Эта история началась в день, когда пошёл первый снег. Первый снег бывает разным. Он может быть лёгким и пушистым, может быть злым и колючим, может падать на землю вместе с каплями холодного дождя, но в одном своём проявлении первый снег всегда постоянен – он неожидан. Даже если давно уже осень перевалила за вторую свою половину, или, наоборот, зима вступила в свои права, руководствуясь человеческим календарём, даже если температура на улице не поднимается выше нуля, а с каждым днём и с каждой ночью опускается всё ниже и ниже, даже если люди уже сняли лёгкие куртки и закутали свои тела в тёплые шарфы, шапки и шубы, первый снег всегда начинает идти неожиданно. В этой неожиданности – своя прелесть, свой шарм, своё искусство радовать появлением, которого вроде бы ожидают со дня на день, но не сегодня, не именно сейчас, не в этот момент… Первый снег радостно засыпает улицы белым полотном и привносит своим появлением в жизнь людей большие и маленькие неожиданности: неожиданно оказывается, что город не готов к отопительному сезону, что дороги замело, и счастливые обладатели всевозможных транспортных средств вынуждены томиться в многокилометровых пробках, что кто-то не успел заклеить на зиму окна, кто-то - приготовить дрова, а кто-то забыл купить перчатки… Впрочем, не все неожиданности неприятны: дети радостно играют в снежки, влюблённые ловят снежинки ладонями, а город, накрытый этим белоснежным великолепием, становиться похож на сказочное царство… И ещё в воздухе отчётливо начинает пахнуть мандаринами, бенгальскими огнями и шампанским…
Эта история началась в день, когда пошёл первый снег… Вернее, началась она куда раньше, но в этот раз, помимо всего перечисленного, неожиданностью стало то, что где-то там, далеко-далеко, за пределами разума Вселенной, щёлкнул и закачался маятник…
За 11 часов… 15 минут до…
…Он ехал в электричке в Москву, привычно перелистывая план сегодняшнего вечера, тут же на полях блокнота делая пометки: не забыть позвонить, напомнить, отослать статью, разослать информацию, сообщить в журнал, что рецензия задерживается, надо бы выпросить у редактора ещё хотя бы пару дней, потому что, как всегда, он ничего не успевает… Почему в сутках всего двадцать четыре часа, да к тому же как минимум четыре - шесть из них убиваются на сон??? Несправедливость какая… Пожалуй, если бы он мог совсем не спать, возможно, времени бы хватило… Хотя… Вряд ли… Растянуть бы сутки на тридцать шесть часов… Вот тогда…
- Следующая остановка платформа…
Он автоматически пристроился в хвост выходящей из вагона человеческой очереди. Пять минут до метро, в ларьке справа купить сигарет, в ларьке слева – свежие газеты, подземный переход дохнул на него тёплым ветром, смешанным с запахом мазута, парфюмерии и остатков осенне-зимнего дыхания. Он поёжился, заходя в стеклянную дверь: надо всё-таки купить зимние перчатки, как некстати я их потерял…
Ещё один вагон, устроиться поудобнее где-нибудь в углу, чтобы никому не мешать, боже, как много народа, я, наверное, никогда к этому не привыкну, вот ещё один фактор, который съедает время – дорога от дома до работы и обратно занимает почти три, а то и все четыре часа, хорошо, когда удаётся сесть, можно выключить голову, абстрагироваться от этой толпы и украсть из этого времени ещё хотя бы час…
Через двадцать минут всё та же человеческая очередь вынесла его из вагона.
- Молодой человек, у вас рюкзак расстёгнут!
- У меня? – обернулся он.
Голубые, подслеповатые глаза старушки смотрели на него правдиво и печально.
- Ничего не пропало?
- Спасибо, - ответил он и впервые за это утро улыбнулся, ясно представив, как расстроился карманный (или, наверное, лучше сказать рюкзачный) воришка, который залез в его рюкзак в этой жуткой давке и не обнаружил в нём ничего, кроме книг и бумаги…
…- Сегодня по записи три экскурсии. В одиннадцать, в час и в три, - директриса музея поправила огромную брошь на мощной груди, обтянутой полосатым шёлком.
- Хорошо, - кивнула она и откинула капюшон с головы. Длинные чёрные волосы упали на её плечи. На кончиках волос медленно, словно нехотя, таял первый снег.
