзэн на горе Курама, чтобы Будда исцелил. По-степенно страшное забылось… но не исчезло вовсе.
Из темноты вышла Онна бугэйся. В свете луны её ультрамариновое тело выросло до исполинского размера.
– Их не терзала тоска по акру плодородной земли, – издевательски артистично мурлыкала она, – и по блестящему на солнце плугу, по семенам и по ветряной мельнице, помахивающей крыльями, потому что они – МЕРТВЫ…
Острие окровавленного клинка упёрлось в грудь Мицухидэ, легко уколов. Генерал не шевелился, слёзы застилали глаза.
– Убей меня! – попросил он жалобно.
Слепил свет, отражённый сталью длинного меча Онна. Комендант видел, как призрачная молния пробежала по лезвию в месте, где отточенная закалённая кромка встречалась с гибким металлом сер-дечника, разглядел узор, которым оружейник украсил эту линию. Он, самурай, трусливо зажмурился, до смерти боясь быть зарезанным женщиной, как те несчастные жертвы, из детского кошмара!
– Что ты знаешь о смерти? – вдруг спросила Онна, усмехнувшись, опустив клинок. – Какое выражение на мёртвом лице? Хотел бы ты увидеть СВОЁ мёртвое лицо… когда дух выйдет вон из тленного тела и ТЫ станешь ками? Ожесточённость, страх, тревога или тщеславие – исчезают, словно их не существовало. И ты никогда более не облачишь в доспехи своё тело!
Зачарованно затаив дыхание, Мицухидэ следил за врагом.
– Можно затаиться на далёком острове или непрестанно скитаться по свету как туча по небу, а волна – по реке, но истинным Про-светлённым от этого не станешь, если ты будешь кривить душой, если продолжишь служить НЕЧЕСТИВОМУ Ёсисада Хадзиме!
– Не-ет, хуже смерти предательство! – прошептал Мицухидэ. – Клянусь, что сам убью себя, если ты не прикончишь меня сейчас!
– Клятва и харакири – не для тебя! – раскатисто рассмеялась Онна бугэйся. Не произноси, если не способен отдать жизнь. Ты воз-главишь большую армию и сдашь её Оде, тот пощадит вассала Ёси-сада... Помоги камням благого правления!
Осознав, что на этот раз останется живым, Мицухидэ воспрял ду-хом. Зашевелились руки, отогрелись ноги.
– Если не выполнишь приказание, я СНОВА найду тебя, – жёстко пообещала Онна, приподняв меч. – Как выйдешь в комнату с полом, устланным вереском, сверни в крайний правый туннель, садись на коня и отправляйся к своему Ёсисаде, старый оннагата .
Выбравшись из вечной мглы холодных туннелей, верховой, Мицухидэ уныло спускался к океану. Камни осыпались из–под копыт. Горы Яманаси утопали в ярком янтарном свете и тишине.
