Писать надо о вечном и вечными словами
Юрий Коваль
Каждое слово Юрия Коваля – как почка на ветке: туманной ранней весной набухают почки на тонких веточках, собираются капельки вокруг них - и если попробовать на вкус, то чувствуется в каждой капле необыкновенная свежесть, привкус соков, что питают почки, поднимаются из-под земли, идут из почвы по капиллярам… Душа писателя подобна весеннему дереву – питается она соками почвы, как младенец - материнским молоком, и раскрываются слова-почки, расцветают листики фраз.
Субстанция прозы Юрия Коваля взвешена и равновесна, как туман над тихой заводью… А источники её самые что ни на есть человеческие, простые – это и рассказы матери («Полынные сказки»), и байки отца, что был начальником областного угрозыска в Подмосковье («Приключения Васи Куролесова»), и главное, конечно, собственные ощущения, что родились из огромного и уникального опыта учителя, путешественника, охотника, художника, музыканта… Кем только не побывал Юрий Коваль, с каким материалом не был знаком: он вырезал иконы из дерева, работал с керамикой и эмалью, писал портреты - и сценарии, снимался в кино. Недаром же Юрий Ряшенцев назвал его «человеком эпохи Возрождения». Однако вглядываясь в творческую биографию Коваля, можно увидеть скорее связь с традицией русского универсализма, которая восходит к универсальности крестьянского хозяйства на Руси и находит своё выражение в феномене Ломоносова. Отсюда уже, с русского Севера, от поморов с их мореходами, через Степана Писахова и Бориса Шергина идёт прямая дорожка к Ковалю: он дружил с Шергиным до последних дней его жизни, бредил морем, и о путешествии на Север написал чудесную книгу «Самая лёгкая лодка в мире». Есть связь Юрия Коваля и с Борисом Житковым, Михаилом Пришвиным, Иваном Соколовым-Микитовым и Арсением Тарковским (с последними двумя наш автор был в дружеских отношениях).
В одном из интервью Коваль сказал: «Я пишу так, будто пишу для маленького Пушкина». Это парафраз известного гоголевского высказывания: «Когда я творил, я видел перед собой только Пушкина». Ещё Гоголь говорил, что Пушкин - это русский человек в развитии, «в каком он, может быть, явится через двести лет». Время это уже приходит, но пока ещё не всякий у нас ребёнок может стать Пушкиным, не всякий взрослый носит Пушкина в своей душе. Коваль пишет не для всех: есть и маленькие дети, и взрослые критики, которые никак не могут его понять и принять. Так было в советское время, то же и сейчас: не все видят чистоту его языка, кому-то мнится в этом, по сути, авангарде детской литературе тон излишнего самолюбования. Однако же черты самохвальства тоже вполне присущи богато одарённым, артистическим личностям – вспомним того же Ломоносова…
Два мира соединялось в его прозе: московская богема, мир художественных мастерских и интеллигентских посиделок, и мир русского Севера, о котором Юрий Коваль так красочно писал, куда он старался убежать при первой же возможности из «душной Москвы». Далеко не каждый человек готов к такому соединению миров: обычно у нас принято видеть и описывать их по отдельности: городская проза (Юрий Трифонов) – это одно, деревенщики (Фёдор Абрамов, Валентин Распутин…) – другое. Юрий Коваль соединял, казалось, несоединимое. Заметим, что сейчас примерно те же художественные задачи решают Александр Дорофеев и Ксения Драгунская. Это не последователи Коваля в смысле сходства приемов, да и трудно себе представить, как можно воспроизвести его уникальный способ письма, скорее здесь близость мировоззренческая…