Всё так знакомо и привычно, но каждый раз, входя в музей, она испытывала какой-то тихий, благоговейный трепет перед этим домом, выстоявшим и сохранившимся во времена всех невзгод, выпавших на его долю; перед этой лестницей, по которой когда-то поднимались великие люди, ещё не подозревавшие о своем величии; перед зеркалами, хранящими в своей памяти отражения мучеников и подлецов канувшей в Лету эпохи…
По мраморной лестнице на второй этаж, привычным жестом шубку на вешалку в углу, холодные ладони к щекам: мама была права, надо будет купить зимние перчатки, как это я так оплошала… Быстрый взгляд на себя в зеркало: маленькая фигурка в отражении Вселенной, тонкая рука открывает дверь: Я пришла… Здравствуйте…
Вещи ждут, они всегда ждут тех, кто их любит. Вещи не любят говорить, они молчат, но их молчание красноречивей слов…Буржуйка согрела бы её, если б смогла, но уже никто не заботится о дровах, шкура волка защитила бы её, но она не нуждается в защите, старый патефон сыграл бы ей великолепную песню, но у него забрали все пластинки, Тарусский домик впустил бы её в себя, но он слишком мал и ветх… Им всем остаётся только молчать…Молчать и радоваться её приходу… Как она радуется им… И кто знает, стали бы они говорить, если бы им дали такую возможность… Ритуал утреннего обхода начался…
За 5 часов… 30 минут до…
- Ты опять ушёл и не поцеловал меня на прощанье! – телефонная трубка вибрировала в его руках. В голосе жены чётко отслеживались истерические нотки. – И опять ничего не поел! Я целыми днями стою у плиты, чтобы ты не был голодным, я меняю памперсы твоей маме, кормлю её с ложечки, а ты приходишь чёрт знает во сколько, уходишь с утра пораньше, когда я вообще видела тебя в последний раз?!
- Дорогая, ну ты же знаешь… - он привычно отодвинул от уха трубку. – У меня литературный вечер…
- У тебя всегда литературный вечер! – сорвалась на крик жена. – Скажи мне, зачем ты вообще когда-то на мне женился?! Тебе же не нужна жена!! Тебе карьера важнее семьи!!! Запер меня в этом ужасном Подмосковье, где даже в гости сходить не к кому, да ещё повесил мне на шею свою больную мать!!! Мне всего тридцать три, а посмотри на меня! Я стала похожа на старуху! Я никуда не хожу, никого не вижу, я прикована к этой чёртовой квартире!!! Я и уборщица, и посудомойка, и прачка, и сиделка в одном лице!!! Хорошо устроился, нечего сказать…
- Милая… - он устало потёр лоб, разгладив морщинки между бровями. – Я же просил тебя… Мы много раз об этом говорили… Потерпи ещё немного… Через месяц вернётся сестра, она обещала найти недорогую сиделку… Мы же всё это обсудили уже…
- Я ненавижу тебя! – зарыдала жена и бросила трубку.
Он недолго слушал гудки, осторожно опустил трубку на рычаг и помассировал левую сторону груди. Болит…чёрт… болит…
- С вами всё хорошо? – новенькая сотрудница отдела сочувственно смотрела на него.
«Дожили… Меня начинают жалеть молоденькие девушки...», - усмехнулся он про себя.
- Со мной всё хорошо, Настя. Если вам не трудно, сделайте мне чай. С лимоном, - и повернулся к компьютеру: нужно ещё столько всего сделать… А времени мало, мало, мало… А времени катастрофически не хватает ни на что…
…Она подцепила лимон чайной ложкой из старого серебряного сервиза ещё дореволюционных времён и выложила его на блюдце. Полчаса до следующей экскурсии, есть время подняться в её любимую комнату, забраться с ногами на старый кожаный диван и посидеть в тишине…
Это маленькое окно на крышу… Это маленькое окно в чужую Вселенную… Это маленькое окно, соединяющее века, припорошенные первым снегом, как эти крыши за окном… Крыши, на которых было так здорово сидеть, и смотреть на звёзды, и вспоминать Максимилиана и Крым, и пить маленькими глотками крымский портвейн, и радоваться тому, что есть, и не знать о том, что ждёт впереди, и просто дышать полной грудью от восторга и счастья, потому что все ещё молоды и полны надежд, и льётся с небес перламутровый лунный свет, и если закрыть глаза и сильно-сильно зажмуриться, то можно услышать шум моря…
Шум моря стал отчётливей и громче, она не сразу поняла, что звонит её мобильный телефон.
- Привет, - сказал человек, который по странному стечению обстоятельств некоторое время находился рядом с ней, а потом по тому же странному стечению обстоятельств исчез.
- Привет, - она медленно возвращалась в реальность.
- Как твои дела?
- Идут, - она спустила ноги с дивана и поправила юбку, как будто он мог её видеть.
- Я вернулся из Франции, привёз тебе небольшой сюрприз. Мы можем встретиться?
- Почему нет?
- Хорошо, тогда я подъеду за тобой к музею. Во сколько ты заканчиваешь?
- У меня ещё одна экскурсия, а потом литературный вечер. Курирует его Алина, так что мне нужно только проследить, чтобы к его началу всё было готово. Думаю, что часов в семь я освобожусь…
- Пойдём танцевать танго?
- Ты умеешь танцевать танго? – искренне удивилась она.
- Ты ещё многого обо мне не знаешь. До вечера!
Она нажала на телефоне отбой, встала с дивана и подошла к окну. За крышей маячили серые громады современных высоток.
«Пора снимать янтарь,
Пора менять словарь,
Пора гасить фонарь
Наддверный...»
И если бы кто-то её сейчас спросил, она не смогла бы ответить, кто из них только что произнёс эти слова…
За 50 минут до…
Он устало откинулся на спинку кресла. Кажется, на сегодня всё… Есть минут десять, чтобы просто спокойно посидеть, расслабиться и… Кстати, об и… Он залез в рюкзак и достал плоскую фляжку коньяка. Настоящего. Коктебельского. Приятно обожгло горло. Сразу потеплело в груди и чуть-чуть зашумело в висках от предвкушения воспоминаний. Воспоминания - они как первый снег. Приходят так же неожиданно: мимолётная улыбка в толпе, знакомый полупрофиль незнакомого лица, старая мелодия оцифрованной патефонной пластинки, тихая фраза, слетевшая с чьих-то губ…
«Пора снимать янтарь,
Пора менять словарь,
Пора гасить фонарь
Наддверный...»
Он вздрогнул и открыл глаза. Бросил быстрый взгляд на часы. Надо же, уснул!!! Почти на полчаса выпал из реальности собственного существования…Нужно собраться, нужно успеть, нужно ещё так много сделать, впереди – целый мир и фестиваль поэзии, который придумал он. И фестиваль будет не где-нибудь, а в Крыму, в святая святых – доме Максимилиана, и для того, чтобы это получилось, нужно ещё так много…Начало положено – предварительные договорённости есть, и сегодняшний вечер посвящён именно фестивалю. К чёрту все сомнения и эмоции! Можно не есть, можно не спать, можно всё что угодно, когда имеется цель!!! А цель есть… Только… Почему же так холодно и одиноко?...
Он резко поднялся с кресла. Оттолкнул его ногой. Пластиковые колёсики тихо заскользили по паркету. К чёрту одиночество!!!
- Алин, всё готово? – она быстрым взглядом оббежала зал: в хрустальной люстре горят все лампочки, стулья расставлены ровно, свет падает под правильным углом, у портрета в вазе - свежие цветы.
- Обижаете! – невысокая округлая девушка слегка шмыгнула носом. – Как будто в первый раз!
- Я сейчас ухожу, - она двинулась к двери и вдруг на пороге резко обернулась. – Кстати, хотела тебя спросить – а ты умеешь танцевать танго???
- Что? – не поняла Алина и почему-то покраснела. – Нет…
- А я вот всё пытаюсь понять – умею ли я…
Она в который раз за сегодняшний день поднялась по лестнице, всем своим существом ощутив, что дом устал, как это обычно и бывало к вечеру, даже зеркала стали отражать чуть тусклее… Вошла в свой кабинет, сняла с вешалки шубку и вдруг застыла… Ей показалось, что чья-то тёплая рука легла ей на голову, потом легко провела по волосам, коснулась спины… Чей-то горячечный шёпот обжёг её шею: «Подожди…».
Шубка упала в кресло…
За 5 минут до…
Он торопился, он знал, что почти успевает, но торопился всё равно. Он почти бежал…
Она надела шубку, поправила капюшон на голове, улыбнулась дому: «До завтра!»