Есть ещё два мира, которые соединяет в себе проза Коваля – это миры взрослых и детей. Действительно, его любят взрослые читатели, имеющие вкус к художественному слову. Рассказы и повести Юрия Коваля походят на многослойный пирог, в котором каждый найдет себе любимый вкус. Многие взрослые готовы перечитывать Коваля вновь и вновь, и феномен этот требует особого рассмотрения: вслед за Ковалём, у нас образовалась целая плеяда детских писателей, создающих такую, «многослойную» литературу: во-первых, это ученики Коваля, члены семинара, который он вёл несколько лет при журнале «Мурзилка», во-вторых, члены клуба детских писателей «Чёрная курица»: Марина Бородицкая, Олег Кургузов, Борис Минаев, Марина Москвина, Сергей Седов, Александр Торопцев, Лев Яковлев… Книги этих писателей стали выходить в последнее время в сериях «Для взрослых и детей» и «Для тех, кому за 10» - но тема соединения мира взрослых и детей заслуживает отдельного разговора…
Мне тоже довелось быть знакомым с Юрием Ковалем, он читал мои первые рассказы, расспрашивал, знаю ли я Бориса Шергина. Тогда я мало читал и прозу самого Коваля, но помню великий пиетет, с которым относились к нему младшие коллеги, и очень доброе, щедрое отношение его к молодёжи: он приглашал членов семинара в свою мастерскую, дарил картины. Памятником тем годам стала «Ковалиная книга», которую собрали его друзья и коллеги, в уникальном этом издании опубликованы воспоминания и статьи нескольких десятков писателей, здесь же можно найти замечательные интервью. Много для книги сделала Ирина Волкова (Скуридина), которая на протяжении нескольких лет была литературным секретарем писателя.
Книга эта полна интереснейших мыслей и наблюдений, которые касаются не только Коваля, но и вообще русской прозы. Вот что писал Андрей Битов: «Юрий Коваль - чистая литература, прозаик на всём протяжении. В слово "прозаик" я вкладываю особый смысл. Это человек, чувствующий слово не меньше, чем поэт, но в прозе. Я вообще считаю, что русская литература непрофессиональна по традиции. Она любительская. Быть любителем, высоким любителем, так чтобы выдавать образцы, а не продукцию, — вот это и есть традиция русской литературы. Поэтому, хотя Коваль и считался детским писателем, он был прозаиком прежде всего, и для него больше всего значило слово. Книги у Юры все разные; менять, даже изобретать жанр в каждой новой книге я считаю правильным. Я исповедую золотой век русской литературы — тогда стрелялись и не успевали повторяться. Никакого производства. Отсутствие производства — это, по-моему, признак, а теперь уже можно сказать — призрак русской литературы. Сейчас, когда появился рынок, появились и профессия, и производство. Сакрального смысла русское слово уже не несёт или может потерять и перестать нести, а Коваль в этом смысле был служителем русской речи…»
Такова проза Юрия Коваля, что разговоры о ней выводит на вопросы трансцендентные – о сакральном и профанном, об авангарде и имитации, о новой системе образности. Про сути, проза его несёт в себе как след давних традиций скоморошества, так и выдумки в стиле ОБЭРИУ. Более того, в его романе «Суер-Выер» можно увидеть какие-то образы, предсказывающие сетевые модели сообществ Фэйсбука и ЖЖ! (Заметим, что в ЖЖ есть сообщество «Коваль, Юрий Иосифович» http://suer_vyer_.livejournal.com/ ). И сейчас, читая Виктора Пелевина, ловлю себя на мысли о сходствах его сюжетов с идеями Юрия Коваля... С этими идеями, со столкновением современного искусства и деревенской жизни связаны и художественные акции в деревне Никола-Ленивец (http://www.russ.ru/pole/Nikola-Leniveckie-promysly): так, история про двери в романе Суер-Выер может быть иллюстрирована «Ротондой» А.Бродского. Идеи Коваля связаны с самым широким кругом явлений культурной жизни России - это и немудрено, ведь его книги успели прочитать сотни тысяч одарённых детей и творческих людей, которые создают отечественную культуру: те самые, «будущие Пушкины»…
Страница Юрия Коваля в «Пампасах»: http://www.epampa.narod.ru/koval/index.html
Статья представляет собой переработанный вариант публикации в «Литературной газете»: http://www.lgz.ru/article/20855/