Он свернул за угол, пытаясь на ходу, засунуть в рюкзак уже ненужные листы бумаги.
Она подошла к двери, обернулась, в последний раз на сегодня проверяя, всё ли в порядке.
Он бросил взгляд на часы, так и не сумев справиться с рюкзаком: «Успеваю…».
Она вышла из музея, вдохнула холодный воздух и подставила ладонь падающим снежинкам.
ВРЕМЯ НАЧАЛА
Они столкнулись у самой двери музея.
- Ой, извините, - растерянно сказала она, глядя, как разлетаются по белому снегу исчерканные принтером и неровным почерком листы бумаги.
- Ой, извините, - смущённо сказал он, присаживаясь на корточки, чтобы собрать то, что упало.
- Давайте, я помогу, - она присела рядом и подняла ближайший лист.
Всё повторяю первый стих
И всё переправляю слово:
"Я стол накрыл на шестерых"...
Ты одного забыл - седьмого.
Невесело вам вшестером.
На лицах - дождевые струи...
Как мог ты за таким столом
Седьмого позабыть - седьмую...
Невесело твоим гостям,
Бездействует графин хрустальный.
Печально - им, печален - сам,
Непозванная - всех печальней.
Невесело и несветло.
Ах! не едите и не пьёте.
- Как мог ты позабыть число?
Как мог ты ошибиться в счёте?
Как мог, как смел ты не понять,
Что шестеро (два брата, третий –
Ты сам - с женой, отец и мать)
Есть семеро - раз я на свете!
Ты стол накрыл на шестерых,
Но шестерыми мир не вымер.
Чем пугалом среди живых --
Быть призраком хочу - с твоими
(Своими)...
Робкая, как вор,
О - ни души не задевая! -
За непоставленный прибор
Сажусь незваная, седьмая.
Раз! - опрокинула стакан!
И всё, что жаждало пролиться, -
Вся соль из глаз, вся кровь из ран -
Со скатерти - на половицы.
И - гроба нет! Разлуки - нет!
Стол расколдован, дом разбужен.
Как смерть - на свадебный обед,
Я - жизнь, пришедшая на ужин.
...Никто: не брат, не сын, не муж,
Не друг - и всё же укоряю:
- Ты, стол накрывший на шесть душ,
Меня не посадивший - с краю…
Их руки соприкоснулись…
…И было море, шумящее и живое. И были чайки, поющие песни. И играл старенький патефон. И зелёные шелковистые водоросли обвивали голое тело. И солнце садилось за горизонт, растворяясь в шуме прибоя. И ветер развевал волосы, посыпая их морской солью. И Макс Волошин стоял на берегу, улыбаясь, глядя на них обоих. И полная луна рисовала им перламутровую, отчаянно-дрожащую дорожку во Вселенную.
И была жизнь. И был век. И было слово. И слово было – МЫ…
- Знаешь, - шепнула она, подставляя лицо его поцелуям. – Мне иногда так страшно от одной мысли, что мы с тобой могли бы не встретиться… Никогда…
- Не могли бы, - улыбнулся он и поцеловал её солёные губы.
За 5 минут до…
Он торопился, он знал, что почти успевает, но торопился всё равно. Он почти бежал…
Она надела шубку, поправила капюшон на голове, улыбнулась дому: «До завтра!»
Он свернул за угол, пытаясь на ходу засунуть в рюкзак уже ненужные листы бумаги.
Она подошла к двери, обернулась, в последний раз на сегодня проверяя, всё ли в порядке.
Он бросил взгляд на часы, так и не сумев справиться c рюкзаком: «Успеваю…».
Она вышла из музея, вдохнула холодный воздух и подставила ладонь падающим снежинкам.
ВРЕМЯ НАЧАЛА
Он засунул листы в рюкзак, остановился на секунду передохнуть, бросил взгляд вниз. И нагнулся, чтобы завязать развязавшийся шнурок.
Она спустилась с крыльца, мимолётно заметив сгорбленную фигуру, и махнула рукой человеку с огромным букетом роз в руке, который уже открывал для неё дверь автомобиля.
Маятник остановился. Снег перестал идти.
До ВРЕМЕНИ НАЧАЛА оставалось 200 лет 11 часов 15 минут…
14. 11. 2007, Москва
